ГЛАВА 1 Психоанализ первородного греха

Никто из людей еще не пришел в этот мир с улыбкой наустах. Более того, наше появление на свет сопровождается плачем, болью, муками, страданиями и всепоглощающим ужасом. Что вполне естественно, если вспомнил заявление, согласно которому рождение ребенка — это смерть плода. Вспомним: «Каждый из нас несет в себе опыт смерти уже при жизни», «Я умер — когда родился» — любой может сказать подобное, никоим образом не покривив душой.

К данной теме проявили интерес и представители психоанализа, полагая, что здесь можно отыскать один и ответов на те вопросы человечества о себе самом, которые принято называть «проклятыми». Согласно психоаналитическим исследованиям, ситуацию, в которой оказывается очередное вновь прибывшее сюда существ; можно представить в следующем виде.

Психоаналитическая парадигма первичной травмы:

• рождение рассматривается как глубочайший шок;

• шок этот создает резервуар тревоги, порции которой высвобождаются в течение всей последующей жизни;

• травматический опыт рождения настолько ужасен, что вытесняется из детской памяти;

• причина дальнейших проблем и кризисов кроется в со­держании родовой тревоги;

• отделение от матери представляет первичную травму;

• последующие отделения любого рода приобретают столь же травматический контекст;

• отделение при рождении «впечатывается» в мозг мла­денца в форме визуального образа;

• любое наслаждение в конечном итоге стремится к вос­созданию внутриутробного первичного блаженства, рая, утраченного при рождении;

• препятствие для удовлетворения представляет родовая тревога, сигнализирующая об опасности возвращения в материнское лоно.

Кристаллизуем в наглядной схеме указанные поло­жения.

1. Внутриутробное существование — Эдем, пребывание в котором сопровождается переживанием блаженства.

2. Начало родовой активности матери — нарушение рай­ского гомеостаза, зарождение тревоги, предвещающей грядущую катастрофу.

3. Роды — катастрофа обрушилась со всей своей ужасаю­щей мощью. Переживание кошмара изгнания. Полная утрата безмятежности, покоя и состояния нирванического единства. Паника и нарастающая тревога. Сотря­сение. Потрясение. Крушение. Удушье сжимающего ко­ридора. Встреча с Неведомым, таящим в себе опасность и угрозу уничтожения.

4. Рождение — изгнание свершилось. Падение в холод чу­жого мира. Переживание потери, утраты единства, брошенности, выброшенности. Взрыв отчаяния.

Когда эмбриональный ум сталкивается с тотальным крушением мира, он реагирует непосредственно, то есть испытывает ужас — как ответ на мгновенное осознание событий, таящих в себе для него возможность гибели, с одной стороны, и драму происшедшего лишения покоя и защищенности — с другой. Стало быть, можно говорить о том, что плод, попавший в водоворот смертоносные событий, охвачен страхом, а родившийся ребенок окутан тревогой.

Тревогу уравновешивает тоска. Ибо тоска — это пер вый атрибут памяти, которая в любой момент несносного настоящего может нашептать о пленительном и прекрасном прошлом. И, повинуясь этому властному гипнотическому зову, душа обращает свой взор вспять и готов; устремиться обратно. Но происшедшее — уже произошло. И оно способно быть реконструированным только в одном случае — если время повернет назад, в прошлое. Но как можно вернуться к тому, чего в действительности нет? Следовательно, и назад хода нет. Потому что свершившееся — свершилось, а значит, умерло.

Получается, что человека в первые мгновения мучительно тревожной жизни тянет к смерти, так как его влечет, что вполне естественно, к водам обетованным внутриутробного Эдема. Происходит своеобразная рокировка реальностей: смерть (ведь плод уже умер, когда ожил человек) представляется жизнью (в ее истинном смысле, как перманентного блаженства и нарциссического переживания своего собственного бессмертия), а жизнь (наша реальность предметного мира) являет собой самую настоящую смерть (как состояние потери).

Младенческий мозг выводит формулу:

• Жизнь = Смерть.

• Смерть = Жизнь.

Однако человеческим ожиданиям не суждено сбыться. Факты таковы, что выход и вход — не одно и то же. Рай закрыт. Если тоска не растворяется, она обращается в отчаяние. Итак, первое впечатление, равно как и самоограничение человеческого существа можно определить через следующие качества переживаний:

• я изгнан;

• я смертен, то есть подвержен уничтожению;

• я одинок;

• я нахожусь в той ситуации, где мне постоянно что-то угрожает;

• я беззащитен;

• я дезориентирован во времени и пространстве; ибо не знаю, что меня ожидает в следующий миг;

• я бездомен, поскольку изгнан из того места, которое по­лагал своим домом;

• я — вечный странник, лишенный уюта, приюта и покоя.

Безусловно, данные описания лишь метафоры, ибо переданы словесно, и младенец еще не мыслит такими категориями. Он вообще еще ничего не формулирует, а только лишь формирует. Отсюда возникает вывод: «Жизнь — это страдание».

NB. Таким образом, получается, что первая инграмма (запись, запечатление) нашего мозга содержит в себе смысл: изгнанность — странничество — одиночество — обреченность на уничтожение. И следовательно, человек, любой человек — по сути своей, по изначальному стату­су — несчастен. Он не-счастен, потому что не-причастен счастью, не со счастьем. Ведь в мире все проще, чем в на­ших умозрительных конструкциях. Несчастье — это от­сутствие счастья. Жизнь наша тотально пронизана отча­янно дерущимися друг с другом подспудными противо­речиями. И в силу неизбежности вступает парадокс: жить тревожно, а умереть страшно. Капкан захлопывается, и наступает ад — эпоха кошмара.