Федерико Моччиа ТРИ МЕТРА НАД НЕБОМ Я ХОЧУ ТЕБЯ 8 страница

Я тянусь к пассажирской двери и открываю ее с улыбкой.

– Так я прав или как? Давай, садись.

Она еще немного колеблется, потом снова фыркает и садится в машину, руки сцеплены, взгляд устремлен вперед. Некоторое время мы едем молча.

– Эй, у тебя хорошая машина.

– В наши условия входит обязательство разговаривать?

Мы только что проехали Сакса Рубра^[15].

– Нет, но сейчас знаешь, что можно сделать? Я тебя высажу здесь, а потом привезу тебе твою машину, естественно, никак тобой не воспользовавшись, как ты говоришь… То есть воспользуюсь твоей машиной… но своим бензином. И ты сразу станешь милой, веселой, будешь улыбаться, – у тебя такая прекрасная улыбка.

– Ты ведь ее еще не видел…

– Вот именно. Так чего ты ждешь?

Она улыбается специально для меня, скаля зубы:

– Вот она, теперь ты доволен?

– Очень.

Я протягиваю ей руку с открытой ладонью. Она быстро отклоняется.

– Ай, что ты делаешь?

– Боже, какая недоверчивая! Я хочу представиться, как положено благовоспитанным, не ворующим людям. Я – Стефано. Для друзей – Стэп.

Моя рука так и зависает в полутьме машины.

– Хорошо. Привет, Стефано, меня зовут Джиневра, Джин для подруг. А для тебя – Джиневра.

– Джиневра – классное имя… Как это твои родители догадались, что произведут на свет королеву? – я поворачиваюсь к ней и подмигиваю, потом не выдерживаю и начинаю смеяться: – О Боже, прости меня, что-то меня на смех пробивает, сам не знаю почему. Королева.

Я не могу остановиться. Смотрю на нее и смеюсь. Мне весело с ней. Она мне нравится. Может быть, потому что она некрасивая. Машина едет быстро, и огни фонарей мелькают на ее лице. Они окрашивают его то в светлый, то в темный цвет. И луна бросает на нее свой отсвет. У нее высокие скулы, маленький подбородок. Тонкие брови над карими глазами, живыми и веселыми, несмотря на ее занудство. Да, я ошибся. Она не красивая. Она прекрасная.

– Молодцы твои предки. Отличное тебе выбрали имя: королева Джиневра…

Она молча на меня смотрит.

– Стефано, у меня нет родителей. Они умерли.

У меня кровь в жилах стынет. Я пропустил худший удар в моей жизни. В лицо, в живот, в зубы. Я перестаю улыбаться.

– Прости.

Какое-то время мы молчим. Машина несется вперед. Я смотрю прямо перед собой и лавирую в потоке, стараясь затушевать свою глупую ошибку. Слышу ее вздох, может быть, она плачет? Невозможно обернуться к ней, но я должен. Должен… Она вжалась в угол и смотрит на меня. Сидит неподвижно, вполоборота, плечи упираются в стекло. И вдруг начинает хохотать как сумасшедшая:

– Ой, не могу больше, я сказала тебе глупость! Один-один, согласен? Перемирие, – и она быстро вставляет в магнитолу CD. – Ты хотел войны, ты ее получил. Расстроился? Ты с виду такой жесткий, а внутри… внутри ты очень чувствительный. Маленький…

Джиневра смеется и раскачивается в ритм «Red Hot Chilli Peppers».

– Ну, и где мы будем ужинать?

Теперь она спокойна, – хозяйка ситуации. Я молчу. Блин, она меня сделала. Ударила что надо, но какая зараза! Разве такими вещами можно шутить? Я еду дальше, глядя прямо перед собой. Краем глаза вижу, как она пританцовывает. Она здорово держит ритм, танцуя «Scar Tissue». Волосы развеваются в такт музыки. И она посмеивается довольным смехом, чуть прикусив нижнюю губу.

– Слушай, ты что, злишься? – смотрит на меня. – Прости. Ты сидишь за рулем моей машины. Согласна, бензин – твой, говорю это сразу, пока ты снова не начал. Ты везешь девушку на ужин с твоими друзьями, правильно? Или что-то вроде того… Короче, тебе не на что злиться, правда? Ты же сам сказал… Веселись… Улыбайся! Ну, вот я же веселюсь. А тебе что, невесело?

Я не говорю ни слова.

– Ну вот. Надулся. Рассердился. А ты бы предпочел, чтобы они и вправду умерли? Ну, давай попробуем поговорить… Твои как поживают?

– Отлично, они развелись.

– Попка-попугай! Ну ты и зануда. Ничего лучше не мог выдумать?

– А что я могу сделать, если это правда? Видишь, что ты наделала. Ты сама виновата, что мы друг другу теперь не верим.

– Но ты же неправду говоришь?

– В том-то и дело, что правду.

Теперь она становится серьезной. Смотрит неуверенно. Искоса изучает меня.

– Это же неправда.

– Да говорю тебе, что правда.

Она все равно до конца мне не верит. Поворачиваюсь к ней. Несколько секунд мы смотрим другу другу в глаза. Это похоже на соревнование. Она первая отводит взгляд. Вроде, даже покраснела. Трудно понять, так ли это: слишком в машине темно.

– Эй, смотри вперед, на дорогу. Бензин-то твой, а машина моя, правильно? Не разбей ее!

Я невольно улыбаюсь.

– Ты же наврал? Они не развелись.

– Да как же не развелись? Уже несколько лет как.

– Ну, если это так, мне жаль. Знаешь, я читала где-то, что шестьдесят процентов разводится, когда дети уже выросли. Значит…

– Значит?

– Не надо из себя жертву разыгрывать.

– Да никто и не разыгрывает. Вот слушай…

Я хотел было рассказать всю эту историю – может быть, потому что она ничего обо мне не знает, или, может, потому что она мне не верит, или еще сам не знаю почему. Но я этого не делаю, что-то меня остановило.

– О чем ты задумался? О родителях?

– Нет, я думал о тебе.

– О чем же таком ты думал, ведь ты меня совсем не знаешь.

– Думал, как классно, когда с тобой рядом сидит незнакомый человек, и все проблемы куда-то исчезают, и можно воображать об этом человеке что хочешь, и в своих фантазиях улетать далеко-далеко.

– И куда же ты улетел?

Сознательно выдерживаю паузу.

– Далеко. – Хотя это и не так, я с удовольствием ей это говорю. – И знаешь, я передумал – пожалуй, ты права.

– В чем?

– Я тобой воспользуюсь.

– Вот идиот. Какой же ты кретин. Ты хочешь меня напугать, правда же? Но тебе это не удалось: у меня третий дан. Ты хоть знаешь, что это такое – третий дан? Или понятия не имеешь? Ну, так я тебе быстро объясню. – Она выкрикивает это очень быстро, и мне смешно ее слушать. – Это значит, что ты не успеешь коснуться меня пальцем, как я тебе его сломаю, понял? Третий дан по карате. И еще я кик-боксингом занималась. Попробуй только протяни руку и тебе кранты. Понял?

– Неплохо. Значит, я в безопасности.

Не успеваю закончить фразу, как руль выскальзывает у меня из рук. «Микра» идет в занос. Я выворачиваю руль и убираю ногу с газа. Джиневра падает на меня. Я потихоньку выравниваю машину, она переводит дух. Вид у нее испуганный. Она сильно бьет меня кулаком в плечо, попадая в одно и то же место.

– Ненормальный, ты меня напугал! Кретин!

Я смеюсь.

– Ай, хватит, веди себя хорошо. Ты же видишь, я тут не при чем. Кажется, колесо прокололи.

– Да ладно тебе! Ты это специально сделал!

– Да говорю же тебе…

Я скатываюсь на обочину, выхожу из машины и опускаюсь на землю рядом с капотом, осматриваю колеса.

– Вот, видишь?

Она тоже выходит и видит опущенное колесо.

– И что теперь?

– Теперь? Надеюсь, у тебя есть запаска?

– Есть, конечно.

– Молодец!

Мы смотрим друг на друга.

– Ну и?

– Что – ну и? Пойди и достань ее.

– Ну уж извини, вел машину ты. Значит, ты виноват.

– Может быть… Но машина-то твоя. И значит, колесо менять тебе.

Джиневра недовольно фыркает и дергает капот.

– Куда ты? Оно сзади!

– Я хотела посмотреть, все ли цело. – Врет, разумеется.

– Ну конечно, конечно. Понятно.

Она открывает багажник и поднимает коврик, под которым – запаска.

– Как это вынимается?

– Видишь наверху большой винт? Открути его и потяни колесо на себя.

Она следует моим инструкциям и освобождает колесо. Потом пытается достать его, но колесо подпрыгивает и падает обратно в багажник. Ничего не получилось.

– Слушай, а что ты мне не помогаешь?

– А я-то при чем? Меня тут как бы нет. Ты сказала, что я не был предусмотрен на этот вечер, правильно? Я уж не говорю о равенстве полов. И поэтому есть еще одна важная вещь.

Она встает напротив меня и упирает руки в бока.

– Интересно, какая именно?

– Ты сказала, что у тебя третий дан, так ведь? Если ты не справишься с колесом… ха-ха…

Она смотрит на меня с яростью. Потом ныряет в багажник, хватает колесо и распрямляется. Это дается ей с трудом, и я спешу ей на помощь. Но она вытаскивает колесо прежде, чем я успеваю подойти.

– Все я сделала, не думай, – и, проходя мимо, нарочно задевает меня плечом.

– Подвинься! Чего встал на пути, мешаешь.

Она катит колесо, удерживая его вертикально, и чуть им меня не сбивает.

– Ты уберешься отсюда или нет?

– Не вопрос! Пойду-ка я посижу под деревом, выкурю сигаретку. Эй, спокойнее, спокойнее!

– Давай, вали отсюда.

Я сажусь у обочины под каменной стеной и закуриваю. Сижу молча, в темноте и смотрю на нее. Потом кричу:

– Молодец, молодец, у тебя отлично получается!

Она опускается перед машиной, чтобы установить домкрат. Стоит на коленях, упершись в землю руками и прикидывает, куда тут его приспособить. Попка, обтянутая джинсами, маленьким синим холмиком четко выделяется на фоне кузова машины. Она двигает ею, пытаясь найти верное место для домкрата. Прекрасное зрелище.

– Эй, ты даже не представляешь, какая отсюда панорама открывается! Тебе надо бы увидеть! Луна, круглая, ровная луна, представляешь?

Она встает, вытирая руки. Трет ладонь тонкими пальцами, стряхивая кусочки щебня, прилипшие к мягкой коже.

– Да какая луна, где ты ее увидел?.

– Две минуты назад была видна, клянусь тебе, – такая луна, обтянутая джинсами, просто чудо. Она только что виднелась из-под твоей машины.

– Да пошел ты.

Она начинает крутить домкрат и машина слегка раскачивается.

– Скажи мне, когда закончишь, я пока посплю.

Ложусь на спину у стены. Смотрю на облака, плывущие по темному небу. Вот они перемешиваются с дымом, который я выпускаю изо рта. Чистые, прозрачные, насыщенные невидимым светом, излучаемым луной; ее не видно, но она там, за облаками, – луна, не обтянутая джинсами. Выпускаю дым изо рта. Улыбаюсь и поворачиваюсь – посмотреть, как дела у Джиневры. Она откручивает болты. С трудом проворачивает балонный ключ. У нее не получается и она рывком поднимается с колен. Ключ, надетый на болт, соскальзывает и падает на землю. Она тяжело вздыхает и поправляет волосы тыльной стороной ладони, чтобы не запачкаться. Прекрасная и раскрасневшаяся. Она снова надевает балонник на болт и делает вторую попытку. Слышен гул приближающейся машины. Это темная «Toyota corolla». Она едет медленно, мигает фарами и гудит. Потом тормозит; слегка накренившись, машина дает задний ход. Описывает задним ходом полукруг и останавливается перед «Микрой» Джиневры. Из машины выходят трое. Я сажусь, чтобы лучше видеть. Это три парня. Я бросаю сигарету на землю и продолжаю наблюдать за происходящим.

– Привет, что ты тут делаешь одна ночью? – говорит один.

– Пробило колесо? Вот непруха, – говорит другой.

– Непруха у нас, мы-то думали, ты – шлюха, – говорит третий.

Они смеются.

Один из парней кашляет. Им лет по двадцать, у них короткие волосы, наверное военные.

Джиневра не смотрит в мою сторону.

– Слушайте, помогите мне поменять колесо.

– Конечно… с удовольствием.

Самый маленький опускается у колеса и балонником откручивает болты.

– Вот блин, они все проржавели.

– Я никогда в жизни не менял колеса на такой машине.

– Все всегда бывает в первый раз.

Один из парней развязно смеется, остальные ему вторят.

– Слушай, а тебе повезло, что сегодня вечером тут проезжали мы.

На этот раз Джиневра бросает взгляд на меня и тайком делает мне жест рукой, как бы говоря: «Вот видишь, эти мне помогли».

Низенький работает – быстро откручивает все болты и снимает проколотое колесо. Он бросает его под ноги, оно, слегка подпрыгнув, замирает на земле, Сразу же ставит новое. Центрует и закручивает все болты. Сначала наживляет каждый, потом по очереди закручивает намертво. Должно быть, днем он работает на автосервисе. Снимает балонник с последнего болта и встает.

– Вуаля, готово. Все в порядке, синьорина.

Парень вытирает руки, проводя ими по джинсам над коленями. Джинсы такие грязные, что на них не остается никаких отпечатков.

– Спасибо, что бы я делала без вас.

Что тут скажешь, думаю я. Она настоящая королева. Правильная фраза, сказанная в правильный момент. Или неправильная. Просто попытка избавиться от них корректно. Но, как я и ожидал, фраза не возымела действия.

– Да как же так? Ты хочешь просто уехать?

Самый высокий тип, да к тому же и самый толстый, берет инициативу в свои руки.

– Ну, я же сказала вам спасибо. У меня бы ушло на это много времени, вы же видели, я…

Парень смотрит на товарищей и улыбается. На нем широкий бордовый свитер с узким горлом и черной полосой на груди.

– Ладно, но поцеловать-то нас тебе не трудно?

– И речи быть не может.

– Ну-ну, мы же не просим ничего такого…

Он смеется довольным смехом, от которого даже я охренел. У него такие кривые зубы, что лицо становится похоже на гротескную маску.

– Ну, давай, давай поцелуемся.

Парень берет Джиневру за подбородок и тянет его кверху. Джиневра не может даже пошелохнуться. Он обнимает ее за талию и пытается поцеловать. Джиневра инстинктивно отклоняется назад. Парень пытается лизнуть ее по щеке и тянется к губам, хочет засунуть ей в рот язык. Джиневра вырывается. Этот тип сильный, крепко ее держит. Джиневра пытается коленом врезать ему между ног, но он слишком высокий. У нее ничего не получается. Низенький, который менял ей колесо, молча смотрит на происходящее. Похоже, он немного смущен. Третий, толстяк, весело смеется, он сильно возбужден, болеет за приятеля.

– Класс, Пье, воткни ей язык в рот!

Пье, то есть, как я понимаю, Пьетро, никак не может справиться с девчонкой. Джиневре даже удается в какой-то момент дать ему кулаком по голове.

– Ах ты, сука! – Пьетро хватается руками за лоб.

– Так тебе и надо, козел! – Джиневра отскакивает, приводит в порядок волосы и стоит посреди улицы, не убегая и не зовя меня на помощь.

– Это я – то козел? Сейчас я тебе покажу.

Парень решительно идет на нее. Джиневра опускает голову и выставляет вперед руки, закрывшись как моллюск. Пьетро хватает ее за куртку.

Ну вот, пришло время вмешаться:

– Эй ты, пошутил и хватит.

Пьетро отпускает Джиневру, все уставились на меня. Я выхожу из тени, иду прямо на них.

– А ты, блин, кто такой?

– Да я тут мимо проходил. А вот ты, как думаешь, кто ты такой?

Я подошел к Пьетро вплотную. Он смотрит на меня. Прикидывает, стоит ли со мной связываться. Соизмеряет силы, одним словом. Ему кажется, что стоит попробовать.

– Щас я те яйца оторву.

Это ошибка. Я наношу ему четкий удар, быстро и решительно. Он даже не успевает заметить его. Мой кулак скользит по его лицу, удар не сильный, но в самый раз, чтобы разбить ему нос. Я снова бью, удар идет слева, прямо в правую бровь, точное попадание: резко и больно. Он с глухим шумом падает на землю, и не успевает двинуться, как я наношу следующий удар. Прямо в рожу. Пам! Едва я отступаю назад, как вижу на земле лужу крови. Много из него льется: медленной струей кровь идет из носа, течет на дорогу и разливается по асфальту. Пьетро, или как там его зовут, тяжело дышит, разевает рот, и на губах его вздуваются какие-то странные кровавые пузырьки. Он часто сплевывает кровь, смешанную со слюной. И больше не смеется.

– Так… – я смотрю на Джиневру. – Уезжаем отсюда, пока не поздно.

Я беру проткнутую резину, кидаю ее в багажник и закрываю его. Прохожу мимо низкорослого, который менял колесо. Толстяк стоит рядом с машиной. У него явно заторможенная реакция: я хватаю его за ухо, сжимаю большим и указательным пальцем и сильно, со злостью выворачиваю. Хотелось бы оторвать его совсем.

– Ай, бляха, ай, больно.

– Дай пройти, сукин сын. И худеть надо.

Напоследок еще сильнее выкручиваю ему ухо и отпускаю. Он так и стоит, согнувшись пополам и держась за ухо, будто молится, а я сажусь в машину. Жду, пока Джиневра закроет дверь, и срываю машину с места. Смотрю на эту троицу в зеркало заднего вида. Теперь они далеко, их почти не видно в темноте.

– Ну, как ты?

Она молчит. Я пытаюсь ее рассмешить.

– Они и не подозревают, как им всем повезло. Если бы ты им показала третий дан, от них и мокрого места не осталось бы, да?

Попытка не увенчалась успехом. Джиневра не желает говорить. Я смотрю на нее. Волосы падают вниз, как поверженные в бою, и видна только нижняя часть лица. Сжатые губы, обиженные и неуверенные, слегка дрожат.

– Ну же, Джиневра. Все в порядке.

– Все в порядке, блин! Проколотое колесо и я одна-одинешенька.

– Но ничего же не случилось.

– Но могло случиться. Эти трое… чем бы все могло окончиться?

– Но могло бы случиться и так, что я бы проезжал мимо на мотоцикле и просто помог бы тебе поменять колесо, – пытаюсь успокоить ее.

– Поразительно, какие вы гады… Втроем на одну, что за скотство!

Я понимаю, что она зациклилась. Делаю попытку снять напряжение.

– Вообще-то во всем виновата твоя красивая попка.

– Что? И ты туда же?

– Нет, я тут не причем. А вот та троица очень даже причем. У тебя выдающаяся попка, в прямом смысле слова. То есть, она сильно выдавалась, когда ты меняла колесо. Так что, можно сказать, ты сама виновата… что была в такой позе, знаешь… короче, ты сильно завела тех бедолаг.

– А, так ты хочешь сказать, что моя обтянутая джинсами задница слишком вызывающая?

– Да, именно так.

– Да откуда ты такой взялся? Значит, если бы колесо проткнула Дженнифер Лопес, что бы тогда? Мировая война началась бы?

– Ну, ты сравнила… Ее зад на миллионы долларов застрахован…

– И что?

– Она может спокойно им двигать.

– Да пошел ты! Идиот.

– Да я просто хотел тебя насмешить.

– Ну, так у тебя ничего не получилось.

Мы замолкаем, машина мчится вперед. Джин делает радио громче, ей не хочется ни о чем думать.

– Я очень люблю эту песню. Знаешь, о чем она?

Я пытаюсь вслушаться. Но не надо себя обманывать. Я прекрасно научился пользоваться компьютером, я изучил графику, 3D, и все остальное, но с английским всегда была морока.

– Кое-что понимаю…

– Он поет: «Я совсем не знаю историю, математику…» – Джин продолжает переводить, и тем спасает меня.

Я слушаю. Она говорит медленно, с улыбкой на губах, кажется, она понимает каждое слово.

– Вот эти слова мне нравятся.

– Песня очень красивая, – я попал в масть, слова прозвучали в правильную минуту.

– Да, она красивая.

Следом по радио звучит другая песня. Теперь я понимаю слова. «А ты в платье из цветов с бликами огней, из тумана и теней, и идешь ты босиком, собирая розы и притом…» Я смотрю в темноту ночи. Бывают такие совпадения: музыка, попадающая в самую точку, звучащая в машине, не твоей машине, на дороге без встречных огней, впереди тебя – бесконечность, рядом – девушка. Кроме всего прочего, еще и красивая. Она поправляет курточку.

– Мы сильно опаздываем на встречу?

Именно в этот момент мы выезжаем на развязку перед туннелем, ведущим в Прима Порта. Вон они все: Бардато, Манетта, Цурли, Бласко и еще кто-то. И с ними несколько девушек. Проезжаю мимо, не останавливаясь.

– Да нет, мы уже приехали.

Жму на газ. Меня не узнали. Они думают, что я приеду на мотоцикле. И один. А я на машине и с ней. Еду дальше как ни в чем ни бывало. Джин смотрит в окно.

– Видел? Там несколько человек, ждут кого-то. Отстойное место для встречи.

И смотрит на меня. Сердце мое стучит сильнее. Неужели она поняла?

– Да уж, место отстойное.

Она не сводит с меня взгляда.

– Странная фишка, правда?

– Что за фишка? – Надеюсь, это она не о той тусовке.

– Ну, что мы тут сидим в машине, двое абсолютно не знакомых людей, и уже столько всего случилось. А ведь мы начали с того, что поругались… всего лишь из-за двадцати евро.

– Которые ты хотела у меня стибрить.

– Да не зацикливайся ты на мелочах. Не забывай, что колесо проколото и мне придется ехать на шиномонтаж.

– Давай дальше. Ты тоже не зацикливайся на мелочах.

Джин улыбается.

– Потом рядом со мной тормозят те трое, один лапает меня, являешься ты, делаешь его и теперь мы едем на ужин с твоими друзьями. Мы уже смахиваем на типичную парочку… Классический вечер с некоторыми непредвиденными обстоятельствами.

– Да, только мы сейчас вместе.

– Да уж.

Ее ответ звучит немного странно.

– Что значит – «да уж»?

– Это значит – «да уж», и больше ничего, – она смеется.

– Знаешь, это твое «да уж» не значит просто «да уж». Там есть какой-то скрытый смысл, верно?

Смотрю на Джин, ожидая ответа.

– Да ты прямо помешался на скрытом смысле. Смысл только в том, что я согласилась, а ты все докапываешься. Извини, мы сейчас вместе – ты и я?

– Пока нет.

– В данном случае, поскольку мы спорим, ответ должен быть только «нет», а не «пока нет». Понятно?

Малышка начинает горячиться.

– Да уж.

– Ну, тогда мы не вместе.

– Нет.

– Отлично.

Я делаю паузу и добавляю:

– Пока.

Джин смотрит на меня сердито.

– Ты хочешь, чтобы последнее слово всегда было за тобой?

– Точно.

– Ну, ладно, тогда сделаем так. Мы пока не вместе, и, разумеется, так будет весь этот вечер. И если ты будешь продолжать в том же духе, я буду называть все более отдаленные даты нашего ммм… сближения, и не исключено, что счет пойдет на месяцы. Ясно?

– Куда яснее, – улыбаюсь я. – На собственном опыте я уже понял, что когда ты в чем-то уверен и всем об этом рассказываешь, это признак неуверенности. Пояснить?

– Да.

– Лучше было остановиться на «пока».

Я улыбаюсь. Джин качает головой.

– Хватит с меня твоих «пока», ты меня достал. И вообще, мы о чем спорим? Что ты и я – не вместе?

– Да, обычно все начинают спорить, когда они уже вместе. Значит, у нас все наоборот.

– Да мы еще ничего не начали.

Я медленно торможу и сворачиваю к обочине. Джин смотрит на меня взволнованно.

– А сейчас что ты делаешь? Ты хочешь…

– Пока нет. Встреча назначена здесь, но я никого не вижу, Наверное, они ушли, мы опоздали.

– Ты опоздал.

– Хорошо, я опоздал.

– Как это ты со мной так легко согласился?

– Если мы будем так спорить о каждой ерунде, мы расстанемся, прежде чем начнем.

На этот раз хохотать начинает Джин. Я тоже смеюсь. Мы смотрим друг на друга и покатываемся со смеху, прямо на том месте, где назначена несостоявшаяся встреча.

Громко звучит музыка. Старые и новые хиты.

– Класс! Вот эта – супер!

Это правда: радио выдает легендарное «Love me two times» легендарных «Doors».

– Love me two times, girl, one for tomorrow one just for today… Love me two times, I’m goin’away… Но это я тебе переводить не буду.

– Кажется, я все и так понял.

* * *

Вокруг тьма кромешная. Ну а «пока», наверное, он прав: надо идти.

– Куда ты меня привез?

– Пойдем поужинаем вдвоем. А с моими друзьями ты познакомишься позже.

– Когда это позже?

Смотрю на него, ожидая отпета. Я решила пойти на перемирие.

– Ну, если это когда-нибудь произойдет.

Довольная, я делаю звук громче и лихорадочно переключаю каналы в поисках других песен. И тайком в полутьме машины кидаю взгляд на Стэпа.

Поверить не могу… Я, Джин, в машине с ним. Если бы родители знали. Не понимаю, почему эта мысль первой приходит мне на ум. То есть, если бы родители узнали, что я сижу в машине с незнакомым парнем, то есть с парнем, которого они считают незнакомым, что бы они сказали? Представляю, что бы сказала мама: «Да ты что, с ума сошла? Джиневра, никогда никому нельзя верить. Я тебе тысячу раз говорила…». Так всегда: что бы мама ни говорила, она неизменно утверждает, что говорила мне это тысячу раз. Вот так. Но одно точно: такого она бы и представить себе не могла. И что бы я ей сказала? Знаешь, это я так хотела заправиться… Как бы можно было ей объяснить, как обстоят дела на самом деле? Нет, и думать об этом не хочу. Я и сама не могу в это поверить.

– А знаешь, кого ты мне сначала напомнил?

– Когда?

– Когда я меняла колесо и подъехали те трое?

– И кого я тебе напомнил?

– Ричарда Гира.

– Ричарда Гира?

– Да, в той сцене из «Офицера и джентльмена», когда он с другом идет с двумя девушками в бар. Там у дверей один тип начинает приставать к девушкам вместе со своими дружками, и Ричард Гир сначала не хочет ссориться, но, в конце концов, не выдерживает и дает тому типу в рожу.

– У Ричарда Гира тоже третий дан?

– Нет, дурачок. Это были удары full contact.

– Да ты и в этом разбираешься.

– Я ж тебе говорила: я занималась кик-боксингом и брала несколько уроков full contact. Не веришь? Когда-нибудь при случае я тебе это докажу.

– Не сомневаюсь… Но мне кажется, больше, чем «Офицер и джентльмен», здесь подходит другое. Из Иезекииля, глава двадцать пятая стих семнадцатый: «И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными; и узнают, что Я Господь, когда совершу над ними мое мщение»^[16].

– Ах ты скромник! Так тебе нравится «Криминальное чтиво»^[17]?

– Да.

– И даже очень, судя по тому, что ты это помнишь наизусть!

Стэп улыбается и переводит взгляд на дорогу. Непонятно, что он хотел сказать этой историей: да уж, непонятно… Но лучше не докапываться. Смотрю на него, пока он занят дорогой. Правая рука напряжена, он держит руль уверенно, но в то же время – совершенно спокойно. Левый локоть упирается в край окошка, а пальцами он держится за подбородок. Правая рука сверху на руле, он крепко сжимает его и легко входит в повороты. На запястье, рядом с золотым браслетом, татуировка. Татуировка, кажется мне… Я незаметно придвигаюсь поближе, чтобы ее рассмотреть.

– Это чайка.

– Что?

– Чайка. У меня на запястье.

Он улыбается мне, на секунду отрываясь от дороги. Я чувствую, что краснею, но, к счастью, он этого не замечает.

– Смотри на дорогу.

– А ты смотри на свои татуировки.

– У меня нет татуировок.

– Тебе ни одной не разрешили сделать?

Стэп смотрит на меня с издевательской улыбкой.

– Родители тут не причем. Это мой выбор.

– А, ну конечно, понимаю, – он смотрит на меня с сочувствием и усмехается: наверное, думает, какая я дура. – Твой выбор?

– Да, мой.

Молчим. Потом я не выдерживаю.

– Вообще-то я наврала. У меня есть татуировка, и очень красивая, но что-то я сомневаюсь, что ты сможешь ее увидеть.

– Она так надежно спрятана?

– Это как посмотреть.

– То есть?

– Ой, ты прекрасно понял.

– Да, но я не знаю, насколько хорошо я понял, то есть, правильно ли я понял, где она.

– Это маленькая розочка внизу спины, ясно?

– Яснее некуда. Обожаю срывать цветы!

– Это уникальная татуировка – рельефная.

– Как это?

– На ней полно шипов.

– У тебя на все ответ готов! Да у меня на руках – одни мозоли.

Он тоже улыбается. Улыбка у него прекрасная. Это трудно отрицать. Но я не могу ему это сказать. На левой щеке у него странная вмятинка. Черт возьми, до чего же он мне нравится! И потом, он совершенно не такой, как Франческо. Это мой последний парень. То есть, он практически единственный, кто у меня был. И самый отвратительный, если честно.

Франческо. А ведь он мне казался таким славным. Верно говорят: любовь проверяется только временем. Сначала все кажется очень мило. Потом, когда ты уезжаешь куда-нибудь, то, что казалось тебе милым, может стать великолепным. Даже идеальным… Но гораздо чаще, к сожалению, все оборачивается мерзостью. Ну, так вот. Франческо был исключением. Ему удалось все испортить сразу. Самым гнусным способом. Он допустил одну непростительную ошибку и все разрушил. Никогда не забуду этот вечер.

– Слушай. Давай заскочим в «Джильду», как тебе эта идея?

– Нет, спасибо, Франче, завтра у меня опрос по истории, а я еще не дочитала главу.

– Ну ладно, как хочешь, отвезу тебя домой.

В тот вечер он вел машину быстрее, чем обычно, но я, погрузившись в свои мысли, не обратила на это внимания. Выхожу из машины.

– Пока, спокойной ночи… А ты что, поедешь в «Джильду»?

– Нет-нет, раз ты не едешь, и я не поеду. И потом я тоже что-то устал.

Он не провожает меня до парадной, впрочем, он никогда этого и не делал. Странно, но в тот вечер мне это не понравилось. Не потому, что я из тех девиц, которые чего-то боятся и требуют, чтобы их всегда провожали. И все же эти последние минуты с парнем, эти несколько шагов до двери – такие приятные, пусть у меня и никогда такого не было. Наверное, дело в том, что в эти минуты ты понимаешь, что ты важнее потерянного времени, или в том, что тебе хочется насладиться прощальным поцелуем. Короче, Франческо едва дождался, когда я вставлю ключ в дверь и махну ему на прощание, и умчался как ветер на своем «мерсе 200». Быстро. Слишком быстро. Ох уж эти предчувствия. Глупые предчувствия. Но, иногда они оказываются ненапрасными.