Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


Федерико Моччиа ТРИ МЕТРА НАД НЕБОМ Я ХОЧУ ТЕБЯ 7 страница




– Один евро за твое будущее. Я приношу счастье.

– Чего тебе? Ты что, рехнулась?

– Поверь мне, дай я тебе по руке погадаю, милый. – Цыганка начинает водить пальцем по руке Джепи, как бы читая. – Ну вот, вижу удачу…

Джепи испуганно отдергивает руку.

– Да иди ты! Не хочу я знать свое будущее!

Но цыганка настойчива и снова хватает его руку.

– Покажи мне хорошенько, всего один евро, я же сказала.

– Да ты не поняла, что ли? Не трахай мне мозги!

Цыганка не отстает. Она начинает рассказывать его будущее. Не просто так, за деньги! Это становится похоже на какую-то смешную игру. И тут Джепи вырывает руку и плюет ей в лицо. И смеется. Цыганка берет край юбки, обнажая коричневые лодыжки, и вытирает лицо. На щеке появляется светлая полоска, с ее черных губ несутся проклятия:

– Пропади ты пропадом! Я тебе еще покажу!

– Что? Что ты сказала? Повтори! Ну, говори, сейчас получишь у меня!..

Джепи спрыгивает с мопеда, чтобы дать ей тумака, но цыганка убегает. На минуту все увлекаются этой сценой, но тут же возвращаются к своей болтовне. Забавно – можно будет рассказать кому-нибудь за ужином или просто к слову упомянуть. Одно точно: Джепи – не тот, кого я жду. Наконец, я вижу его. Вон он. Его вид категорически не вяжется с окружающей обстановкой. Сидит себе за столиком и потягивает из стакана что-то светлое. В стакане плавает оливка. У него длинные волосы, как и было сказано. На нем льняной темно-синий костюм, белая, безупречно чистая рубашка. Легкий галстук в черно-синюю полоску доходит до ремня, ноги скрещены. Из-под брюк видны «Top-Sider»[14], не слишком новые, но и не слишком старые: вполне сочетающиеся с ремнем на брюках.

Если бы у меня и оставалась тень сомнения, то расстегнутая верхняя пуговица рубашки решительно бы его отмела. Это он.

– Здравствуйте.

Он встает. Кажется, он рад меня видеть.

– О, добрый день. Вы Стефано?

Пожимаем друг другу руки.

– Ваш отец так много говорил о вас.

– А что ему остается?

Он смеется.

– Извините. – Ему звонят по телефону: – Привет. Конечно, не волнуйся. Я уже все сказал. Я все сделал. Все нормально. Вот увидишь, они всё подпишут.

Как всякая шишка, он любит слово «всё».

– Извини, у меня встреча. Да, пока. Да, конечно. Конечно, мне подходит, я же сказал.

Он захлопывает телефон.

– Вот зануда. – Улыбается. – Извините. Итак, вы говорили что…

Я начинаю рассказывать о курсах, которые я закончил в Нью-Йорке.

– Значит, трехмерная графика.

– Да.

– Прекрасно. – Он удовлетворенно кивает. Кажется, он разбирается в этом деле. Снова звонит телефон. – Извините, сегодня и вправду сумасшедший день.

Я качаю головой, делая вид, что понимаю. Думаю, у него каждый день такой. Вспоминаю, что и у меня тоже есть телефон. Глупо, но я слегка краснею. Вытаскиваю его из куртки и выключаю. Он замечает это. А может, и нет.

Он заканчивает разговор.

– Отлично, я тоже его выключу, так мы сможем с вами спокойно поговорить.

Значит, заметил.

– Итак, ты будешь ассистентом дизайнера Марк-Антонио Маццокка, – стремительно переходит он на «ты», – он у нас занимается графикой. Большой умница. Ты сейчас с ним познакомишься, он скоро подойдет, это с ним я только что говорил.

Надеюсь, это не тот, с которым он говорил в первый раз: того он назвал занудой.

– Представляешь, он из аристократов, у него огромные поля с виноградниками на севере. В Вероне. Вернее, у его отца. Он занялся живописью. Потом приехал сюда, в Рим, и пошел по фирмам: делал им пригласительные билеты на разные праздники, ну и всякую другую мелкую работу. И потихоньку стал специализироваться на компьютерной графике. А потом я его взял к себе.

Я слушаю его. Хочется сказать: это как в том фильме «И пришел паук» – «Человека можно узнать по его занятиям». Но решаю ничего не говорить. Надо сначала познакомиться с ним, с этим Маццокка. Он делает глоток аперитива. Здоровается с кем-то. Вытирает губы бумажной салфеткой. Улыбается. Он упивается своей властью, своими решениями, тем, что взял на работу аристократа, который занимается графическим дизайном у него на телевидении.

– В общем, надеюсь, ты подружишься с ним. Конечно, он немного зануда….

Значит, это он из первого разговора.

– Но что касается работы, он очень четкий, и еще…

Он не успевает закончить.

– Стэп, это ты, что ли?

Я поднимаю глаза. Нет, только не это. Передо мной – Джепи со своей тупой физиономией: на лице улыбка, а руки высоко подняты и распахнуты для объятий. Он похож на пророка, правда, слегка тронутого, с волосами, торчащими из непонятного размера худи и короткой стрижкой.

– Глазам своим не верю, неужели – ты? – он яростно хлопает в ладоши. – И впрямь – ты. Куда ты, блин, пропал?

– Привет, Джепи, как дела?

– Да нормально. Чертовски рад тебя видеть. А что это ты так вырядился? Во блин! Стэп вернулся в наши ряды!

Он крутит башкой, ищет, кому бы еще прокричать новость, но кроме меня оценить это шоу некому. Разве что господину Романи… Впрочем, вряд ли он на него рассчитывал.

– Джепи, извини, но мы разговариваем.

Я смотрю на господина Романи, сам не зная почему, ожидаю от него поддержки. Он мне улыбается, как бы говоря: не волнуйся, такие вещи иногда случаются, ты и представить себе не можешь, сколько таких же идиотов крутится вокруг меня. Так, во всяком случае, мне кажется.

– Э, слушай, Стэп, я четко помню, как ты отделал тогда Манчино. Мы были тогда в мороженице, у Джованни, помнишь? Он сидел там как основной, а потом ты приехал. Ты и с мотоцикла слезть не успел, он тут же свалил. Ты как огурчик был, мама дорогая! А он-то думал, ты сдох… – Джепи хохочет во все горло. – Хрясь! Ты его пнул в живот, он и опомниться не успел. Потом по роже его – хрясь, хрясь, хрясь! – Джепи вскакивает и начинает пинать ногой воздух. – Хрясь, хрясь, хрясь. Я помню все как вчера – вот это бойня была, ты его классно отделал тогда, а потом еще на заправке, на корсо Франча, у Беппе. Те два борова приехали на «Рено 4», и еще сказали, что они дружки Манчино и встали перед тобой…

– Джепи, извини, я разговариваю с человеком.

– Ничего-ничего, не волнуйтесь.

Романи отхлебывает аперитив; кажется, рассказ очень его занимает.

– Пусть рассказывает.

Джепи вопросительно смотрит на меня, и тут же, не получив даже и намека на разрешение, преспокойно продолжает:

– Но у нас зато была цепь. Неплохо, правда? Кажется, они после того перестали дружить с Манчино! Ха-ха-ха! – он снова хохочет как полоумный, еще громче прежнего. – Вот было классно! Прошли те времена, все теперь не так. Теперь все тихие, сбились как овцы в стадо, ни имен, ни правил, ни понятий… Вот, к примеру, если начнешь гулять с чьей-нибудь подругой, так тот и ухом не поведет. Никаких понятий.

Это последнее умозаключение, граничащее с ностальгической горечью о прошлом, окончательно вывело меня из себя.

– Слушай, может, увидимся как-нибудь вечером?

– Конечно. Вот мой номер.

Он вытаскивает из заднего кармана джинсов карточку. Я смотрю на нее с отвращением. На карточке – номер телефона, а на обратной стороне – фото Джепи: прекрасно выполненная черно-белая фотография, представляющая его с обнаженным торсом в позе культуриста или что-то в этом роде.

– Клево, скажи? Это я в двухтысячном сделал, – и добавляет серьезно. – Мне это для работы надо.

И отступает, сделав напоследок характерный жест: подносит ко рту оттопыренный большой палец и мизинец.

– Позвони мне, Стэп, съедим по пицце. Я буду ждать!

Я киваю, натягивая улыбку. И Джепи удаляется подпрыгивающей походкой.

– По-моему он симпатичный.

Романи смотрит на меня нерешительно. Похоже, не очень-то он уверен в своем утверждении.

– Ну, по-своему… Я давно его не видел. Когда-то он был забавный.

– Когда-то? Такое впечатление, что с тех пор сто лет прошло. А на самом деле – несколько лет?

Его вопрос повисает в воздухе. На самом деле, прошло действительно сто лет. Романи допивает свой аперитив.

– Вот он идет. Это Марк-Антонио.

Странная смесь Джека Николсона и Джона Малковича. Он идет к нам, улыбается, во рту – сигарета. Короткие волосы, залысины и длинные бакенбарды на щеках. Очаровательная улыбка, хитрый взгляд. Одним щелчком он отбрасывает сигарету, и, сделав пируэт вокруг самого себя, ловко садится на свободный стул за нашим столиком.

– Ну, как дела? Я немного занудничал по телефону, да? – Он не дает Романи ответить. – Да, это мое главное дарование. Доводить человека, медленно, но верно. Это как китайская пытка: капля за каплей – и самый крепкий металл разъедает. Тут вопрос времени, главное – не спешить, а я и не спешу.

Он вынимает голубую пачку «Честерфилд лайт» и кладет ее под черную зажигалку «Bic». Марк-Антонио Мацдокка, обедневший аристократ, живущий на чистую зарплату.

Я ему вторю:

– Стефано Манчини, надеюсь, твой ассистент.

– Ассистент. Какое неблагородное слово выдумали.

Романи перебивает его:

– Может быть, для тебя и неблагородное, но он будет твоим ассистентом. Ладно, я вас оставляю. Объясни ему все хорошенько. Потому что с понедельника он приступает к работе. Мы выходим в эфир через три недели. И все должно быть как надо.

– Все будет как надо, шеф! Я принес логотип, и если вы хотите посмотреть… – Он протягивает ему маленькую папку, которая каким-то чудом появилась из внутреннего кармана его легкого пиджака.

Романи раскрывает ее. Марк-Антонио смотрит на него, уверенный в качестве своей работы. Романи доволен, но все же делает замечание:

– М-м-м, логотип светловат, и еще… Убери все эти загогулины и все эти стрелки. Не надо наворотов.

Романи уходит с папкой под мышкой.

– Он хочет, чтобы последнее слово всегда было за ним. А мы ему подыгрываем.

Он закуривает вторую сигарету. И расслабляется, усаживаясь поудобнее на стуле; достает из кармана другую папку. Открывает ее.

– Вот, смотри.

Там тот же самый рисунок логотипа, но более темный и без стрелок: именно такой, как хотел Романи.

– Видал? Уже готов. – Потом потягивается, поглядывая по сторонам. – Правда тут чудно, ты не находишь, ассистент? Смотри, какие цвета, какие женщины… вон, смотри!

Он показывает на блондинку с короткими волосами и мускулистым телом. Крепкие ноги, едва прикрытые узкой юбкой, нос великоват по сравнению с губами, глядя на которые рождаются предположения, насколько они приятны в деле.

– Я с ней близко знаком. Она тоже из нашего круга, знаешь…

– В смысле?

– Ну, из нашего круга… по работе – женщины с картинок, – он, смеясь, выпускает колечко дыма. – Ты видел ее губы? Она выпила меня до дна!

Этим он подтверждает предположение, насколько они приятны в деле.

– То есть? Ты хочешь сказать, что они все такие?

– Не все. Есть красивее, есть просто красавицы. Ты их увидишь, увидишь. Они настоящие. Под разноцветными одеждами скрываются фантастические женщины – балерины, артистки, статистки. Они смеются, загораются от ерунды, как бомбочки с коротким фитилем. А за этими телами, затянутыми в узкие платья, за этими задницами, едва прикрытыми короткими юбками, спрятаны их истории. Грустные, веселые, невероятные. Там есть девушки, еще студентки, есть молодые мамаши с детьми, или уже разведенные, есть никогда нигде не учившиеся; одни собираются замуж, другие разводятся, третьи никогда замуж не выйдут. Всех их объединяет одна мечта: появиться когда-нибудь в волшебном ящике. Появиться….

– Да, видать, они тебе очень нравятся, если ты так о них рассказываешь. Ты настоящий поэт.

– Я Марк-Антонио, родом с севера, туда за Милан – из богатейшего Венето. И ни копейки за душой. Все, что у меня осталось – благородная кровь и желание всех их любить, – и этим я очень даже богат. Ты их должен увидеть… И ты их увидишь, правда?

– Думаю, да.

– Нет, это точно. Ты мой ассистент или как? Вот увидишь, ты повеселишься от души! – он хлопает меня по плечу и встает. – Ну ладно, до свидания.

Берет сигареты и зажигалку и кладет их в карман. Подмигивает с улыбкой. Идет к девушке с короткими светлыми волосами и обходит ее со всех сторон. Я стою и смотрю на него. Он еще раз осматривает девушку со всех сторон, останавливается перед ней, держа руки в карманах пиджака. Начинает разговор: он спокоен, уверен в себе, на лице – улыбка. Она слушает его с интересом, смеется. Качает головой. Он ей указывает взглядом на вход, она думает минуту и соглашается. И идет к дверям бара «Ванни». Марк-Антонио смотрит на меня, улыбается и подмигивает. И догоняет ее. Кладет ей руку на спину, чтобы «помочь» войти в бар. Она не возражает, и они скрываются из вида.

 

 

На полную играет музыка, «What if there was no light, nothing wrong, nothing right, what if there was no time…». Голос Криса Мартина из «Goldplay» заполняет комнату. Хочется, чтобы громкая музыка заглушила другой звук. Настойчивый голос в груди, призывный и мучительный, не оставляющий ее ни на минуту вот уже несколько часов.

– Даниела, ты глухая, что ли? Потише не сделаешь? Или ты хочешь, чтобы и Фьоре у себя в проходной выучила эту песню?

На минуту образ Фьоре, которая, подрезая цветы, вечно напевает на смеси английского с римским, отвлекает ее и она улыбается. Это длится мгновение. Потому что потом мучительный голос, тот голос, снова стучит ей в виски и терзает ее. Да, мама, лучше бы мне оглохнуть, тогда, может быть, я не слышала бы этот голос, твердящий мне правду, ту правду, которую я так не хочу слышать. Точно. Надо сделать музыку еще громче. Лучше петь вместе с Крисом те слова, что звучат сейчас как нельзя более кстати… Даниела начинает переводить про себя песню. Что, если бы не было света, ничего плохого, ничего хорошего, что, если бы время остановилось… Вот именно. Если бы время остановилось. Если бы оно остановилось навсегда. Ну хватит. Надо что-то делать, надо разобраться раз и навсегда.

– Алло, Джули? Я тебе не помешала? Что делаешь?

– Привет! Все нормально, слушай, я как раз о тебе думала!

– Ты думала обо мне? А что, мыслей повеселее не было?

– Да нет, знаешь почему?

– Почему?

– Я загружала с телефона на компьютер фотки, которые делала на вечеринке. Они такие классные! Отлично получились, хотя света там совсем не было. И ты там есть, когда ты танцуешь и с ума сходишь!

– Да ты что?! Я и не видела, что ты фотографируешь.

– Слушай, ты там просто обалдевшая! Я тебя сфоткала с Бранделли и с теми двумя кретинами, которые скакали вокруг тебя. Потом есть еще фотки, где ты кричишь, неизвестно что и непонятно кому… потом тебя больше нет, потому что ты куда-то исчезла! Тебя потом никто не видел! Куда ты делась? Теперь рассказывай, что там было, чего я не успела заснять?

– Да уж! Праздничек был что надо! Я классно развлеклась! И я наконец-то сделала это! Прикинь? Кикко был на высоте, зря ты так плохо о нем говоришь… А во сколько я оттуда с ним ушла?

Джули не обращает внимания на этот вопрос. Голос Даниелы немного дрожит, когда она его задает, а ведь ей хотелось бы, чтобы он звучал уверенно и естественно.

– Слушай, а правда, когда я ушла? Ты-то в норме была, ты же обратила внимание? Через сколько я вернулась к тебе, и мы оттуда ушли?

– Блин, да ты и вправду ничего не помнишь! Экстази странно на тебя подействовал! Ну, я не знаю, потому что, если честно, Бранделли я видела: он сидел на диванчике и болтал с девицами, но тебя там не было. Может, вы вместе куда-то свалили? Ко мне ты вернулась только часа через два. Вот я и подумала, что вы неплохо повеселились! Ну, рассказывай! Как он? Тебе понравилось?

– Это было совсем не так, как я думала, да и как во всех подробностях представить то, чего в твоей жизни никогда не было? Пока ты не окажешься… слушай, я расскажу тебе все в следующий раз, когда мы увидимся. Не могу же я по телефону! Ты же знаешь, здесь все слышно. Если мама зайдет, мне конец. Даже если у меня музыка на всю громкость, она все равно все слышит, у нее слух как у собаки. Давай, я скоро к тебе приду. Сейчас мне надо бежать.

– Ну вот, вечно ты на самом интересном останавливаешься. Я тебя жду, опытная женщина! Только пришли мне сначала sms, тогда я точно буду дома. Как можно пропустить рассказ о первом разе малышки Джервази?

Может быть, Джули, я и в самом деле остановилась на самом интересном. Зато теперь, вместо этого голоса совести, я буду слышать только «Goldplay».

– Хорошо, пока.

Но не тут-то было. Совесть никуда не делась. Голос у нее тоненький, как покрывало, скрывающее правду. И тяжелый, как молот, разрубающий тишину.

«You don’t have to be alone, you don’t have to be on your own…» Слова так и льются. A «Message»… «Ты не должна оставаться одна, ты не должна оставаться с собой наедине…» Точно. Крис, почему ты не можешь прийти сюда, прислать мне message, который я так жду, новость, которую я не знаю? Громкость на той же высоте. Раффаэлла сдалась. А Фьоре, похоже, изучает английский язык. Слова, вылетающие из динамиков, по-прежнему поразительны по значению. Это и неудивительно: сердце всегда выбирает самую подходящую музыку. И песни никогда не попадаются случайно.

– Алло, Кикко? Можешь говорить?

– Привет, малышка, как дела? Классно было вчера, правда? Ну и вечер! Как ты сегодня вечером? Заехать за тобой? Выпьем кофе?

– Посмотрим. Да, действительно классный вечер, я здорово оттянулась, даже не думала! А ты был просто чудо! Такой нежный….

– Да я вижу, ты перебрала! Так говоришь, я был чудо, нежный? Да я же ничего не делал! Я бы и мог, может, если б ты не исчезла куда-то! Я потерял тебя сразу же, а потом так и не нашел. Куда ты делась? Был медленный танец, я хотел тебя пригласить. Где ты была? Потом я собирался проводить тебя домой, но вы с Джули ушли. Почему?

У нее сосет под ложечкой, и сердце бешено колотится. Но не из-за того, что она пропустила медленный танец, и не из-за того, что Кикко не проводил ее до дома. Она ищет ответ. А в голове одни вопросы.

– Извини, я хотела тебя предупредить. Джули позвонила своему брату, и он нас проводил, потому что мы тебя потеряли, и ты не отвечал по мобильнику. Может, у тебя батарея разрядилась? Извини, что я ушла… я порхала по всему залу, танцевала, смеялась и потеряла счет времени! Ну ладно, давай, созвонимся и решим, выпьем кофе или нет.

– Хорошо, малышка, до скорого!

Малышка. Если бы… Вот бы снова вернуться во времена, когда мы играли здесь в комнате с Баби. Когда меня ничто не волновало. Когда ответы приходили сами собой, потому что вопросы были проще. Не такие, как этот. Этот – трудный. И нелепый. Настолько, что даже Джули и Кикко не разрешили ее сомнений. А ведь они были там. Да. Там. Но не со мной, не в той комнате. Теперь только время может мне помочь. Нужно просто подождать несколько дней…. Только и всего… это не очень трудно…

Даниела открывает шкаф и смотрится в зеркало. Она пытается найти на лице какой-нибудь знак, хоть какое-нибудь изменение – то, что помогло бы ей понять, что дало бы хоть какую-то зацепку. Ничего. Один только прыщик под челкой. И когда это он появился? Может, ночью? Этого слишком мало для того, чтобы приоткрыть страшную правду, которая, может быть, выплывет на поверхность. Наверное, это от шоколадки, которую я съела вчера. И откуда-то снизу – какое-то незнакомое ощущение. Последняя песня на диске. «How do you see the world?» Еще один вопрос. На него тоже нелегко ответить.

 

 

– Как прошла встреча?

Я не успеваю войти, как на меня набрасывается Паоло.

– Думаю, хорошо.

– Что значит – думаю, хорошо?

– Это значит, я думаю, что она прошла хорошо, что, возможно, я произвел хорошее впечатление.

– То есть?

– На следующей неделе начну работать.

– Отлично! Поздравляю! Надо отметить это дело. Я готовлю тебе сказочный ужин. Я стал классным поваром: пока тебя не было, я ходил на курсы к Костантини….

– Я сегодня не могу.

– Как это?

– Встречаюсь с друзьями.

– А может, с Евой?

Он смотрит на меня с сомнением, как будто у меня есть причины его обманывать. Мне становится смешно.

– Я же сказал – с друзьями. Ты стал совсем как мама.

– Кстати, она заходила, хотела тебя увидеть.

Я уже в комнате, и у меня нет никакого желания разговаривать. Во всяком случае, на эту тему. Но Паоло, естественно, нет до этого дела, и он кричит из кухни:

– Ты слышишь? Я с тобой говорю.

– Понятно, с кем же еще? Мы ведь здесь вдвоем.

Ну и тип. Паоло появляется в дверях.

– Посмотри, – у него в руках – прозрачный пакет. Он смотрит на меня с укором. – Ты что, не узнаешь? Колечки. Ты помнишь? Это то печенье, что пекла обычно мама, – с медом и орехами. Неужели забыл? Она всегда выкладывала их на радиатор, чтобы они стали мягкими, а мы набрасывались на них, когда нам разрешали посмотреть кино в понедельник вечером.

Паоло вынимает из пакета печененку:

– Никогда не поверю, что ты забыл.

Я прохожу мимо, задев его плечом.

– Да, я помню, но сейчас не хочу. Я иду на ужин.

Паоло недоволен. Он так и стоит с печеньем в руке: смотрит, как я надеваю куртку и беру ключи.

– Ладно, я съем парочку завтра утром за завтраком, договорились?

– Хорошо, как хочешь.

Паоло смотрит, как я выхожу, и переводит взгляд на печенье, откусывает кусочек:

– Ой, черствое…

– Положи его ненадолго в духовку.

Вхожу в лифт и застегиваю куртку. Ну и тоска. Провожу рукой по коротко стриженым волосам и приглаживаю их, насколько это возможно. Колечки – самое вкусное печенье в мире: не очень сладкие и вначале их трудно жевать, зато потом… Они чуть тверже резины, у них чудесный вкус, и там то и дело попадаются орехи.

Мама. Я снова вижу ее на кухне. «Положить в кастрюлю мед, хорошенько перемешать, и, мешая, все время снимать пробу…» Она подносила ко рту ложку на длинной ручке, поднимала чуть прикрытые глаза к потолку, чтобы лучше сконцентрироваться на вкусе. «Надо бы добавить сахара. Как думаешь?» И приглашала меня принять участие в игре: давала мне попробовать с деревянной ложки. Я кивал. Я всегда соглашался с ней. С мамой. С моей мамой. А она напевала: «Тридцать три коровы, тридцать три коровы, тридцать три коровы…». Она снимала красную крышку с сахарницы и, потряхивая, насыпала из нее в кастрюлю сахар. Столько, сколько нужно. Потом водружала крышку на место, ставила сахарницу на полку, вытирала руки о передник в цветочек, усаживалась рядом со мной, и мы вместе смотрели на тесто. «Если ты быстро сделаешь уроки, я дам тебе на одно колечко больше, чем Паоло… Только это между нами». И мы смеялись, она целовала меня в макушку, а я обнимал ее за плечи, сильно-сильно…

Вот блин! Как трудно забыть счастливые минуты своей жизни!

Еду по улице. В лицо дует теплый сентябрьский ветерок. Машин на дороге мало. Проезжаю Винья Стеллути и выкатываю на корсо Франча. Останавливаюсь у светофора, потом сворачиваю на виа Фламиния. Жму на газ. На следующем светофоре – зеленый, еду еще быстрее, чтобы успеть проскочить, пока там не загорится красный. Становится холоднее, я чувствую легкую дрожь. По краям дороги, покрытым травой, среди высоких холмов кое-где виднеются древние арки, а из-за высоких деревьев то и дело показывается луна. Мотоцикл теряет скорость. Топливо почти на нуле. Странно. Я ведь полный бак залил. Наверно, карбюратор барахлит? И жрет бензина больше, чем обычно. Добавляю газа, и, не уменьшая его, провожу рукой по левому боку бака, пытаясь нащупать рычажок. Опускаю его. Да, надо заправиться. Проезжаю мимо торгового центра Эуклиде, сворачиваю направо и вижу огни автозаправки. Останавливаюсь у колонки. Глушу мотор и вставляю ключи в крышку бака. Вытягиваю ноги и упираюсь в землю. Вынимаю из джинсов портмоне. Все так же, стоя, с мотоциклом между ног, вынимаю две банкноты по десять евро и вставляю их в аппарат. Одну он заглатывает, вторую выплевывает обратно. Я снова вставляю ее в щель, и пока она ползет, пинаю колонку. Через несколько секунд аппарат уведомляет меня, что он принял и вторую банкноту. Чуть пячусь вместе с мотоциклом и пытаюсь снять заправочный пистолет. Блин. Никак. Никак не снять. На колонке с бензином «супер» висит замок. Она заблокирована. Замок не такой, которым обычно закрывают колонки, а больше. Заблокирована даже кнопка для получения сдачи. Вот это да! Это трюк какого-то засранца, который решил поживиться за чужой счет. Этот гад упер у меня двадцать евро… Блин. Блин. Блин. У меня совсем нет времени. Мне надо ехать на встречу. Ну и хрень. Я закрываю бак, снова вставляю ключи в замок зажигания и яростно давлю на газ. Но отъезжаю недалеко. Колонка стоит одиноко в ночи. Несколько машин проносятся мимо: люди едут куда-то на выходные или просто выезжают поужинать подальше от Прима Порта. Через автозаправочную площадку проходит кот. Вдруг он останавливается и прислушивается, будто услышал какой-то странный шум. Застывает, повернув голову назад: шея вытянута, глаза полузакрыты. Как будто он ищет что-то. Но ничего не находит. Кот успокаивается и идет дальше, только ему известно, куда. Быстро летят облака, подгоняемые ветром. Они то и дело закрывают луну. Из-за будки на заправке выкатывается машина. Темно-синяя «Микра» с включенными габаритными огнями. Она медленно едет к колонке с бензином. Останавливается, мотор глохнет, и из машины выходит какой-то тип невысокого роста – на голове черная шапочка, вроде как женская, на плечах темная куртка «Levi’s». Тип оглядывается по сторонам. Вокруг никого. Он вынимает из кармана ключи и открывает замок. Взять заправочный пистолет он не успевает, потому что я набрасываюсь на него сзади.

– Какого хрена ты заправляешься на мои деньги!

Я сворачиваю ему шею, но он пытается вырваться и с него слетает шапка. На синий капот падает волна длинных темных волос. Моя правая рука готова нанести удар в лицо, но в этот момент луна освещает поле битвы и…

– Черт… да ты баба!

Она пытается выскользнуть. Я все еще держу ее левой рукой, а правую опускаю вниз: «Баба, гребаная баба».

Я отпускаю руку. Она выпрямляется и поправляет куртку.

– Да, баба, дальше что? Что ты ржешь, хотел побить меня? Я тебя не боюсь.

Да уж, храбрый воробей. Хорошенько ее рассматриваю. Ноги широко расставлены, джинсы с низкой талией, кроссовки «Sneakers Hi-tech». Черная футболка и темные джинсы. Стильно. Она наклоняется и поднимает шапочку. Засовывает ее в карман:

– Дальше что?

– Дальше что? Да ты сперла мои деньги!

– И что?

– Да ничего. – Я влезаю в «Микру» и вынимаю из замка зажигания ключи. – Так, по крайней мере, мы избежим погони.

Я кладу ключи в карман и иду к мотоциклу. Беру его за руль и веду к заправке. Дохожу до ограды заправки, завожу мотор и через минуту стою перед девушкой. Выключаю и открываю бак.

– Давай сюда шланг.

– И не подумаю.

Качаю головой, беру его сам и наливаю бензин. Вдруг мне приходит в голову одна идея. Я заправляюсь только на десять евро и закрываю бак. Подхожу к ее «Микре» со шлангом в руке, открываю крышку и заливаю на остальные десять евро ей в бак. Девица удивленно смотрит на меня. Она красивая, но выражение лица довольно жесткое. Может быть, просто потому, что не удался ее трюк? Волосы падают на лоб, большущие темные глаза и чудная улыбка, насколько я смог заметить. Смотрит на меня, вытаращив глаза.

– Что это ты делаешь?

– Наливаю тебе бензин.

– Зачем?

– За тем, что сейчас мы поедем ужинать.

Я увожу мотоцикл и паркую его за будкой.

– Мы так не договаривались. Я-с тобой ужинать? У меня другие планы… Я иду на вечеринку, я договорилась с друзьями.

Я уперся, хотя меня смех разбирает:

– Слушай сюда, договоримся так: ты хотела провести вечер с моими двадцатью евро, но тебе крупно свезло и ты проведешь его со мной.

– Но послушай…

– Или, если этого недостаточно для твоей завышенной самооценки… давай так: ты проводишь вечер со мной или я сообщаю о твоем промысле в полицию. Так лучше?

Девчонка насмешливо ухмыляется:

– Ну да, я сажусь в машину, причем, прошу заметить, мою собственную, с незнакомым мужчиной.

– Я уже не незнакомый. Я тот, кто чуть было не стал жертвой твоей махинации.

Она снова фыркает.

– Тогда получается, что я сажусь в собственную машину с чуть было не состоявшейся жертвой своей махинации, так? Но ведь ты можешь завезти меня Бог знает куда и воспользоваться мной? Попробуй убедить меня в обратном.

Я молчу. Я бы порвал тех, кого они так опасаются. Этих ублюдков, из-за которых страдают нормальные парни, этих говнюков, неспособных завоевать девчонку, этих ничтожеств, недостойных занимать место под солнцем.

– Ну хорошо. – Мне смешно это слышать, но я понимаю, что она права. – Тогда послушай меня внимательно. Видишь этот мобильник? – Вытаскиваю телефон из кармана. – Знаешь, одного звонка достаточно, чтобы воспользоваться кем-то покруче тебя, понятно? Поэтому молчи и садись в машину.

Вот зачем на самом деле нужны телефоны!

Она бросает на меня ненавидящий взгляд и подходит совсем близко. Поднимает руку с открытой ладонью. Я перехватываю кисть. Мне показалось, она хочет дать мне пощечину. Но я ошибся.

– Пока я не собираюсь давать тебе пощечину. Дай мне ключи, я сама поведу.

Я улыбаюсь и сажусь за руль.

– Это даже не обсуждается.

– А кто сказал, что тебе можно доверять?

– Нет, это кто сказал, что можно доверять тебе? Ты же чуть было меня не надула!


Поделиться:

Дата добавления: 2015-09-15; просмотров: 56; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.008 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты