Под парусом мечты

С Ромой, сыном доцента Александра Плякина, моего коллеги по институту и бессменного «командора» всех экспедиций «Волжского плавучего университета», я познакомился по просьбе его отца. «В классе он, словно изгой, – сетовал Александр Валентинович. – Прямая моя противоположность. Не знаю, что делать, хоть переводи его в другую школу…»

Для меня это было сигналом – многие «индиго» не вписываются в общий ряд. Однако Александр, оказывается, вообще ничего не слышал о такой проблеме – дети индиго. Пришлось вкратце просветить. Естественно, он задумался и предложил поговорить с отроком – надо же как-то определяться с переводом в другую школу да заодно и с Ромкиным характером тоже.

Некоммуникабельность сына… Конечно, удивишься такому, потому что для меня сам Александр Валентинович был и остается образцом общительности и дружелюбия. Я много раз плавал с ним на корабле «Шторм» по Волге и могу судить о его качествах. К тому же эти задатки характера подтверждались настолько сильным примером, что подобный не каждому в жизни удается и тем более далеко не всем по зубам. Дело в том, что Александр Плякин в свое время участвовал в кругосветном плавании на яхте «Икар», первой подобной «кругосветке» в тогдашнем Советском Союзе, и испытание выдержал. Представьте, читатель: жить и бороться за жизнь 325 суток на суденышке в 16 метров длиной и 4 метра шириной в составе семи человек экипажа!.. Без малого одиннадцать месяцев в замкнутом пространстве, с одними и теми же людьми, наедине с враждебной стихией…

С этим путешествием вообще связана почти мистическая история. В детстве, играя в рыцарей, восьмилетний Сашок написал на своем «рыцарском» щите девиз: «Вокруг света»… Почему, с какой стати? Он до сих пор не может ответить на этот вопрос. Но факт остается фактом: много лет спустя кругосветное путешествие все же состоялось. Плякин написал об этом небольшую, но емкую книжку «За чертой большого круга», и она читается как захватывающее приключение.

– Александр Валентинович, с чего началась ваша кругосветная эпопея? Вот так: захотелось – и вперед? – однажды пристал я с расспросами к 40-летнему коллеге.

– Ну нет, конечно, – задумался он. До кругосветки я учился в Ленинградском гидрометеоинституте и в виде практики бывал в различных экспедициях по Северному Ледовитому океану. Плавал в море Лаптевых, видел природу Таймыра, был на островах Преображения, Полярном. Север оставил неизгладимое впечатление. Он гораздо красивее, чем, скажем, экваториальные широты Земли. Одни цветы-эфемеры чего стоят. Сумасшедшие запахи и поразительная стойкость! Мы снабжали приполярные станции топливом, продуктами, оборудованием. Очень интересные и волнующие были недели и месяцы. К примеру, тогда, в 1983 году, в море Лаптевых погиб затертый во льдах сухогруз «Нина Сагайдак». Такой непростой была ледовая обстановка. Могло бы и нас так же придавить… Правда, на Север мы, человек пятнадцать студентов, попали в виде ссылки за просмотр в общежитии какого-то «не того» зарубежного фильма. Ну и кто-то «стукнул» об этом... Другие ребята с нашего курса в то же время ходили за границу, побывали на Канарах, Мальдивах, кто-то даже на остров Пасху сподобился... А я тогда заболел Севером.

– Вас, похоже, с самого детства влекла морская романтика?

– Можно сказать и так. В выборе моей профессии «виноват» французский океанолог Жак Ив Кусто. Его фильм «Мир без солнца» просто потряс меня. Я тогда жил в Ростовской области в небольшом шахтерском городке, в степном краю, и моря в глаза не видел. И вдруг – подводный мир, такие краски, плавание с аквалангом – совсем иная жизнь! Надо сказать, у всех моих друзей по улице жизнь сложилась не лучшим образом – кто-то попал в тюрьму, кто-то спился, кого-то уже нет... А меня вел Кусто. Но в моей жизни еще были горы – одно время я очень увлекался альпинизмом. Побывал на 10 вершинах Кавказа. Теберда, Домбай, Цейское ущелье – там много троп исхожено. Кстати, увлекла меня альпинизмом девушка, с которой я дружил. Но пока я ездил в альплагеря и карабкался на вершины, она, увы, вышла замуж...

– А вы, стало быть, с горя – в «кругосветку»?..

– Ну, нет, до «кругосветки» было еще несколько лет. После окончания гидрометеоинститута я два года работал в Калининградском институте рыбного хозяйства и океанологии. Полгода был в экспедиции в Атлантике, побывал на африканском континенте – в Анголе, Сенегале, Санта-Ме и других местах. И вдруг в институт приходит письмо из Николаевска, что на Украине. Некто Б.С. Немиров приглашал представителя науки в Первую российскую кругосветную экспедицию на яхте «Икар». Сообщалось, что кандидат должен быть: «молодым, немеркантильным, терпимым к отсутствию комфорта, опытным и знающим». Письмо было разослано во все океанологические институты страны.

Я не раздумывал ни минуты: «Конечно, поеду!» Безусловно, тут сказались моя самонадеянность и полное незнание специфики яхтенных странствий. Я-то раньше только на больших кораблях плавал! Словом, если б мне сейчас предложили снова пойти вокруг света на яхте... я бы очень и очень подумал...

– Ну и как вас приняли коллеги?

– Я не понравился капитану с самого начала. «Кто тебя прислал?» – удивился он. Во-первых, не подходил возрастом: 26 лет – слишком «зеленый». Во-вторых, был не женат: «никого после себя не оставишь». Но главное, я ничего не знал о яхтах. Впрочем, я и сам был шокирован: неужели на этой лодчонке они собираются обойти весь белый свет?! Там высота борта – чуть больше метра. Кубрик – на пятерых членов экипажа и крошечная каюта капитана. Седьмому места просто нет, вернее, есть только за штурвалом.

– Однако больше никто из «научных кадров» на подобную авантюру не решился, и меня взяли только до Канарских островов – официальной точки отсчета кругосветного плавания, – продолжал свой рассказ мой коллега. – Это чуть более месяца похода, за который проходила притирка экипажа. Дело в том, что мы отправлялись вдевятером, а продолжать путешествие должны были только семеро.

До Канар спали по очереди – коек на всех не хватало. 9 сентября 1987 года мы вышли из Николаева и лишь 17 октября пришвартовались на Канарах в гавани Санта-Крус-де-Тенерифе. Там каждый из нас составил список из членов экипажа, с которыми он хотел бы продолжить плавание. Я себя в этот список не включил, поскольку понимал, что ребятам нужен врач и нужны опытные яхтсмены. Я не мог никого заменить ни в коей мере. Но другие почему-то включили в условный состав и мою персону. В итоге поход не пошли врач, плохо переносивший качку, и самый пожилой из нас – штурман-наставник.

– Александр Валентинович, не стану расспрашивать о походе, все-таки 325 суток путешествия, но все-таки, самое-самое...

– В походе я писал дневник каждый день, иногда даже стихами. Там, в океане, в этом безбрежье, сухо не напишешь. Там жизнь видится совсем иначе, выплывают совсем иные ценности. Даже сейчас я во многом ориентируюсь в жизненных обстоятельствах критериями оттуда. И мысли о Боге – оттуда. Потому что почувствовать себя песчинкой в безбрежном пространстве, в темноте ночи, без радиосвязи, поскольку у нас не было радиста и некому было что-либо починить в радиостанции, – все это не может не пробуждать в тебе сокровенного чувства веры. Но если говорить о погоде, то больше всего нас выматывал штиль. Мы просто с ума сходили! Однажды было: жара, солнце палит, с водой проблемы, полное безмолвие – и так целый месяц... Словно остановилось само Время. Зато в «ревущих» 40-х широтах каждые три дня – шторм, а мы радовались: «Что может быть лучше плохой погоды!» Потому что были постоянно в работе, в борьбе, и еще – скорость! Опять-таки ближе к дому. Кругосветка – это была такая жизненная школа, которой хватит до конца жизни.

– И как закончился поход?

– Как закончился? Теперь об этом можно сказать, не стесняясь. Когда мы вернулись, я первым делом пошел в храм и поставил свечу за то, что остался жив. Видимо, Он есть, и нас услышал, раз мы вернулись невредимыми...

Но это был рассказ об Александре Плякине, а вот его сын – совсем другой…

…Ромка – высокий парень, немного нескладный, как все подростки, – ему 14 лет, учится в восьмом классе.

– Что, неинтересно учиться? – пробую завязать с ним разговор.

– Да так, не очень… – кивает он, с любопытством рассматривая меня. – Я слышал о вас и книгу вашу читал, «Пришельцы среди нас». Понравилась. Особенно про ваши диалоги с иным разумом… Мне это очень интересно. Я все книги о Гарри Поттере прочитал – такой мир открывается… Вообще люблю фантастику.

– Ну-у, я-то фантастику не пишу, у меня только документальные исследования, – уточнил я. – А в классе-то книги читают?

– По-моему, нет. Разговоры только о телеке да о DVD-дисках, смотрят всё подряд.

– А ты?

– Телек почти не смотрю. Только информационные программы: «Время», «Сегодня»… Интересно же, что в мире творится.

– А почему одноклассников это мало трогает?

– Не знаю… – задумался Рома. – Все помешались на сотовых. Обычный телефон, к чему уж такое внимание? Вообще какой-то примитивный уровень интересов. Может, один-два мыслящих, а больше дебилов. Девчонки, те вообще дуры, завистливые – жуть!

– Можешь пояснить мне, как ты определяешь завистливость, лживость, лицемерие?

– Ну-у, по агрессивности, по глазам, могу и по ауре…

– Ты видишь ауру? Когда ты понял, что видишь ее?

– Я раньше просто не обращал на это внимание, а после 9 лет заметил, что у людей она разная. Есть светлая, есть темная… Это как контур вокруг человека, в пределах одного-двух сантиметров. Но бывает и побольше. Она имеет разные оттенки. В основном у людей сероватая. Темный цвет – человек злой. Бывает почти белая – этот добрый. Но я пока не знаю точные характеристики цветов.

– А у меня какая? – полюбопытствовал я.

– Между зеленым и белым, короче – салатная…

– И что это означает?

– Я не знаю, но это неплохо.

– А у мамы какая?

– Светлая с желтизной, у папы синеватая… Он много думает головой…

– Учителей тоже по ауре различаешь, кто какой?

– Я особо не разглядывал, но просто чувствую их. С кем можно откровенничать, с кем нет.

Конечно, я посоветовал Роме развивать в себе это качество – видеть ауру, а то, мол, могут дар и забрать, если им пренебрегаешь…

– Нет, я бы не хотел его лишиться, – посерьезнел он.

Правда, потом знающие люди подсказали мне, что, вероятнее всего, Рома видел не ауру человека, а оболочку его астрального тела, которая не умещается в физическом теле и выступает за его пределы действительно на несколько сантиметров. Ну, я-то судить не берусь. Может, так оно и есть. Жаль, что мы так мало знаем об этих вещах…

Спрашивал Рому о снах. По ним тоже можно судить, какими качествами наделен ребенок. Есть сны – как полеты в неведомые миры. Их так и называют – «астральные сны-полеты». Оказывается, Ромка летал, летал над городом, и это мало походило на сон, но тогда он испугался, и пока такие ночные путешествия не повторялись. Зато он хорошо запомнил один странный и страшный сон, который оставил тяжелое впечатление.

«Это было года два назад. Вижу, будто на город идет нашествие НЛО. Чуть ли не над каждым домом зависли различных типов какие-то невиданные аппараты, среди них и обычные «тарелки». Люди их боятся, сидят по домам, на улицах никого. Я все отчетливо видел, да и сон был какой-то длинный, подробный… А главное, все в реальном времени, не отрывками или эпизодами, как обычные сны. Родители, по моим ощущениям, где-то далеко, я один. Страшно. Воспринимаю НЛО как серьезную угрозу людям. Я сумел спрятаться, и меня не находили. Нашествие было ночью, небо темное, от кораблей голубоватый свет. До сих пор отчетливо все помню. Может, мне показывали наше будущее? Не хотелось бы такого…» – закончил рассказ Роман.

Конечно, сон не выдуман им. К тому же выяснилось, что младший Плякин терпеть не может вранья, несправедливости. А это, напомню, один из важных признаков формации индиго.

– Если говорить о том, чего я особенно не люблю, так это лжи, – сказал он, видимо, почувствовав мои сомнения. – Этого просто нельзя, это недопустимо. Мне всегда очень неприятно слышать или говорить неправду. Могу просто не сказать чего-то, чтобы не огорчать, но сам никогда не обманываю. Моя совесть потом будет так мучить, что лучше не пытаться. Захочу соврать, а у меня внутри все противится. Поэтому сам не вру и от других не желаю слышать. У меня только один друг есть, Слава, – вот он тоже никогда не обманывает. И у него такая же неприязнь ко лжи.

– Рома, а еще какие у тебя есть интересы, увлечения? – продолжаю беседу.

– Я музыку люблю, учусь в музыкальной школе игре на флейте. Сам выбрал этот инструмент, мне другие не так интересны. А у флейты такой звук… Просто божественный… Я сам настоял, чтобы меня родители записали в музыкальную школу, тогда мне 9 лет было. А сейчас я в шестом классе музыкалки, еще год надо учиться, но я играю на уровне выпускников.

От Романа я узнал, что его взяли во второй состав эстрадно-симфонического оркестра, которым руководит известный волжский музыкант и энтузиаст своего дела, прекрасный дирижер Виктор Девочкин. Готовят смену из юного пополнения.

– А как насчет своей миссии на Земле? – улыбнулся я. – Знаешь? Ощущаешь?

– Наверное – быть музыкантом высокого ранга. Пока цель – закрепиться в оркестре, потом идти дальше. Конечно, музыкальное училище, консерватория. Если и есть сомнения, то очень маленькие. Больше уверенности, что у меня все задуманное получится. Иначе зачем я на Земле?..

Позже, в разговоре с Мариной Юрьевной, мамой Ромы, я узнал и некоторые подробности его младенческого возраста. Он захотел в два года выучить – и выучил! – все буквы алфавита. Нес лист бумаги и ручку маме – «давай учить буквы». В три года читал свободно и считал до тысячи. Еще очень любил слушать музыку, особенно мелодию из одного зарубежного фильма – просто замирал весь. Там партию ведет флейта, может, отсюда его тяга именно к этому инструменту. С детства очень много читал, причем овладел быстрочтением. В 1-м классе читал со скоростью 120 слов в минуту. Правда, в школе никогда круглым отличником не был, учился только, если это интересно ему или, в конце концов, чтобы не огорчать родителей. О будущем Ромы они, взрослые, особенно не загадывают: пусть сам решает…

Но что любопытно – в трудах Е.П. Блаватской мне попались небезынтересные высказывания о музыке и, в частности, о флейте. В «Разоблаченной Изиде» есть строки: «Со времен отдаленнейших веков философы утверждали особенное влияние, которое может оказать музыка на некоторые болезни, особенно на нервную систему. Демокрит подобным же образом утверждал, что многие болезни могут быть излечены мелодичными звуками флейты» [10].]

Так что, возможно, пристрастие к этому инструменту далеко не случайно у Ромы – она, флейта, соответствует вибрациям его души.

В своей книге «Эликсир жизни» Елена Петровна, обладавшая незаурядными способностями ясновидящей и экстрасенса, писала о том, что голоса музыкальных инструментов весьма отличаются друг от друга. Каждый имеет свой характерный цвет: к примеру, пианино и флейта производят синие и голубые звуки; скрипка – зеленые; гитара – серебристо-серые…

Отдельные языки народов тоже, оказывается, имеют свою особую, характерную окраску, зависящую от доминирующих в них звуков. Так, например, немецкий, отличающийся обилием согласных, производит впечатление зарослей темно-серого мха. Французский – тоже серый, но с сильной примесью белого цвета. Испанский – «цветистый» язык, в котором доминируют желтый и карминово-красный оттенки. Итальянский – тоже желтый с примесью карминового и черного, но его краски более нежны, а их сочетания более гармоничны, чем у испанского.

Жаль, что в нынешнее сугубо рациональное и прагматическое время никто не пытается исследовать эти особенности звуков и музыки. Впрочем, мы догадываемся, что «музыка небесных сфер» имеет огромное значение для духовности, для человеческих душ, но мало, очень мало тех, кто видит и понимает всю глубину этого явления. Может, дети индиго лучше станут разбираться и будут учитывать цветовую гамму в музыкальном искусстве и воспитании новых людей?

Хотя и раньше, лет сто пятьдесят назад и более, рождались дети, которые иначе видели окружающий мир. Блаватская в той же книге «Эликсир жизни» писала:

«Лет сорок тому назад я знала одну девочку; ей тогда было лет семь-восемь. Так вот, эта девочка серьезно напугала своих родителей, когда сказала:

– Я так тебя люблю, мамочка. Ты сегодня такая добрая, такая хорошая. И слова у тебя выходят такие голубенькие…

– О чем ты? – спросила мать.

– Я о том, что слова у тебя получаются голубые, потому что ты сегодня ласковая; а когда ты меня ругаешь, у тебя слова красные… такие красные! Но еще хуже, когда ты ссоришься с папой, тогда слова у тебя оранжевые… такие страшные… вот, как это… – и она указала рукою на камин, где в то время ярко пылал огонь, выбрасывая огромные языки пламени. Мама побледнела.

И после этого маленькая ясновидящая довольно часто связывала между собой звуки и цвета. Когда ее мать играла на фортепиано, девочка приходила в настоящий восторг, потому что видела при этом «красно-коричневые радуги» (как она сама говорила); но когда на фортепиано играла ее тетя, «радуги» сменялись «фейерверками и яркими звездочками, которые выстреливали, как из пистолета, а потом… взрывались» [11].

Другой ясновидящий рассказывал: «Как только я услышу звуки гитары, я вижу вибрирующие струны, от которых исходит цветное марево. Тот же самый эффект производит фортепиано: «…над клавишами начинают виться цветные образы».

Так что музыкальные индиго – это, по-видимому, особо тонко чувствующие души, и к ним надо относиться очень бережно. Они относятся к типу детей индиго-художников, и их конек – творчество.

«Жизненная цель поставлена извне…»

А вот Николая Коробова, студента-эколога из моего института, я бы отнес к индиго-философам. На моих лекциях и семинарах он привлекал внимание главным образом потому, что обычно сидел за первым столом в полном одиночестве и внимательно слушал лектора. Выступал редко. Но его рефераты, помнится, отличались неожиданностью выводов по той или иной теме. А когда однажды его друг, Михаил Подколзин, признанный городской ас в компьютерных технологиях, подсказал мне, мол, Коля, похоже, из тех, кто вас интересует по линии индиго, я пригласил Коробова для беседы.

Видимо, он готовился к разговору, потому что мне не пришлось на первых порах ни о чем его спрашивать, – Николай сам повел рассказ.

– Я считаю, что дети индиго делятся на две группы: одни – белый лист бумаги, на котором еще только предстоит вести записи, а другие приходят с накопленными знаниями, – начал он неторопливо-обдуманно. – Научные открытия, скорее всего, делают те, кто накопил знания за предыдущие жизни. Например, человек как духовная сущность развивался в 17-м веке, а в 19-м – сделал открытие. У большинства людей память прошлого надежно заблокирована, и они не помнят его, а у индиго – не у всех, но у многих – она открыта, и они кое-что или даже многое помнят. Но кто разблокировал им память – вот это очень серьезный вопрос. Получается, что мы – управляемая цивилизация. Управляемая, скорее всего, нашими создателями из какого-нибудь созвездия Ориона или Плеяд… У меня, если честно, ощущение, что не только человек населяет нашу планету. В мире происходит столько катаклизмов и конфликтов, что закрадывается подозрение – они не от человека. Причем одна часть управленцев пытается превратить все в хаос, другая – упорядочить. Я не исключаю сценарий, по которому уготовано полное разрушение мира, а потом воссоздание его заново.

– Согласен. И при этом нас, людей, проверяют на деньгах как на лакмусовой бумажке. Это своего рода тест, и многие его не выдерживают. Но кого уберут с планеты? Светлых или темных?

– Думаю, что в других мирах есть ступени, где души сравниваются не по материальному критерию, а по прогрессивности. В любом случае человеку надо понять, каким образом двигаться цивилизации, что мы оставим после себя.

– Откуда у тебя ощущение о будущем цивилизации? Может, это твое внутреннее знание? – пытаюсь я перевести разговор на личные признания Николая.

– Знания не берутся из воздуха, они передаются. Каждая цивилизация оставляет что-то после себя, – продолжает он все тем же ровным тоном. – Но мне кажется, что существует негласный договор между разрушителями и созидателями, а в конфликте между ними задействован человек, и он выбирает. Выбирает в итоге свою судьбу. Что нужно сделать, придя в этот мир? Первое – насытить себя информацией. Второе – если информация уже есть, то – созидать. Разрушители… Они охотнее выходят на людей, и не всегда человек распознает их.

– Николай, давай идти от печки, – не выдерживаю я малоинформативного разговора. – Вот, скажем, параллельные миры. Ты туда попадал?

– Я считаю, что любой человек выходит в параллельные миры посредством сна. Любой! Некоторые сны заканчиваются очень странно. Мгновенно все пропадает, ты оказываешься в черном пространстве. Волосы встают дыбом, потому что можно не проснуться, но потом информация всплывает. Иногда можно действие взять под контроль. Я даже пробовал свои сны заказывать. В ином мире есть разные существа, необязательно злые, но бывают и злые. Именно они толкают человека на дурные поступки, чтобы завладеть его душой. Я сталкивался с такими сущностями. Но, помню, что однажды видел их и не во сне, а, скорее, наяву. Один раз я проснулся ночью и увидел на занавеске, отделявшей мою кровать от комнаты, два силуэта каких-то человечков ростом чуть больше метра. Они вели себя странно – смеялись, а один играл моими машинками. Мне было 6 лет, и мне стало жалко своих игрушек. Тогда я издал звук: у-у-ууу. Занавеска отодвинулась, и человечек издал такой же звук. Я испугался и укрылся одеялом с головой, у меня жутко колотилось сердце. Я не заметил, как они исчезли, но потом боялся засыпать один. И часто, лет до 14, меня преследовали кошмары… Из разных своих снов я стал догадываться, что моя родина не здесь, что это не моя страна. Меня тянуло в места, где есть лес, горы, вода… По описаниям и увиденному – это Канада. Но вспомнить что-то конкретное пока не получается…

Мы еще кое о чем порассуждали, вплоть до вопросов о политической обстановке в стране и в мире, но потом я вернулся к «индиговским» проблемам:

– Николай, я вижу, ты обычно сидишь уединенно, мало с кем общаешься. Это такая привычка?

– Может быть… Обычно люди пытаются тебя изменить, против твоей воли. Но я, пожалуй, решил для себя эту проблему: во-первых, научился сохранять свою целостность, во-вторых, – могу быть неодинаковым в разных ситуациях. Чаще стараешься не замечать, что делается вокруг. А вокруг – как обычно: тебя высмеивают, тебя недолюбливают, может, презирают… Важно, чтобы твои духовная сущность и сознание не менялись. Иначе возможна перестройка – ненужная, нежелательная для тебя. Однако уберечься от всего трудно, и многие ломаются, отходят от своего предназначения. Это плохо. Сегодня идея клонирования только-только развивается, но на самом деле клонов уже много. Вернее не клонов, а дублеров, подражателей. Люди не делают что-то по-своему, а дублируют действия других. Получается много-много дублеров, а творцов, грейтеров чрезвычайно мало. К тому же и их пытаются переделать под нечто среднестатистическое. Может, поэтому мы как цивилизация под угрозой исчезновения. В любом случае ощущаешь поддержку, но не людей…

– Ты говоришь об Учителях? – насторожился я.

– Может, и Учителя, но важно, что это силы созидательные. Они могут быть и в единственном числе, а могут и целой группой, которая занимается одним видом деятельности. Одни хотят, чтобы человек развивал свои способности, а другие видят, допустим, что он не справляется со способностями, и от этого вред.

– Ты говоришь о наличии Учителей, а как ты получаешь от них советы или информацию?

– Если вы говорите о голосах, то ведь даже читая книгу, мысленно имитируешь голосами персонажей – женщин, мужчин… Голос, возникающий в голове, на мой взгляд, создается самим человеком, но на основании мысли, которая внедрена.

– Тебе была реальная помощь от Учителей?

– Им всегда видней, и они не любят, когда что-то делаешь вразрез, – вздохнул Коробов, нисколько не пытаясь проиллюстрировать заявление. – Но если тебе мешают со стороны, то они могут простить. Им виднее, они почти наверняка знают расклад событий. Человек разделен между мирами, и когда он сознательно стремится попасть в другой мир, он эволюционирует. Если не желает признавать иных миров, он остается на одном уровне, фактически трехмерным существом.

– Но ты-то часто обращаешься к своим Учителям или только по важным поводам? – пытаюсь я вывести Николая на откровенность.

– Связи с духовными сущностями постоянна… – снова уклоняется от каких-либо подробностей мой странный собеседник. – Любая проблема решаема, и решаема при наличии времени и темы. Главное – извлечь уроки. Жизнь – это то, как ты ее воспринимаешь. Уроки – это не повторять ошибок, не идти известными путями. Ты должен открывать другие двери. Может, за ними обнаружишь беспорядок – значит, упорядочивай, приобретай опыт. Но открыть все двери невозможно, жизни не хватит…

– У тебя есть ощущение жизненной цели? – решил я подытожить наш странный разговор.

– Да, это мне извне прописали, – удивляет он меня. – Главное, не совершать грубых ошибок. Каких? Ну, например, в браке. Ведь это нервы, стресс. Человек не может сразу восстановиться, тратит силы и время на воссоздание, а это дорого стоит. Он не движется вперед. Силы нужны на новые дела, для набора информации. Я готов к неудачам и к долгому пути. Но важно, первое – не бояться смерти, ибо тогда человек притягивает к себе что-то отрицательное, и второе – сохранять свободу мысли. Если ты не свободен в мыслях, то уже ни в чем другом не будешь волен. Я так считаю.

Дальнейшие мои попытки вывести Николая на откровенность относительно его качеств или каких-то паранормальных способностей особого успеха не имели. Он рассуждал вообще, по-философски, но никакой конкретики о себе не сообщал. Разговор остался записанным на диктофон, он, на мой взгляд, небезынтересный, но, честно говоря, хотелось бы чего-то большего. Будем надеяться, что через десяток лет мы что-то услышим о нем и его делах…

ГЛАВА 5 (40 стр.)