Часть 7. Когда Луи провожает взглядом Гарри, уходящего ночевать домой, он вовсе не ожидает почувствовать сверлящее чувство в груди

Когда Луи провожает взглядом Гарри, уходящего ночевать домой, он вовсе не ожидает почувствовать сверлящее чувство в груди, заставляющее его чуть ли не плакать. Луи никогда не плачет. Он поклялся себе не плакать, как бы ни хотелось, но сейчас почему-то кажется, что Гарри уходит навсегда, и одна маленькая слезинка скатывается по его щеке. Он утирает ее так быстро, как позволяет его состояние и поворачивается на бок. Становится страшно от того, насколько он стал зависим от кудрявого мальчишки, и мысли атакуют голову: а что, если Гарри действительно когда-нибудь оставит его, ради кого-то другого, что, если Гарри не захочет больше мучиться с ним: таким несдержанным, нервным, таким отвратительно-бесчувственным. А если вдруг случится самое страшное, и Гарри погибнет? Этого Луи не мог допустить, после всего, чего ему пришлось натерпеться, он не мог позволить совсем еще невинному мальчишке почувствовать то ощущение, когда проваливаешься в темноту, когда кажется, что там, куда ты направляешься, будет в разы хуже, чем есть сейчас в твоей жизни. Когда кажется, что хуже, чем там, быть вовсе не может. Сжимая в кулаках одеяло, Луи пытается хоть как-то сдержать себя и не закричать от всего, что на него навалилось. Он чувствует пустоту вокруг себя, когда Гарри нет рядом. Он чувствует животный страх за парня, боится, что тот больше не вернется, что они только что виделись в последний раз, что Луи больше не увидит блеска его глаз, что никогда больше на его лице не проскользнет хоть отголоска улыбки. Луи хочется заставлять Гарри улыбаться, но пока он только доводил его до слез. Томлинсон вовсе не уверен, что когда-то сможет понять этот мир до конца, но он точно уверен в том, что кудрявый парень понимает еще меньше его самого, и хотелось защищать от всего, что может свалиться на мальчишку, хотелось уберечь его от всех напастей и несправедливостей. Вот только Луи не может. Луи лежит в этой чертовой клинике, беспомощно кутаясь в одеяло, и осознает, что даже себя защитить не может, не то, что кого-то другого. Он должен подумать о том, что ему нужно поспать. А утром попросить кого-нибудь помочь ему помыться. И съесть, наконец, что-нибудь, потому что его желудок пуст уже, кажется, несколько дней, но подобные мысли не посещают его голову, ведь Гарри полностью захватил сознание. И это пугает Луи, потому что он запретил себе привязываться к людям, люди уходят. А привязанности остаются, и разрывать эти нити так больно, что переживать этого заново он не пожелает даже злейшему врагу. Луи страшно. Луи хочет, чтобы Гарри вернулся. Луи хочет, чтобы Гарри никогда больше не уходил.
Когда кудрявый парень рано утром снова появляется на пороге палаты, Томлинсон выглядит хуже, чем раньше. Синяки под глазами, расфокусированный взгляд, дрожащие руки, и Гарри вдруг испуганно кидается к нему, думая, что тот, возможно, снова раздобыл где-то дозу.
- Луи, что с тобой?! – истерично выкрикивает парень, обхватывает лицо Томлинсона ладонями и заставляет смотреть на себя.
- Ты вернулся, - порывисто шепчет Луи и выдыхает. Руки перестают дрожать и судорожно сжимать одеяло. Он несколько раз моргает, тянется ладонью к лицу Гарри, касается щеки и сразу же одергивает. Настоящий, не привидение.
- Конечно, я же обещал, - удивленно произносит Гарри. Он никак не ожидал того, что Луи может так волноваться из-за него, и почему-то от этого приятно покалывает подушечки пальцев.
Кудрявый парень усаживается на привычный уже для него стул рядом с кроватью и спрашивает:
- Лу, что с тобой случилось?
Луи качает головой, прячет глаза и тихо шепчет:
- Ничего, это просто… ничего. Прости.
- Ты из-за ничего так себя извел? Луи, расскажи мне, тебе станет лучше, - Гарри снова берет его руку в свои и гладит запястье. Кажется, что если парень не почувствует чьего-то прикосновения, он совсем закроется в своем маленьком мирке.
- Прости, - Луи часто моргает и чуть сжимает пальцы Гарри, - прости, я не могу…
- Ты мне не доверяешь, конечно, - парень поникает, но продолжает говорить уверенно, даже чересчур уверенно, и Луи знает, что эта его стойкость напускная, - но мы можем попросить у психолога пару упражнений, вроде выпуска эмоций или еще что-то…
Томлинсон даже не сразу понимает, о чем говорит Гарри. Для него важно то, что он сказал «мы». Это так странно, но в то же время так правильно, что Луи хочется, чтобы он говорил так всегда. И только когда парень вдруг осознает, что Гарри хочет ему сказать, он прерывает бормотания кудрявого мальчишки:
- Эй, перестань немедленно! – Луи даже почти вскрикивает, и голосовые связки несколько побаливают с непривычки: он всегда говорил почти шепотом до этого, - мы ни за что не будем просить у психолога какие-то упражнения! Мы справимся сами, слышишь?
- Да, - Гарри сглатывает и кивает, - справимся, конечно…
- Я расскажу тебе. О том, что случилось с моей семьей. О том, что было со мной.
Луи говорит отрывисто, и голос даже почти не дрожит. Он не знает, готов ли к тому, чтобы снова вспомнить картины из прошлого, чтобы снова чувствовать то, что чувствовал тогда. Но Гарри был прав, и ему стоило выговориться, стоило сделать это и раньше, но только раньше было некому. А теперь есть Гарри, смотрящий на него своими огромными глазищами, в которых плескается столько разных чувств, и, что главное для Луи, он не видит там жалости к себе. Гарри не жалеет его, Гарри уверен в том, что Луи сильный, и Луи переживет. Именно это заставляет его рассказать все. Вылить все свои чувства на хрупкого мальчишку, ведь тот не сдался за все то время, что Луи не подпускал его к себе ни на шаг.
- Лу, не нужно, если ты не хочешь… - начинает Гарри, но парень быстро его перебивает:
- Я хочу. Слушай… - Томлинсон вздыхает, с трудом садится на кровати и, прикрыв глаза, начинает, - мне было девять, когда родители развелись. Нас было пятеро детей: я и четыре младшие сестры. – Вспомнились все игры во дворе, когда они еще были маленькие, и все было хорошо. Как бы хотелось вернуть то время… - маме приходилось тяжело, я помогал ей, как мог. Смотрел за сестрами, когда она работала, когда исполнилось четырнадцать, сам пошел подрабатывать… У нас все наладилось к моим шестнадцати. Девочки ходили в школу, я успевал еще и работать, мама уже не так выматывалась, и несколько лет мы жили счастливо. Я не переезжал от них, даже когда поступил в университет, не хотел их бросать, - Луи вдруг понимает, что задыхается от воспоминаний, что вовсе не был готов к тому, что этот рассказ пройдет так тяжело для него. Он надеется на то, что к концу ему действительно станет легче, но пока перед глазами стоят улыбающиеся лица всей его семьи, и хочется снова впасть в истерику, снова ощутить то чувство, когда наркотик попадает в кровь, когда весь мир кажется счастливым… от срыва Луи спасает только ощущение ладони Гарри в его руках, и парень, переведя дыхание, продолжает, - учебу я оплачивал еле как. Учился в кредит, с каждым разом должен был все больше и больше, мы выплачивали, что могли, мама говорила, что важно закончить университет. Чтобы я был умным, чтобы нашел хорошую работу, чтобы у меня в жизни все сложилось так хорошо, как это только возможно. Она хотела лучшего для меня и девочек. А потом… - горло сдавливает, слезы уже не контролируются, и Луи плачет, даже не замечая этого, - около девяти месяцев назад мы узнали, что отец связался с каким-то крупным криминальным авторитетом и задолжал ему кучу денег. Он просил у нас помощи, но откуда у нас столько? Мама отдала ему последнее, что у нас было, но этого не хватило. Отца… убили, - Луи глубоко вдыхает, чувствуя, что еще чуть-чуть, и он задохнется. Слишком больно. – А после него пришли к матери. Я в это время был в университете, когда они появились у нас дома, а когда я вернулся, увидел только… их. Всех. Мертвых, - и вот сейчас он срывается. Запускает свободную руку в волосы, чуть не выдирает пряди, захлебывается рыданиями и неожиданно для себя чувствует, что становится легче, словно вместе со слезами уходит что-то страшное, что не давало ему жить раньше, что не позволяло нормально чувствовать себя, когда в крови нет наркотика. Он ощущает, как Гарри отпускает его руку, судорожно начинает бегать пальцами по кровати в поисках такого нужного сейчас человеческого тепла, и находит его, но не просто в соприкосновении ладонями. Чувствует, как кудрявый парень садится на край кровати, подвигается ближе и обхватывает руками дрожащие плечи. Луи крепко обнимает его за талию, утыкается в плечо и продолжает плакать, отрывисто шепча конец печальной истории своей жизни, - Они… забрали дом… как долг, - Томлинсон уже не может сидеть, скатывается вниз, укладываясь почти на Гарри, переплетая свои ноги с его, - а меня выгнали… из университета… за неоплату… - Стайлс чувствует, насколько крепко Луи прижимает его к себе, сдавливает ему грудь, но даже и не думает отстраняться. – Я сорвался… не смог выдержать и подсел… а потом появился ты. – Луи вдруг поднимает голову, смотрит в глаза Гарри и тихо-тихо, одними губами, шепчет, - прости меня. За все, что я наделал, наговорил, без тебя я был бы уже мертв. И если ты бросишь меня, Гарри, я… я не смогу, - он затихает, снова укладывает голову на грудь Стайлсу и крепче обнимает его. Парень вымотан, и больше не в состоянии что-то говорить. Он только слышит тихий шепот:
- Я не брошу тебя, Лу, никогда, - и силы окончательно покидают его, долгожданный сон, наконец, приходит, и он проваливается в царство Морфея, прижимаясь к мальчишке, от которого теперь зависела его жизнь.