Глава 14. Пикард никогда раньше не видел настоящей камеры пыток

Пикард никогда раньше не видел настоящей камеры пыток. И теперь, осматриваясь вокруг, он не мог себе представить, что в ней находится. Снежно-белые стены, всё вокруг сверкает чистотой. Столы с яркими серебристыми ремнями и похожие на стулья приспособления непонятного назначения. Но помещение было светлым, просторным. Легко было представить себе лёгкий прохладный ветерок. Разве то, что должно внушать страх, не должно выглядеть страшным? Казалось… непристойным, что такая опрятная комната может быть местом, где причиняют боль.

– Пожалуйста, послы, целительница, присаживайтесь. Устраивайтесь поудобнее. – Сама Таланни уселась за стол у дальней стены. Сожалею, что здесь больше нет стульев, но вы можете прислониться к чему угодно. Обещаю, здесь ничто не причинит вам вреда.

Пикард не мог представить, для чего предназначены эти приспособления, не говоря уже о том, какой вред они могут причинить. Он оглядел комнату. Брек занял позицию рядом с ним. Пикард не стал возражать. Тюремное заключение поспособствовало тому, что он начал до некоторой степени понимать здешнюю паранойю. Или может, причиной тому стала случившаяся у него на глазах смерть генерала Алика?

Таланни положила ноги на стол с видом полнейшей беззаботности, совершенно для неё нехарактерной. Пикард взглянул на Трой. Её глаза чуть расширились. Пикарду очень хотелось поговорить с Трой, не только о внезапной непринуждённости в поведении Таланни, но и о смерти Алика. Ему необходимо было знать, что им удалось обнаружить, и что чувствовала Трой.

– Могу ли я переговорить со своими людьми наедине? – спросил Пикард.

– Думаю, нет, – ответила Таланни. – После лихой выходки посла Ворфа не следует упускать Вас из виду.

Пикард обернулся к Ворфу. Он пытался придумать, как бы сформулировать вопрос, чтобы не смущать Ворфа при посторонних. Он не любил, когда приходилось при посторонних задавать подчинённым щекотливые вопросы.

– Что было настолько важным, лейтенант, что Вы рискнули вызвать недовольство нашей хозяйки?

– У нас были основания полагать, что Вас пытали, капитан.

– Пытали, – повторил Пикард. Он почувствовал, как глаза его от удивления лезут на лоб. – Лейтенант, Вы что, хотите сказать мне, будто думали, что ориане подвергнут пытке посла Федерации? – Пикард уставился на Вофа, ожидая ответа.

– Да, именно так я и думал, – отвечал Ворф без малейшей неловкости.

– Трой, Вы также поверили этому?

Трой неотрывно глядела на Таланни. Она явно что-то чувствовала.

– Орианские обычаи допускают пытки по отношению к подозреваемым и свидетелям, капитан.

– О чём вы оба тут говорите? – спросил Пикард. Он пропустил что-то важное, пока находился в камере.

– Капитан, – Ворф вытянулся по стойке смирно, – мы узнали, что орианцы считают пытки частью своей… – он посмотрел себе под ноги, словно ища подходящее слово на полу, – …культуры.

– В каком отношении?

– Когда мы начали допрашивать людей, чтобы найти настоящего убийцу, Таланни сама предложила нам пытать штатских. Доктора, вся вина которой заключалась в том, что она осматривала место преступления и собирала улики.

Пикард перевёл взгляд на Таланни. Выражение лица было непроницаемо-надменным, почти насмешливым, но глаза выдавали её. Всё же она неплохо владела своим лицом. У орианцев совершенно не было способностей делать хорошую мину при плохой игре, и то, что Таланни вообще могла контролировать выражение лица, означало, что она быстро училась.

– Это правда, полковник Таланни?

– То, что мы считаем пытку нормальной частью расследование преступления – да. – Фальшивая насмешка исчезла, лицо стало ничего не выражающим. – Если уж на то пошло, подожди посол Ворф ещё час, он оказался бы прав. – Она невозмутимо смотрела на Пикарда.

– Прошу прощения, полковник Таланни, – сказал Пикард. – Вы говорите, что собиратесь меня пытать? – Это звучало слишком абсурдно. Несомненно, тут какое-то недоразумение.

– Вас будут допрашивать так же, как любого другого подозреваемого в убийстве, посол Пикард. Таков наш обычай.

– Но несомненно, полковник Таланни, для дипломатических миссий существуют исключения.

– С чего бы это? – нахмурилась Таланни.

Пикард выдохнул воздух и поглядел на Ворфа.

– Я говорил Вам, капитан, – сказал тот. – Они варвары.

Пикард даже не стал поправлять его, настолько он был ошеломлён.

– Полковник Таланни, я согласился, чтобы меня арестовали, но я не понимал ваших обычаев. Я не знал, что пытки являются у вас частью… протокола.

– Вы хотите сказать, что знай Вы это, оказали бы сопротивление?

– Я действительно не знаю.

– Вас это удивляет, – сказала Таланни. – Почему?

– Федерация не допускает пытки ни при каких обстоятельствах.

– Почему?

– Я снова спрашиваю, могу ли я поговорить со своими людьми наедине?

– Не думаю. – Таланни резко поднялась, отчего её плащ всколыхнулся. – Несомненно, у нас нет друг от друга секретов. Говорите при нас правду без страха.

– Как хотите, – кивнул Пикард. – Советница, что Вы улавливаете от полковника Таланни? – На Трой он не смотрел, он следил за Таланни. Он полагался на Трой, однако собственные наблюдение всегда были для него весьма ценны.

– Она действительно удивлена, капитан. Она не понимает, почему нас так шокирует, что они применяют пытки. Она не испытывает ни сожаления, ни вины. Для неё это обычно, в порядке вещей. Они действительно намерены пытать Вас, капитан, – тихо закончила Трой.

Таланни в знак уважения к послу была без маски. Теперь Пикард увидел, что с её стороны это была ошибка. Её ограниченный контроль над выражением своего лица пошёл прахом. Все её чувства отразились на красивом лице, так что даже Пикарду не составляло труда прочитать их. Ошеломление, смущение. Слишком долго орианцы носили маски и совершенно разучились сохранять на лице бесстрастное выражение. Всё же Пикард спросил громко – возможно, то была вежливость с обратным знаком:

– Правильно, полковник Таланни?

– Да, – неуверенно отозвалась та.

– И вы собираетесь через час пытать меня? – Пикард никак не мог в это поверить. Этого его дипломатическая выучка не учитывала.

– Вас должны допрашивать через час, да.

– Мы не можем допустить этого, капитан, – сказал Ворф.

Пикарду очень хотелось согласиться, но что тогда будет с миссией? Как им тогда выбраться отсюда живыми? В камере было полно солдат Таланни. В два раза больше, чем их, а «Энтерпрайз» далеко. Даже если им удастся выбраться отсюда, что дальше?

– В чём заключается пытка? – спросил он.

– Капитан! – почти прокричал Ворф.

– Лейтенант, мне необходима информация, прежде чем я смогу принять решение.

– О чём Вы говорите, капитан, – со страхом произнесла Трой.

– Полковник Таланни, в чём заключается пытка?

Таланни наблюдала за ними с откровенным удивлением.

– Вы спрашиваете, что с Вами будут делать?

– Да.

– Я не могу допустить, чтобы Вам причинили вред, капитан, – сказал Ворф.

– Пока что мне ничего плохого не сделали, лейтенант. Мы собираем информацию, только и всего.

– Наши законы запрещают калечить заключённых или наносить им неизлечимые травмы. Наши инструменты предназначены, чтобы причинять максимальную боль, но минимальный вред.

Ворф издал звук, весьма напоминающий рычание. Он прозвучал, как предвещение бури, и солдаты беспокойно зашевелились.

– Спокойно, лейтенант Ворф.

Ворф грозно посмотрел на солдат, но кивнул.

– Есть, капитан.

– Даю Вам честное слово, что Вам не нанесут травм. Это всего лишь боль, посол. Мы не совсем уж варвары. – Последнее слово она произнесла с горечью.

– Капитан, могу я сказать? – спросила Трой.

– Прошу Вас, советница.

– Капитан Пикард – первый землянин, которого вы будете пытать?

– Да.

– Тогда вы можете повредить ему больше, чем думаете. Реакция физиологии землянина может отличаться от орианской.

– Веский аргумент, – кивнула Таланни. – Мы будем очень осторожны. Я лично буду присутствовать при допросе, если это успокоит ваши страхи.

– Думаю, я буду чувствовать себя лучше, если Вы объясните мне принцип действия ваших орудий пытки. Возможно, так я лучше пойму процесс.

– Ну, не знаю, один из принципов пытки – неожиданность. Если допрашиваемый точно знает, чего ждать, вы частично теряете преимущество.

– Только не в том случае, если пытка настолько страшна, что само её ожидание пугает, – сказал Пикард.

– Что ж, ладно. Я объясню вам нашу технику боли. Если это поможет.

– Возможно, и поможет, – сказал Пикард. Он подумал, попытается ли вырваться отсюда силой, если объяснения Таланни ему не понравятся. Это будет означать гибель мирной миссии, а возможно, и их собственную гибель. Пикорд не собирался жертвовать своими людьми ради собственного спасения.

– Наша техника допроса основана на стимулировании нервов определённой части тела. – Таланни шагнула к небольшому возвышению, на котором стояло нечто, напоминавшее клетку. – Голова узника закрепляется здесь. Стимулируются нервы головы и лица. Из наиболее сильных остаточных эффектов – головокружение и временная потеря памяти.

Она перешла к белой раме, с которой через определённые расстояния свисали ремни, явно предназначавшиеся для того, чтобы привязывать узника за руки и ноги.

– Это стимулирует нервные окончания в коже. Боль невыносима, но прекращается немедленно после выключения прибора. Никаких остаточных эффектов.

– Мы не можем верить ей, капитан, – сказал Ворф.

Пикарду от всей души хотелось с этим согласиться, но он должен был знать.

– Советница?

– Полковник Таланни верит в то, что говорит, капитан.

– Я не стала бы лгать, целительница, – произнесла Таланни с оскорблённым видом. – Мы не причиним вашему капитану никаких повреждений, пока не казним.

Фраза была настолько странной, что Пикард спросил:

– Что Вы имеете в виду?

– Убийц пытают до смерти.

– Но Вы сказали, что эти приспособления причиняют боль, но не наносят вреда.

– Существует уровень боли, который организм не может выдержать, посол. Убивает не травма, убивает боль. Причиной смерти является реакция самого организма.

– Капитан, – сказал Ворф, – мы должны вытащить Вас отсюда.

– Нет, Ворф, я верю полковнику. Я согласен на… допрос.

– Нет! – прогремел Ворф. Солдаты схватились за оружие.

– Ворф, нет! – Пикард знаком приказал своему офицеру остановиться. Ворф застыл с рукой на фазере.

– Капитан, прошу Вас…

Нет, Ворф, я не стану подвергать нас всех риску из-за того, что боюсь боли. – Пикард был рад услышать в своём голосе уверенность, которой не чувствовал. – Вы не станете пытаться освободить меня, лейтенант.

– Капитан.

– Это приказ, Ворф.

Ворф отвёл глаза, посмотрел на солдат, потом опять на Пикарда.

– Есть, сэр, – это прозвучало, как рычание. – Ещё один вопрос, сэр.

– Да, лейтенант.

– Советница, кто-нибудь из присутствующих считает капитана Пикарда врагом?

Лицо Трой приняло сосредоточенное выражение. Затем она покачала головой.

– Они выполняют свою работу. Кое-кто из них сомневается, разумно ли пытать его, но никто из них не чувствует гнева. Это их работа.

– Должны ли мы обсуждать это в присутствии Ваших телохранителей? – спросил Пикард.

На лице Таланни выразилось сомнение. Сознавала ли она, насколько её лицо выдаёт все её мысли? Вероятно, нет, иначе она ни за что не показалась бы им без маски.

– Полковник Таланни? – вопросительно произнёс Пикард.

Она быстро глянула на него и опустила глаза.

– Не знаю. Наша планета довно уже не видела целительницу ума, обладающую подобной силой. Я слышала о целителях, способных заглянуть в душу, но, – отведя глаза, тихо закончила она, – не верила этому.

Пикард не стал говорить, что её лицо выдаёт большую часть того, что у неё на душе. Орианцы и без того чувствовали себя неуютно без масок. Он не станет усиливать их неловкость.

Таланни повернула лицо к ним.

– Я дам Вам возможность поговорить с Вашими людьми наедине. Часовым у входа следовало допустить посла Ворфа к Вам. Вы по-прежнему посол Федерации, и за Вами сохраняются все соответствующие привилегии.

– Мы также должны будем переговорить с зелёными, – сказал Ворф.

Таланни открыла было рот, чтобы возразить, затем улыбнулась.

– Полагаю, если уж мы собираемся казнить посла Федерации, мы дожны предоставить вам доступ ко всем, кто в этом замешен. – Внезапно она показалась им очень усталой. – Я прикажу оказывать вам всяческое содействие. Больше не будет инцидентов. – При этих словах она взглянула на Ворфа. – Если Вам экстренно что-нибудь понадобиться, лейтенант Ворф, просто обращайтесь ко мне. Я помогу Вам, чтобы Вам больше не пришлось совершать подобных подвигов.

Она улыбнулась, но улыбка эта не была приятной.

– Вы сегодня многое о нас узнали, а я узнала, что не всё, что мне довелось услышать о клингонах – правда. – На лице её отразилось неподдельное удивление. – Кто бы мог подумать, что у клингон станет возражать против применения пыток?

– Честь запрещает причинять вред невиновным.

– Да, да, теперь я понимаю. Возможно, если всё закончится благополучно, Вы сможете рассказать нашим воинам о клингонском кодексе чести. Похоже, всё, что мы до сих пор о нём слышали – это боль и варварское поведение. Возможно, – тихо добавила она, – ваш кодекс заключается не только в этом.

– Для меня было бы честью рассказать вашим людям об обычаях клингонов. – Ворф выпрямился во весь рост; его удовольствие и гордость при мысли о возможности посвятить целую расу в свой кодекс чести были очевидны даже Пикарду. Капитан никогда прежде не сознавал, что для клингонов кодекс чести был сродни религии. Как повлияет он на орианцев? От мысли о дуалистичной культуре, основанной на орианских и клингонских обычаях, ему стало не по себе.

– Вы можете вернуться в камеру посла и переговорить между собой, – сказала Таланни. – А потом вы можете допросить зелёных. Но я буду присутствовать при допросе.

– Вы очень любезны, полковник Таланни, – сказал Пикард.

– Любезность тут ни при чём, Пикард, и Вы это прекрасно знаете, – она взглянула на Трой. – Похоже, я не могу Вас обмануть, поэтому я и пытаться не буду. Если через два дня мы Вас казним, Федерация будет очень недовольна. Мы гибнем от своей собственной войны. Мы не можем воевать ещё и с Федерацией. Мой муж не понимает этого – что ж, тем хуже.

Реакция Таланни на способности Трой приятно удивила Пикарда, точно так же, как и её честность. Честность заслуживала честности.

– Федерация не воюет с… – он замялся, подыскивая слово, – менее развитыми цивилизациями.

– Мы слишком ничтожны, чтобы быть достойными противниками? – в голосе её слышался гнев.

– Я не хотел вас обидеть, – вздохнул Пикард.

– Может, мы и варвары, посол Пикард, но если Ваши люди не докажут Вашу невиновность, через два дня Вы умрёте. У этой ничтожной, неразвитой планеты будет на счету смерть по крайней мере одного из людей Федерации. – Она надела маску и повернула к ним ставшее непроницаемым лицо. – Не стоит недооценивать нас, посол Пикард. Не играйте с огнём.

– Солдаты проводят вас назад в камеру, – продолжала она. – Когда закончите разговаривать, скажите им. Они позовут меня, и мы вместе пойдём к зелёным.

– Благодарю Вас, полковник Таланни, – сказал Пикард.

– Не благодарите меня, Пикард, не надо. – С этими загадочными словами она повернулась и вышла, двое из солдат последовали за ней. Из коридора донеслись их удаляющиеся шаги.

Наступившее молчание нарушил Брек.

– Вы слышали, что сказала полковник Таланни. Отведите нас в камеру посла. – Он произнёс это тоном приказа.

Солдаты в масках не стали возражать. Разом повернувшись, они сомкнулись вокруг группы Федерации. Брек тоже очутился в этом кольце. Если его это и задело, он ничем этого не выказал.

Пикард был почти рад снова очутиться в своей камере. Весь день прошёл в ожидании новостей, в ожидании, что что-то произойдёт. Охранники принесли ему еду, но отвечать на его вопросы не стали.

Случившееся походило на дурной сон. Не только миссия мира была на грани провала, но и он сам, посол Федерации, обвинялся в убийстве. Ему грозит смерть, но не это главное. Крах их миссии означает гибель тысяч людей.

Теперь, когда в камере был Ворф, она казалась тесной. Рослый клингон едва не задевал головой потолок. Орианские тюрьмы не были расчитаны на узников такого роста. Разумеется, узником был Пикард, а не Ворф.

– Как продвигается миссия мира, посол Ворф?

– Я не посол, капитан, – пробасил Ворф. – Вентурийцы и торлики по-прежнему согласны начать переговоры, но лишь после того, как будет смыто пятно с чести Федерации.

– То есть?

– Либо мы должны доказать Вашу невиновность, либо Вы должны умереть.

– Понятно, – тихо сказал Пикард. Значит, мы должны найти настоящего убийцу.

– Мы пытаемся, капитан.

– Что вы выяснили, лейтенант, советница? – Пикард сел на койку. Стульев в камере не было, и он знаком предложил им сесть на пол.

Брек невозмутимо уселся поближе к дверям, привалившись к стене. Трой села рядом с капитаном на край койки. Ворф остался стоять.

Ворф доложил то немногое, что им удалось узнать.

– Мы думаем, доктор Сташа говорила правду о том, что Ваши ткани были обнаружены на том стакане.

– Советница? – вопросительно произнёс Пикард.

– Я хотела бы, чтобы мне было, что добавить, капитан. Не думаю, что кто-то намеренно солгал нам, за исключением, возможно, телохранителя генерала Алика. Он явно нервничал и был напуган во время разговора с нами. Но для него не имеет смысла быть замешаным в смерти генерала Алика.

– Почему?

– Если охраняемый погибает, телохранитель должен покончить с собой, – сказала Трой.

Пикард взглянул на Брека, как ни в чём не бывало сидевшего у противоположной стены.

– В случае моей смерти Вы тоже должны будете покончить с собой?

– Да, Пикард. Наши законы очень суровы по отношению к телохранителям, не сумевшим выполнить свой долг.

– В данном случае слишком суровы; ведь Вы же ничего не можете сделать, чтобы предотвратить мою смерть, – сказал Пикард.

– Это не имеет значения, посол Пикард. Телохранители – краеугольный камень нашей системы. Исключения недопустимы. Если хоть один случай останется безнаказанным, за ним последуют другие.

– И Вас это не злит? – спросил Пикард.

– Почему это должно меня злить?

На это Пикард не нашёлся, что ответить.

– Вы что-нибудь уловили, советница?

– Да, капитан, но… – Трой поглядела на Брека.

– Если вы боитесь, что я вас выдам, я могу подождать за дверью, – предложил Брек. Он произнёс это спокойно, без малейшей обиды.

– Советница? – спросил Пикард.

Трой покачала головой.

– Это было бы… несправедливо. Его жизнь в такой же опасности, как и Ваша, капитан. Кроме того, он мог бы ответить на некоторые мои вопросы об орианцах.

– Лейтенант Ворф, Вы согласны?

– Да, капитан, – кивнул Ворф.

– Орианцы обладают очень сильными эмпатическими способностями. Я никогда раньше не сталкивалась с расой, котороя могла бы так легко преодолеть мои эмпатические барьеры.

– Это то, что произошло в первую ночь, когда мы видели комнату неживых детей?

– Да и нет. Во время сна мои барьеры иногда бывают недостаточно сильны, и некоторые сильные эмоции пробиваются сквгозь них, но никогда до такой степени. В тот раз боль и страх словно были моими. Самое страшное для бетазоидов – потерять собственную индивидуальность. Быть поглощённым чужими мыслями и чувствами настолько, чтобы забыть, что они не твои.

На её красивом лице появилось выражение… загнанности. Пикард не мог найти более подходящего слова. Советница нечасто выказывала свои страхи.

– С Вами всё в порядке? – спросил Пикард.

– Это проходит, капитан. В прошлом я несколько раз сталкивалась с людьми, способными настолько вторгнуться в моё сознание, но ни разу с таким множеством подобных людей вместе. Самой странное, что они не подозревают, что обладают такими способностями.

– Объясните, – сказал Пикард.

– Не знаю, могу ли я это объяснить. Они как будто обладают огромным эмпатическим талантом, но он каким-то образом заторможен или скрыт даже от них самих. – Трой взглянула на Брека. Он сидел у стены совершенно неподвижно, но смотрел на неё, не отрываясь. Она смутно чувствовала его сосредоточенность, но эмоций его уловить не могла.

– Брек, что говорят ваши легенды о целителях ума? Какими способностями они обладали?

Он передвинулся, устраиваясь поудобнее. Его небрежные движения странно не соответствовали интенсивной сосредоточенности, которую чувствовала Трой.

– Среди наших людей не было таких целителей вот уже более ста лет. Пока я не встретил Вас, целительница, я считал всё это сказками для детей. Теперь я уже не уверен. Я чувствую что-то странное, когда нахожусь рядом с Вами, и Вы используете свой дар. Я будто чувствую это. Почему?

Пикард заметил, как на лице Трой отразилось сомнение. Может, она спорила с собой, стоит ли сказать правду? Если так, Пикард не сомневался в её решении. Трой всегда предпочитала правду.

– Большинство орианцев пусты для меня, Брек. Я не могу уловить их эмоции, и это очень необычно. Чтобы блокировать эмпата, нужны способности. Вы пусты для меня почти всё время.

– Выходит по-Вашему, я эмпат или целитель ума?

– В некотором смысле да.

Услышав это, он улыбнулся.

– Целитель ума? Но почему же многие из нас пусты, как Вы это называете?

– Вы чувствовали смерть генерала Алика?

– Я не понимаю вопроса, – сказал Брек.

– Я чувствовала, как он умирал, Брек. Чувствовала его смерть в своём сознании. Это было ужасно. – Трой замолчала, развела руками. – Я не могу объяснить это словами, но это ужасно. Это одна из причин, по которой бетазоиды не идут в службу безопасности.

– Вы чувствуете все смерти?

– Не все, но многие.

– Вы полагаете, что раньше орианцы были эмпатами, но война подавила их талант? – спросил Пикард.

– Да, капитан.

– Погодите, – сказал Брек. Он подался вперёд, отбросив напускное безразличие. – Вы хотите сказать, что война убила не только наших людей, но и наш дар?

– Какими способностями обладали ваши эмпаты? – снова спросила Трой.

– Они могли исцелять тело и ум, но это было редкостью, только самые одарённые умели это. Ни один правитель не правил без своего целителя или целительницы. Они могли общаться с землёй, с растениями, даже с водой и деревьями.

– Общаться? Как? – спросил Пикард.

– Легенды говорят, что они могли извлекать плоды из скал, но я не знаю, что тут миф и что правда. Со смертью целителей легенды обрастали вымыслом.

– Но их эмпатические способности зачастую были связаны с землёй, с планетой? – спросила Трой.

– Да. Если в этих легендах есть хотя бы доля правды, наиболее распространённым даром была связь с деревьями и со всем, что растёт.

– Это Вам что-то даёт, советница? – спросил Пикард.

– Существует так называемое ощущение места, капитан. Место само по себе может быть ощущением. Некоторые теории считают, что это отпечаток людей, но нередко это сильнее всего там, где людей нет.

– Вы имеете в виду, что планета может быть эмпатической сама по себе?

– Эта планета живая. капитан, – сказала Трой. – Всё живое лишается чего-то, что смерть отнимает у него.

– Но целая планета?

– Планета, которая умирает, – мягко сказала Трой. – Умирает так же, как её люди и их эмпатический дар.

– Я не понимаю, – недоверчиво произнёс Ворф.

– А я понимаю, – тихо сказал Брек. Он рассмеялся, и это был первый непринуждённый поступок, который Трой от него видела. – Мы неразрывно связаны с нашей планетой. Отравляя её, мы отравляем себя; не тем, что вынуждены есть отравленную пищу или пить отравленную воду – отравляем непосредственно. Мы связаны с нашим миром и умираем, потому что он умирает. И прежде всего умерло наше единение с планетой, которую мы убиваем. Наш дар.

– Я тоже так думаю, – кивнула Трой.

– Вы можете научить меня использовать мой дар?

– Думаю, могу.

Он по-детски восторженно засмеялся.

– Мы должны спасти Вас, Пикард. Вашей Федерации есть чему научить нас. Слишком многому, и мы не можем позволить, чтобы всё это вот так кончилось. Если мы сможем доказать, что убийства и уничтожение этой планеты лишили нас нашего целительного дара, то все, даже те, кто хотят продолжать войну, должны будут прислушаться.

– Тогда нам надо поговорить с зелёными, – сказал Ворф.

– Согласен, лейтенант, – Пикард слабо улыбнулся. – Но я сомневаюсь, что мне позволят быть с вами.

– Капитан, я не могу оставить Вас здесь, чтобы Вас подвергли пытке. Я не могу…

– Можете, Ворф. Поверьте мне, если бы я видел другой выход, я выбрал бы его. Но у нас нет возможности вырваться отсюда силой. Даже пожелай я спасти свою жизнь ценой гибели мирной миссии.

– Капитан…

– Найдите истинного убийцу, лейтенат, смойте с меня обвинение. Возможно, сегодняшний неприятный допрос станет единственным.

Ворф выпрямился во весь рост.

– Мы не подведём Вас, капитан.

– Я в этом ничуть не сомневаюсь, Ворф. – Он тщательно избегал смотреть в сторону Трой. Пикард не хотел видеть её сочувствующий взгляд. Она-то поймёт, что он тревожится. Через два дня ему придётся умереть. Хуже всего, миссия мира, весьма вероятно, умрёт вместе с ним. А менее чем через час его уведут отсюда. чтобы пытать. Идиотская ситуация, и никакого выхода.

Пикард всегда знал, что офицер Федерации может погибнуть, но быть казнённым по обвинению в убийстве… это было слишком абсурдно.

Ворф, Трой и Брек направились к выходу. Они переговорят с зелёными. Они разберутся, где правда, где ложь. Пикарду было бы легче, если бы он мог пойти с ними. Не то, чтобы он думал, что может увидеть или услышать что-нибудь, что Ворф и Трой не заметят. Но когда за ними закрылась дверь, Пикарду осталось лишь ждать. Ждать, пока за ним явятся охранники и отведут его в ту чистую белую комнату с её инструментами. А после боли его снова приведут сюда, и он снова должен будет ждать. Ждать и думать. Мучительнее всего была мысль, что в эти свои последние часы он должен быть беспомощным, зависимы, пусть даже от своих надёжных друзей.

– Довольно, – сказал он пустой камере. – Я Жан-Лук Пикард, капитан звездолёта Федерации «Энтерпрайз». Меня не так-то легко одолеть. – Там, снаружи, был лучший начальник службы безопасности, с которым ему доводилось служить, и единственная советница, которой он мог доверить свои мысли. Они надёжные люди. Они из команды «Энтерпрайза», а это значит, из лучших. Он в хороших руках, в самых лучших. Пикард знал это и всё же… тревожился.