Исправление положения

После того как я предложил использовать мой план и обрисовал его в общих чертах, Ян и Мэри какое‑то время сидели молча. Мэри заговорила первой: «И это сработает?»

Я искренне пожал плечами: «Не знаю. Никто не знает. Но могу сказать одно: если бы он был моим сыном, я бы поступил именно так. Я не могу дать никаких гарантий, что это защитит его, но я поступил бы так со своим сыном».

Это была правда. Я бы не стал кому‑либо советовать то, что был не готов сделать со своими собственными детьми.

«Может, пригласим его обратно? – спросил я родителей Тима. – Я думаю, важно, чтобы именно вы рассказали ему о новых правилах, а не я».

Мэри кивнула, Ян тоже.

И тут вошел Тим.

«Тим, – сказал Ян, – мы тут поговорили, пока тебя не было. Мы с мамой решили, что дома произойдут значительные изменения. Мы любим тебя и хотим, чтобы ты был частью нашей семьи, но понимаем, что не можем заставить тебя быть ею. На самом деле выбор за тобой».

Тим сидел, погруженный в раздумья.

«Для начала, больше никаких наркотиков в доме. Если мы их найдем, то позвоним в полицию. Больше никакого крика и неуважения. Если ты накричишь на кого‑то, обидишь или оскорбишь, то на выходные останешься под домашним арестом. Если хочешь уйти из дома – пожалуйста, но мы не пустим тебя обратно. Тебе придется самому искать, где переночевать. И еще тебе придется ходить в школу. Если ты не будешь этого делать, то должен будешь уходить из дому вместе со всеми, а со школой сам будешь разбираться. Оскорбления и неуважение в доме должны прекратиться, ты обязан держать себя в руках. Если этого не случится, ты будешь наказан».

«Да пошли вы, – сказал Тим. – На хрен мне оставаться. Я просто убегу из дому».

Но я подготовил всех к такому неизбежному повороту событий.

«Это твой выбор, – сказала Мэри, – но тебе только четырнадцать, а значит, тебе нельзя жить одному. Если ты не хочешь следовать нашим правилам, можешь уходить, но тогда нам придется связаться с социальными работниками, и тебя отдадут приемным родителям».

Это был решающий удар. Иногда подростков нужно поставить перед фактом: если они будут пытаться убежать из дому, то у них это не получится. Фокус в том, что тогда они окажутся в чужом доме. Это крайняя мера, но иногда отчаянные обстоятельства требуют соответствующих мер. Я работал со многими чудесными родителями, у которых просто не оставалось другого выбора, кроме как временно отдать своего подростка приемной семье. Это непросто, но иногда нужно отвечать на их блеф.

Тим бросил на мать взгляд, полный ненависти.

«Мне насрать, если вы так сделаете», – резко сказал он.

Мэри выдержала его пристальный взгляд.

«Мы напишем для тебя все эти правила, Тим, – сказал Ян, – чтобы убедиться, что ты всё понял, но с этого момента всё будет именно так Хорошо?»

«Да пошли вы, – снова вспылил Тим. – Вам просто нужно любое долбаное оправдание, чтобы избавиться от меня».

«Тим…» – начала было Мэри, но он оборвал ее:

«Заткнись на хрен».

В этот момент в игру вступил Ян:

«Знаешь что, Тим? А не пошел бы ты сам. Ты больше не будешь так разговаривать с матерью или со мной, а если это будет продолжаться, то последует наказание. С этой минуты ты под домашним арестом. Понял?»

Тим бросил на отца самый ужасный взгляд, на который только был способен, и открыл рот, чтобы сказать что‑то еще…

«Хватит, Тим. Ты мой сын, и я люблю тебя больше жизни, но я не собираюсь позволять тебе и дальше повсюду гадить. Мы любим тебя и сделаем всё, что в наших силах, чтобы остановить тебя, пока ты окончательно не испортил свою жизнь. И если из‑за этого ты будешь нас ненавидеть, так ненавидь, блин, а прямо сейчас заткни, на хрен, хлебало!»

Так, формально, Ян только что приказал своему сыну заткнуться на хрен, и большинству читателей покажется, что это не совсем похоже на идеальные отношения отцов и детей. Я думаю, что это было обоснованно, страстно и искренне. В этом даже была какая‑то своя красота. Точки соприкосновения не всегда приятны, но всегда звучат.

Тим некоторое время ошарашенно пялился на отца, потом немного пришел в себя, встал с кресла и вышел из комнаты.

Я смотрел на обоих родителей и подсознательно чувствовал, что та твердость, проявление которой я только что видел своими глазами, означает, что, если кто‑то и сможет спасти Тима от самого себя, это будут эти двое.

Дорога к взрослой жизни иногда вымощена слезами, иногда битым стеклом, а иногда и тем, и другим.

Они вернулись домой после того сеанса, и всё было тихо еще час или около того, потом Тим вышел из своей комнаты и сказал, что собирается прогуляться. Родители сказали, что он не может, потому что находится под домашним арестом. Но он вышел, несмотря ни на что. Тим вернулся домой ночью того же дня, около полуночи, и обнаружил, что входная дверь закрыта. Он стучал в дверь, но тщетно. Ян и Мэри лежали в своей кровати. Они ужасно себя чувствовали, но изо всех сил притворялись скалами.

Тогда Тим взял камень и швырнул его в окно. Хотя это было самым трудным решением в их жизни, родители Тима вызвали полицию. Когда появились полицейские, они задержали Тима и спросили Яна и Мэри, что с ним делать. Ян поступил правильно, хотя это было очень трудно, и сказал полиции, что они пока не готовы принять Тима домой. И это были волшебные слова, потому что, если родители отказывались от него, он подпадал под опеку социальной системы. Тима тут же отправили в семейный приют.

Ян и Мэри сказали, что это была самая суровая, темная, мрачная и ужасная ночь в их жизни.

Тиму не слишком сыграло на руку то, что днем раньше он предстал перед судом по делам несовершеннолетних, и система решила, что лучше будет на какое‑то время забрать его из дому. Яну и Мэри было очень тяжело согласиться на это, они чувствовали себя так, словно отказываются от сына и предают его. Я встретился с ними и попытался объяснить, что на самом деле происходит как раз обратное. Если бы они попытались защитить Тима от последствий его поведения, то показали бы ему, что он может обращаться с людьми, как ему вздумается, и ничего плохого с ним не случится. А таким образом они преподали ему важный урок у любого действия есть последствия.

Прошло целых полтора года, прежде чем жизнь Тима и его семьи вернулась в относительно нормальное русло. Он жил в семейном приюте три месяца, пока наконец не понял, что родители не собираются сдаваться. После этого он начал пытаться решить проблемы с ними. Часто так и происходит: если родители держат оборону, неуправляемый ребенок в конце концов получает сообщение, которое до него хотели донести, и всё начинает меняться. Тим возвращался домой, длительность его посещений увеличивалась и зависела от того, придерживается ли он нескольких простых правил. Он должен был получить помощь в избавлении от алкогольной и наркотической зависимости и вернуться к учебе. И эти два условия обсуждению не подлежали.

Постепенно, с течением времени, отношения исправлялись, а Тим становился всё более сговорчивым. По‑моему, здесь работало время, а не то, что он делал какой‑то выбор. Он стал старше, его мозг окончательно сформировался, и перед ним открылись новые возможности.

Самое главное, впрочем, то, что его родители удерживали оборону. Они не отступили и не бросили сына на растерзание миру, они продолжали принимать решения. Они начертили линию на песке и не заходили за нее. Это было длинное и трудное путешествие, но, как говорит Будда, жизнь – это страдание.

Последний раз, когда я виделся с этой семьей, Тим снова жил дома и учился в техническом колледже на механика дизельных двигателей. Еще не всё было идеально, но ничто не бывает идеальным. Лучше всего было то, что все они снова живут под одной крышей, – и, хотя еще случаются напряженные моменты, они снова чувствуют себя семьей.

Когда я спросил Яна и Мэри, что, по их мнению, стало решающим в этой истории, они оба сказали: изменение отношения к ситуации.

«Мы просто решили, что не станем сдаваться, – подытожила Мэри. – Мы не сдались, даже когда сдали сына полиции. Мы знали, что где‑то там есть настоящий Тим, а сверху только оболочка сумасшедшего дядюшки Джека. Мы просто решили, что больше не будем терпеть это ужасное поведение и не оставим его безнаказанным».

Ян кивнул.

«И мы выпили очень много вина, – сказал он. – Очень много».

Как еще переждать ночь, правда?