Раздел VI. Техника детскогопсихоанализа. стала мне жаловаться на созданное таким образом новое лицо и поняла, насколько она страдала от него

стала мне жаловаться на созданное таким образом новое лицо и поняла, насколько она страдала от него. Рука об руку с создав­шимся таким образом сознанием болезни идет открытость ре­бенка для анализа.

Но здесь мы не должны забывать о другом препятствии. Я имела возможность подвергнуть длительному анализу очень одаренного и способного ребенка: ту описанную выше восьми­летнюю девочку, которая отличалась чрезмерной чувствитель­ностью н которая так много плакала. Она искренне стремилась ;стать другой, она имела все данные и все возможности, чтобы использовать проводимый мною анализ. Но работа над ней тор­мозилась всегда на определенном пункте, и я уже хотела удо­вольствоваться теми небольшими результатами, которых мне удалось добиться: исчезновением самых мучительных симпто­мов. Тогда обнаружилось, что нежная привязанность к няне, относившейся отрицательно к предпринятому анализу, и была той именно преградой, на которую наталкивались наши стара­ния, как только они действительно начинали проникать вглубь. Хотя она питала доверие к тому, что выяснялось при анализе и что я говорила ей, но только до известного предела, до которо­го она разрешала себе это и за которым начиналась ее предан­ность няне. Все, что выходило за этот предел, наталкивалось на упорное и непреодолимое сопротивление. Она воспроизводи­ла таким образом старый конфликт, который имел место при любовном выборе между жившими отдельно друг от друга ро­дителями и сыграл большую роль в ее развитии в раннем дет­ском возрасте. Но и это открытие мало помогло делу, так как теперешняя ее привязанность к воспитательнице была весьма реальна и обоснованна. Я начала упорную и настойчивую борь­бу с этой няней за расположение ребенка. В этой борьбе обе стороны пользовались всеми доступными им средствами; я ста­ралась пробудить в ней критику, пыталась поколебать ее сле­пую привязанность и стремилась использовать каждый малень­кий конфликт, какие ежедневно бывают в детской, так, чтобы он расположил ребенка в мою пользу. Я заметила свою побе­ду, когда маленькая девочка, рассказывая мне однажды об од­ном таком волновавшем ее домашнем инциденте, закончила свой рассказ вопросом: «Думаешь ли ты, что она права?» Вот

Введение в детский анализ353

когда анализ проник в более глубокие слои ее психики и дал наилучший результатиз всех приведенных здесь случаев.

В данном случае было нетрудно решить вопрос: допустим ли такой образ действий, как борьба за расположение ребенка? Влияние воспитательницы, о которой идет речь, было небла­гоприятным не только для анализа, но и для общего развития ребенка. Но представьте себе, в какое затруднительное положе­ние вы попадаете, когда вашим противником является не чу­жой человек, а родители ребенка. Р1ли когда вы стоите перед вопросом: целесообразно ли для успеха аналитической работы лишать ребенка влияния, благоприятного и желательного в других отношениях. Мы еще вернемся к этому пункту при рас­смотрении вопроса о практическом проведении детского ана­лиза и об отношении его к окружающей ребенка среде.

Я заканчиваю эту главу двумя небольшими сообщениями, из которых вы увидите, насколько ребенок может постичь смысл аналитической работы и терапевтической задачи.

Лучший пример — неоднократно упоминавшаяся здесь ма­ленькая девочка, страдавшая неврозом навязчивости. Она рас­сказывала мне однажды о необыкновенно благополучном исхо­де ее борьбы со своим чертом и неожиданно потребовала при­знания с моей стороны. «Анна Фрейд, — сказала она, — разве я не сильнее моего черта? Разве я не могу сама с ним справить­ся? Ты, собственно, не нужна мне для этой цели». Я полностью согласилась с ней. Разумеется, она гораздо сильнее его и может обойтись без моей помощи. «Но ты мне все-таки нужна, — ска­зала она, подумав немного. — Ты должна помочь мне, чтобы я не была так несчастна, если я должна быть сильнее его». Я ду­маю, что и от взрослого невротика нельзя ожидать лучшего понимания той перемены, на которуюон надеется в результа­те аналитического лечения.

Теперь еще второй случай. Мой десятилетний пациент, ко­торого я так подробно описала, находясь в более позднем перио­де своего анализа, вступил однажды в приемной в разговор со взрослым пациентом моего отца. Тот рассказал ему, что его собака растерзала курицу, и он, хозяин собаки, должен был за нее заплатить. «Собаку следовало бы послать к Фрейду, — сказал мой маленький пациент, — ей нужен анализ». Взрослый ничего

12 А. Фрейд

354 Раздел VI. Техника детского психоанализа

не ответил, но впоследствии выразил свое крайнее неодобре­ние. Какое странное впечатление сложилось у этого мальчика об анализе! Ведь собака не больна. Собаке захотелось растер­зать курицу, и она сделала это. Я отлично поняла, что мальчик хотел сказать этим. Он, должно быть, подумал: «Бедная соба­ка! Она так хотела бы быть хорошей, но в ней есть что-то, за­ставляющее ее поступать так жестоко с курицами».

Вы видите, что у маленького запущенного невротика вмес­то сознания болезни легко возникает сознание испорченности, которое становится, таким образом, мотивом для проведения анализа.

Приемы детского анализа355

Приемы детского анализа¹

Я представляю себе, что мои последние выводы произвели весь­ма странное впечатление на практических аналитиков. Весь арсенал изложенных мною приемов противоречит в слишком многих пунктах правилам психоаналитической техники, кото­рыми мы до сих пор руководствовались.

Рассмотрим еще раз мои приемы. Я обещаю маленькой де­вочке, что она выздоровеет: при этом я исхожу из тех сообра­жений, что нельзя требовать у ребенка, чтобы он пошел по неизвестной ему дороге с незнакомым ему лицом к цели, в кото­рой он не уверен. Я исполняю его очевидное желание зави­симости от авторитета и уверенности в успехе. Я открыто предлагаю себя в союзники и вместе с ребенком критикую его родителей. В другом случае я веду тайную борьбу против до­машней обстановки, в которой живет ребенок, и всеми сред­ствами домогаюсь его любви. Я преувеличиваю опасность сим­птома и пугаю пациента для достижения своей цели. И нако­нец, я вкрадываюсь в доверие к детям и навязываю себя им, хотя они уверены, что отлично могут справиться и без меня.

Куда же исчезает предписанная аналитику строгая сдержан­ность, осторожность при обещании пациенту возможности вы­здоровления или даже одного лишь улучшения, его абсолютная выдержанность во всех личных делах, полная откровенность в оценке болезни и неограниченная свобода, которая представ­ляется пациенту, в любой момент прекратить по своему жела­нию совместную работу? Хотя мы поддерживаем представле­ние о таковой свободе и у маленьких пациентов, но это остает­ся в большей или в меньшей степени фикцией: приблизительно так же обстоит дело и в школе. Если бы принять всерьез выте­кающую отсюда свободу действий, то, по всей вероятности, на другой день все классы пустовали бы. Я защищаюсь от возник­шего, быть может, у вас предположения, что я поступила такпм образом вследствие незнания или нарочитого пренебрежения

' Вторая лекция, прочитанная в Венском университете и включенная в работу «Введение в технику детского психоанализа» (1927). Текст дан по изданию:

Фрейд А., Фрейд 3. Детская сексуальность и психоанализ детских негпо.адв. СПб., 1997. С. 184-193.

356 Раздел VI. Техника детского психоанализа

npauiL'idMn психоаналитической техники. Я полагаю, что я раз­вила лишь в большей степени основные элементы тех приемов, которым') пользуетесь вы все в отношении своих пациентов, не подчеркивая этого. Может быть, я в своей первой лекции не­сколько преувеличила разницу между первоначальной ситуа­цией ребенка и взрослого. Вы знаете, как скептически мы от­носимся л первые дни к решению пациента лечиться и к тому доверию, которое он питает к нам. Мы опасаемся, что можем потерять его еще до начала анализа, и приобретаем прочную почву для наших действии только тогда, когда мы вполне уве­рены в перенесении пациента. В первые дни с помощью ряда приемов, мало чем отличающихся от длительных и необыч­ных приемов, применяемых мною у детей, мы действуем на него почти незаметно, так, чтобы не было никаких особых уси­лий с нашей стороны.

Возьмем, например, депрессивного, меланхоличного паци­ента. В действительности аналитическая терапия и техника не предназначены для таких случаев. Но там, где такое лечение предпринимается, необходим подготовительный период, в те­чение которого мы будим в пациенте интерес и мужество, не­обходимое для аналитической работы, ободряя его и вникая в его личные потребности. Приведем еще один пример. Как нам известно, правила психоаналитической техники предостерега­ют нас от того, чтобы приступать слишком рано к толкованию сновидении и знакомить таким образом пациента с его внут­ренними процессами, которые еще непонятны ему и которые могут вызвать у него только протест. Однако если мы имеем дело с умным, образованным, скептически настроенным боль­ным, страдающим неврозом навязчивости, то нам даже бывает приятно преподнести ему сразу же в начале лечения особенно красивое и убедительное толкование сновидения. Этим мы его заинтересовываем, удовлетворяем его высокие интеллектуаль­ные запросы и, в сущности, делаем то же самое, что и работаю­щий с детьми аналитик, демонстрирующий маленькому маль­чику, что он умеет показывать с помощью бечевки лучшие фо­кусы, нежели сам ребенок. Точно так же существует аналогия в том, что, имея дело с капризным и запущенным ребенком,мыстановимся на его сторону и выражаем готовность помочь ему

Приемы детского онализа357

в борьбе с окружающим миром. Мы показываем также и взрос­лому невротику, что хотим помочь ему и поддержать его, и при всех семейных конфликтах мы всегда принимаем его сторону. Следовательно, и в данном случае мы становимся интересны­ми и полезными для него людьми. Вопрос о влиянии сильной личности и авторитета тоже играет здесь важную роль. Наблю­дение показывает, что в первоначальных стадиях анализа опыт­ному и пользующемуся всеобщим уважением аналитику гораз­до легче удержать своих пациентов и обеспечить себя от их «бегства», чем молодому начинающему аналитику. Первому далеко не всегда приходится испытывать на себе во время пер­вых сеансов стольких проявлений «отрицательного перенесе­ния», проявлений ненависти и недоверия, как последнему. Мы объясняем себе это различие неопытностью молодого аналити­ка, недостатком такта в обращении с пациентом, его поспеш­ностью или слишком большой осторожностью в толкованиях. Однако я полагаю, что в данном случае следовало бы принять во внимание чисто внешний момент, связанный с авторитетом. Пациент спрашивает себя не без основания: что это за человек, который вдруг претендует на то, чтобы стать таким огромным авторитетом? Дает ли ему право на это его положение во вне­шнем мире или отношение к нему других здоровых людей? Мы не должны трактовать это обязательно как оживление старых побуждений ненависти; в данном случае мы имеем дело скорее с проявлением здорового, критического ума, дающего знать о себе перед тем, как пациент попадает в ситуацию аналити­ческого перенесения. При такой оценке положения вещей ана­литик, пользующийся известностью и уважением, имеет те же преимущества, что и работающий с детьми аналитик, ко­торый с самого начала является более сильным и более взрос­лым, чем его маленький пациент, и который становится силь­ной личностью, стоящей вне всякого сомнения, когда ребенок чувствует, что его родители ставят авторитет аналитика выше своего.

Следовательно, основные элементы такого подготовитель­ного периода лечения, о которых я говорила выше, имеют мес­то и при'анализе взрослых пациентов. Но мне кажется, что я неправильно сформулировала свою мысль. Было бы правиль-

358 Раздел VI. Техника детского психоанализа

нее сказать: в технике анализа взрослых людей мы находим еще остатки тех мероприятий, которые оказались необходимыми в (утешении ребенка. Пределы, в каких мы ими пользуемся, определяются тем, насколько взрослый пациент, которого мы видим перед собой, остался еще незрелым и несамостоятель­ным существом и насколько он, следовательно, приближается в этом отношении к ребенку.

До спх пор речь шла только о подготовительной стадии ле­чения и о создании аналитической ситуации.

Допустим теперь, что аналитику действительно удалось с помощью ребенка привести его к сознанию своей болезни и, ру­ководствуясь своим собственным решением, стремится теперь изменить свое состояние. Таким образом, мы стоим перед вто­рым вопросом, перслрассморпрелием техприемов, которыми мы располагаем для собственно аналитической работы с ребенком.

В технике анализа взрослых пациентов мы имеем четыре таких вспомогательных приема. Мы пользуемся, во-первых, всем тем, что может нам дать сознательное воспоминание па­циента, для составления возможно более подробной истории болезни. Мы пользуемся толкованием сновидений. Мы перера­батываем и толкуем свободные ассоциации, которые дает нам анализируемый. И, пользуясь наконец толкованием его реакций перенесения, мы пытаемся проникнуть в те его прежние пере­живания, которые иным путем не могут быть переведены в со­знание. Вы должны будете в дальнейшем терпеливо подверг­нуть систематическому рассмотрению эти приемы и проверить, могут ли они быть применены и использованы при детском анализе.

Уже при составлении истории болезни на основании созна­тельных воспоминаний пациента мы наталкиваемся на первое отличие: имея дело со взрослым пациентом, мы стараемся не использовать сведений, взятых у членов его семьи, а полага­емся исключительно на те сведения, которые он сам может нам дать. Мы обосновываем это добровольное ограничение тем, что сведения, полученные от членов семьи больного, в боль­шинстве случаев бывают ненадежными, неполными, и окраска их обусловливается личной установкой того или иного члена се­мьи в отношении больного. Ребенок же может рассказать нам

Приемы детского онализо359

лишь немногое о своей болезни. Его воспоминания ограничены коротким периодом времени, пока на помощь ему не приходит анализ. Он так занят настоящими переживаниями, что воспо­минания о прошедшем бледнеют в сравнении с ними. Кроме того, он сам не знает, когда начались его отклонения и когда сущность его личности начала отличаться от личности других детей. Ребенок мало склонен еще сравнивать себя с другими детьми, у него еще слишком мало собственных критериев, по которым он мог бы судить о своей, недостаточности. Таким об­разом, аналитик, работающий с детьми, фактически собирает анатлнестическив сведения у родителей пациента. При этом он учитывает всевозможные неточности и искажения, обуслов­ленные личными мотивами.

Зато в области толкования сновидений те же приемы, какие применяются при анализе взрослых, остаются в силе для дет­ского анализа. Во время анализа частота сновидений у ребенка такая же, как и у взрослого. Ясность или непонятность снови­дений зависит как в одном, так и в другом случае от силы со­противления, тем не менее детские сновидения гораздо легче толковать, хотя они в период анализа не всегда бывают так про­сты, как приведенные в «Толковании сновидений»' примеры. Мы находим в них все те искажения исполнения желаний, ко­торые соответствуют более сложной-невротической организа­ции маленьких пациентов. Нет ничего легче, как сделать понят­ным для ребенка толкование сновидения. Когда он впервые рассказывает мне сновидение, я говорю ему: «Само сновидение ничего не может сделать; каждую свою часть оно откуда-нибудь, да взяло». Затем я отправляюсь вместе с ребенком на поиски. Его занимает отыскивание отдельных элементов сновидения наподобие игры в кубики, и он с большим удовлетворением следит за тем, в каких ситуациях реальной жизни встречаются отдельные зрительные и звуковые образы сновидения. Может быть, это происходит оттого, что ребенок стоит ближе к снови­дениям, чем взрослый человек. Может быть, он, отыскивая смысл в сновидении, потому не удивляется, что раньше никог­да не слышал научного мнения о бессмысленности сновидений.

' Проф. 3. Фрейд. Толкование сновидений. М.: Современные проблемы, 1913.