КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Беспомощность педагогического руководстваНет другого такого этапа в жизни, когда бы растущий ребенок так нуждался в помощи и руководстве, как в этот промежуточный период с его почти захлестывающими внешними и внутренними страстями. И в то же время нет другого такого момента, когдабы родители и учителя оказывались в той же степени бессильными помочь подростку. Методы воспитания, которые были достаточно эффективными по отношению к ребенку младшего возраста, геряют к этому времени свою действенность. Подростка О некоторых проблемах в отношении подростков с родителями333 , мало трогают похвала и критика, награды или наказания. Он больше не зависит от взрослых в удовлетворении своих жизненных потребностей, его мнение о себе не зависит более ни от учителей, ни от родителей. Его самооценка, понимание или неприятие со стороны сверстников более важны для него, чем одобрение или недовольство, выказываемые взрослыми. Как известно, родительская власть над ребенком основана на детской эмоциональной привязанности к ним и варьирует в зависимости от нее. В отрочестве ребенок начинает терять эту ориентацию. Но, с другой стороны, он еще не создал новые связи, которые будут характеризовать в дальнейшем и гармонизировать юношеский период: привязанность к героям и лидерам по собственному выбору, близким по духу друзьям, приверженность абстрактным идеалам и т. д. В отрочестве ребенок может быть слабовольным, испытывать колебания в своих предпочтениях. Он одинок и сосредоточен на себе. И именно это обеднение связей делает подростка менее доступным для помощи и влияний извне. Неприятие родителейкак следствие возвращения подавленных Эдиповых фантазий Возвращение в подростковом возрасте вытесненных ранее сложных инстинктов детской сексуальности приносит с собой фантазии преЭдипова и Эдипова периода, направленные на отца и мать — первые объекты любви младенца. Фантазии содержат оральный, анальный и фаллический элементы, агрессивные желания, память об удовлетворении, разочарованиях, фрустра-цин, соперничестве, желания, связанные с персонами родителей. Эта смесь эмоциональных, инстинктивных импульсов и аффектов заполняла сознание маленького ребенка, который реагировал на нее с тревогой и виной и проецировал эти импульсы и аффекты на окружение, подавлял их, обращал их в противоположные — короче, делал все, что было в его силах, для отрицания их существования в его собственном сознании. И естественно, подросток не может невозмутимо воспринимать возрождение подавленных фантазий. Их содержание 334 Раздел V. Детская психопатология наполняет его теми же, что и в раннем детстве, и даже большими ужасом и тревогой, так как его это с возросшей нетерпимостью относится к инфантильным стремлениям в этот переходный период. Подросток не способен предотвратить подъем этих устрашающих ранних желаний. Все, что он может сделать, — это предупредить их связывание с фигурами родителей, которые были их объектами в прошлом. Характерно, что яркие сновидения этого периода часто содержат интимные сексуальные сцены с участием родителей, едва завуалированные или измененные сном. По контрасту с этим в реальной жизни ребенка доминирует противоположная тенденция: он избегает родителей, уходит из их компании, не доверяет их мнению, нивелирует их достижения и интересы, восстает против их власти, чувствует отвращение к их внешнему виду и особенностям телосложения — короче, всем своим поведением он демонстрирует страстное желание вырваться из эмоциональной зависимости, которая проявляет себя в виде инфантильных фантазий. Эти страхи рассеиваются значительно позже, когда молодому человеку удастся перенести свои уже вполне зрелые гениталь-ные стремления на объекты вне семьи. Отношения в семье восстановятся, и родителям, возможно, даже удастся частично вернуть былые нрава и снова стать значимыми фигурами в жизни юноши. Но на стадии отрочества ребенок не может предполагать или предчувствовать этот возможный ход событий. Родители заблуждаются, когда полагают себя естественными помощниками и советчиками растущего ребенка. Их фигуры находятся в эпицентре детского конфликта, символизируя саму опасность, от которой детское эго пытается защитить себя. Любой, даже вполне обоснованный подход со стороны родителей однозначно вызывает у ребенка инстинктивное ощущение увеличения опасности и, следовательно, беспокойство и негативную реакцию ребенка. Любой посторонний человек имеет больше шансов оказать помощь, если только не произойдет быстрый перенос аффекта на его персону и отношения с ним не станут такими же внушающими опасность, как и отношения с родителями. Детское поведение но отношению к родителям есть не что иное, как реакция на глубокую и страстную привязанность к ним, О некоторых проблемах в отношении подростков с родителями335 что, впрочем, служит им слабым утешением, не избавляет от чувства беспомощности и не восстанавливает мир в потревоженной семье. Другие мотивы дляотдаления от родителей, семейный роман Открытое противостояние родителям и враждебные реакции на их попытку сблизиться —не единственные факторы, влияющие на детско-родительские отношения в этот период. Хотя они могут доминировать во внешних проявлениях, одновременно протекают другие, более утонченные процессы. На протяжении всего латентного периода рост критической функции детского интеллекта сопровождается попытками по-новому, более реалистически оценить родителей, основываясь не на детской эмоциональной привязанности к ним, а опираясь на более объективное сравнение их персон с другими взрослыми. Увиденные в новом свете родители так отличаются от образов, созревавших в детском воображении в ранние годы, что сознанием ребенка постепенно овладевает некое подобие сна наяву, сна о существовании двух пар родителей: одна богата, благородна, всесильна и напоминает фигуры короля и королевы из волшебной сказки (это родители прошлого), а вторая — скромна, ординарна, подчинена всем обыденным затруднениям, депривациям и ограничениям (родители глазами ребенка сейчас). Детская фантазия утверждает, что ребенок на самом деле благородного происхождения, оставленный высокородными родителями по каким-то веским причинам и отданный на попечение простым людям. Позднее он будет освобожден и восстановлен в правах и привилегиях. Этот так называемый семейный роман зарождается вскоре после прохождения или крушения Эдипова комплекса и отражает прогрессивный процесс «перерастания родителей». Однако ребенок испытывает противоположное стремление к безопасным отношениям раннего детства, когда родители представлялись ему всесильными, всеведущими, совершенными существами и были мерилом всех вещей. 336 Раздел V. Детская психопатология Семейный роман предвещает более сложное явление, сопряженное с безжалостным крахом иллюзий относительно родителей, и это разочарование весьма характерно для подросткового периода. Подросток не только видит социальное положение и профессиональные достижения своего отца в реальном свете, что уменьшает ранее преувеличенную фигуру до обычных человеческих размеров. Он также мстит отцу за свое разочарование и потерю иллюзий, вызванные трансформацией, и его избыточно критическое отношение, презрительные болезненные замечания, да и вся манера поведения, несут на себе 'отпечаток глубины этого разочарования. Перерастание инфантильной зависимости от родителей и их переоценки неотделимо от нормального развития эго и суперэго и в этом смысле является чисто прогрессивным этапом. Однако процесс носит болезненный характер, углубляя горечь разочарования внесением некоторых вполне реалистических элементов в фантазийную критичность и обвинения, выдвигаемые ребенком против своих родителей (что, впрочем, является всего лишь «побочным эффектом» ситуации). Легко понять, почему родители, дважды обесцененные, теперь уже практически не обладают или не имеют вообще никакой власти, которую можно было бы употребить на благо ребенка. Дополнительные причины проблем в детско-родительских отношениях: фантазия о смене ролей В настоящее время существует множество родительских пар, готовых разумно подойти к решению этих неизбежных и болезненных проблем. Они готовы пойти навстречу ребенку, приспосабливая свое собственное поведение к потребностям растущей личности. С самых ранних лет они избегают поддерживать детскую веру в свое всесилие и совершенство, они свободно признают свои слабости и просчеты и приветствуют любые признаки независимости и опоры на свои силы у растущего ребенка. Не дожидаясь, когда ребенок сам потребует этого, они ослабляют свою власть, создавая отношения равноправия с ним, и относятся с пониманием к проявлению характера и нуждам молодого человека. О некоторых проблемах в отношении подростков с родителями337 К сожалению, подобная толерантность родителей малоэффективна в деле уменьшения трудностей подросткового периода, хотя она и может свести на нет некоторые их проявления. Становится очевидным, что требования подростка постепенно становятся чрезмерными даже для самых терпимых родителей. Стремление ребенка к будущей независимости, вполне реалистичное на первый взгляд, одновременно призвано скрывать фантастические мотивы, которые поднимаются из прошлого и представляют собой подавленные, бессознательные тенденции. Наше аналитическое исследование взрослых и детей открыло нам, что желание «быть большим» возникает в ранние годы и проистекает из либидозного отношения к родителям и идентификации себя с матерью и отцом. В своей фантазийной активности ребенок занимает места то одного, то другого, узурпирует их права и играет их роли. Непосредственное наблюдение детей двух-трехлетнего возраста выявляет дополнительные детали этой фантазии замещения или отождествления себя с родителями. В процессе взаимоотношений с матерью в раннем детстве, которые предшествуют возникновению Эдипова комплекса, дети часто играют в следующую игру: они меняются ролями с матерью (ребенок в роли матери, мать в роли ребенка). Затем они переносят на мать все те виды активности, которым они пассивно подчиняются в реальной жизни: умывание, кормление, раздевание, укладывание в постель и прочее. В подобной игре с отцом малыш снимает с него те предметы, которые символизируют его силу и власть, такие, как шляпа, часы, трость. Ребенок присваивает эти вещи себе и оставляет отцу роль ребенка, символически ослабленную и обедненную. Высказывания н действия ре-бешса в этой стадии развития показывают, что быть «большим» для него означает поменяться местами со взрослыми. Согласно рассуждениям ребенка, он будет вынужден оставаться маленьким до тех пор, пока родители большие. Когда он вырастет, родители должны стать маленькими п, по сути дела, его детькл. ГТ sirs еденные ниже примеры иллюстрируют сказанное (они получены прямым наблюдением за детьми в Хэмпстедском приюте). 338 Раздел V. Детская психопатология Мальчик трех лет говорит своей няне: «Когда я вырасту большой, я запихну тебя в коляску». Мальчик трех с половиной лет говорил своей любимой няне, когда та желала ему спокойной ночи: «Когда я буду твоей няней, я буду долго сидеть с тобой по вечерам... Я буду таким большим, что моя голова будет касаться потолка, а ты будешь маленькой... Когда я буду большим, я всегда буду разрешать тебе мыться в большой ванне». Другой мальчик того же возраста сказал: «Ты помнишь, когда ты был маленьким, а я был большим? Ты был хорошим мальчиком и никогда не разливал свое молоко». Мальчик четырех лет в ярости кричит своей няне: «Ты будешь становиться меньше до тех пор, пока не будешь чуть-чуть выше пола!?> Детские желания такого рода реактивируются в подростковом возрасте и добавляют особенную агрессивность во взаимоотношения, что для родителей всегда невыносимо и лишено каких-либо оснований. Захваченный этими инфантильными устремлениями, растущий ребенок требует от родителей нечто большего, чем простое равноправие. Собственные прирост в силе, возмужание, интеллектуальное развитие для подростка означают закат и угасание родителей. Чем взрослее он чувствует себя, тем больше отец и мать кажутся похожими на детей, чем больше он узнает, чем больше он гордится своими знаниями, тем глупее родители в его глазах. Мальчишеская мужественность выступает для него синонимом отцовской импотенции, а его собственные социальные успехи видятся ему как поражения отца. Согласно образам, которые управляют отношениями между ребенком и взрослым в этот период, только один из них может быть болыпим,"всемогущим и умным: или родитель, или ребенок. На основании этой фантазии растущий ребенок ожидает, что его родители откажутся от своего статуса взрослых, сильных и рассудительных, так что он сможет вместо них использовать эти атрибуты. И тогда вполне понятно, что даже самые гибкие и не склонные к проявлению своей власти родители испытывают серьезные трудности в попытке пойти навстречу ребенку. О некоторых проблемах в отношении подростков с родителями339 Заключение Родители и учителя будут подходить к конфликтам подросткового возраста иначе, когда они проникнут в сущность его бессознательных детерминант. Ребенок непроизволен в падении своих моральных качеств, в низкой школьной успеваемости и трудностях адаптации к жизни в семье и в окружении. Он страдает от реактивации своих подавленных инстинктивных импульсов в гораздо большей степени, чем окружение. Если он в чем-то и нуждается в этот полный конфликтов период, так это в помощи и понимании его внутреннего мира и, конечно уж, никак не в одергивании, ограничениях и наказаниях, которые только увеличивают его изолированность и горечь. По причинам, приведенным выше, такая помощь должна исходить от специально подготовленных педагогов, а не от родителей, чьи фигуры являются ядром конфликта. 342 Раздел VI. Техника детского психоанализа жие в детский анализ1 Трудно сказать что-нибудь об анализе в детском возрасте, если предварительно не уяснить себе вопроса о том, в каких случаях вообще имеются показания к анализу у ребенка и в каких — лучше отказаться от него. Как известно, Мелания Кляйн (Берлин) подробно занималась этим вопросом. Она придерживается того взгляда, что с помощью анализа можно устранить или по крайнем мере оказать благотворное влияние на нарушение психического развития ребенка. При этом анализ может оказаться весьма полезным и для развития нормального ребенка, а с течением времени станет необходимым дополнением воспитания. Однако большинство венских психоаналитиков защищают другую точку зрения: анапиз ребенка уместен лишь в случае действительного инфантильного невроза. Боюсь, что на протяжении моего курса я немногим смогу содействовать выяснению этого вопроса. Я смогу сообщить вам только, в каких случаях решение предпринять анализ оказывалось правильным и когда проведение его терпело неудачу. Понятно, что успехи побуждали нас к проведению новых анализов, а неудачи отпугивали от такого намерения. Таким образом, мы приходим к выводу, что в тех случая, когда речь идет о ребенке, анализ нуждается в некоторых модификациях и изменениях или же может применяться лишь при соблюдении определенных предосторожностей. Тогда же, когда нет технической возможности для соблюдения этих предосторожностей, следует, может быть, даже отказаться от проведения анализа. Па протяжения этого курса из многочисленных примеров вы узнаете, на чем основаны указанные выше сомнения. А пока я умышленно оставляю в стороне всякую попытку ответить на эти вопросы. Начиная с прошлого года я неоднократно получала предложения изложить на техническом семинаре Ферейна течение детского случая и обсудить технику детского анализа. До сих ' Периая лекция, прочитанная в Венском университете и включенная s работу «Г3ведс!1[!с и технику детского психоанализа» (1927). Текст дан по изданию: Фреи^ Л., ФреЁ/) 3. Детская сексуальность и психоанализ детских неорозов. СПб., !597.С. 175-1?»:!. Введение в детский анализ343 пор я отклоняла эти предложения, боясь, что все, что можно сказать на эту тему, будет казаться чрезвычайно банальным и само собою понятным. Специальная техника детского анализа, поскольку она вообще является специальной, вытекает из одного очень простого положения: в подавляющем большинстве случаев взрослый — зрелое и независимое существо, а ребенок — незрелое и несамостоятельное. Само собою разумеется, что при столь отличном объекте метод также не может оставаться тем же самым. То, что в одном случае было необходимым и безобидным действием, становится в другом случае скорее сомнительным мероприятием. Однако эти изменения вытекают из существующей ситуации и вряд ли нуждаются в особом теоретическом обосновании. На протяжении последних двух с половиной лет я имела возможность подвергнуть длительному анализу около десяти детских случаев. Постараюсь представить сделанные мною при этом наблюдения в том виде, в каком они, вероятно, бросились бы в глаза каждому из вас. Начнем с установки ребенка к началу аналитической работы. Рассмотрим аналогичную ситуацию у взрослого пациента. Человек чувствует себя больным вследствие каких-либо трудностей в своем собственном Я, в своей работе, в наслаждении жизнью. Из каких-либо соображений он доверяет терапевтической силе анализа или решается обратиться к определенному аналитику, видя в этом путь к исцелению. Конечно, дело не всегда обстоит так просто. Не всегда одни только внутренние трудности являются поводом к анализу, часто таким поводом является лишь столкновение с внешним миром, которое порождается этими трудностями. В действительности решение на анализ не всегда принимается самостоятельно: нередко большую роль играют настойчивые просьбы родственников или близких людей, становясь иногда потом неблагоприятным фактором для работы. Желательная и идеальная для лечения ситуация заключается в том, что пациент по собственному желанию заключает с аналитиком союз против некоторой части своей душевной жизни. Этого, разумеется, нельзя встретить у ребенка. Решение па анализ никогда не исходит от маленького пациента, оно всегда 344 Роздел VI. Техника детского психоанализа исходит от его родителей или от окружающих его лиц. Ребенка не спрашивают о его согласии. Даже если ему и поставили бы такой вопрос, он не смог бы вынести своего суждения. Аналитик является чужим для него, а анализ — чем-то неизвестным. Но самое трудное заключается в том, что лишь окружающие ребенка люди страдают от симптомов болезни или его дурного поведения, а для самого ребенка и болезнь во многих случаях вовсе не является болезнью. Он часто не чувствует даже никакого нарушения. Таким образом, в ситуации с ребенком отсутствует все то, '1то кажется необходимым в ситуации со взрослым: сознание болезни, добровольное решение и воля к выздоровлению. Не каждый аналитик, работающий с детьми, учитывает это как серьезное препятствие в работе. Из работ Мелани Клейн, например, вы узнали, как она справляется с этими условиями и какую технику она выработала в данном случае. В противоположность этому мне кажется целесообразной попытка создать в случае работы с ребенком ту же ситуацию, которая оказалась столь благоприятной для взрослого человека, т. е. вызвать в нем каким-либо путем недостающую готовность и согласие на лечение. В качестве темы моей первой лекции я беру шесть различных случаев в возрасте между шестью и одиннадцатью годами. Я хочу показать вам, как мне удалось сделать маленьких пациентов «доступными для анализа» подобно взрослым людям, т. е. создать у них сознание болезни, вызвать доверие к анализу и аналитику и превратить стимул к лечению из внешнего во внутренним. Разрешение этой задачи требует от детского анализа подготовительного периода, которого мы не встречаем при анализе взрослого человека. Я подчеркиваю, что все, что мы предпринимаем в этом периоде, не имеет еще ничего общего с действительной аналитической работой, т. е. здесь нет еще речи о переводе в сознание бессознательных процессов или об аналитическом воздействии на пациента. Речь идет просто о переводе определенного нежелательного состояния в другое желательное состояние с помощью всех средств, которыми располагает взрослый человек в отношении к ребенку. Этот подготовительный период — собственно говоря, «дрессировка» для анализа — Введение в детский онализ345 будет тем продолжительнее, чем больше отличается первоначальное состояние ребенка от вышеописанного состояния идеального взрослого пациента. Однако, с другой стороны, не следует думать, что эта работа слишком трудна. Я вспоминаюоб одном случае с маленькой шестилетней девочкой, которая в течение трех недель находилась в прошлом году под моим наблюдением. Я должна была установить, является ли трудновоспитуемая, малоподвижная и тяжелая психика ребенка результатом неблагоприятного предрасположения и неудовлетворительного интеллектуального развития, или же в данном случае речь шла об особенно заторможенном и запущенном ребенке. Ближайшее рассмотрение выявило наличие необычайно тяжелого для этого раннего возраста невроза навязчивости при весьма развитом интеллекте и очень острой логике. Маленькая девочка была уже знакома с двумя детьми, с которыми я провела анализ; в первый раз она явилась ко мне на прием вместе со своей подругой, которая была немного старше ее. Я не говорила с ней ни о чем особенном и дала ей лишь возможность несколько ознакомиться с чужой для нее обстановкой. Вскоре, когда она явилась ко мне одна, я предприняла первое наступление. Я сказала ей, что она, конечно, знает, почему ко мне приходили двое знакомых ей детей: один — потому что он никогда не мог сказать правду и хотел отучиться от этой привычки, другая — потому что она слишком много плакала и сама была удручена этим обстоятельством. Не послали ли также и ее ко мне из таких соображений? На это она прямо ответила: <<Во мне сидит черт. Можно ли вынуть его?» В первый момент я была поражена этим неожиданным ответом, но затем я сказала, что это можно сделать, но это — отнюдь не легкая работа. И если я попытаюсь сделать это вместе с ней, то она должна будет исполнить много вещей, которые вовсе не будут ей приятны. Я имела в виду, что она должна будет рассказать мне все. Она серьезно задумалась на одну минуту и затем возразила мне: «Если ты говоришь мне, что это единственный способ, с помощью которого это может быть сделано, и при том сделано скоро, то я согласна». Таким образом, она добровольно согласилась выполнять основное аналитическое правило. Ведь вначале мы и от взрослого не требуем большего.
|