Часть вторая

ИГРА ВЕЧНА. Влад и Габриэль

РЕТРО

Они не спали по трое-четверо суток, падали с ног от усталости, почти не общались друг с другом и метались по Земле из города в город, из поселка в поселок, помогая собирать людям скарб и эвакуироваться, зная точную дату Катастрофы. Но пришел вдруг день и час, когда все закончилось — хотя не закончилось бегство людей с Земли, еще миллионы семей по всему свету оставались в своих домах, не желая покидать насиженные места, — и перед спасательной командой вдруг встала проблема собственного спасения.

Многие прибыли на борт спейсера «Маг» из разных уголков Земли: Аристарх Железовский и Забава Боянова — из Софии, Ратибор Берестов и Анастасия Демидова — из Сибири, Прохор Панкратов — из Брянска, Велизар — с Урала, Ян и Пайол Тоты — из Теотихуакана и Баркович — из Бразилии, остальные — из внеземных цивилизаций. Среди них пока не было Виданы Железовской, она недавно родила сына и находилась в данный момент в бункере Пайола Тота на побережье Антарктиды вместе с мамой. Считалось, что бункер Тота, созданный в качестве секретной базы «Контр-2» еще во времена войны с ФАГом, как и убежище Грехова, является самым надежным местом на содрогающейся от постоянных столкновений с нагуалями Земле.

Ждали Грехова, молча наблюдая в панорамном виоме визинга за агонией родной планеты. Земля давно сошла со своей орбиты и неумолимо приближалась к мощному кусту сросшихся нагуалей, то и дело натыкаясь на более мелкие «шипы» и «колючки», раздиравшие ее тело, как острые когти зверя — кожу и мышцы человека. И хотя Грехов утверждал, что Земля не разрушится полностью, находиться на ней в момент крушения было недопустимо.

Солнечная система уже потеряла Меркурий, Плутон, Уран и Нептун, Луну и десятки крупных спутников планет. По Системе тянулись миллионно-километровые хвосты из обломков пород, пыли и дыма, напоминающие струи колоссальных пожарищ.

Наконец в зале визинга появились хмурый Ставр Панкратов и бледная озабоченная Видана с коляской-антигравом, в которой спал младенец. Железовский подошел к ним, заглянул в коляску, сказал в горестном удивлении:

— Посмотри-ка, спит! И ничего не подозревает! Где-то ему придется теперь жить?.. Вы твердо решили остаться?

Ставр кивнул. Все было давно решено и обговорено: они должны были дождаться окончательной остановки нового космогонического процесса и переселиться на Землю, если она действительно уцелеет.

— Где Грехов?

Ставр покачал головой.

— Не знаю, я давно его не видел.

— Он обещал быть.

— Обещал — будет.

— Грехова давно нет в Системе, — подошел к ним рассеянный с виду Ян Тот. Присел над коляской и принялся изучать лицо спящего ребенка. — По-моему, он на тебя ни капли не похож, файвер. Вылитая мама.

— Что значит — Габриэля нет в Системе? – осведомился Железовский.

— Я имею в виду его главную составляющую, основное «я». Здесь осталась лишь чисто человеческая сущность.

— Еще неизвестно, какая из них главней...

— Не передергивай, старик. Человек, такой, какой он есть, ошибка Творца, то бишь Конструкторов, так сказать, «отходы производства», возомнившие, что они — венец творения. Система фундаментальных сущностных координат бытия в нашем домене задана не нами и не для нас. Все закономерно — жизнь, смерть, Игра… Все это происходило бы и без нашего участия.

— Ты становишься циником, Ян.

— Просто я не верю в человечество, хотя сам рожден людьми. Как сказал один философ много лет назад: род человеческий выживет, если будет смело смотреть в лицо будущему, а не держаться за прошлое, если найдет в себе мужество принять перемены, а не оказывать им бесполезное и разрушительное противодействие* [*А. Азимов].

— Это ты о чем?

Ян провел ладонью над лицом ребенка и встал.

— Пора всем признать, что перемены закономерны и что надо принимать мир таким, какой он стал. Игра никогда не кончится. Завершился лишь один из ее вариантов, произошло вырождение Игры в фазу трехмерной стагнации, но эта фаза не длится долго.

— Ты становишься занудой, файвер. Поясни свою мысль.

— Он имеет в виду, что продолжение Игры не за горами, — тихо проговорил Ставр. — Игрокам не нравится, когда Игра предсказуема с самого начала, а когда им становится скучно — срабатывает Закон Перемен.

— Когда он сработает, по-твоему, в очередной раз?

— Может быть, через сто лет, может, через тысячу. Я не вижу будущее так ясно, как Грехов. Пока поврежденную нагуалями часть домена окружают Стенки, Метагалактика имеет возможность развиваться самостоятельно. Однако могут появиться и другие претенденты на власть в домене, взамен ФАГа, которым позарез понадобится пространство резервации. Жизнь человека значима лишь для него самого.

— По-моему, ты обижаешь Творца.

— Если он существует, он не обидится.

— Бог вездесущ, и все в руках Творца:

Любая жизнь с начала до конца, —

процитировал поэта* [*Пьер Ронсар] Ян Тот.

К разговаривающим подошел Баркович.

— Прощайте, я ухожу. Не могу смотреть на это!.. — Он кивнул на панораму космоса с окутанной пыльными смерчами и дымами пожарищ, содрогающейся, вздрагивающей от столкновений с «колючками» нагуалей Землей.

— Я тоже ухожу, — отозвался Баренц. — Надеюсь, когда-нибудь увидимся.

Однако ни тот ни другой не двинулись с места, завороженные финалом Катастрофы. В принципе, каждый из интраморфов знал, куда именно он направляется и что будет делать, но расставаться не хотелось, они привыкли быть вместе, чувствовать себя одной командой, эгрегором единомышленников, и расставание означало неминуемое ослабление возможностей каждого.

В зале появился еще один человек, врач, принимавший роды у Виданы. Его рекомендовал Пайол Тот, и он оказался хорошим специалистом, но Ставру врач не нравился. Панкратов-младший не любил самоуверенных людей и терпел этого человека лишь потому, что рекомендация исходила от отца Яна, а также из-за Виданы, для которой Кристофер Кроули стал чуть ли не другом.

— Привет, файверы, — весело сказал он. — Чего приуныли? Подумаешь, потеряли дом. Построим еще. Главное, что мы живы.

Никто ему не ответил. Лишь Железовский проворчал, ни к кому в особенности не обращаясь:

— Кто-нибудь скажет мне, как может больной оптимизм располагаться в здоровом теле?..

— Да что вы, Аристарх? — рассмеялся Кроули с покровительственными нотками. — Разве мы виноваты в том, что происходит?

— Потише, Кристофер, — поморщился Баренц. — Как бы вы к этому ни относились, но вы присутствуете на похоронах! На Земле осталось около шести миллиардов человек!

В зале раздался гудок, заставивший всех вздрогнуть. Люди сдвинулись тесней, глядя на картину гибели Земли. В зале появился Грехов, остановился за спинами всех собравшихся, прижал палец к губам, когда на него оглянулся Ставр.

В объеме обзорного пространства продолжалась трагедия планеты, породившей человечество, пережившей множество менее глобальных катастроф, выдержавшей за свою историю не одно столкновение с астероидами и тысячи войн, затеянных ее детьми, которые нередко радикальным образом меняли ее облик. Теперь настал час Апокалипсиса, и никто из людей не мог помочь материнской планете.

Столкновение Земли с колючим кустом нагуалей длилось долго, около двадцати минут. Но за миг до него планета вдруг замедлила полет, как бы притормозила, и все в зале визинга вздрогнули, ощутив искривление пространства, бесшумный толчок пси-поля, означавший, что в Системе только что произошла инициация поля Сил, приостановившая Землю.

Казалось, все пространство Солнечной системы заполнил долгий крик боли!

Инерция планеты была слишком велика, и она продолжала надвигаться на невидимый в обычную оптику иззубренный шипастый утес нагуалей, как парусный корабль на риф, пока не растрескалась и не расплющилась, превращаясь из сферы в линзу, в лепешку, окутанную гигантскими гейзерами и смерчами пара, воды, дыма и огня.

Океаны Земли от медленного тяжеловесного удара так же тяжеловесно и медленно выплеснулись на куст нагуалей. Часть вод сразу застыла в вакууме причудливыми фестонами, сталактитами и кружевными оборками, часть вернулась обратно, удерживаемая гравитационным полем планеты, создавая толчею колоссальной высоты волн, смывающих с расколотых материков все, что уцелело от землетрясения. Но главную роль в разрушении ландшафта сыграли воды, попавшие в разломы коры и соприкоснувшиеся с магмой, с расплавленными породами мантии Земли. Взрывы от этого соприкосновения покрыли чуть ли не всю линзу планеты султанами огня, пара, обломков пород и дыма, и ее новая фигура — зазубренный снизу конус с венчающим его куполом — надолго скрылась под непроницаемой тучей пепла и пыли.

Катастрофа закончилась.

Но ее эхо еще качало пространство, эфир звенел затихающими криками о помощи, мужчины в бессилии сжимали кулаки, женщины плакали, и вместе с ними, казалось, плакал кто-то огромный, как Галактика, но такой же беспомощный, как и все люди в данный момент.

— Друзья, полно горевать, — раздался в шелестящей тишине зала звучный голос Грехова. — Мы еще можем спасти уцелевших. На борту спейсера двадцать «пакмаков». Добровольцы есть?

Ответили «есть» только женщины, мужчин не надо было просить о помощи. Но именно женщины и остались на спейсере. Мест в командах спасателей им не нашлось.

— Встречаемся здесь же через трое суток, — добавил Грехов перед тем, как мужчины заняли кабины «пакмаков». — Будьте осторожны. Карты нагуалей нынешнего положения Земли у меня нет.

«Пакмаки» стартовали. В транспортном отсеке спейсера остались три человека: Грехов, Ставр Панкратов и Кроули.

— Я всего лишь врач, а не спасатель, — сказал Кроули, пожимая плечами в ответ на взгляды Грехова и Ставра. — И мой альтруизм имеет пределы. Если понадобится моя помощь, тогда вы меня позовете.

— Тебе лучше пойти с нами, — сказал Габриэль. — Твоя помощь может понадобиться в любую минуту.

— Я подожду здесь, — отступил Кроули. — Напрасно вы рискуете в таком положении, здесь полно нагуалей. Да и вряд ли там кто-нибудь выжил.

— Хорошо. — Грехов остался невозмутим. — Мы тебя вызовем. У меня есть к тебе разговор, но поговорим мы позже. Успокой женщин.

— С удовольствием, — улыбнулся Кроули, исчезая.

— Пошли и мы, — сказал Грехов Ставру.

— Он...

— Я знаю. У нас еще есть шанс повлиять на него.

Грехов исчез, так же, как и секунду назад Кроули. Летательный аппарат экзоморфу был не нужен. Нырнул в поле Сил и Ставр. Он тоже не нуждался в транспортных средствах.

***

Они собрались в зале визинга «Мага» спустя три дня с момента Катастрофы, успев спасти от верной гибели тысячи людей. Но предел выносливости имели и интраморфы.

Последним появился Грехов, выглядевший так, будто для него не существовало законов, ограничивающих жизнедеятельность биосистем.

— Давайте прощаться, — сказал Железовский, не отходя от жены, которая тоже принимала участие в спасательных операциях.

— Одну минуту, — остановил его Грехов, оглядывая ряды своих соратников и друзей. — Я знаю планы каждого. Но у меня есть важное сообщение. Сеятели предлагают вам работу.

В зале наступила полная тишина.

— О чем речь? — поинтересовался Баренц; у него было позеленевшее от усталости лицо и мешки под глазами. Впрочем, не лучше выглядели и остальные, исчерпав запасы физических и душевных сил.

— Ордерогенез* [*Ордерогенез — упорядочивание среды обитания таким образом, что происходит усложнение и увеличение организации организмов, населяющих ареал] в другом метагалактическом домене. Ставр и Железовский поглядели друг на друга. Оба знали, что Серые призраки, потомки орилоунов, чужан и тартариан, стали Инженерами в одной из «соседних» клеток-вселенных Универсума.

— Не шутишь? — хмыкнул Баренц. — Мы же в резервации.

Как мы пройдем сквозь Стенки Космориума?

— Стенки не являются абсолютным препятствием для Игроков. Важно ваше принципиальное решение.

— Что мы, должны будем делать?

— Вопрос нужно задать другой, — буркнул Прохор Панкратов. — В качестве кого нас приглашают Сеятели?

— В качестве партнеров, — усмехнулся Грехов.

— Но они — Инженеры!

— Большинство из вас — файверы, а это значит, у каждого есть резерв для подсоединения.

— Мы и так подсоединены, но вряд ли властны над законами чужого домена.

— Сейчас вы подсоединены к первому подплану знания — к потокам информации, проходящим через домены-клетки Универсума, я же предлагаю вам подсоединение второго уровня — к потокам ферхо* [*Ферхо — высшая и величайшая творящая Сила].

На этот раз молчание длилось дольше.

— Я согласен, — сказал Велизар-Пинегин.

— Я тоже, — кивнул Баренц. — Если хватит умения и сил.

— Мы все согласны, — прогудел Железовский, обменявшись с Забавой слоганами взаимопонимания. — Но покидать родину...

— Мы вернемся, — понимающе кивнул Грехов. — Считайте это просто командировкой или переездом на новую квартиру.

— А я останусь, наверное, — меланхолически заявил Пайол Тот. — Надеюсь, вы не обидитесь и не станете меня осуждать. — Оглянулся на сына.

Ян посмотрел на отца, прищурясь, кивнул.

— Пожалуй, я тоже останусь... на какое-то время. Но я вас догоню.

— Тогда собирайтесь, хомозавры, отправляемся через два часа.

— Что, вот так сразу? — удивился Баренц. — Дай хотя бы прийти в себя, отдохнуть, подумать...

— Думать будешь потом, старик, — похлопал его по спине широкой ладонью Железовский. — У тебя лучше получается, когда ты сначала делаешь что-то, а потом начинаешь думать, как исправить дело. Шутка.

К Ставру и Видане, не отходившей от своего малыша, подошел Грехов.

— Что вы решили?

— Наверное, останемся, на время, пока подрастет кроха.

Ставр посмотрел на жену, в глазах которой плескалась печаль.

Она предлагает поселиться на Марсе.

Грехов покачал головой.

— Тогда уж лучше переехать на Гею. Лет двадцать на всех уцелевших планетах Системы жить будет невозможно или исключительно трудно. Однако я не об этом. Один этап Игры завершен, завершен Катастрофой, — по нашим меркам, второй наступит не скоро, но наступит, ты это знаешь не хуже меня, и надо будет остановить тех, кто захочет изменить равновесие в Космориуме, не считаясь ни с чем, ни с волей других существ, населяющих домен, ни с их жизнями.

Ставр заглянул в черные бездонные глаза Грехова.

— Кто притормозил Землю перед столкновением?

Габриэль едва заметно улыбнулся.

— Какая разница?

— Ян сказал, что ты... твоя экзоморфная часть, по крайней мере, давно покинула домен.

— Он не ошибается.

— Значит, не ты не допустил полного разрушения Земли. — Я не смог бы этого сделать, даже если бы все мои «я» были здесь.

— Тогда кто же это сделал?

— А если я скажу, что не знаю, ты поверишь?

-Нет.

— Так вот: я не знаю. И давай поговорим на философские темы потом. Меня волнуют сейчас конкретные проблемы.

— Ты хочешь, чтобы мы...

— Попробуйте принять мое предложение спокойно, обдумайте, взвесьте все «за» и «против» и только потом дайте ответ. Время у нас еще есть. Этот парень — воин и файвер с рождения. Габриэль кивнул на проснувшегося и тянувшего к нему ручонки малыша. — У него великие задатки, гораздо большие, чем у вас и у меня. Дайте ему шанс доказать это.

— Не надо! — испугалась Видана, отодвигая коляску.

— Каким образом? — спросил Ставр, уже догадываясь о смысле предложения.

— Я знаю, что произойдет в этом домене через сотни и тысячи лет, — тихо ответил Грехов. — Влада стоит отправить в будущее. Его место — там. Среди Игроков!

— Нет! — тем же испуганным тоном выдохнула Видана, взмолилась: — Скажи ему, Ставр!

Ставр молчал.

— Думайте, — сказал Грехов, обнимая обоих. — Я понимаю, как трудно сделать выбор. И пойму при любом решении. Но обещаю: если вы согласитесь, парень получит шанс вершить судьбы Мироздания. Возможно, ему под силу окажется создание метаэтики, запрещающей Игры со смертельным исходом.

— Ставр!.. — прошептала Видана.

— Это все хорошо... — пробормотал наконец Панкратов-младший. — Но он не может быть один, мы пойдем с ним...

— К сожалению, это невозможно в принципе. Всей энергии домена не хватит на физический перенос трех волевых систем, какими вы являетесь, в будущее. Оно может открыться только для малыша с частично заблокированным подсознанием. Не волнуйтесь, он будет не один, его воспитают люди, в генах которых будет жить ваша память.

— Я... не отдам! — нетвердо пообещала Видана.

Ставр молча обнял жену.

Грехов с сочувствием глянул на них, шагнул прочь и оглянулся.

— Обещаю: вы встретитесь с ним! Знаю, ты вел дневник, Ставр, закончи его, я отдам его тем, кто потом передаст дневник Владу. И еще: попробуем передать ему ваши психоматрицы — на всякий случай, хотя это отнимет у вас много собственной энергии.

— Нет... — совсем тихо простонала Видана.

Младенец в коляске задвигал ручонками и заулыбался, показывая розовые десны с прорезавшимся зубиком.

Грехов заметил чей-то внимательный взгляд, стремительно подошел к отпрянувшему от двери в коридор человеку.

— Привет, Кристофер. Кажется, ты решил наконец-то присоединиться к нам.

— Нет, — с кривой улыбкой покачал головой Кроули. — Мне нечего делать в заоблачных далях, мой дом здесь. Кому-то же надо его благоустраивать.

— Похвальное решение, ты меня радуешь. Но позволь дать совет: забудь о том, что слышал! И направь свою энергию на пользу этого дома, где ты остаешься. Не слышу ответа.

Кроули хотел отшутиться, но встретил вспыхнувший, физически плотный взгляд экзоморфа и побледнел. Лоб его покрылся испариной.

— Конечно, я постараюсь... — промямлил он.

Грехов несколько мгновений не сводил с него своего тяжелого взгляда, словно решал, убить его прямо сейчас или подождать, и исчез. Кроули вздохнул с облегчением, расправил плечи, но увидел, что на него смотрят Железовский и Велизар, сделал непроницаемое лицо и зашагал к лифту, бормоча под нос:

— Я люблю одну бездонность, это — Воля, это — Я…* [*К. Бальмонт. «Пронунсиаменто»]

В зале визинга спейсера остались Ставр и плачущая Видана...