Как грубо

Однажды, когда Риндзай и Пухуа обедали в доме настоятеля, Риндзай спросил:

— Волос поглощает огромное море, горчичное семя заключает в себе гору Шумеру. Это прояв­ление сверхъестественной силы или же таково исконное состояние вещей?

Пухуа, ударив ногой обеденный стол, перевер­нул его.

— Как грубо! — воскликнул мастер.

— Разве это то место, где следует говорить о грубом и утонченном! — возразил Пухуа.

На следующий день, когда Риндзай и Пухуа вновь пришли обедать, учитель спросил:

— Как вам сегодняшний праздник в сравнении со вчерашним?

Пухуа снова опрокинул стол.

— Неплохо, — сказал Риндзай, — но сейчас — грубее!

— Слепец! — ответил ему Пухуа. — Что общего имеет будда-дхарма с грубым или утон­ченным?

Риндзай показал язык.

Маниша, прежде чем перейти к обсуждению этого маленького, но весьма значительного эпизода, я хочу добавить в Музей богов дар от Рафиа.

В Америке стало сложно передвигаться на коле­сах — на дорогах столько машин, легче и быстрее пройти пешком, чем добраться куда-то в автомобиле. Пробки на дорогах не рассасываются по три, четыре, а то и по пять часов. Конечно же, терпению людей при­шел конец.

В Сан-Франциско и Лос-Анджелесе несколько чело­век были застрелены без всякой причины. Лишь по­тому, что они были вынуждены простаивать на дороге по нескольку часов, не продвигаясь ни на дюйм, води­тели начинали злиться — а злость живет в каждом из нас, злости лишь требуется время, чтобы всплыть на поверхность — и стрелять в совершенно незнакомых людей. Эти люди не преграждали им путь, они не были причиной затора — они тоже попали в затор. Никто не знал, почему возник затор: возник ли он сам по себе или же перевернулся какой-то грузовик.

Увидев, что происходит (шесть человек были убиты в течение недели), все остальные тоже стали брать с собой в дорогу огнестрельное оружие. Они не собира­лись нападать на кого-либо — просто для самооборо­ны. Если вдруг кто-то станет им угрожать, они тоже смогут показать оружие.

Но это лишь осложнило ситуацию. В Америке не нужно разрешение на владение оружием. Разрешение нужно лишь владельцу оружейной лавки. Чтобы ку­пить оружие, разрешение не требуется. Глупо позволять людям носить оружие, представляющее опасность для жизни, но конституция Америки разрешает это делать.

В Америке это стало традицией. Американская кон­ституция позволила белым людям носить оружие, что­бы они могли убивать краснокожих индейцев. Красно­кожих убивали как зверей — преследовали, загоняли вглубь леса или в горы. Сегодня Америка принадлежит не-американцам, и при этом в американской конститу­ции говорится о свободе.

Похоже, весь мир ослеп.

Франция послала Америке подарок — Статую Сво­боды. А ведь Америка — величайшая страна рабовла­дельцев. Рабство здесь приобрело такой размах, что у индейцев нет никаких шансов вновь вернуться к вла­сти. Большинство из них были убиты, остальных за­гнали в резервации — заставили жить в дремучих ле­сах и запретили жить в городах. Зато им выплачивают пособия.

Можно подумать, что это акт сострадания — пла­тить пособия. Нет, это — продуманная стратегия. Что индейцы будут делать с деньгами? Они будут пьянство­вать, ходить к проституткам, играть в азартные игры и рожать детей — ведь на каждого ребенка положено по­собие. Они совершенно забудут идею свободы, забудут о том, что Америка — их земля.

В Америке можно иметь любое оружие — полуав­томатическое или автоматическое. И можете не сомне­ваться, если американское правительство объявило о смерти шести человек, значит, было убито по крайней мере восемнадцать. Не забывайте, правительственные сообщения как правило лживы.

Несколько месяцев назад произошел несчастный случай на русской атомной станции. Американское радио тут же объявило, что погибло двести человек. «Их тела уже найдены, а тела многих других, очевидно, уничтожило пламя».

Группа журналистов из Европы отправилась вы­яснить, что произошло на самом деле. Как оказалось, погибло только четверо. Американское радио даже не подумало принести извинения. Откуда же взялась цифра «двести»? Просто они все время лгут, по любому поводу.

Похоже, основная функция политиканов — лгать.

И еще это безумное человечество все время занято войной. Оглянувшись назад, вы можете убедиться: в мире всегда шли нескончаемые войны. И каждая война уносила миллионы жизней.

Чингисхан уничтожил сорок миллионов человек, Тамерлан истребил тридцать миллионов — а ведь у них не было современных средств массового уничтожения. О деятельности других убийц нет точных данных. Алек­сандр Великий, Наполеон, Иван Грозный — все они убивали... их величие измеряется количеством жертв. Адольф Гитлер убил тридцать миллионов. Иосиф Ста­лин уничтожил миллион русских.

Создается впечатление, что главная задача людей на земле — убивать. Америка продолжает вооружать­ся, прекрасно зная, что у нее и так достаточно оружия, чтобы несколько раз уничтожить всю Землю. Похоже, это какая-то мания, своеобразный невроз.

Рафиа принесла маленький подарок для Музея бо­гов. Это игрушка. В наши дни так называемые «разум­ные» и «цивилизованные» люди носят эту штуку с со­бой. Психологи утверждают, что это — полезно. Почув­ствовав прилив злости, вместо того, чтобы браться за автомат или пистолет, возьмите в руки этот маленький прибор. Если ты поклонник старых методов, нажми на среднюю кнопку. (Мастер направляет маленькую чер­ную коробочку в сторону аудитории, раздается звук, будто взорвалась бомба.)

Первая кнопка — для лучей смерти.

(Он нажимает на левую кнопку, раздается звук си­рены.)

Третья кнопка — для ядерных снарядов.

(Он нажимает на правую кнопку, раздается гром­кий звук, будто упал и взорвался снаряд.)

Точно такие же кнопки предназначены для уничто­жения всего человечества. Почему люди начали носить с собой подобные игрушки? Психологи утверждают, что это помогает избавиться от злости.

Когда хочешь кого-то убить — можешь сделать это тремя способами. Если враг далеко — последнее дья­вольское изобретение — ядерные снаряды...

(Он нажимает на кнопку, и раздается звук взрыва.)

Если враг близко, лучше бросить в него бомбу...

(Он вновь нажимает на кнопку, раздается звук как от взрыва бомбы.)

Если же ты не хочешь ничего разрушать — только отнять чьи-то жизни, тогда лучше всего подходят лучи смерти...

(Он нажимает на кнопку, и раздается звук сирены.)

Все больше взрослых людей носят такие штуки в карманах. Похоже, убийство становится добродетелью. Были боги войны. Были боги-разрушители — напри­мер, Шива в индийской мифологии, который уничто­жил все человечество. Не думаю, что Рональд Рейган может состязаться с Шивой, хотя он и старается изо всех сил.

Эта игрушка изобличает ум человека. Лучи смер­ти попросту уничтожают жизнь: они не разрушают ваших домов, вашей мебели, вашего имущества, они убивают живое. Вас уничтожат, ваши деревья уничто­жат — останется лишь то, что не живет. Достаточно представить себе место, где нет ничего живого, а все мертвое осталось нетронутым — это похоже на кош­марный сон.

Это всего лишь игрушка — подобие тех устройств, которые носят с собой Горбачев и Рейган. Достаточно нажать кнопку, и жизнь на земле будет уничтожена. Еще никогда нельзя было так легко уничтожить все живое.

Все религии отрицают жизнь. Если бы людей учили любить жизнь, любить мир, покой и медитацию, таких идиотов, как Рональд Рейган, не было бы на свете. Все­му виной религии, стремящиеся разрушить любовь к жизни, любовь к радости, смеху, танцу, музыке и пе­нию. Религии отрицают все это, и потому творческая энергия человечества стала саморазрушительной.

Никто не анализировал по-настоящему склонность человека к саморазрушению. Куда делась радость со­зидания? Вся ответственность лежит на религиях. По­литиканы только осуществляют идеологию, создан­ную религией. Любая жизнеотрицающая идеология — опасна. Более опасна, чем лучи смерти, более опасна, чем ядерные снаряды.

Если мы хотим спасти от разрушения мир, который создали такие люди, как Будда, Махавира и Бодхидхарма... Земля уже достигла таких высот сознания, что она заслуживает спасения. Вселенная огромна, и все же мы не уверены, что где-нибудь еще сознание поднялось на ту же высоту, что здесь. Предполагается, что по край­ней мере на пятистах планетах существует такая же форма жизни, — но это всего лишь догадки. Однако это догадки ученых, следовательно, ими нельзя прене­бречь.

Никто не может сказать с абсолютной уверенностью, существует ли где-либо еще во вселенной сознание будды. Возможно, уничтожая Землю, ты уничтожаешь единственную планету, где сознание поднялось к таким высотам. Тогда это не просто преступление перед чело­вечеством — это преступление перед всей вселенной.

Война — не бог, нельзя приносить человека ей в жертву. И единственный способ спасти человека — нести любовь, нести медитацию, нести свободу. По­больше жизнеутверждения — и земля будет спасена от величайшей угрозы.

И хотя все человечество страдает безумием, посвя­щая себя войне, некоторые продолжают творить. Мы можем гордиться Леонардо да Винчи и Микеланджело, Львом Толстым и Федором Достоевским, Чжуан-цзы и Риндзаем. Несмотря на безумие, охватившее толпу, тысячи цветов пробились и расцвели. Эти люди остав­ляют после себя красоту и аромат, переходя из одного существования в другое.

Политиканов необходимо сдерживать, потому что они не только угрожают человечеству, они грозят уни­чтожить единственную обитель жизни во всей вселен­ной. Чтобы на земле возник человек, потребовалось четыре миллиона лет. И каждый человек может стать буддой. Возможно, для этого потребуется еще четыре миллиона лет.

Будда — такая красота, такая благодать, такой цве­ток. Превратить Землю в кладбище — немыслимое преступление. Это преступление даже не войдет в ан­налы истории, потому что некому будет о нем напи­сать. Не будет ни побежденных, ни победителей. Если Россия начнет войну, американские ракеты стартуют всего через десять минут. Если Америка начнет войну, через десять минут стартуют русские ракеты.

С интервалом в каких-то десять минут... и все будут заживо сожжены в огне, подобного которому еще не было — миллионы войн одновременно. Люди, живот­ные, деревья — погибнет все живое.

Рафиа сделала прекрасный подарок, ведь война — тайный бог, которому человечество поклоняется и по сей день.

Генеральный директор Музея богов, Авирбхава, от­сутствует — она болеет. Анандо, заместитель директо­ра, отнесет твой подарок в музей.

(Анандо встает, чтобы принять маленькую черную коробочку. Возвращаясь на место, она случайно нажи­мает на кнопку. Раздается звук «взорвавшегося снаря­да». Все, в том числе и учитель, смеются.) Прекрати бомбардировку в этом месте! Маниша принесла нам маленькую, но очень труд­ную для понимания историю. Очевидно, многие не по­няли ее. Однако эта история имеет огромное значение с точки зрения дзэн.

Однажды, когда Риндзай и Пухуа обедали в до­ме настоятеля, Риндзай спросил:

— Волос поглощает огромное море, горчичное семя заключает в себе гору Шумеру. Это проявление сверхъестественной силы или же таково исконное состояние вещей?

Риндзай говорит очень важные вещи. Задумывал­ся ли кто-нибудь о том, что одно маленькое горчич­ное семя может покрыть зеленью всю землю? Одно-единственное семя содержит в себе бесконечность. Семя становится растением, это растение приносит сотни новых семян и из них вырастают новые расте­ния — эта цепь протянется до бесконечности. Земля нуждается в одном-единственном семени.

Маленькая жизнь содержит в себе вечную жизнь — нет никакой разницы между малым и большим.

Риндзай говорит очень важную вещь, но Пухуа, уда­рив ногой обеденный стол, перевернул его.

— Как грубо! — воскликнул мастер.

Вместо того чтобы ответить учителю, ученик пере­ворачивает стол. Зачем? Пухуа, один из самых близких учеников Риндзая, хочет сказать: «Это не то место, где следует говорить такие мудрые и важные вещи. Люди, пригласившие нас на обед, не смогут тебя понять».

Учитель отвечает: «Как грубо! Ты мог бы выразить свою мысль в более изысканной форме, например: «Это не то место, чтобы делать подобные заявления. Мудрые вещи следует говорить лишь мудрым людям — тем, кто открыт и обладает безмолвием не-ума. Лишь они пой­мут тебя».

На следующий день, когда Риндзай и Пухуа вновь пришли обедать, учитель спросил:

— Как вам сегодняшний праздник в сравнении со вчерашним?

Пухуа снова опрокинул стол.

— Неплохо, — сказал Риндзай, — но сейчас — грубее!

— Слепец! — ответил ему Пухуа. — Что общего имеет будда-дхарма с грубым или утон­ченным:?

Риндзай показал язык.

Дзэн — игривая религия. Риндзай показывает язык своему ученику — такое невозможно больше нигде. Ни один учитель в мире не сделает чего-то подобного. Но в дзэн любой поступок учителя имеет значение. Риндзай не осуждает Пухуа, он смеется над ним.

Он хочет сказать: «Каким бы ни было место, какие бы люди ни окружали тебя, ты все равно можешь вы­сказывать великие мысли. То, что ты скажешь, рано или поздно взойдет. После того как пройдет дождь, семя может прорасти». Ты можешь не понимать это­го сейчас, но кто может знать, что произойдет завтра? Завтра ты, возможно, поймешь — в твоем подсознании проросло некогда посеянное там семя.

Неважно, поймут тебя или нет. Если ты обладаешь знанием — поделись с другими. Не задумывайся над тем, заслуживают ли они этого.

Каждый человек изначально является буддой, даже если сейчас он этого не осознает. Он осознает это поз­же (это может случиться еще при твоей жизни или когда ты уже умрешь) и поклонится тебе до земли, с чувством глубокой благодарности и уважения. Ведь ты дал ему ключ, открывающий двери бытия.

Риндзай не соглашается с Пухуа. Подход Пухуа слишком утилитарен: «Какой смысл говорить все это людям, чей ум не способен воспринимать?» Но ведь то, чего ты не можешь осознать сейчас... тебя может осенить внезапно — посреди ночи. Осознание может прийти неожиданно, когда ты безмолвствуешь. Внезап­но ты увидишь то, что от тебя до сих пор ускользало.

Неважно, что это ускользнуло от тебя вчера вечером и стало понятным лишь сегодня утром, — когда бы ни пришло осознание, оно всегда — своевременно.

Позиция Риндзая — позиция великого мастера.

Мне вспомнилось одна притча Иисуса. Пухуа, оче­видно, согласился бы с этой притчей: «Не разбрасывай­те свои семена; они могут упасть на камни, они могут упасть на дорогу, они могут упасть у края поля, где ходят люди. Конечно, они могут дать всходы, но эти всходы все равно погибнут. Сейте свои семена лишь в очень хорошую землю»^[1].

Пухуа согласился бы с Иисусом. Но подобные за­явления рождаются не от щедрости души, не от ду­шевного избытка, не от энергии, переполняющей тебя. Они — плод скупости.

Риндзай говорит: «Не заботься об этом, даже ка­мень может стать плодородной почвой. Не беспокойся: чем больше даешь, тем больше получаешь. Даже если семя упадет не на ту почву, ничего страшного. Не будь слишком разборчивым — кто ты такой, чтобы выби­рать достойных и недостойных? Кто ты такой, чтобы судить об этом?»

Риндзай прав. И все же, хотя Пухуа кажется безна­дежным прагматиком, его роль в этой истории немало­важна.

На заявление Риндзая «Переворачивая стол, ты по­ступаешь грубо» Пухуа отвечает: «Слепец! Что общего имеет будда-дхарма с грубым или утонченным?»

Это так — Будда-дхарма не имеет ничего общего с грубым и утонченным. Будда-дхарма — превыше и того, и другого. И тут Риндзай показал язык — просто чтобы посмеяться над Пухуа, не отрицая его правоты.

Да, это очень странная история. Странная в том смысле, что Пухуа совершенно прав в практических вопросах, но правота Риндзая стоит еще выше. Оба правы, но правы в различных контекстах.

Риндзай делится с другими от избытка. Он — словно туча, проливающаяся дождем, ему не важно, где упадет вода, — он просто не может оставлять ее в себе.

Пухуа тоже прав, но его правота — на порядок ниже. Он говорит: «Ты должен делиться своими откровения­ми лишь с теми, кто способен тебя понять». Но если будды станут скупыми, в головах у людей случится меньше взрывов — иногда детонация может произой­ти и в голове случайного человека.

Жизнь — загадочная штука. Иногда человек ищет истину долгие годы, и при этом удаляется от нее все дальше и дальше. В то же время случайный прохожий, приблизившись к мастеру, может воспламениться.

Никто ничего не знает наверняка. Никто не вправе судить других. Если ты обладаешь истиной — делись ею даже с камнями. Даже камни когда-нибудь станут буддами. Делись со всеми — и со слепыми, и с глухи­ми. Каждый должен стать буддой. Сколь бы человек ни блуждал, однажды он найдет свой путь. Ты должен осознать свой потенциал и свою сущность.

Иккю писал:

В сандалиях из соломы,

одинокий и тощий —

лишь столб идет со мной,

аккомпанируя моей песне.

Кричит кукушка,

в моем сердце весна.

Иккю говорит: «Я нищий — В сандалиях из соломы. На мне только соломенные сандалии — одинокий и то­щий — лишь столб идет со мной». Что за столб? В дзэн сознание называют «столбом». Лишь столб идет со мной, аккомпанируя моей песне. Кричит кукушка, в моем сердце весна.

Не важно, богат ты или беден, не важно, император ты или нищий. Важно, что ты обладаешь столбом со­знания — все твое существо озарено изнутри, в тебе нет мрака. Тогда вокруг тебя — весна, тысячи цветов расцветают.

Это великое достижение дзэн — в тот самый миг, ког­да человек обретает просветление, радуется все бытие. Вся вселенная ликует, если хотя бы одно существо обре­тает просветление. Птицы щебечут, деревья веселятся, небо исполняется любви, оно проливается дождем.

Когда просветление придет к тебе, ты осознаешь, что всегда был желанным гостем бытия. Твоя весна на­чалась.

Вопрос первый.

Маниша спрашивает:

Если говорить о суфизме... Где может найти свое место приверженец суфизма, когда путь сердца уже позади?

Маниша, приверженец суфизма может найти свое место где угодно. Конечно же, контекст меняется. Когда суфий посвящает себя Богу как аль-Хилладж Мансур, он тут же начинает кричать: «Я — Бог!» Верующий ис­чезает в Боге. Но Бог — всего лишь гипотеза, и потому суфий просто-напросто начинает жить в галлюцина­циях, в проекциях своего ума.

Приверженец дзэн свободен от всяческих гипотез, он не посвятил себя Богу или же какой-то другой фик­ции. Он предан живому человеку — своему учителю. Это — не фикция, это — контакт двух существ.

Не думай, что в дзэн не может быть приверженцев. Приверженность дзэн истинна. В суфизме же это все­го лишь воображение. Приверженец суфизма блажен­ствует среди цветов своего воображения, он похож на пьяного. Не случайно в суфизме есть вино и саки — женщина-виночерпий. Бог там тоже имеет вид жен­щины. Человек, глубоко проникнувшийся суфизмом, кажется почти сумасшедшим. Он весел — пляшет и поет; им управляет воображение.

Если человек возбуждается от алкоголя или мари­хуаны и начинает петь и плясать, неужели его пережи­вания имеют какое-то особое религиозное значение? Это — химия; когда химия выходит из организма, че­ловек возвращается на землю в еще более плачевном состоянии, чем прежде. Воображение — это выброс опьяняющих веществ в организме.

Вот почему я заявил вчера Колеману: «Приведи ко мне суфия, и через час я опущу его на землю».

Известны случаи, когда люди, находясь под воздей­ствием ЛСД, считали, что могут летать. Они были на­столько в этом уверены, что прыгали с семнадцатого этажа. Дело не в храбрости этих людей, просто они гал­люцинировали. Конечно, они разбивались в лепешку.

Суфизм опьяняет очень легко. Однако приверженец суфизма, ставший на путь дзэн, не теряет себя, он по­падает в новый контекст. Теперь он стремится прибли­зиться к живому учителю, а не к гипотезе Бога. В от­личие от учителя, к Богу можно приблизиться только в воображении. И ты не знаешь, какова сила вообра­жения. Рамакришна изведал много путей. Он был первый искатель в истории человечества, который решил из­ведать многие пути, чтобы убедиться, действительно ли все они ведут к одной точке. Итак, он испробовал все, что было тогда доступно в Бенгалии. Существует секта, члены которой верят, что лишь Кришна являет­ся мужчиной, все остальные боги — женщины. Рама­кришна решил изведать и этот путь. Это путь чистого воображения.

В течение шести месяцев Рамакришна жил как жен­щина. Его ученики были потрясены, увидев, что он на­чал ходить подобно женщине. Но это еще не все: у него выросла грудь, как у женщины. Но и это еще не все: у него начались месячные. Даже врачи не могли пове­рить в это. Ученики Рамакришны попытались скрыть этот факт от посторонних, чтобы их учитель не стал посмешищем. Они убеждали его сменить путь: «Ты за­шел слишком далеко!» И ему потребовалось около по­лугода, чтобы вновь стать таким, как прежде. Такова сила воображения.

Воображение — вовсе не пустяк. Оно обладает огромной силой. Если ты отдашься во власть своему воображению — все религии знают это, — ты уви­дишь Кришну или Христа. Но и Христос, и Кришна — всего лишь проекции. Если хочешь увидеть Кришну, достаточно напрячь воображение — и он появится. Но при этом ты оказываешься в ловушке собствен­ного ума.

Приверженец любой иной религии предан Богу; лишь в дзэн приверженность относится не к гипотезе, а к реально существующему живому учителю. Если хо­чешь познать истину, избегай воображаемого.

А вот и пришло время Сардара Гурудаяла Сингха. Где же он? Анандо, посылай луч!

(Анандо направляет в сторону Сардара коробочку, раздается звук сирены.)

Нет, я думаю, бомба лучше!

(Анандо нажимает кнопку, и в аудитории раздаются звуки взрывов.)

Берт Отрыжка заподозрил свою жену, Несрав­ненную Люси, в супружеской неверности и нанял частного детектива, Манфреда Легаша, следить за ней.

Манфред идет по следу Люси, заходя в бары и ночные клубы. К утру Легаш приходит к От­рыжке с отчетом:

— Я следовал по пятам за вашей женой. Вна­чале я зашел в бар «Мартовские коты», но она смылась, оставив меня с носом. Затем я догнал ее в ночном клубе «Дрянной джаз», и она снова оставила меня с носом.

— Это уже даже не смешно! — злится Берт. — Что же произошло дальше?

— Что ж, — продолжает Легаш, — после это­го я выследил ее в гостинице «Гребаные пески»...

— Можешь не продолжать, — перебивает Берт детектива, — там она снова оставила тебя с носом.

— Точно! — говорит Легаш с улыбкой. — А также со своими трусиками!

Бригада рабочих пытается посадить огром­ную сосну рядом с автомобильной стоянкой. Де­рево свисает со стрелы подъемного крана. Вне­запно стрела поворачивается, и сосна разбивает капот новенького «кадиллака».

К бригадиру подбегает взволнованная Бет­ти Чиз.

— Вы должны будете все объяснить моему мужу! — кричит она.

— Не волнуйтесь, — отвечает ей бригадир, — наша компания возместит вам все убытки.

— Вы ничего не поняли! — не унимается Бетти. — Я хочу, чтобы со мной был свидетель, когда я буду рассказывать Честеру о том, что это не я въехала в дерево, а дерево въехало в ма­шину.

Антрополог, доктор Гортон, неожиданно на­ткнулся в джунглях на племя. Озираясь, он видит шляпу, болтающуюся на шесте, и тут же узна­ет в ней головной убор своего коллеги, доктора Черепка.

— О Боже, — громко восклицает он, — это же шляпа моего лучшего друга, доктора Черепка!

— Угу, — говорит ему явившийся на крик вождь племени, — вашего бывшего лучшего дру­га — вчера вечером он стал нашим обедом.

— Как, вы съели его? — не веря своим ушам, восклицает антрополог.

— Угу, — улыбаясь воспоминаниям, отвеча­ет вождь, — сначала мы отрубили ему ноги, хо­рошо их запекли и съели, запивая пепси-колой. Затем мы отрубили ему руки, приготовили под чесночным соусом и тоже съели, запивая пепси-колой.

—Да ну! — восклицает антрополог, все еще отказываясь верить услышанному. — Так вы съели его целиком?

— Угу! — говорит вождь. — Целиком. И запи­ли пепси-колой.

— Вы хотите сказать, что съели все-все... в том числе и его... прибор?

— Угу, — отвечает вождь, все так же при­ятно улыбаясь, — но прибор мы запили не пепси-колой. Прибор мы запили хересом!

Ниведано...

Ниведано...

Погрузись в тишину.

Закрой глаза.

Почувствуй, как замерло твое тело.

А теперь безоглядно обрати свой взгляд внутрь себя.

Погружайся в себя насколько можешь.

Глубже и глубже...

Пока не достигнешь самих истоков своего существа.

Это совсем рядом — нужно лишь сделать шаг,

и ты — будда.

Приближаясь к центру, ты ощущаешь прохладу,

аромат, невероятную тишину

и огромную радость.

В тот миг, когда ты окажешься в центре,

ты станешь лишь свидетелем —

зеркалом, отражающим твой ум, твое тело,

сознающим, что все это — пустота.

Пустое зеркало...

все двери в тайны бытия

открыты.

Глубже и глубже... ощути аромат, тишину и радость.

В тот миг, когда ты достиг центра,

ты стал свидетелем.

Тело — осталось вдалеке,

ум — остался вдалеке. Ты покинул их.

Ты — просто зеркало —

осознающее и созерцающее.

Цветы осыпают тебя — новые ароматы,

покой, понимание. Внезапно —

ты слился со всем космосом.

В Аудитории Будды исчезли десять тысяч будд...

лишь одно сознание будды...

Чтобы было понятнее, Ниведано...

Расслабься.

Наблюдай. Ты — не твой ум. Ты — не твое тело.

Ты просто наблюдатель. Наблюдение — это ты.

Наблюдение делает тебя пустым зеркалом,

зеркалом, отражающим все,

не определяющим ничего.

Это твоя вечность,

это — твоя неизменная природа будды.

Испытав это однажды,

пройдя путь до источника,

ты уже никогда не будешь прежним.

В этот миг Аудитория Будды становится

безмолвным

озером сознания.

Я вижу, как твое сознание растворяется

в этом озере, не оставив следов.

Озеро столь безмятежно, что превращается

в зеркало.

Тебе повезло — ты пережил это.

Все остальное человечество может завидовать

тебе.

Ты мог не обладать прежде ничем,

но, пробудив в себе будду,

ты обрел все сокровища бытия.

Перенеси будду из центра

на периферию своей повседневной жизни.

Пусть же будда выражается

в любом твоем поступке.

Пусть он присутствует в твоем молчании,

в твоих песнях — если ты поешь —

позволь будде петь,

в твоих танцах — если ты танцуешь —

позволь танцевать и будде.

Постепенно вся твоя жизнь погрузится в этот

сокровенный центр.

Различие между периферией и центром исчезнет.

Это — благословенный миг.

В дзэн это называется «вернуться домой».

Вскоре Ниведано призовет тебя назад,

забери же с собой весь аромат...

Пусть будда присоединится к тебе.

Он всегда готов идти с тобой,

попроси же его...

В центре — он лишь семя,

на поверхности он станет цветком.

Ниведано...

Возвращайся, но возвращайся как будда,

не колеблясь,

безмолвно и спокойно.

Вспомни это переживание,

тебе придется жить с ним каждую секунду,

каждый день и каждую ночь,

разговаривая и безмолвствуя,

трудясь и отдыхая.

Будда остается в тебе, как подводное течение.

Запомни, будда — не достижение,

будда — откровение.

Ты всегда был буддой;

нужно лишь узнавание,

чтобы вся жизнь преобразилась.

Это единственная революция,

достойная называться революцией.

Верно, Маниша?

Да, любимый Мастер.