:



ДООГА В НИКУДА




Гермес, звездная система «Вольф 360»Июнь 2282 года по Х

Этот лес явно происходил родом из мрачных небылиц про злых волшебников. Никто из нас, включая скептического доктора Гильгофа, прагматичного Коленьку и уравновешенную Аню, ничуть не удивился бы, обнаружив здесь замок какого-нибудь Властелина Черного Ужаса с мертвыми головами на пиках, привидениями и лупоглазыми монстрами. Ну или на худой конец ветхое жилище болотной ведьмы с носом крючком, бельмом на глазу и волосатыми бородавками. Настроение в отряде царило самое мистическое — никогда бы не подумал, что взрослые люди могут бояться сказок.

Сказка же была такова: мы действительно обнаружили нечто, указывающее на присутствие чужого разума. Это была дорога. Прямая как стрела дорога, рассекавшая древний лес.

Однако давайте обо всем по порядку. В том, что премия от ООН обеспечена, я перестал сомневаться в тот вечер, когда Крылов и Анна привели нас на окраину угрюмой чащобы, раскинувшейся сразу за линией кустарника. Я и прежде заметил, что лес выглядит необычно. Даже в предгорьях местные аналоги земных хвойных деревьев редко достигают в высоту тридцати метров, а эти гиганты более походили на гибрид сосны и североамериканской секвойи — неохватный ствол, мощные корни и затерянная почти в поднебесье обширная крона. В каталоги растительного мира Гермеса такие деревья занесены не были, следовательно я открыл новый вид. Надо будет занести подробное описание в Анин компьютер…

Впрочем, о биологии и компьютерах я забыл немедленно, едва только Коленька провел нас через узкий проход между двумя купами кустарника и молча указал рукой вперед.

— За ноги вашу мамашу, — только и сказал интеллигентнейший Вениамин Борисович, поднимая очки на лоб. — Отказываюсь верить. Просто отказываюсь! Анечка, милая, ПМК с собой? Поищите любые снимки этого района с воздуха или из космоса! Как раньше не заметили, ума не приложу! Это же… это… Невероятно! Какая, к бесу, теория неизбежностей, все гораздо хуже!

Анна быстро проверила свой микрокомпьютер и предъявила нам четыре изображения, сделанных с самолета. Только зеленые пятна лесов и никаких признаков того, что мы сейчас видели своими собственными глазами.

— Немудрено. — Крылов сначала уткнулся в маленький монитор, а потом задрал голову и посмотрел наверх. — Кроны образуют сплошной ковер, ветви переплетены, никакая воздушная съемка не могла бы дать результатов. Если только со спутника, в разных диапазонах, с очень большим разрешением… Но ведь никто этого не делал, верно, Луи?

Я кивнул. Никакой спутник не продержится на нашей орбите больше суток.

— Надо посмотреть вблизи, — решился Гильгоф. — Надеюсь, это не опасно.

— Что опасного? — усмехнулся Коленька. — Бетон как бетон.

— Вы же смотрите кино, Николай? Ловушки, мины, автоматические пушки, реагирующие на движение и прочие хитрости! Да шучу я, шучу. Но все равно следует быть осторожными. Никто не знает, что это такое. PI кому принадлежит.

— По-моему, это просто дорога, — хладнокровно сказала Аня. — Веня, если вы боитесь, постойте тут, с лошадками.

— Боюсь? — Будь Гильгоф котом, после эдакого заявления шерсть на его загривке встала бы дыбом. — А ну, пустите вперед! Скажете тоже!

Я отметил, что собаки не беспокоятся — у Альфы с дочурками замечательное чутье на опасность. Значит, и нам страшиться нечего.

Крылов ошибся. Начинавшаяся у самого края леса дорога бетонной не являлась. Несомненно, плиты были каменными, но минерал оказался мне незнаком — сероватый, с коричневыми прожилками. Уложены плиты по две в ряд, ширина каждой два метра, подогнаны друг ко другу идеально, но редкие травинки на швах пробиваются. Уводит дорога в глубину леса, направление — точно на север. При поверхностном осмотре никаких других артефактов рядом с каменным трактом обнаружено не было.

— Чем дальше, тем интереснее, — заключил Гильгоф, поднимаясь с колен и отряхивая штаны. — Сначала натыкаемся на мертвый труп покойного человека, коего в саванне быть никак не должно, потом находим построенную незнамо кем и когда дорогу… Луи, первопоселенцы не могли устроить здесь одну из временных баз? Вдруг это взлетно-посадочная полоса?

— Ерунду говорите, Веня, — поморщилась Анна. — Лес очень древний, деревьям явно не одно столетие. Это сооружение не может принадлежать человеку. По крайней мере человеку с Земли.

— Вот и я о том же подумал, — мирно согласился доктор. — Темнеет, надо возвращаться. Завтра попробуем проехаться по дороге в глубину леса, вдруг найдем еще что-нибудь интересное?

— Ага, нечто вроде корабля разумных медуз с планеты Хрю-Хрю, разбившийся здесь миллион лет назад, — скривился Крылов. — Думаю, лучше сообщить обо всем властям, пусть присылают оснащенную экспедицию… Лавры первооткрывателей и так наши, премия гарантирована.

— Теперь вы, Коленька, испугались? — участливо поинтересовался Гильгоф. — Страх перед неизведанным, как учит история, свойствен всем пытливым исследователям. Не робейте, сами видите, здесь никого и ничего нет, а ваши медузы давно передохли от бескормицы.

Вечер мы провели в яростных спорах — даже я не удержался и вступил в бурную полемику. Нет никаких сомнений, дорога являлась искусственным образованием, колонисты Гермеса не могли возвести подобное сооружение, следовательно…

— …Друзья, вы должны понимать, что никто и никогда прежде не встречал творений рук иной цивилизации, — с энтузиазмом возглашал Гильгоф, попутно прихлебывая кофе. Говорил доктор патетично, как с трибуны. — Мы двести лет надеялись найти хоть одно свидетельство того, что вспыхнувший на Земле огонь разума не является исключением! И что же? Ничего! Марсианский «сфинкс» оказался всего лишь игрой тени и света, «столбы» на Люйтене вулканическими образованиями, обработанными ветрами и аммиачным дождем, найденные на LV-436 твари являлись лишь очень высокоорганизованными животными… Упорядоченные сигналы из системы Альфы Лебедя исходили не от инопланетных существ, а от пульсара. Ничего, понимаете? Ни одной гайки, конфетной бумажки, пустой пивной бутылки или использованного презерватива!

— Конечно, последнее оказалось бы выдающимся открытием, — невинным голоском сказала Аня. — Не только свидетельство развитых технологий, но и драгоценный генетический материал!

— Вам смешно, а тут плакать надо! — театрально воздел руки Гильгоф. — Сколько существует человеческая цивилизация? Давайте считать от появления кроманьонского человека. Получается — сорок-пятьдесят тысяч лет, причем только два с небольшим столетия мы осваиваем ближний космос. Ничтожно мало! По меркам Вселенной — наносекунда! И главное: никто не знает, когда человечество прекратит свое существование и строем отправится на Страшный суд! Завтра, через год, через десять тысяч лет? азум, как и жизнь, вещь хрупкая и недолговечная!

— Кажется, понимаю, — кивнул Крылов. — Допустим, где-нибудь в Магеллановых облаках зародился разум, просуществовал несколько тысячелетий и сгинул… Потом такая же вспышка происходит на Альниламе или в районе Денеба, но расстояния слишком велики; разум, пройдя весь цикл развития, погибает, не успев за короткий срок отыскать себе подобных… Правильно?

— Вы умны не по годам, Коленька! Никто не исключает, что теоретически мы в космосе не одни. Возможно, в сотнях световых лет от Земли существует цивилизация на уровне каменного века, равно как возможно и то, что другая, куда более развитая цивилизация в этот момент погибает, неспособная справиться с неумолимой силой природы. Подумайте, сколько сверхновых загорается каждую минуту, сколько систем поглощаются черными дырами… Нам выпал шанс — один на триллион в сотой степени! Мы отыскали следы той самой уникальной и недолговечной искорки разума!

— Вот будет забавно, если эта дорога действительно окажется шуточкой первопоселенцев, — с плохо скрываемым сарказмом ответила Анна. — Давайте спать, господа мои, завтра будем на собственно опыте проверять теории Вениамина Борисовича. Хорошо зная доктора, я могу предположить, что ничем хорошим это не обернется.

— Вы пессимистка, Анечка, — добродушно отозвался Гильгоф. — Лучше подумайте о том, как потратите премию!

— Моя семья богата, — холодно бросила Аня. — И в нынешней ситуации несколько монет от ООН я предпочту вложить в тихий домик на краю Галактики. Только не уверена, что смогу их получить в обозримом будущем.

После этих слов Гильгоф обменялся с Коленькой донельзя унылым взглядом, и я окончательно понял: мои попутчики знают что-то такое, чего мне знать не полагается. Знали бы вы, как надоели эти постоянные недоговорки, тайны и непонятные намеки! аздражает невероятно!

* * *

На вторые сутки путешествия по Дороге я начал уставать от однообразия и тягостного впечатления, которое производил на всех Лес. Пришлось прямо сказать Гильгофу, что лучше бы нам вернуться — запасы воды кончаются, ручьев и озер здесь нет, а животные долго не выдержат: гиппарионы привыкли много пить, и нынешний скудный водный рацион может убить лошадок. Доктор не послушался, сказав лишь, что если верить картам, мы вскоре выберемся к южным склонам хребта Баффина. Что ж, дело хозяйское — моя задача предупредить.

Кроме Леса и бесконечной ленты каменных плит, мы не увидели здесь ничего такого, что потрясало бы воображение. Ничего, кроме Леса. Гигантские стволы, постоянный полумрак, почти абсолютное беззвучие. По сравнению с кипящей жизнью саванной Лес выглядел пустыней: нет даже мелких животных, насекомые встречаются крайне редко, зато много «мокрой паутины» — обычных для хвойных лесов Гермеса колоний микроорганизмов, внешне напоминающих клочья огромных паучьих сетей, облепивших древесную кору. Подлеска никакого, только заросли серо-зеленого мха, редкие и чахлые травинки да черные крючья палых ветвей.

Далеко наверху шумел ветер, разгуливающий в верхушках деревьев, но под непроницаемым для солнечного света пологом не чувствовалось и единого дуновения. Все же нам пришлось приодеться — жара лесостепей сменилась влажной прохладой. Собаки выглядели грустно, Лес им не нравился, и мои псины предпочитали не уходить с дороги, следуя рядом с гиппарионами. Настроение людей тоже оставляло желать лучшего. Все, включая вечно жизнерадостного Крылова и разговорчивого доктора, за несколько первых часов похода через Лес стали чувствовать себя крайне неуютно. Я держался до следующего утра и после подъема потребовал вернуться, причем привел вполне разумные доводы. Гильгоф неожиданно проявил вроде бы несвойственную ему жесткость и настоял на продолжении пути. «Хорошо, — ответил я, — но последствия — за свой счет».

На том и уговорились. Я снимаю с себя всю ответственность, но если эти сумасшедшие жаждут остаться без лошадей, бросить свою драгоценную аппаратуру и незнамо как возвращаться обратно — пожалуйста. Умываю руки.

Несколько раз высказывались предположения о природе Леса. Коленька изложил версию о том, что эта чащоба создана искусственно, равно как и Дорога — все деревья примерно одного возраста, высажены более или менее ровными рядами, не заметно ни единого рухнувшего ствола… Последнее являлось чистой правдой: окажись Дорога перегороженной мертвым деревом, пришлось бы объезжать за сотню-другую метров, однако путь оставался свободным до самых предгорий…

— Гляньте-ка, просвет! — воскликнул доктор и вытянул руку. Это случилось ближе к вечеру второго дня. По моим расчетам мы успели отмахать около девяноста километров по прямой, что полностью соответствовало фотографиям аэросъемки с ПМК Анны. — Вот, Луи, а вы беспокоились!

Я хотел было сказать, что не перестаю беспокоиться доселе и имею к тому все основания, но промолчал.

Неосознанное напряжение лишь возросло — никто не мог предположить, что нас ожидает в конце Дороги. Мелькнула мысль о крыловских разумных медузах, но я сразу отогнал ее как абсурдную.

Гильгоф не ошибся. Очень скоро мы выехали на окраину Леса, очутившись перед грядой пологих холмов покрытых самыми обычными хвойными деревьями, ничуть не похожими на возвышавшихся за нашими спинами титанов. Дорога оборвалась, последние две серые плиты остались под сенью Леса. Гиппарионы ступили на свежую траву, а мы начали жмуриться — слепило солнце. Собаки подняли радостный лай.

— Я разочарован. — Гильгоф бросил поводья и скрестил руки на груди, подобно Наполеону, обозревающему поле битвы под Ватерлоо. — Смертельно разочарован! На нас не напали разбойники или злые колдуны, мы не нашли доверху набитый золотом величественный храм погибшей цивилизации и не встретили мудрого жреца неизвестной религии, который указал бы нам истинный путь! Что же это делается, а? Скажите, кому и зачем было нужно вкладывать столько труда в эту проклятущую Дорогу, ведущую незнамо откуда незнамо куда? Нет, я просто в ярости!

— Успокойтесь, Вениамин Борисыч, — вздохнул Крылов. — Вы преувеличиваете, честное слово! Творение чужого разума нашли? Нашли! Живы и здоровы остались? Остались! Что вам еще нужно? Все и сразу получить невозможно!

— А я очень рада, что мы покинули этот отвратительный Лес, — без обиняков заявила Анна. — Глядите, там озеро или мне чудится?

— Озеро, — подтвердил я, посмотрев в бинокль. — Километров пять отсюда… До заката еще несколько часов, но я предпочитаю встать на длительную суточную стоянку. Все устали, особенно животные.

Альфа с дочурками посмотрели на меня одобрительно.

Озеро оказалось выше предела моих мечтаний. асполагалось оно в ложбине меж двух холмов, питалось текущей с гор ледяной речкой и полудесятком ручьев. Вода чистейшая, прозрачная, на дне у берега видны камни и листья пышных водорослей, золотистые рыбы размером с ладонь… В отличие от равнинных рек здесь не должны обитать хищники-рептилии, совершенно другая экосистема. Я как родной сестре обрадовался маленькой всеядной мезохиниде, похожей на медвежонка — отсутствие животных в Лесу изрядно действовало на нервы. Мезохинида замерла, проводила нас недоверчивым взглядом красных глазок и потопала дальше, по своим загадочным мезохинидским делам.

— Прямо-таки пейзаж кисти фламандских живописцев, — восхитился Гильгоф, когда место для лагеря было выбрано. Мы встали на небольшом каменистом полуострове опять же из соображений безопасности — все подходы открыты и прекрасно простреливаются. — Не хватает лишь мельницы и пышных рубенсовских пастушек с кистями винограда в руках! Умиротворяющая идиллия, земной Эдем!

— Все равно держите глаза открытыми, а оружие заряженным, — настоятельно посоветовал я. — На зубок мегаланию тут попасться невозможно, но кто знает…

За полчаса мы разгрузились, поставились и разожгли костер. Гиппарионы полезли купаться — трехпалые лошадки любили воду. Собаки тоже залезли в озеро, из чего я сделал вывод: тут и в самом деле безопасно. Наскоро перекусив, мы занялись самым привлекательным делом на свете — ленивым отдыхом. Звезда еще стоит достаточно высоко, можно расстелить пенолит и позагорать, потом поплескаться в прохладной озерной воде и снова развалиться на бережку. Курорт, да и только. Доктор и Крылов вскоре задремали.

— Это что такое? — Я открыл глаза, услышав голос Анны. Она стояла надо мной, держа за острый хвост небольшого зверя, на первый взгляд похожего на гибрид черепахи и жука. Панцирь, под ним — восемь членистых ножек. — Он меня укусил, точнее уколол хвостом!

Аня продемонстрировала красную точку на лодыжке.

— Продезинфицируй и забудь, — вяло отозвался я. — Ты на него наступила, да? Естественная защитная реакция, тут ничего не поделаешь… Очень древнее и примитивное животное, реликт наподобие вымерших на Земле трилобитов. Не беспокойся, он не ядовитый.

— Слава богу, — вздохнула Анна, а реликт с размаху был вышвырнут обратно в озеро и со всплеском исчез в пучине. — Все равно больно было.

— Устал повторять — наш главный лозунг «осторожность»!

— Видишь остров? На спор — кто быстрее доплывет?

— Можно попробовать, — отозвался я, почувствовав насущную необходимость освежиться. Было жарко. — Только без споров, просто поплывем.

Озеро формой походило на очень вытянутый овал длиной почти в полтора километра и шириной метров триста-четыреста. Ближе к нашему берегу и впрямь находился маленький островок — сплошной камень, вероятнее всего скальный выход.

Вошли в воду, внимательно глядя под ноги — повторять знакомство с шилохвостом никому не хотелось. Ветер со стороны гор поднял небольшие волны.

Глубина началась почти сразу, в десятке шагов от берега, и я слегка вздрогнул, подумав о тварях, которые могут обитать на дне, пускай и был почти уверен, что шансы встретить здесь крупного хищника крайне невелики. Ладно, рискнем.

— Вот это я понимаю — экология, — не глядя на меня бросила Анна, плывшая чуть впереди. — Вода как линза, все видно…

Я нырнул с открытыми глазами, решив сам оценить столь лестный отзыв. Верно, глубина тут не меньше пятнадцати метров, но солнечные блики на песчано-каменистом дне ясно различимы, плывет куда-то крупная, в два локтя, рыбина, посверкивают чешуей стайки мальков. Не озеро, а мечта натуралиста.

асстояние до островка мы преодолели быстро, минут за пять. Выбрались на берег, перевести дух. Отсюда вид на холмы, старый Лес и окутанные синей дымкой горы Баффина был еще более впечатляющий.

— Странно, — пробормотана Аня, потрогав один из камней, который внезапно начал крошиться под ее пальцами. — Я думала, данная порода больше напоминает гранит, а на самом деле это вулканический туф, причем… Луи, а ну пошли наверх!

Остров был квадратным по форме, шириной и длиной не больше тридцати шагов. Сплошное пирамидообразное нагромождение валунов с четко обозначенной вершиной. Ни единой травинки, никаких живых существ кроме выбравшейся погреться на солнце водяной ящерицы, которую мы тут же спугнули.

Анна совершенно права — вулканических пород здесь быть не должно, тектоническая активность в самом центре материка минимальна, мы находимся слишком далеко от разломов и поясов вулканов в океане, где огненные горы есть явление привычное, если не сказать назойливое — по сравнению с Землей Гермес достаточно молод, планета образовалась на полмиллиарда лет позже и продолжает развиваться. Однако континентальные плиты давным-давно сформировались и отыскать остатки деятельности вулканов в этом регионе крайне сложно. Я, конечно, не геолог, но заложенные в колледже св. Мартина основы этой науки помню хорошо.

— Что скажете, Луи? — Мы забрались на самую высокую точку островка, и Анна обвела новое владение человечества хозяйским взглядом. — По-моему, следует позвать сюда Вениамина Борисыча. Он так страдал от отсутствия острых впечатлений!

— Доктор плохо плавает, он говорил сегодня… — вякнул я, не веря своим глазам. — Опять «теория неизбежности»?

— Наверное, — согласилась Аня. — Сидите здесь и ничего не трогайте, я поплыву за нашими бездельниками, приволоку хоть на буксире! Я с вами скоро с ума сойду!

— Не вы одна…

* * *

Со стороны островок производил впечатление приятного глазу природного образования, попросту говоря — живописной кучи булыжников, на которых создатели рекламных роликов любят снимать пышногрудых моделей, рекламирующих купальные костюмы и кремы для загара. Эдакое единение человека с доброжелательной окружающей средой, активный отдых в лесной глуши, спортивный стиль и все такое прочее…

Но на Гермесе такие штучки не проходят. Едва мы с Анной взглянули на островок сверху, стало предельно ясно: Лес, Дорога и Остров — явления одного порядка. Насчет «костей старого цадика», мирно покоящихся в одном из наших контейнеров я еще питал какие-то сомнения, но эти три объекта — рукотворный, природный и природно-рукотворный — несомненно составляли единую цепь.

От середины острова к углам «квадрата» уходили выложенные валунами изогнутые линии, складывающиеся в древнейший символ — рисунок коловорота, солнечного круга. В отличие от всем известной свастики нацистов, где лучи расположены по часовой стрелке и символизируют «ночное солнце», здесь имелся знак «торжествующего дневного солнца». Линии плавные, округлые, на концах — по большому круглому камню. В промежутках между лучами пирамидки, тоже сложенные из валунов: на четыре здоровенных булыжника взгроможден пятый. Я не знаток науки о символах, но этот рисунок напомнил мне один из гербов эпохи Крестовых походов, виденный в книге по истории — какой именно, не вспомнилось.

Спустя полчаса вся компания собралась на Острове, задержка произошла благодаря мсье Гильгофу, плававшему исключительно «по-собачьи» и очень медленно. А когда досточтимый доктор оглядел представленную ему картину, с ним едва не случился сердечный приступ, и я мельком пожалел, что пакеты первой помощи остались в лагере.

Кстати о собаках: верная Альфа, словно понимая, что она может стать участницей великих событий, приплыла на Остров вместе с людьми и тоже по-собачьи. азве что в два раза быстрее доблестного Вениамина Борисовича.

— Один-единственный прецедент — всегда случайность, — слабо сказал Гильгоф и уселся на близлежащий валун. — Два прецедента могут давать повод задуматься о некоей закономерности, а появление третьего четкого говорит: это сложившаяся система! Луи, вы были правы! исунок похож на герб основанного в 1099 году Иерусалимского королевства крестоносцев. Большой крест и четыре малых! Впрочем, существуют универсальные символы — тот же коловорот использовался у десятков народов на пространстве от Индии до Ирландии! Вы понимаете, что именно мы нашли?

— Нет! — в три голоса ответили я, Аня и Крылов.

— Я тоже не понимаю! — горько сказал Гильгоф. — Анна, тут надо сделать все необходимые замеры, заснять на голограмму… Коленька, у нас найдутся герметичные пакеты для аппаратуры?

— Угу, — ответил Крылов, почти не слушая. Я проследил за его взглядом и понял, что он заинтересован действиями Альфы — псина увлеченно рылась неподалеку, будто учуяла нечто необычное. — Собачка, пусти-ка меня посмотреть, что ты нашла?

Альфа вежливо посторонилась, что ее и спасло.

За Крыловым обычно не замечалось стремления делать раньше чем думать, а думать вообще перестать из принципа, но сейчас он явно перестарался.

Одновременно произошли сразу три события: под тяжестью человека камни начали осыпаться, Крылов не удержался на ногах, оступился и полетел в разверзшуюся ямину, а через секунду из недр донесся оглушительный вопль — сложилось впечатление, что Коленька ухнул прямиком в драконью пасть и сказочный ящер не раздумывая принялся пережевывать добычу.

Яма оказалась не столь уж и глубокой — метра два, но упал Крылов очень неудачно, я сразу увидел, что в его предплечье глубоко вонзился толстый белый осколок и, видимо, повредил крупные сосуды. Много крови, слишком много… Мы с Аней не раздумывая спрыгнули вниз.

— Черт… — Под моими ступнями захрустели человеческие кости. — Что это за склеп?

— Потом! — рявкнула Анна и нагнулась на Крыловым, продолжавшим орать в голос. — Помоги его вытащить! Веня, принимайте! А ты — заткнись, оглушишь!

— Сама заткнись! — выкрикнул Коленька. Слезы по лицу — в три ручья. Отлично его понимаю, боль, должно быть, адская. Особенно если нерв поврежден… — Да что же это творится, мать ваша курва! А-а, осторожнее, дебилы!

И так далее. Наверх, конечно, мы его выволокли, перемазавшись в крови едва не по уши. Если так пойдет и дальше, умрет от кровопотери, причем очень быстро.

Вечно суетливый доктор Гильгоф преобразился: ни единого лишнего движения, вид самый сосредоточенный и серьезный. Но первая же его фраза меня слегка огорошила:

— Луи, снимайте трусы!

— Что?!

— Что слышали! Сделаем временный жгут, пока в лагерь доставим… Не Аню же раздевать? Быстрее! Помогите затянуть… Так. Анечка, транспортируем его но воде на спине, я и Луи поддерживаем по бокам, вы следите за головой — потеряет сознание, захлебнется. Луи?

— Я тут!

— Да не краснейте вы, считайте, что здесь русская баня! Вы можете гарантировать, что на запах крови, распространившейся в воде, к нам не слетятся здешние любители свежего мяса? Что-нибудь вроде пираний?

— Не могу.

— Понятно. Плывем максимально быстро! Давайте же! Коленька, потерпите, все обойдется…

Этот заплыв я надолго запомню. В общем-то ничего сложного делать не приходилось — тело живого человека с наполненными воздухом легкими действует по принципу поплавка, успевай только подталкивать. Но абсолютный рекорд скорости мы точно установили, олимпийская медаль обеспечена.

— Луи. аптечка в белом контейнере с кадуцеем, — продолжил распоряжаться Гильгоф, едва мы оказались на берегу. — Аня, давайте на пенолит его!

— Тяжелый, зараза…

Тут Коленька вырубился: зрачки ушли под веки, кожа стала мраморно-синюшной. Импровизированный жгут помогал плохо — тоненькая пульсирующая струйка алой артериальной крови выбивалась из-под засевшего чуть ниже локтя острого обломка кости.

— Ну что за скотство! — ворчал доктор, пристраивая на здоровой правой руке Коленьки коробочку медицинского монитора-диагностера. — азумеется, шок второй степени, кровопотеря тридцать процентов… Скверно. Аня, давайте медпакеты! Впрочем, нет, обезболивающее и гормоны сделайте сами, я займусь хирургией! Луи, будете помогать!

— Я не умею!

— Научитесь. Лягушек в колледже резали? Примерно то же самое. Инструменты распакуйте!

Ничего себе «то же самое»! Одно дело — подопытное животное, и совсем другое — живой человек!

Гильгоф показал себя с лучшей стороны, тут никаких споров быть не может. Современная медицина в основном полагается на умные машины, автоматических хирургов, не способных ошибиться или причинить вред, работать руками современные доктора разучились. Но автохирурга у нас не было, а потому извлекать инородное тело, перевязывать поврежденные сосуды и шить разорванные ткани пришлось Вениамину Борисовичу, что он и проделал с достойной всяческого уважения ловкостью. Все необходимые препараты и кровезаменители поступали через контролирующий состояние организма диагностер армейского образца вполне способный заменить сложный медицинский компьютер, но без золотых рук Гильгофа эта история вполне могла закончиться плачевно — травма не самая сложная, но более чем неприятная.

— Идем мыться, — выдохнул доктор, разобравшись со швами на коже и повязкой. — Выглядим как упыри после обеда, честное слово… Аня, укройте его потеплее! Будет спать до утра, пока работает наркоз и регенерирующий состав. В гробу я видел такие приключения! Боюсь, придется остаться здесь на несколько дней, пока Коленька не придет в себя. Надо же было так нарваться!

А нарвался Крылов на острейший обломок бедренной кости, больше напоминающий здоровенный гвоздь длиной с ладонь — это стало ясно, когда я вымылся, оделся и тщательно оттер трофей от засохшей крови.

— Ситуация донельзя непонятная, — покачивал головой Гильгоф, глядя сквозь очки на пламя костра. — Думаю, сейчас ни у кого нет сомнений в том, что мы имеем дело со следами нечеловеческой цивилизации. Вернее, неземной, поскольку останки принадлежат представителям нашего биологического вида. Предположения строить слишком рано, особенно учитывая бессмысленность наших находок. Этот донельзя странный Лес, никому не нужная Дорога и, наконец, захоронение на Острове скорее всего связаны между собой некой смысловой нитью, но мои рассуждения не уходят дальше версии о ритуальном значении данных объектов. Анечка, Луи, какие у вас мысли?

— Пока я не узнаю, что мы здесь делаем — никаких мыслей! — Я наконец-то решился высказать наболевшее. Уволят — ну и черт с ними! — Доктор, расскажите правду. В историю с «альтернативными формами жизни» я не поверил сразу. Вы занимаетесь чем угодно, но только не биологией. За несколько дней мы встретили столько необычностей, сколько человек не видел за всю историю космической эры — признайтесь, вы ведь знали о Дороге?

— Нет, не знал, — отказался Гильгоф. — Я не вру, Луи. Никто не знал. Хотите откровенности? По большому счету я не имею права на откровенность, но… Вы нам не доверяете?

— Не совсем точная формулировка. Я вижу, что вы скрываете от меня истинный смысл вашего интереса к Гермесу.

— Хорошо, — вздохнул доктор, машинально посмотрев на дисплей диагностера — машинка свидетельствовала, что состояние Крылова приходит в норму. — Вот вам правда и истинный смысл: примерно через полгода начнется массовая колонизация Гермеса. Массовая, понимаете? Сначала сюда прибудут службы поддержки, техника, рабочие, специалисты в области сельского хозяйства, войска… Это примерно полмиллиона человек. За следующие двадцать пять месяцев в этот мир переселятся около ста или ста пятидесяти миллионов человек, которым мы должны будем загодя предоставить все необходимое для выживания и обеспечить их безопасность.

— Я же серьезно, доктор!

— А я — еще более серьезно. Луи, вынужден вас огорчить: получить университетское образование на Земле вы не сможете. Никогда. Поскольку наша прародина в Солнечной системе очень скоро превратится в безжизненную пустыню или попросту исчезнет как данность. Анечка не даст мне соврать… В нашу задачу на Гермесе входит установить маячки для посадки первых транспортов в наиболее пригодных к этому районах обоих материков. Вторую группу «Франц-Иосиф» высадил на Восточном континенте, в Юргинской колонии. В тот самый день, когда мы впервые встретились. Самой собой, мы вынуждены пока действовать негласно и максимально незаметно. Теперь ясно, почему мы были принуждены не раскрывать вам целей этого путешествия?

— Но… — заикнулся я и спросил с самым дурацким видом: — А куда пропал корабль-носитель, сбросивший «Франца-Иосифа» после выхода из Лабиринта? Я же видел, такой точки входа возле Вольфа 360 не существует!

— Очень наблюдательный молодой человек, — как бы невзначай заметила Аня. — Таких либо надо душить в колыбели, либо брать на работу.

— Он сразу прыгнул в систему звезды Капелла, — не обратив внимания на слова верной спутницы, ответил Гильгоф. — Тамошнее солнце по спектральному классу похоже на наше, есть предположение, что на его орбите отыщутся пригодные для жизни планеты.

— Но как же так? — несказанно поразился я. — Капелла? Это ведь далеко!

— Было далеко, а теперь близко, — усмехнулся доктор. — По вашему лицу, Луи, можно читать как по книге, и книга эта мне говорит: если немедленно не объяснить все подробности, вас постигнет информационная контузия и вы сляжете на пару с Коленькой! Поскольку возиться сразу с двумя больными у меня нет никакого желания, придется рассказывать… Анечка, дорогая, поставьте кипятиться воду, устроим вечер любителей хорошего кофе!

* * *

Гильгоф не ошибся: информационная контузия — это страшная штука. Следующие три дня я ходил как в воду опущенный, причем как в переносном, так и в прямом смысле, поскольку мы устроили еще несколько экспедиций на Остров. Построить плот ничего бы не стоило, но вплавь — быстрее.

езультатом тщательного обследования Острова стала новая коллекция трофеев в виде скелетов одиннадцати людей, находившихся в склепе-пещере, куда намедни кувырнулся Крылов. Сам Коленька пришел в себя уже на следующий день, к вечеру начал довольно уверенно ходить на своих двоих и не менее уверенно материться — терапевтическая НК-регенерация тканей — дело болезненное, наверное почти настолько же, насколько и сама травма. азумеется, он оставался в лагере — Гильгоф категорически запретил участвовать в работах и залезать в воду.

Я предпочитал помалкивать и просто помогать Вениамину Борисовичу с Анной. Новости привели меня в состояние, близкое к ступору, что неудивительно: не каждый день тебе сообщают о том, что цивилизацию в ближайшее время ожидает катастрофа, с которой не сравнятся никакие войны, геноциды или эпидемии вместе взятые. Даже если нейтринная звезда не столкнется с Землей, по мере ее приближения к Солнцу исходящий от объекта поток частиц превратит обитаемую планету в стерильный булыжник, не смогут выжить и одноклеточные. Аналогичная судьба постигнет базы на Луне, Марсе. Венере и спутниках Юпитера.

Выход один: эвакуация. Представить невозможно, как она будет происходить — земные корабли не приспособлены для одновременной переброски с планеты на планету огромного числа людей, строить подобные транспорты долго и дорого, я уж не говорю о их защите от жесткого излучения нашей проклятущей звезды. Никто не может клятвенно пообещать, что половина эвакуационных судов не выйдут из строя, едва появившись в системе Вольф 360… Кроме того, крупнотоннажные корабли не способны осуществлять посадки на планеты с силой тяжести, аналогичной земной, следовательно потребуется огромное количество катеров и челноков для доставки людей с орбиты на поверхность Гермеса. Я уж не говорю обо всех прочих проблемах — разместить, накормить, начать выстраивать экономику с нуля… Как будут решаться все эти трудности? Голова кругом идет! Никогда раньше операции такого плана не проводились, а значит — ошибок и жертв не избежать.

— Не расстраивайтесь, Луи, — подбадривал Гильгоф, видя мое скверное настроение. — Посмотрите на ситуацию с другой стороны. Случись нечто похожее двести-триста лет назад, не выжил бы вообще никто, а ныне речь о вымирании человека как биологического вида не идет. В XX веке мы не смогли бы даже сбить астероид, приблизившийся к Земле на опасное расстояние и попавший в ее гравитационный колодец! Вселенная — довольно опасное местечко для проживания настолько хрупких тварей как мы, споров нет, бороться с ее великими силами люди не в состоянии. Но человек может уйти от опасности, по крайней мере — сейчас… Вариантов два: или спасти то, что возможно, своими силами, или задрать лапы кверху, надеясь на некое чудо, и смиренно ожидать Апокалипсиса. Чуда не случится, позвольте вас уверить!

— А что же случится? — хмуро вопросил я.

— Назовем это «испытанием». Испытанием разумного сообщества на волю к жизни. Докажем, что мы достойны жить — прекрасно! Нет — значит мы оказались неудачным экспериментом. Жизнь и разум не являются копирайтом и торговой маркой Земли, это мы уже выяснили. Нам на смену придут другие расы, более целеустремленные и находчивые. Да хотя бы вот эти наши друзья!

Гильгоф ткнул рукой на разложенные возле палаток кости, доставленные с Острова.

— Не уверена, что они являются нашими друзьями, — процедила Аня, возившаяся с останками — кости рассортировывались, а затем на расстеленной полимерной пленке из них складывались полные скелеты. Зрелище не самое приятное, но я убедил себя относиться к данному процессу как к колледжскому занятию по археологии. — Все эти люди были убиты, никаких судебных экспертиз проводить не надо. У четверых — множественные переломы костей, полученные при жизни или сразу после смерти. Вот у этого… — Анна продемонстрировала желтоватый череп, — …у этого оплавленная дыра в затылочной кости, будто из плазменной винтовки стреляли. У двух рассечены ребра острым предметом, возможно металлическим. Самое время заводить дело о предумышленном убийстве двух и более лиц.

— Причем с особой жестокостью, — дополнил Крылов, развалившийся поодаль и игравшийся с ПМК. — Почему сразу «убийство»? Вдруг они попали в какую-нибудь аварию, разбились на летательном аппарате?

— И где этот аппарат? Покажи пальцем!

— Не ссорьтесь, детишки, — мельком бросил Гильгоф. — Принимаю обе версии, причем доказать ту или иную — невозможно. Меня другое смутило: тела были погребены без какого либо… гм… оснащения. Понятно, что здесь не Египет и не гробница Тутанхамона, но во всех известных культурах человека принято хоронить как минимум в одежде! Всегда должны обнаружиться хоть какие-то предметы! Монетки, кольца, золотые зубы наконец!

— Зубы у каждого свои собственные, никаких протезов, — прокомментировала Аня. — Я проверила. В остальном я с вами согласна, доктор. Они не хотели оставлять никаких следов. Что мы о них знаем? Чужаки знакомы с обработкой камня и геометрией, технологией строительства масштабных инженерных сооружений — Дорога меня весьма впеча


:

: 2015-09-13; : 121; !;





lektsii.com - . - 2014-2024 . (0.006 .)