Глава первая. Старейшина Бирн

Постепенно чернота вокруг меня рассеялась, уступив место яркому солнечному свету, который пробивался сквозь густые кроны деревьев. Лучи обжигали глаза, подобно кислоте, и я закрыл глаза ладонью, защищая их от слишком яркого света.

Осознав, что я не умер, а вполне себе живой, я резко вспомнил о погибшем друге. Мишка… Прости, что я не смог тебя спасти. Ты пожертвовал собой, чтобы отвести от меня гибель…

Пока я пытался открыть глаза, прикрытые ладонью от солнца, я ощущал, что лежу… на траве? Вторая ладонь явно чувствовала траву под собой. Значит, тот свиток не был бутафорией. Я явно переместился куда-то. Вот только куда? На Землю ли? В то же время? Может, это вообще другой мир? Впрочем, пока глаза не привыкнут к свету, я не смогу даже оглянуться вокруг себя. Одно я мог сказать точно – рана в моем боку, если она и оставалась, больше не болела. Этот факт уже приободрил меня.

Постепенно глаза перестало раздражать лучами света, и я смог их открыть. Увиденное поразило меня. Нет, меня поразило не то, что я видел, а то, как я видел. Я никогда не жаловался на зрение. Но сейчас я видел все очень четко. Я мог видеть прожилки на листьях, которые находились примерно метрах в пяти меня. Я помотал головой, но четкость зрения никуда не исчезла. Даже мой левый глаз, на котором, как я знал, был легкий астигматизм, видел все очень зорко. Тут мне осталось только принять этот факт.

Я сел на траве, пытаясь подняться. Бросив взгляд на ладони, я едва не подпрыгнул. У меня были волосатые ладони с когтями! Ошарашенно я вскочил на ноги… и сразу же рухнул обратно. Я абсолютно не мог стоять. Я посмотрел на свои ноги. Ноги? Е-мое, у меня же лапы! Я лихорадочно осмотрел себя полностью, насколько мог. Я был весь покрыт шерстью, и у меня был волчий хвост. Неужели моя фамилия была понята слишком буквально? Но в моем облике были… некоторые странности. Судя по всему, я стал волком. При этом во мне сохранились черты человека, как это ни странно.

Сняв с себя зеленоватую летнюю куртку и белую футболку, я осмотрел свою грудь. После этого я разделся полностью, ибо рядом со мной все равно никого не было. Джинсы и боксеры заняли место на земле рядом с курткой и футболкой. Не решившись снова встать, я оценил свое нынешнее тело. Руки, хотя я подозреваю, что все-таки лапы, были определенно человеческими. Единственное, что отличало их от человека: густая серо-серебряная волчья шерсть и когти волка вместо ногтей. Ладони и пальцы, а также все мышцы, кости, локти и запястья были родными, человеческими. Все шрамы, которые были у меня раньше, также оставались на месте. Нет, пусть у меня были руки, но я предпочту называть их лапами. Грудь и живот у меня остались такими же, как и были раньше, но были, как уже очевидно, покрыты шерстью. Спина, судя по ощущениям, тоже была обычной, только покрытой мехом. Отличительно чертой была более пышная и густая шерсть на груди и шее, по сравнению с остальным телом. Раны в боку не было, и это меня очень сильно поразило. Как будто и не было нападения и ножа Васи Мажора, торчащего из моего бока в тот момент, когда я из последних сил читал тот загадочный свиток.

Кстати, а сам свиток-то со мной? Или нет? Я пошарил по карманам куртки. К счастью, в одном из карманов я нашел тот пергамент, который перенес меня в этот мир. Значит, пока беспокоиться за него не надо.

Только сейчас я заметил, что на моей левой лапе остались часы. Сейчас они показывали, что было первое июня две тысячи тринадцатого года, 0:37. Правда, была какая-то странная особенность. Что секундная стрелка, что цифровое обозначение секунд двигались по циферблату и изменяли свое значение не каждую секунду, как положено, а через больший промежуток времени. Специально я посчитал про себя этот промежуток. Ровно двенадцать секунд. Именно столько времени занимало у секундной стрелки и ее цифрового аналога сдвинуться на одно деление или изменить цифру. Что-то странно. Судя по часам, я пролежал без сознания всего лишь около двух часов, ибо на меня напали тридцать первого мая, около десяти-одиннадцати вечера. Тогда почему часы показывают ночное время, когда солнце находится явно в утреннем или дневном положении? Даже если верить часам, то все равно ничего не сходится. Трава подо мной была примята так, как будто я лежал здесь около дня. От двухчасового лежания будет не такой след.

Оставив ответ на этот вопрос на более позднее время, я продолжил осматривать себя. Хвост я не стал особо рассматривать: все-таки это был обычный волчий хвост, без всяких необычностей. Забавное было в том, что теперь в моих джинсах на заднице была проделана дырка, в которую вставлялся мой хвост. Ну, теперь я замучаюсь просовывать хвост обратно в джинсы сквозь это отверстие. Вплоть до колена шли обычные бедра, покрытые шерстью. А вот уже ниже колена шли самые настоящие волчьи лапы. Теперь я понял, почему я не мог на них встать. Я упустил из вида тот факт, что волки, как и многие млекопитающие, ходят, опираясь не на всю стопу, а только на пальцы. А я пытался действовать как человек, стараясь встать на всю стопу, что в моем нынешнем состоянии было анатомически невозможно. Пусть, строго говоря, у меня были только задние лапы в виде звериных (да и то наполовину), хождения на пальцах никто не отменял. Про себя я отметил, что мои стопы на задних лапах украшали настоящие подушечки, как у волка. Я с упоением их потер. Только теперь я понял, почему собаки и кошки так балдеют, когда им почесывают подушечки. Только у них они были на всех лапах, а у меня только на стопе. Впрочем, было очень приятно.

Неожиданно меня прошила догадка. Я же стал антропоморфным фурри-волком! Ну, теперь мне не надо особо задумываться о том, как я выгляжу. Я очень долго увлекался темой фурри. Обидно, что я в такой стрессовой ситуации не сразу понял, кем являюсь. Тогда у меня, получается, голова волка. Жалко, что рядом не было видно хотя бы обычной реки, чтобы увидеть свое отражение полностью.

Я натянул всю свою одежду обратно. Очень долго просовывал хвост обратно в отверстие в джинсах. Посидев какое-то время в траве и привыкнув к ощущению мохнатого тела фурри-волка, я попытался встать. На этот раз я смог удержаться на лапах. К счастью, я имел представление о том, как ходить на одних только пальцах, и уже через минут десять я научился ходить, не пошатываясь и не падая. Честно признаться, мое новое тело начинало мне нравится. У меня была тайная мечта побыть волком, и теперь она осуществилась. Пускай я и стал прямоходящим фурри-волком. Впрочем, один момент мне все еще досаждал. Наличие шерсти заставляло меня чувствовать жару. Мне, привыкшему к ощущению голого тела за прошедшие двадцать лет жизни, было нелегко свыкнуться с тем, что сейчас я мохнат. Впрочем, через некоторое время кожа привыкла к ощущению меха, и я перестал обращать внимания на тактильные и термические свойства своей волчьей шерсти. Хождение на пальцах тоже постепенно стало привычным и стало вполне удобным, не причиняя дискомфорта.

Я оглянулся в поисках чехла с гитарой. Он тоже наличествовал, но лежал слегка в стороне. Я открыл чехол и оглядел гитару. С ней вроде бы ничего не произошло. Хотя, я нечасто держал в руках в руках гитару Мишки, чтобы быть уверенным полностью.

После того, как эйфория от новых ощущений в смеси с печалью от гибели Мишки рассеялись, меня прошила страшная мысль. Так все-таки, где я? Я огляделся. Вокруг был все тот же летний лес, в котором я очнулся. Глаз видел знакомые дубы, ели, сосны. Но, при этом, рядом росли незнакомые мне лиственные деревья. К сожалению, мои познания в ботанике всегда были ограничены, поэтому, возможно, я просто не знал названий этих деревьев, и они были вполне обычными, земными.

Неожиданно на меня накатила жажда. Я посмотрел вокруг себя. На мгновение мне показалось, что между деревьев блеснула полоска воды. Приглядевшись, я увидел, что был прав: проглядывала какая-то река. Вздохнув, я пошел сквозь лес к воде.

Несмотря на то, что мои новые волчьи лапы были, по сути, голыми (я имел в виду отсутствие обуви), идти по веткам и листьям было мягко и не колко. Впрочем, я перестал обращать внимание на этот факт. Больше я был озабочен тем, как пройти сквозь ветки деревьев, которые росли густо на моем пути. Особенно было тяжело продираться сквозь ели и сосны, которые росли особенно густо и норовили урвать кусок куртки или футболки.

Впрочем, чем некоторое время я все-таки вышел из леса. Как я и ожидал, рядом протекала река. Только теперь я мог оценить во всей красе небо надо мной, не загороженное кронами деревьев. Солнце определенно наличествовало и ничем не отличалось от того, что я видел на Земле. Оно было в дневном положении и находилось примерно под тем же углом к земле, что и в наших умеренных широтах. А вот облака были не белого, а телесно-кремового цвета, который, впрочем, нисколько не раздражал восприятие и смотрелся вполне нормально. Небо было таким же голубым, как и на Земле.

Оглянувшись вокруг и убедившись, что никого рядом нет, я посмотрел в воду. Речная гладь показывала голову волка с серо-голубыми глазами, стоячими ушками и серо-серебряной шерстью. Волчий оскал? Был, но он не сочетался с выражением морды, которая получилась неожиданно очень добродушной и симпатичной.

Перестав корчить своему отражению рожицы, я вволю напился воды, утоляя столь неожиданно накатившую в лесу жажду. Вода была очень вкусной и кристально чистой. Если я был и на Земле, то явно вдали от населенных пунктов, ибо я такую вкусную воду я пил только в деревне у моей бабушки, которая жила в ста километрах от Москвы.

Мысль о бабушке снова вогнала меня в печаль. Она ведь осталась моей единственной живой родственницей. Буквально на прошлой неделе я посещал ее в деревне. И обещал ей приехать через неделю. Жаль, что сейчас я не смогу выполнить ее обещание. Все это осложнялось тем, что бабуля не отличалась богатырским здоровьем, и в случае чего ей было некому помочь, кроме соседей, которые были в основном дачниками и не жили в деревне круглый год, в отличие от нее. Дедушки не было в живых уже десять лет, и бабушка жила тихой жизнью, изредка приезжая к нам в город, предпочитая в основном оставаться у себя в домике, где она счастливо прожила с дедушкой почти пятьдесят лет.

По моей мохнатой морде прокатилась слеза и упала в реку, распространяя во все стороны круги, которые быстро гасились об берег, густо поросший травой. Я поглядел в реку и снова увидел свое отражение, которое было подернуто рябью из-за упавшей слезы. Моя морда сейчас была печальной и очень задумчивой. Я поймал себя на мысли, что слишком пристально вглядываюсь в свое отражение. Нарциссизмом я никогда не страдал, но сейчас я не мог оторваться от своего отражения. Что-то в моей морде было такое… притягательное.

В конце-концов, переборов себя, я поднялся на лапы и снова оглянулся вокруг себя. Никого не было видно. Лес на противоположном берегу реки был не таким густым, как позади меня. Вспомнив народную мудрость о том, что, идя вдоль реки, можно выйти к человеческому жилью, я решил пойти по течению. Правда, я поймал себя на мысли, что слово «человеческий» сейчас подходит меньше всего. Почему-то я был уверен в том, что мне на пути будут встречаться именно фурри, а не люди.

Я повернулся направо, в ту сторону, куда река спокойно и неторопливо несла свои воды. Поправив за плечом чехол с гитарой, я потопал вдоль реки.

Шел я достаточно долго. По моим часам прошло всего десять минут. Значит, получается, в этом мире прошло около двух часов. Получается, я протопал километров пятнадцать.

Честно говоря, пейзаж уже начал порядком надоедать. Было такое ощущение, что я двигался только номинально, при этом оставаясь на месте. Лес оставался абсолютно таким же, что на моем берегу реки, что на противоположном. Внутренне я понимал, что это не так, но однообразие выкидывало со мной такие шутки.

Вдруг, словно ответ на мои мольбы, впереди послышались голоса. Я сразу замедлил шаг, не желая раньше времени показываться на глаза говорящим. Голоса становились все более различимыми. На всякий случай я отошел поближе к лесу, готовый в случае чего спрятаться за каким-нибудь толстым деревом.

Еще через пару минут я встретил первых обитателей этого мира. Как я и предполагал, я встретил не людей, а фурри. Мне попались две девушки (надеюсь, я могу так сказать о молодых фурри-самочках): рыжая лисичка с черными лапками и рыже-бело-черным пышным хвостом и припадающая на правую лапу рысь с пятнистой шерсткой и кисточками на ушах. Обе они были одеты в простые платья, которые я видел только на сельских жительницах на картинах примерно так восемнадцатого века. Рядом с ними стояли две корзины, наполненные мокрым бельем.

Я пригляделся к ним внимательнее. Если рассматривать их как фурри, то выглядели они анатомически хрестоматийно: грудь, как у человеческих женщин, покатые формы, округлые бедра и нежные черты мордочек. Так же, как и полагалось фурри-самочкам, они обладали настоящими человеческими волосами, которые, практически всегда были отличительной чертой именно самочек. Фурри-самцы же почти никогда не носили волос, ограничиваясь только шерстью. Лисичка оказалась брюнеткой с прямыми волосами до лопаток, а рысь была блондинкой с крупными локонами, которые, впрочем, шли только до плеч.

Они о чем-то разговаривали. Прислушавшись, я различил их речь, рассудительно спрятавшись за широким дубом:

– Раста, ты уже закончила?

Рысь, которую назвали Растой, кивнула:

– Я думаю да, Аскольдина. Судя по твоей корзинке, ты тоже?

– Ты как всегда права, остроухая.

Раста усмехнулась:

– Ох, ты ж моя подлиза, рыжая хитрюжка. Ладно, пойдем в деревню. Еще надо кучу всего по хозяйству переделать.

Аскольдина подхватила обе корзины:

– Раста, тебе будет тяжеловато нести корзину с твоей больной лапкой. Давай отнесу.

Рысь потерла больную лапу:

– Да скоро перестанет болеть. Заодно и будет мне урок: не лазить ночью в подпол без свечи. А то тогда уже не лапу ушибу, а голову. Но за помощь спасибо, Дин.

Лисичка пошла медленно, не убегая вперед от прихрамывающей рыси. Когда они исчезли, я, наконец, смог выдохнуть. Честно говоря, меня била дрожь. А как вы почувствуете себя, если вы прекрасно понимаете весь разговор, но при этом осознаете, что ни черта не знаете язык, на котором он ведется? Каково? Вот и мне не очень. Они говорили на языке, которого я явно не знал. Он не был ни русским, ни английским, ни каким-либо другим европейским языком. Пусть я и не полиглот, владею всего лишь русским и английским, но я бы различил, на каком языке ведется речь. Но не в данном случае. Но самое парадоксальное было в том, что я понимал их так, как будто они говорили на русском! И это при этом, что они говорили хрен знает на чем! Я смачно выругался вслух, зная, что меня сейчас никто не услышал. И осекся. Я тоже говорил на этом белибердонском языке, на котором говорили эти две девушки! Я снова попробовал сказать что-нибудь на русском, но опять вырвались слова на чужом языке. Но я прекрасно понимал их смысл! Оставалось с горестью признать, что на русском я теперь я только думаю, но никак не говорю. К сожалению, у меня не было ручки и бумаги, чтобы проверить то, могу ли я еще писать на русском.

Теперь я понял, что я застрял тут надолго. Часы потихоньку отсчитывали время, и мне нужно было идти. Но вот куда? Было бы логично двигаться в деревню, куда ушли Раста и Аскольдина. Но вот почему-то этот вариант мне сейчас нравился мне меньше всего. Пусть я и выгляжу, как обычный фуррь, но моя одежда была явно не из этого мира. Идти дальше? А вдруг я больше не увижу ни одного поселения вплоть до темного времени суток? А ночевать в лесу меня как-то не прельщало, ибо у меня была типично летняя одежда. А хрен его знает, насколько холодно здесь ночью. И даже местный «летний» период меня нисколько не утешал.

После долгих раздумий я решил все же идти в сторону деревни. Как бы то ни было, вечно скрываться от других я не мог чисто физически. Рано или поздно я должен познакомиться хоть с кем-нибудь, элементарно для того, чтобы выяснить, где я нахожусь. Предвижу, правда, что мне придется изображать зверя, страдающего амнезией, но другого выхода у меня нет. Все равно я не знаю, как покинуть этот мир. Ну и элементарный голод гнал меня к жилью. Чужой мир чужим миром, но еда здесь должна быть по закону жанра.

С такими мыслями я двинулся по той же тропинке, по которой ушли рысь и лисица.

Держась тропинки, я увидел, как приближаюсь к сельским домикам. Они выглядели настолько хрестоматийно и картинно, что я уже начинал думать, что попал в какой-то идеальный мир. Впрочем, это было только первым впечатлением. Приглядевшись, я увидел, что выглядевшие издалека красивыми ставни, наличники и стены вблизи оказались покрыты трещинами. Дерево порой было откровенно гнилым и со следами от древесных червей. Некоторые ставни покосились и висели на одной только петле. К счастью, не все или даже далеко не все домики выглядели настолько ужасно. Большая часть выглядела добротно и вполне прилично.

Слева от себя я заметил холм, который возвышался над деревней. Так я находился только на окраине поселения, где все еще густо рос лес, я оставался незамеченным. Решив, что сверху все будет лучше видно, я начал взбираться по холму, который оказался неожиданно круче, чем я думал. Чехол с гитарой сильно мешался, но я не мог его бросить, поэтому, скрипя зубами, лез наверх.

Наконец я оказался на вершине. Отсюда вся деревня была очень хорошо видна. Именно в этом месте ширина лесной полосы была маленькой, в отличие от того места, где я очнулся, и после вырубленного участка, на котором располагалась деревня, начинались поля, которые издалека казались зеленоватыми с примесью золота. По всему очищенному от леса участку были разбросаны домики (или избы, хрен его знает, как они тут называются). Некоторые дома выделялись особо. К примеру, сразу была видна кузница, небольшое, но длинное здание, из которого доносился звон металла. Из трубы на крыше кузницы постоянно валил дым. Вот какое-то здание, стоящее особняком и при этом выглядящее намного приличнее остальных. Может, здесь живет местный глава (или как его там).

Продолжая осмотр, я неожиданно вздрогнул. Я не сразу заметил, что в деревне стоит импровизированная наблюдательная вышка, представляющая собой один только ствол бывшего дерева, без кроны и веток. Мое зрение разглядело на нем какого-то фурря. И этот фуррь смотрел на меня.

Первой мыслью было, конечно же, бежать отсюда, ибо я не знал, как ко мне отнесутся в этой деревне. Но потом я расслабился. Все-таки, как бы то ни было, здесь живут обычные крестьяне, которым наверняка не захочется убивать любого чужака, который появится у них. Если я правильно понимал, эта деревня была единственным населенным пунктом на ближайшие несколько километров, а то и десятков километров. По крайней мере, со своего холма я не видел больше никакого жилья, кроме того, что было перед моими глазами на вырубленном участке леса.

Зверь на вышке спустился на землю. Вокруг него стали собираться фурри, которые начали оглядываться на холм. Криков и паники не было ни слышно, ни видно, поэтому я решил осторожно спускаться вниз, в деревню.

Пока я медленно сползал по склону холма, чтобы не повредить гитару, ко мне начало приближаться очень много местных жителей. Пока они держались от меня на почтительном расстоянии. Единственным, кто продолжал идти ко мне, был тот самый дозорный, который первым заметил меня со своей вышки.

Наконец я спустился с холма, стараясь выглядеть как можно более дружелюбным. Лапы я демонстративно держал на виду, показывая, что безоружен. Чехол, правда, я ревниво завел за спину, чтобы на него не особо обращали внимания. В этот момент я смог, наконец, разглядеть жителей деревни.

Да, я попал в фурри-мир. Теперь я был в этом абсолютно уверен, ибо ни одного человеческого лица вокруг себя я не видел. Только антропоморфные прямоходящие звери. Глаза заметили в толпе Расту и Аскольдину, но я пока решил не обращаться к ним, боясь, что меня могут понять слишком превратно.

Меня встретили изумленные взгляды. Возможно, дело было в моей одежде, которая никоим образом не была похожа на их одеяния. Дозорный, золотоглазый рослый тигр в зеленом костюме, очень напоминавшем одеяние Робин Гуда, был выше меня минимум на полголовы. Впрочем, ростом и я был не обделен, ибо никто из самцов, кроме него, не был выше меня. Он вытащил из спины лук, положил на него стрелу и наполовину приподнял его:

– Назови себя.

Он говорил на белибердонском языке, который, как говорилось ранее, я умудрялся понимать. Я только хотел произнести свое настоящее имя, как вдруг что-то меня удержало. Не знаю почему, но мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь из них знал мое настоящее имя, пока я не решу по-другому. Тогда вопрос. Как мне назваться? О, придумал, скажу свое прозвище «Серебряный Волк» на языке рогнеону. Вслух я произнес:

– Мирпуд В’арф.

Дозорный медленно опустил лук:

– Ты из Зари’ц Адлуд?

Мне оставалось только пожать плечами:

– Я не знаю, откуда я. Я сам очнулся только пару часов назад и не знаю о себе ничего, кроме имени.

Тигр убрал лук за спину:

– Пару часов, говоришь… А откуда ты пришел?

Так, уже хорошо. Названия промежутков времени здесь такие же, как и в моем мире. Плюс, в меня перестали направлять оружие.

– Я пришел от реки. Я долго шел вдоль нее, пока не наткнулся на нашу деревню.

– Я вижу за твоей спиной инструмент. Ты менестрель?

Я только хотел ответить, что я не менестрель, а музыкант, но потом я понял, что в их реалиях слово «музыкант» не употребляется в своем нынешнем значении. Поэтому я кивнул:

– Да, я менестрель. Играю на гитаре и иногда на флейте.

Тигр бросил через плечо:

– Все расходятся по своим делам. Я поговорю с ним сам.

Пожимая плечами, звери разошлись, не прекращая бросать на меня недоуменно-заинтересованные взгляды. Особенно пристальный взгляд уделили мне Раста и Аскольдина. Я улыбнулся им, и они в ответ зарделись, что казалось невозможным при их мохнатых мордочках. Тигр кивнул:

– Пойдем ко мне, все расскажешь.

Мы пошли в тот дом, который я первоначально посчитал домом местного главы. Внутри была только одна комната. В дальнем углу, под единственным в комнате окном, стояла импровизированная кровать в виде выдолбленного ствола дерева. Внутри ложе было устлано обычной тканью, которая не выглядела особо мягкой. Слева от входа стоял грубо сколоченный стол, заваленный желтоватой бумагой и слегка потресканым пергаментом. Рядом со столом стояли два стула, вырубленных из цельного пня-кругляка. Справа стоял большой, окованным железом сундук, закрытый на глухой висячий замок. Окно, про которое было сказано ранее, было затянуто чем-то типа слюды, сквозь которую было не очень хорошо видно из-за того, что она была плохо отполирована. Больше в этом домике не было ничего.

Тигр подтащил оба пня-стула и сел напротив меня:

– А теперь садись и рассказывай о том, кто ты есть на самом деле и как ты у нас оказался.

Я присел на пень, нетерпеливо помахивая хвостом:

– Я могу знать твое имя?

Дозорный кивнул:

– Старейшина этой деревни Бирн.

Я вглянулся в его морду: Бирн еще был достаточно молод, чтобы быть старейшиной. Однако, видимо, звери выбрали именно его.

– Бирн, я не смогу ответить на все вопросы.

– А ты попробуй. Во-первых, мне интересно твое имя. Почему у тебя имя, как у члена Священного Ордена, но при этом не знаешь, что это такое?

Я вздохнул:

– Бирн, я расскажу о том, что знаю доподлинно с того момента, как нахожусь в этом мире. После этого попробуем договориться, хорошо?

Тигр откинулся на пне:

– Я весь во внимании.

Я рассказал ему все с того момента, как очнулся в этом мире. Я опустил только рассказ о том, как оказался здесь и то, что я назвал себя подставным именем.

Бирн слушал внимательно и встал с пня, подойдя к окну:

– Правильно сделал, что не стал тогда приставать к Расте и Аскольдине. Они очень впечатлительные самочки. Однако у меня остался вопрос… Ты явно не маленький звереныш. Судя по виду, тебе лет двадцать, не меньше. Почему же ты ничего не знаешь?

– Может, потеря памяти?

– Тогда бы ты и своего имени не знал, Мирпуд. А ты его помнишь. Не сходится.

Я вздохнул:

– Хорошо, Бирн, я готов рассказать тебе все. Но тогда тебе придется очень сильно поверить в то, что я расскажу, ибо тебе мое повествование покажется невероятным.

Старейшина сел обратно:

– Я слышал много невероятных историй. Не думаю, что ты сможешь меня сильно поразить. Однако я готов тебя выслушать.

И я рассказал ему всю историю с того момента, как нашел тот самый злополучный свиток в университетской библиотеке. Рассказал о том, как создал свой язык. Рассказал о нападении Васи Мажора и гибели своего друга, чья гитара находилась сейчас за моей спиной. Порой Бирн останавливал меня, уясняя для себя какие-то технические детали. Опять же, я не стал говорить, что назвался подставным именем.

Когда я закончил рассказ, старейшина поаплодировал:

– Ты удивил меня, Мирпуд. Но вопросов у меня стало еще больше. Самый главный я оставлю напоследок. Начнем с первого. Как выглядит жители твоего мира? Как ты их там назвал? Человеки?

– Люди, Бирн.

– Да, люди.

Я встал с пня:

– Я не умею рисовать, поэтому придется показывать на себе. Но, на самом деле, мы очень похожи с вами.

– Я слушаю.

– Мы прямоходящие, также как и вы. Отличие от вас в малом. Во-первых, мы лишены шерсти везде, кроме макушки.

Бирн сделал жест, который в нашем мире назвали бы «рукалицо»:

– Какие же уродины…

– Не поверишь, но выглядит симпатично. Просто ты не видел в реальности. Как я уже говорил, шерсть осталась у нас только на голове, называется волосы. И они такие же, какие носят ваши самочки.

– Что, такие же длинные?

– Нет, у наших самцов волосы короткие. Также мы еще сохранили как рудимент небольшую волосатость по всему телу. И то, мы стараемся удалить ее по мере возможности, чтобы оставались только волосы.

– Чем же вам так шерсть не угодила, Мирпуд?

– Ну, мы как эволюционировали от обезьян и хотим как можно меньше походить на них.

Бирн расхохотался:

– Обезьян? Вот умора!

Однако, наткнувшись на мой взгляд, тигр перестал хохотать:

– Все, собрались.

– Соответственно, у нас по-другому выглядят морды. Тут я уже не смогу тебе объяснить без рисунка. У нас такие передние лапы, как у вас, только нет шерсти и вместо когтей ногти. Это как такие пластинки, покрывающие кончики пальцев.

– Как у диких слонов, что ли?

– Они и у вас есть, Бирн? Да, как у них, только потоньше и по размеру кончиков пальцев. Грудь и спина у нас такие же, только без шерсти. У нас нет хвоста вообще. Сохранилась только небольшая косточка на крестце, которая раньше была частью хвоста, но она совсем маленькая и не выдается. Бедра такие же. А вот ниже колена мы уже непохожи. У нас опора идет на всю стопу, а не только на пальцы. И у нас по пять пальцев, что на передних лапах, что на задних.

– На всю стопу? Это как?

Я показал на примере себя:

– Ты ходишь, опираясь только на пальцы. Остальная часть, вот до сюда, называется в нашем мире стопой. И мы опираемся на нее полностью.

– Но это же невозможно!

– Ты просто нас не видел, Бирн. Мне поначалу тоже было неудобно ходить только на пальцах, ибо я двадцать лет ходил, опираясь на всю стопу.

– Ладно, ладно, верю. Вопрос второй. Что у тебя на левой лапе?

– Это часы, Бирн.

– А почему такие странные?

Ответ на его вопрос у меня был. Я только хотел его сказать, но потом понял, что невозможно будет объяснить селянину принцип работы батареек, электричества и прочего. Пришлось подбирать слова:

– Я говорил тебе про нападение Васи Мажора и той колеснице, на которой он ездил. Эти часы работают на электричестве. Наш мир пошел по техническому пути и у нас уже давно совершенные машины, топливо, нефть, батарейки, аккумуляторы и прочее, что мне придется тебе долго объяснять.

– Не надо. Вопрос третий. В вашем мире есть магия?

А вот тут я завис, пытаясь дать ответ:

– Как бы сказать. Официальная наука ее не признает. Существуют куча шарлатанов, которые делают вид, что владеют магией. Но, на самом деле, она наверняка есть. Просто мало кто знает, как ей пользоваться. Больше полагаются на технологии, чем на что-то необъяснимое. В общем, я не могу утверждать наверняка. Но мертвых у нас не оживляют. Если только при помощи технологий, и то в редких случаях.

– Вопрос четыре. Ты сам владеешь магией?

– В том мире я владел телекинезом и мог поджигать предметы. Правда, я не мог управлять своей пиромантией. Осознанно я делал только телекинез, и то он слабенький. Я не мог передвинуть ничего тяжелее стакана. В этом мире я еще не пробовал пользоваться магией.

– И наконец последний вопрос… Тот самый главный, который я оставил напоследок. Ты создал священный язык???

– Эмс, я не знаю, как он называется у вас. Да, я создал его полгода назад. По вашему времени это шесть лет назад. У нас время разнится так, что в моем мире проходит месяц, а в вашем целый год. И я назвал свой язык рогнеону. И вот буквально вчера, то есть двенадцать дней назад по вашему, я нашел в библиотеке свиток, написанный на моем языке. Вот в результате стечения обстоятельств я в вашем мире.

– Свиток у тебя?

Я вытащил из кармана куртки пергамент и протянул его Бирну. Тот мельком глянул на него и вернул обратно:

– Я не владею священным языком, поэтому не могу его прочесть.

Я повернул голову в сторону окна. За них уже было темновато. Я спросил Бирна:

– Я правильно понял, что ваша деревня одна на всю округу?

– До ближайшего селения Катарра почти двадцать миль, если не больше.

– Я могу остаться у вас?

– Попробуй. Но только на эту ночь. Потом я буду думать, что делать с тобой дальше.

Я насторожился:

– Прости?

– Ты не просто проходимец. Нужно отдать тебя Священному Ордену, чтобы они дальше решали твою судьбу.

– Но почему именно я?

– Ты заявляешь, что создал священный язык. А это они просто так не пропустят, поверь.

Я грустно посмотрел на свой бурчащий живот:

– Да я и не ел еще в вашем мире…

Бирн снова встал со стула:

– Значит так. Этой ночью, как я говорил, я дам тебе ночлег и еду. Завтра здесь будет проезжать дозорный полк нашего короля. Я не могу содержать тебя здесь, ибо нам нужны рабочие лапы, а не менестрель, пускай даже и из другого мира. Я отдам тебя им. Возможно, они найдут, куда тебя пристроить. Наверняка даже, узнав твою природу, они сами разыщут способ передать тебя Священному Ордену. Правда, звери они достаточно прямолинейные и тебе придется убеждать их в своей правоте. Итак, пройдем. Ты уже слышал о Расте, верно?

– Да.

– Остановишься у нее на эту ночь. Обязательно помогай ей по хозяйству, если она попросит, ибо у нее повреждена лапка. Ты это уже видел.

Старейшина пошел к двери:

– И еще одна просьба к тебе. Ни в коем случае не рассказывай никому в деревне о том, что рассказал мне. Все, что ты им можешь рассказать – твое имя и то, что ты странствующий менестрель. Более им знать не надо.

– Но почему?

– Растреплют как пить дать. И настоятельно рекомендую и всем остальным на твоем пути говорить только имя и то, что ты менестрель. Если будут придираться к твоему имени – старайся уйти от разговора. Объясняться ты должен только с теми зверями, которые могут что-то решать, будь то начальник полка или кто-то из служителей Ордена. Простому зверью знать все не полагается. Я популярно объяснил?

– Вполне, старейшина Бирн. Но и у меня есть несколько вопросов к тебе.

– И какие же?

– В каком мире и какой стране я нахожусь?

– Мы называем нашу, как ты говорил ранее, вселенную Миром Спокойной Воды. Прямо сейчас ты находишься в королевстве Граальстан. До столицы несколько дней пути. Сколько точно – я не знаю.

– А какие страны еще есть в вашем мире?

– Кроме Граальстана есть королевство Меровия, царство Паруссия и государство Кораланды.

– В каких отношениях кто с кем находится?

– Граальстан и Меровия пока находятся в мире. По крайней мере, мы не воевали очень давно. Паруссия держится особняком, но проявляет нейтралитет. А вот Кораланды под властью ордена К’едмул.

Я быстро перевел на русский для себя:

– Орден Проклятых?

– Я не знаю, как переводится название их секты. Название дали высшие иерархи Священного Ордена. Сами они себя называют Cursed.

Я хихикнул:

– Обалдеть, эти проклятые говорят на английском.

Бирн побледнел, хотя это казалось невозможным:

– Ты знаешь язык проклятых? Ты знаешь энглиш?

Ударение он поставил на второй слог. Я пожал плечами:

– Бирн, не допытывайся до меня. Я тебе говорил, что в вашем мире я первый раз. То самоназвание, которые ты им приписал, прозвучало на английском, одном из основных языков моего мира и одним из двух языков, которыми я владею в моем мире. То, как они себя называют, является синоним слова К’едмул, то есть Проклятые. Не надо смотреть на меня так, как будто я страшный демон. Я всего лишь обычный студент, который случайно оказался у вас.

Тигр вздохнул:

– Ладно, допустим это так. Но ты еще будешь все объяснять Ордену, если тебя передадут ему. К сожалению, я всего лишь деревенский старейшина, и знаю немного о борьбе Ордена и этой секты. Больше о них ты узнаешь позже. У тебя есть еще вопросы?

– А этот Священный Орден… Это что?

– Скажем так – это местная религия, церковь и орден вместе взятые. У Ордена свой язык, который ты считаешь созданным тобой.

– Я думаю, что пока хватит. Иначе голова распухнет от новой информации.

– Вот и славно. Пойдем к Расте.

Тигр выскочил за дверь, и я пошел за ним. Небо уже было вечерним, но еще было относительно светло, примерно как в восемь вечера летом в России. Нас провожали взглядами, но не решались ничего сказать, видя сосредоточенную морду Бирна.

Старейшина прошел глубже в деревню и остановился возле одного из домиков. Подождав, пока я встану рядом с ним, тигр постучал в дверь. Через несколько секунд она открылась и на пороге стояла уже знакомая мне зеленоглазая рысь по имени Раста. Тигр коротко бросил:

– Он остается у тебя на эту ночь. Если будет нужен по хозяйству – запрягай. Завтра я сдам его патрулю, и его здесь не будет. Да, и покорми его, чем сможешь.

Крестьянка несколько испуганно кивнула. Бирн кивнул мне и ушел обратно в сторону своего дома. Рысь, тем временем, внимательно рассматривала меня. Наконец она вздохнула:

– Проходи, Мирпуд. Места немного, но тебе хватит, я надеюсь.

Хозяйка похромала внутрь, припадая на правую сторону. Я взял ее под лапу:

– Давай помогу, Раста.

Рысь вздрогнула:

– Откуда ты знаешь мое имя? Бирн сказал?

– Нет. Я случайно подслушал твой разговор с Аскольдиной, когда вы уходили от реки.

– Так вот что за шорох я слышала за деревьями… А я-то думала, что это дикие звери резвятся.

Я прошел внутрь, поддерживая Расту. Мы прошли сени и вошли в комнату, которую можно было назвать кухней: в правом углу стояла печь с трубой, выходящей сквозь потолок наверх, стол возле слюдяного окна, тройка стульев. Стены были увешаны полками с различной деревянной посудой. Выглядело все вполне привычно, я бы даже сказал обыденно. И не подумаешь, что это вообще другой мир с другими правилами и обитателями. Посередине противоположной от входа стены виднелась дверь, которая, по-видимому, вела в другую комнату. Я помог рыси сесть за стол. Она вытянула больную лапку:

– Ты уже тогда знаешь, что я повредила лапу и теперь временно ослабла. Я могу тебя накормить, но придется тебе слегка побегать. Да и я сама есть хочу. Сначала достань из печи горшок с жарким.

Я скинул куртку и осторожно положил чехол с гитарой возле стены. Оставшись только в футболке и джинсах, я оглянулся в поисках ухвата. Найдя его в углу возле печки, я снял заслонку и вполне ловко вытащил глиняный горшок, накрытый деревянным кружком. Раста кивнула:

– Поставь на стол.

Я выполнил ее просьбу и вернул ухват на место. Рысь продолжила, разминая ушибленную лапу:

– Видишь люк в полу?

Я пригляделся и увидел едва заметный квадрат на полу с небольшим кольцом.

– Открой его и достань слева от лестницы из бочки с одним обручем кусок говядины.

Я поднял взгляд:

– Тот самый подпол, в котором ты ушибла лапу?

– Именно он. Открывай и доставай.

Я присел возле люка и дернул кольцо на себя. Люк остался на месте. Над головой раздался насмешливый возглас крестьянки:

– Не думала, что менестрель будет обделен умом. Щеколду открыть не судьба?

Прокляв себя за непредусмотрительность, я отодвинул щеколду и снова дернул за кольцо. На этот раз люк открылся, и я начал спускаться в прохладу подпола. Перил не было, и мне пришлось спускаться задом наперед, используя ступеньки как перила, ибо лестница была очень крутой, градусов пятьдесят-шестьдесят. Припасы, стоявшие внизу, слабо освещались вечерним светом. К счастью, у меня оказалось хорошее ночное зрение, и я увидел слева невысокую бочку с одним только обручем. Я снял с нее крышку и спросил:

– Сколько доставать?

– Пару кусков хватит.

Я снял верхние шматы мяса и вернул крышку на место. Возле лаза появилась прихрамывающая Раста, которая взяла куски у меня из лап. После этого я смог вылезти обратно и закрыл люк. Рысь оглянулась на полку с посудой:

– А теперь тарелки.

Я увидел на полке пару неглубоких деревянных тарелок и поставил на стол. Взяв неизвестно откуда появившуюся большую ложку, Раста разложила по обеим тарелкам жаркое и кусок мяса. Запах был очень аппетитным, но я не стремился сразу налетать на предложенное угощение, не желая выглядеть невежей в глазах хозяйки. Поняв тайный намек, Раста кивнула:

– Знаю, ты наверняка голоден. Ешь.

Я взял деревянную ложку и начал есть быстро, но аккуратно. Первая еда в этом мире оказалась очень даже замечательной. Тарелка опустела быстро, и я, честно говоря, мог бы съесть еще, но я решил, что на сегодня хватит. Рысь же ела свою порцию вдумчиво, тщательно пережевывая каждый кусок.

Не зная, куда деть посуду, я оставил ее на столе и сел на стул рядом со столом. Я проверил еще раз гитару. С ней было все в порядке. Рысь подняла голову от тарелки:

– Какой необычный инструмент. Похоже на суар. Что это?

Я порылся в закромах моей памяти. Вспомнилась фентези-книга Алана Дин Фостера «Чародей с гитарой». Там упоминался инструмент, похожий на гитару и имевший название «суар». Я ответил просто:

– Это гитара, просто особого вида.

Раста хмыкнула:

– Первый раз такую вижу.

Ну естественно, она первый раз видит электрогитару. Это вполне логично. Рысь взяла тарелки и переставила их на низенький столик рядом с полками для посуды:

– Верни горшок на место.

Я снова взял ухват и вернул горшок в печь. Закрыв заслонку, я обернулся к хозяйке дома. Она посмотрела на меня в ответ:

– Что-то еще, Мирпуд?

Я покачал головой:

– Если нужна еще помощь в хозяйстве, я готов помочь. Если нет – я хотел бы уже пойти спать, если не ты против.

Рысь огляделась вокруг себя:

– Дел я пока тебе дать не могу. Пожалуй, можешь идти спать. На чердаке у меня лежит солома – спи на ней, она свежая. Я задала бы тебе много вопросов, но я уверена, что ты много рассказал Бирну и не хочешь говоришь что-либо еще. Я права?

Я усмехнулся:

– Поразительная догадливость, Раста. Как раз именно это я и подумал.

Рысь пожала плечами:

– Это было вполне очевидно.

Она махнула лапами, и я снова помог ей встать. Она похромала к лежащей гитаре и куртке. Гитару она не тронула, однако куртку рассмотрела внимательно:

– Какой загадочный материал. Что это?

– Синтетическое волокно. Смесь полиэстера и хлопка.

Рысь произнесла по слогам:

– По-ли-эс-тер? Что это?

Я вздохнул:

– Лучше тебе не знать, Раста. Иначе мне придется очень долго все объяснять. А мне это не хочется делать второй раз. Лучше тебе знать только то, что меня зовут Мирпуд и я странствующий менестрель.

Раста долго и внимательно осматривала меня. После этого она передала мне куртку и чехол с гитарой:

– Хорошо, пусть будет так. Пойдем, я провожу тебя наверх.

Я натянул куртку и надел чехол с гитарой на спину. Рысь проковыляла в виденную мной ранее дверь. За ней была спальня и лестница, которая вела к открытому люку на потолке. Раста показала на лестницу:

– Тебе наверх. Спокойной ночи, Мирпуд.

– И тебе, Раста. Спасибо за сытный ужин.

Рысь зарделась и пошла к своей кровати. Я залез наверх по лестнице. Меня встретил полутемный чердак, посередине которого лежала большая охапка соломы. Сквозь единственное окошко светил уже лунный свет. Про себя я отметил, что луна здесь тоже была, как и солнце. Я скинул с себя куртку и футболку. Джинсы, подумав, я тоже снял. Постелив на солому футболку, я лег на нее сверху и накрылся курткой. Джинсы и гитару я положил сбоку, чтобы во сне не наткнуться на них случайно. Первая ночь в этом мире наступила, и я уже спал, видя во сне все то, что случилось со мной сегодня.