Глава 25 Дашунька

После работы с научной литературой, мне пришло в голову отправиться к себе в комнату. Спать не хотелось, и я решил немного поваляться и просто подумать. Но на пороге спальни вдруг появился Добран Глебыч:

– Можно на несколько секунд? – пробасил он, улыбаясь.

– Конечно! – обрадовался я.

– Я пришёл пожелать тебе спокойной ночи и спросить, как у тебя настроение?

– Настроение, прямо скажу тебе, скверное.

– Это почему? – удивился он, усаживаясь в кресло.

– А чему радоваться? Приехал я к вам пусть плохим, но, в какой-то степени, интернационалистом. Но вы из меня делаете настоящего расиста. Причём вопреки моему желанию. Сначала вы меня познакомили со своей теорией необходимости чистоты рас и особенностями русского расизма. Потом об антропологической однородности нас, русских, я читаю у ряда выдающихся учёных. Чего доброго я скоро задеру нос и возненавижу и гибридных западноевропейцев, и полуархантропов африканцев…

– Не задерёшь и не возненавидишь, – перебил меня князь-старейшина. – Потому не возненавидишь, что ты чистопородный представитель нашей расы. Единственное, что тебе придёт в голову, так это поднять до своего духовного уровня и западников, и африканцев. Благородство и справедливость заложены в наших генах. Потому я и говорю с тобой в таком уверенном тоне. Ты должен знать: наши духовные качества проверены на опыте. Россия всегда была империей. Даже в период своей раздробленности. Но нигде русские люди не притесняли другие народы за их иную национальную принадлежность. Хоть один народ исчез под властью русских?

– А разве не исчезли? – засмеялся я. – Где сейчас чудь белоглазая? Ушла под землю! Так?

– Так, так. Мы исчезли, потому что сами этого захотели. Как и ваши сибирские челдоны. Но, по сути, никто никуда не исчезал. И ты это хорошо знаешь.

– Да, знаю я. Знаю, что мы, русские, сколько живём на земле, столько и спасаем вымирающие народы. Взять тех же юкагиров. Ещё при царях для них русские рыбаки заготовляли рыбу и кормили этих лентяев зимой, когда у юкагиров начинались сбои с промыслом.

– Ты говоришь о том, что где-то прочёл. Лучше подумай, как оказались на севере и предки юкагиров, и предки эскимосов, и предки тунгусов.

– Предки угров, самодийдев, – продолжил я перечислять.

– Да, да, и предки самодийцев, и предки финнов, и саамов, – кивнул головой Добран Глебыч. – Когда все степные просторы от Дуная до Байкала и от Забайкалья до Тихого океана были заняты могущественной конфедерацией племён белой европеоидной расы? Ответ может быть только один: маленькие вымирающие южные народы пришли на север только с разрешения подлинных хозяев степи. Кстати, упоминание о великом переселении с юга и союзных отношениях с богатырями степи сохранились и у кетов, и у современных эвенков, и у потомков древних самодийцев, ненцев, энцев и нганасанов. И, конечно же, у обских угров, в их сказаниях о солнечном предке Мир Сунэ Хуме. Даже европейские венгры вплоть до XV века помнили о времени, когда их предки договорились с богатырями великой степи, получили право прикочевать на Южный Урал. Вот он, наш русский расизм, Ар. Что в нём отвратительного и мерзкого? Сначала была объявлена война архантропам, это произошло тогда, когда последних развелось на Земле великое множество. Потом война с архантропами переросла в борьбу с их гибридными потомками. Очевидно, таких вот палеоазиатов и палеоевропейцев тоже хватало. И они были крайне сильны и агрессивны. Но когда в долгой войне наступил перелом: обескровленные гибридные племена перестали проявлять свою агрессию и стали нуждаться в помощи, наши предки охотно пошли им навстречу. Началась на земле новая эпоха. Эпоха очеловечивания. Она и сейчас ещё не закончилась.

Я имею в виду заброшенные, великие островные этносы. Но тогда, тысячи лет назад, белые культуртрегеры волна за волной появлялись и на юге Азии, и в западной Европе, и в Америке. Ты должен знать имена некоторых. В Китае это великий Хуан-ди. В западной Европе – предки кельтов и известные всем этруски. В Америке – Бочика, Кетцалькоатль, Виракоча и другие. Спрашивается, зачем древним представителям белой расы нужно было окультуривать полудиких варваров? Не проще ли было всех их истребить? Оказывается, нет. Великая война с «дасью» закончилась, и настало время дать уцелевшим гибридным этносам основы человеческой культуры, превратить их в настоящих людей. Вспомни, чему учили белые культуртрегеры предков китайцев или индейцев? Прежде всего, требовали отказаться от неандертальских привычек поедания друг друга и от присваивающей формы хозяйствования. Верно я говорю или нет?

– Насколько знаю, все было так, – кивнул я.

– Вот и весь наш расизм! Как он тебе?

– Он точно такой же, как и у нашего народа, – улыбнулся я. – Кого только мы не превратили в себе подобных. Ещё недавно самодийцы практиковали ритуальное людоедство. Очевидно, это был атавизм от предков по линии архантропов… Но не прошло и ста лет после присоединения их к русскому государству, как о каннибализме они забыли. То же самое можно сказать и о юкагирах.

– И о некоторых племенах камчадалов, – добавил Добран Глебыч. – Но заметь, основы национальных культур мы при этом не затронули. Помогли избавиться, как ты говоришь, от атавизмов и только. Любопытно, что мы, русские, до сих пор проводим в жизнь проект наших предков.

– Только мы не представители западной цивилизации, – заметил я. – От того, что культуртрегеры из Испании натворили в Новом Свете, волос встает дыбом! Не отстали от них и хваленые англосаксы. И те, и другие залили кровью обе Америки.

– Стоп! – прервал меня Добран Глебыч. – Можешь дальше не распространяться. Все эти чудовищные злодеяния мне известны. Ответь, с генетической точки зрения почему могло произойти такое? Почему мы, русские, и наши орианские предки, придя к диким гибридным народам, стали пытаться превратить их в полноценных людей, а отошедшие от нашего же корня западноевропейцы стали делать всё наоборот! Вырезать под корень целые народы! До конца – до единого человека! Вспомни несчастных Канарских гуанчи? Испанцы на Канарском архипелаге истребили всех мужчин, всех пожилых женщин, всех стариков и детей. Молодых девушек оставили только для сексуальной потехи. Потом их тоже вырезали. Что скажешь?

– На этот вопрос ответить легко. В основной своей массе западноевропейцы, особенно южные – испанцы, французы и итальянцы – представляют собой таких же гибридов. У них у всех наличествуют гены архантропов. И антропологически, и генетически это легко можно доказать. Отсюда и нечеловеческая жестокость. Природа берёт своё. Хорошо, но не менее жестоки, насколько я знаю, и немцы, и особенно англосаксы. Именно англосаксы очистили от индейцев Северную Америку. Давай припомним их генетическое происхождение – предложил я Добрану Глебычу. – Они себя только называют англосаксами. На самом же деле римляне на островах истребили под корень почти всех бриттов. Славяне-пикты и пришедшие из Ирландии кельты уцелели в Британии только на севере. Римские поселения южнее рва Адриана со временем превратились в целые города. Генетически горстка пришедших на острова сарматов, англов и саксов мало что изменила. И тех, и других было сравнительно мало, так же, как и пришедших в VIII веке датчан. Кто такие современные англичане? В основной своей массе германоязычные итальянцы. Фактически южный гибридный этнос. Поэтому среди них так мало блондинов. Или я говорю что-то не то?

– Всё то, но ты забыл, что хищники всегда нацелены на власть. Вот в чём беда. Со временем в Британии потомки римлян превратились в баронов, графов, герцогов и королей. Словом в элиту. Это они навязывают хищный нрав нации. Так же, как и в древней Ассирии семитская элита, которая, кстати, и погубила ассирийскую империю. То же самое ждёт и англичан. Но это уже прогноз будущего. Но в целом ты прав, Юра. Я с тобою согласен. Мне вот что хочется тебе сказать. Завтра ты увидишь девушку Дашу. Присмотрись к ней и сделай определённый вывод. Ты должен ответить всем нам, почему девушка в беде, и можно ли ей как-то помочь? Договорились?

– Договорились! – улыбнулся я. – Нашли специалиста по психологии молодёжи.

– Тут не одна психология. Есть ещё кое-что. Спокойно ночи! – встал со своего места старейшина.

Лёжа в постели, я мысленно себя ругал.

«Додумался поставить знак равенства между римлянами и современными англичанами?! Конечно, в чём-то я прав. За два с лишним столетия римлян в Британии накопилось немало, и далеко не все они уехали на материк. Но всё равно однородным британское общество не стало. «Винегрет» как был, так и остался, и его видно даже невооружённым глазом. Поэтому, конечно же, прав Добран Глебыч: все дело в элите. Британией более тысячи лет правит хищная группа генетических гибридов. С одной стороны, их предками являются римские завоеватели, с другой – породнившиеся в средние века с ними «богоизбранные», убогость мышления хищной британской, а с ней и всей остальной европейской элиты, привела её представителей к пробиблейскому мифотворчеству. Сначала был выдуман миф, что отец Авраам якобы правил в Египте, следовательно, евреи являются практически теми же древними египтянами. Потом было придумано, что десять племён израилевых на кораблях пересекли океан и поселились на Скандинавии. И будто бы от таких еврейских викингов и происходят современные граждане Великобритании. О римлянах же ни слова, как будто их и не было вовсе. А, между прочим, гены архантропа пришли в основной своей массе на Британские острова именно с римлянами. Семитское влияние коснулось только элиты, но не народа. Переворачиваясь с боку на бок, я припомнил, как дядя Ёша мне популярно объяснял, что чистопородными европеоидами на Апеннинах были не латиняне, сабиняне, самниты или вольски, а только этруски. Те самые, которых римский сенат после пунических войн объявил северными варварами и плебеями. Многие западноевропейские учёные, взахлёб расхваливая римскую цивилизацию, забывают, что она была построена в основном гибридными этносами. Потомками тех, кого наши предки, придя с восточноевропейской равнины на территорию современной Германии и Франции, заперли за Альпийским хребтом, среди гор и лесов необжитого в те времена Апеннинского полуострова. Вот почему на территории Италии во II тысячелетии до н.э. скопилось несколько десятков разношерстных враждующих между собой племён. Этносов, которые появились на свет в результате смешения человека разумного с архантропом. Первыми чистопородными европеоидами на Апеннинах явились минойцы и финикийцы.

Но ни те, ни другие надолго там не закрепились. Удалось это сделать лишь этрускам. Они и явились подлинными культуртрегерами варварской Италии. Этруское двенадцатиградие подчинило своему влиянию практически все народы полуострова. Их династия сменила в Риме династию легендарного троянского Энея. И всё-таки этруски со своей задачей не справились. Масса гибридных итальянских племён объединилась вокруг Рима и объявила войну не только своим учителям этрускам, но и другим пришедшим в Европу племенам бореалов. То, что Римом управляли генетические уроды, я чувствовал, так сказать, интуитивно. Не столько Греция, сколько Рим стал отцом и законодателем института того чудовищного рабства, который мы знаем из истории. Рабства, где человек, превращенный в товар, полностью теряет свой человеческий статус. Но почему люди не хотят видеть прямую, фактически очевидную связь генетики человека с его поведением? Чтобы это увидеть и осознать, надо просто посмотреть правде в глаза. Покопаться в источниках и мифологии. Наконец, привлечь антропологов и генетиков. И, конечно же, обратить внимание на работы гениального Поршнева. Всё настолько очевидно! Но люди предпочитают оставаться слепыми! Им так проще. А то, что человечество, возглавляемое циничными полузверьками, летит в бездну, никого не волнует? Безусловно, Рим был создан искусственно. И возник он не только для того, чтобы сокрушить великую северную империю русов-бо- реалов. Его создали ещё для одной цели. Для приведения гибридов к власти в будущем феодальном и позднем индустриальном обществе. Вот с каким прицелом было построено Римское государство! Именно по этой причине, зная идею долгосрочного проекта, тёмные жрецы и перебрались во время последней пунической войны в Италию. Всё до банальности просто. Если, конечно, исторические процессы рассматривать не с позиции экономики, как у нас принято, а с позиции генетики».

От выводов, которые я спонтанно для себя сделал, меня затрясло. Сбросив одеяло, я уселся на кровать и, вслушиваясь в тишину ночи, ещё раз вспомнил лекции старого волхва и антрополога дяди Ёши из Колы. И тот, и другой мне говорили одно и то же. Но до подлинного смысла, ранее услышанного, ядошёл только сейчас.

«Действительно, – рассуждал я про себя. – Тогда знание становится тем, чем оно является на самом деле, когда ты его прочувствуешь. Просто услышать мало. Теперь всё стало на место: и знаменитые кровавые Римские гладиаторские бои, и скармливание на сцене женщин и детей диким хищным животным, и чудовищные пытки, придуманные римлянами для рабов и непокорных, и казнь через распятие».

Я невольно вспомнил работы некоторых современных биологов, которые, наблюдая за приматами, пришли к выводу, что для многих обезьян, прежде всего, для человекообразных, самым большим наслаждением является физическое издевательство над слабым или больным животным.

«Чем не римская публика! Вот почему некоторые римляне бежали из своего психически больного общества к варварам севера. Часто это были вполне благополучные люди. Упоминание о них можно найти во многих летописях. Значит, среди римского общества находилось немало людей со здоровой генетикой. Им было проще жить среди славян и гуннов, чем среди психически неполноценных сограждан. Наверняка все они были либо потомками этрусков, либо генетическими наследниками кельтов. Странно, что только этим псевдо старообрядцам пришло в голову связать исторические события с природой человека? Неужто никому в научных кругах не пришла мысль, что если от поведения власть предержащих людей зависит ход исторических событий, а их поведение диктуется, прежде всего, природным генетическим комплексом, а не только воспитанием, то всё это требуется досконально изучать. И не допускать, чтобы к власти прорывались генетические недолюдки. Тогда и история человечества станет совсем иной. Всё так просто! И в то же время очень сложно… В настоящий момент на ключевых постах в политике, экономике, науке и культуре стоят те, кому ни в коем случае не положено там быть. Понятно, что научных исследователей к связи исторических событий с генетикой человека не допустят. Потому что такие исследования для подобной публики смертельно опасны. Может когда-нибудь в будущем человечество научится отфильтровывать генетических уродов. Но только не в ближайшее время».

На душе было скверно и тоскливо.

«Счастливы люди, которые ничего этого не знают. Живут себе как растения, греются на солнышке и не загружают себя поиском истины. Интересно, что придумали для меня Добран Глебыч с Ярославой в посёлке? Похоже, загадка в сногсшибательной Дашеньке. Устою я перед её чарами или нет? А может, что-то ещё, о чём я не догадываюсь? Ладно, разберусь,- закрыл я глаза. – Утро вечера мудренее».

В деревню мы приехали под вечер, когда совсем стемнело. Так было задумано Добраном Глебычем. Помор не любил, чтобы за его делами «приглядывал кто-то лишний». Не успели мы притормозить свои снегоходы, как тут же открылась рядом с воротами широкая калитка и мы, сначала старейшина, а за ним и я, въехали в освещенный лампочкой двор деревенской усадьбы.

– Всё, вот мы и у друзей! – повернулся в мою сторону спрьггнувший с «бурана» Добран Глебыч. – Это хозяин! – показал он на внезапно возникшего рядом с ним одетого в тужурку бородатого громилу. – Его звать, как ты знаешь, Иваном по батюшке Фёдорычем. Он из наших, но предпочитает жить не на хуторе.

– Нечего ему у вас, нехристей, обитать! – раздался с крыльца насмешливый женский голос. – Как Ваня к вам съездит, так почитай другим человеком возвращается. Того и гляди вторую жену в дом приведёт.

И тут только я увидел стоящую на крыльце в тени от лампочки одетую в телогрейку хозяйку дома.

– Будет тебе, Машенька, – остановил свою жену Иван Фёдорович. – Давай-ка дорогих гостей поскорее в избу. Они с дороги. Ты чей будешь? – подошёл он ко мне.

– Это мой гость, он из челдонов, – за меня ответил Добран Глебыч. – Звать его Ар.

Я пожал протянутую руку хозяина.

– Ар? – посмотрел на меня пристально Иван Федорович.

– Старинное имя, ныне почти забытое. Интересно, что у вас в Сибири оно ещё бытует.

– Можешь звать меня просто Юрием, – сказал я ему. – Это одно и то же, только христианского толкования.

– Юрием, так Юрием! Всё, хватит торчать на улице. Айда в хату! – обнял нас обоих хозяин. – Сбросите одежду, потом горячий чай, а следом банька. Всё, как положено.

Я взглянул на крыльцо. Жены Ивана Фёдоровича на нём уже не было, видно, пошла заниматься чаем и домашними делами. Через несколько секунд мы оказались в тёплом, хорошо натопленном, уютном помещении, которое хозяин дома объявил нашей комнатой.

– Вот пара кроватей! Думаю, вы тут сами разберётесь, кому какая. А сейчас давайте скорее к столу, наверняка чай вас уже ждёт.

Было видно, что Иван Фёдорович несказанно рад приезду своего друга Добрана, и ему хочется поскорее закончить все дела по устройству, чтобы в спокойной обстановке поговорить. Когда мы вошли на кухню и уселись за стол, на пороге появилась «гвоздь программы» – Дашунька. Я мельком взглянул на неё и чуть не открыл рот. Девушка предстала перед нами во всей своей боевой раскраске! Она была облачена в тонкие, обегающие тело коричневые лосины и такую же облегающую, то ли резиновую, то ли трикотажную водолазку. При виде неё Добран Глебыч аж крякнул.

– Мама скоро подойдёт, – сказала она томным, певучим, приятным голосом, не поздоровавшись. – Она сейчас в бане. А папа ставит ваши «бураны» под навес. На дворе начался снегопад. Меня они послали на несколько минут вас развлечь.

– Это Ар, – показал на меня старейшина. – Он мой гость, недавно приехал из Сибири.

– Даша! – протянула свою изящную ручку девушка.

– Очень приятно!

Только тут я рассмотрел её лицо. Оно было на самом деле необыкновенно красивым. Высокий лоб, огромные голубые глаза, тонкие черные в разлёт брови, чуть вздёрнутый аккуратный носик и полные, красные, как спелые вишни, губы. Никакого макияжа на девушке не было. Но её ослепительная белая кожа, глаза и брови в нём не нуждались. Под стать лицу была и фигура красавицы. Рост девушки был выше среднего, бросалась в глаза её необыкновенно красивая шея, пышная, по виду тугая грудь, поразительно тонкая изящная талия! Мне хотелось оторвать взгляд от Дашеньки, но это оказалось выше моих сил. Глаза отказывались мне повиноваться. Они продолжали вопреки моему желанию и дальше скользить по её прелестям. Я видел волшебные линии её округлых бедер и высоких точёных ног такой красоты, от вида которых у меня начала кружиться голова.

– Раз пришла развлекать, то давай, развлекай, – покосился на меня Добран Глебыч.

– Но я этого не умею. Меня развлекалкам никто не учил,- процедила сквозь зубы Дашунька.

И вдруг её высокомерные и одновременно безразличные глаза стали колючими и злыми. Такая метаморфоза глаз девушки сразу сделала её красивое лицо отталкивающим и неприятным. Она уселась, закинув нога на ногу на край табуретки, и стала в упор нас разглядывать.

– Ты бы налила и себе чаю, – показал на стол Добран Глебыч. – Вот черничное варенье! И нам бы было за столом веселее.

– Надоели мне все эти здешние чаепития, – скосила в его сторону глаза прелестница. – И душеспасительные беседы, поскорее бы закончились праздники и уехать! Меня два года дома не было. Думала, что соскучилась. Но приехала и поняла, что делать мне здесь нечего.

– Посмотри, сколько у матери с отцом работы, как это делать нечего? Неужели тебе не хочется им хоть немного помочь? Мои девчонки, не успел я их привезти, всю работу сразу же на себя взвалили! Даже дрова не дают мне колоть.

От слов Добрана Глебыча на лице у Дашуньки появилась гримаса презрения.

– Света первая и Света вторая? Они, наверное, больше ничего и не умеют, как навоз лопатой грести. Потому и так счастливы.

Слова Даши задели меня за живое. Но взглянув на старейшину, я не увидел в его глазах ни гнева, ни обиды. Он смерил взглядом сидящую перед ним девушку и, улыбнувшись,сказал:

– Ты не знаешь, что такое подлинный аристократизм, Дашенька. Он заключается не в лени, паразитизме и праздности, презрении к труду, а наоборот, в принятии любого труда, каким бы он ни был тяжёлым и грязным. Ведь главное, чтобы он не был бесполезным. Ты должна знать, что в свободное время великий Олег, жрец и воин, с удовольствием косил сено, вместе с дружинниками по многу часов копал землю. Также вёл себя и Игорь, и его сын Светослав. Даже летописец Иоанн Цимисхий отметил, что русский князь сидел вместе с гребцами на скамье и, так же, как они, грёб вёслами… Ты захотела унизить моих дочерей, но получилось наоборот! Благодаря тебе, японял, какие они у меня замечательные!

– И ещё мне хочется кое-что добавить, девушка, – отодвинул я от себя кружку с выпитым чаем. – Ты, безусловно, красива, и это хорошо знаешь, но внешняя красота без внутренней практически ничего не стоит. Она не полная. Я бы сказал даже порочная.

– Неужели? Так уж и не стоит ничего? – лицо девушки исказила злая торжествующая улыбка. – Ты поспрашивай, умник, Глебыча на эту тему, а потом воспитывай!

На её слова старейшина только горько усмехнулся. В этот момент в кухню вошла хозяйка дома, мать Дашуньки.

– Всё, можете идти, я там всё своё убрала, оно вам не помешает. Тоже молодец, устроила стирку перед вашим приездом…

Поблагодарив хозяйку за заботу, мы направились в свою комнату раздеться и взять полотенца.

– А где Иван Фёдорыч? – спросил я Добрана Глебыча.

– Наверное, ждёт нас в бане. Где ж ему еще быть? Он всегда так. Если баня, то он там первый. А как тебе его дочурка?

– Ужас! У неё что, не совсем с головой? Похоже, все ценности вывернуты наизнанку.

– Вывернуты, это так, – вздохнул князь-старейшина. – И ничего с такой бедой не поделаешь.

– И давно у неё началось?

– Почитай с раннего детства. Погибшая девчонка!

– О чём это она, когда заявила, что я должен тебя спросить?

– О том, что у неё квартира в Питере и «мерс» в гараже. А она студентка – четверокурсница, соплюха еще! Понятно, родители ей такое предоставить не могли. Дошло?

Я кивнул и, закутавшись в полотенце, отправился вслед за Добраном Глебычем. В бане, как и предполагал старейшина, лёжа на полке, нас ожидал хозяин дома. После парной и непродолжительного отдыха хозяева снова пригласили нас к столу, на этот раз к ужину. И у меня появилась возможность рассмотреть поближе тётю Машу – маму Дашуньки. У хозяйки дома был высокий рост, неплохая для её возраста фигура, пышные тёмного цвета волосы, но в доброе приятное лицо женщины закралось что-то нерусское. Было ясно, что тётя Маша не из поморов.

«Может, она зырянка? – думал я, изучая её лицо. – Но почему помор женился не на своей? Обычно у местных мужиков так не заведено».

На ужин Дашунька не пришла. Может, обиделась на наши с Добраном Глебычем замечания, а может, по другой причине. О ней никто за столом не вспомнил.

«Несчастная девчонка, – думал я про Дашу. – Приняла ценности, которые нам всем подсунули «друзья-приятели» с Запада. Всевозможные материальные блага в обмен на то, что на Руси считалось более ценным, чем сама жизнь. Девчонка не знает и не хочет знать, что такое честь. Для неё это пустой звук, не более. Пока она торгует собой, и вроде бы успешно, а дальше что? Когда немного постареет? Надеется выйти удачно замуж? Но какой идиот рискнёт на ней жениться? Впрочем, среди богатых дураков хватает. Может, ей и повезёт. Когда мы направились с Добраном Глебчем на боковую, я его спросил относительно этнической принадлежности мамы Дашуньки.

– Похоже, тётя Маша не русская? – посмотрел я на него.

– Во всяком случае, мне так показалось.

– Ты правильно заметил, – уселся на свою кровать князь- старейшина. – Так оно и есть. Маша не арийка, она другой расы. Фёдорыч привёз её ещё девчонкой из Петрозаводска. Долгое время у них детей не было. Все думали, что обойдётся. Но вот, родилась Дашунька! И жизнь хороших людей пошла под откос.

– Получается, что Мария Семёновна из карелов?

– Из карелов. Родители у неё славные. Из князей. Но труженики, каких редко встретишь. И сама Маша женщина замечательная. То, что она говорила на крыльце, было шуткой, на самом деле всё не так. Словом, и с одной, и с другой стороны всё хорошо. Но дитя родилось – сам видел? И ещё увидишь… Нам у них жить почитай два дня. Так что всё у тебя впереди.

– Как я понимаю, ты меня привёз к своему другу, чтобы я воочию мог убедиться, к чему иногда приводит межрасовое смешение?

– Не иногда, а очень часто. Вот в чём беда. Но людям этого не объяснишь. Хотя жизненных примеров бессчетное количество.

– Интересно, почему такое происходит? На своём опыте я убедился, что гибриды между хантами и русскими часто бывают людьми с перевозбуждённой нервной системой. Они не в меру агрессивны, легко спиваются и склонны к разного рода преступлениям. Таких на севере не любят ни ханты, ни русские старожилы. То же самое можно сказать о гибридах между русскими и ненцами или эвенками. Несколько лучше обстоят дела с сахалярами Якутии. Те тоже, по сравнению с якутами и русскими, иные, не в лучшую сторону, но их там терпят.

– Потому что в якутах много нашей крови, хоть учёные этого пока не признают. Предки якутов – курыкане, которые в XII веке жили, в Прибайкалье, мало походили на монголоидов. До сих пор можно встретить чистокровных якутов с европеоидными признаками, – высказал своё предположение помор.

– Интересно, как вы, местные, объясняете такой вот феномен? – поинтересовался я.

– О проблеме межрасового смешения хорошо знают генетики, но предпочитают помалкивать. Куда только идея глобализации не залезла! Кому-то на Земле очень хочется, чтобы люди посредством межрасового смешения в основной своей массе посходили с ума. Примером тому наша здешняя красотка. Поэтому через средства массовой дезинформации и идёт вбивание в головы людей идеи межрасового смешения. Дескать, межнациональные и межрасовые гибриды совершеннее, чем чистокровные расы и нации. Они более умные, более энергичные, и якобы более красивые, что звучит вообще подло и аморально. На такой вот крючок сознание людей и ловится. Дашунька хорошо знает, что она полукровка. Именно поэтому девчонка и считает себя непревзойдённой красавицей.

– Даша бесспорно красива! – сказал я. – Но красива она нашей арийской красотой, я бы сказал вопреки, а не потому…

– Ты прав, но как ей это объяснить? у Ивана мать была очень хороша. Даша – вылитая бабка.

– Мне хочется понять, почему при межнациональном и межрасовом смешении чаще всего получается гремучая смесь? – задал я вопрос местному всезнайке.

– Я могу тебе сказать только то, что мне известно, – забрался под одеяло Добран Глебыч. – Культура любого народа, если конечно, она с самого своего начала не аморальна, стремится поднять человека на более высокий уровень духовной эволюции. Благодаря её влиянию, общество, используя институт определенных правил, заставляет человека вести себя не по-скотски, а как положено – по-человечески. Постепенно из поколения в поколение такой вот контроль над поведением влияет на генофонд человека. Те гены, которые отвечали за низость, подлость, за людоедство и прочее перестают действовать, так сказать, засыпают. Но при межрасовом, реже межнациональном смешении, такие вот спящие гены иногда просыпаются. И человек, их носитель, становится невменяемым. У него проявляются потребности вести себя совершенно не так, как ведут себя его родители. Да, он энергичен, у него масса идей, но он больше склонен к негативу, чем к позитиву. Как правило, он цепляется за извращённые ценности. Ему они кажутся нормальными. Самые несчастные гибриды – это мулаты, смесь негров с индейцами. В зависимости от условий, их кидает то к одному, то к другому полюсу. Как правило, мулаты – крайне злобные и мстительные люди, от избытка энергии они очень страдают. Часто они обвиняют родителей в своём рождении. Потому что не в силах совладать со своими инстинктами. Я смотрю на Дашу и думаю, что когда-нибудь наступит время, и она, выброшенная из жизни, тоже обвинит своих родителей, что они её воспроизвели на свет божий. Иван и Маша многое от меня про её художества скрывают, но то, что до меня доходит, уму непостижимо: такие вот дела, Юра. Невесёлые. За ошибки родителей часто расплачиваются дети.

Всё было ясно. Больше я всезнайку философа ни о чём не спросил. Вскоре по дыханию я понял, что он спит.

«Значит, происходит «взрыв» уснувших генов. Плюс ко всему – влияние средств массовой дезинформации… Опять всё просто до банальности. Вот ещё один фактор, который тянет земной социум в бездну. Генетические гибриды между людьми нашей расы и архантропами, кого и мы считаем хищниками, оказывается, имеют неплохих союзников. Тоже гибридов, только других, в общем-то, иного порядка, А может, совсем не иного? – молнией пронзила меня догадка. – Всё то же самое? Так называемые уснувшие гены – это и есть звериные наследственные признаки архантропа. Копируя поведение чистокровных культуртрегеров, гибридные, смешанные с полуобезьяной расы посредством жёстких законов сумели нейтрализовать влияние звериного генного комплекса на поведение своих граждан. Но через межрасовое смешение он опять себя проявляет. Пусть не всегда, но очень часто. Наверняка Добран Глебыч всё это хорошо знает. Просто не стал вдаваться в подробности. Интересно, можно избавить земное человечество от звериного наследия? Полностью, чтобы не было никаких спящих генов и тому подобного? – задал я себе перед сном вопрос. – Не забыть бы завтра спросить об этом старейшину».

Когда я открыл глаза, Добрана Глебыча в комнате уже не было. Быстро приведя себя в порядок, я вышел во двор и увидел обоих мужчин занятых погрузкой коровьего навоза на специальные сани для снегохода.

– Что же вы про меня забыли? – обратился я к ним.

– Нам самим делать нечего, так что давай без обид! Но если хочешь помочь, то одевай свои пимы, садись на «буран» и вози всё это добро вон туда, – показал хозяин дома на гружённые сани. - Отсюда в двух километрах моё картофельное поле. Я тебе его покажу.

Через несколько минут я был готов к работе.

– Это у нас разминка перед завтраком, – засмеялся Добран Глебыч. – Через час и мы управимся, и Маша завтрак сготовит. Пока я цеплял свой снегоход к груженым санкам, Иван Фёдорыч выкатил свой «буран» за калитку, и наши «бураны» один за другим понеслись по деревенской улице. Через несколько минут мы выкатились за черту домов и оказались на картофельном поле.

– Вот моя деляна, – показал новый знакомый на границу участка.

– А куда высыпать всё это хозяйство? – спросил я его.

– Куда хочешь. Я потом раскидаю.

С этими словами дядя Ваня погнал свой снегоход назад к дому. Я не торопясь выгрузил сани и, развернув «буран», поехал по следу помора. Когда я подрулил к избе Фёдорыча, меня ждали ещё одни доверху гружённые сани.

«Лихо придумано! – отметил я про себя. – Эдак, через час вся работа закончится…»

Когда я подъезжал к участку с гружёнными санями, то увидел, что на поле меня кто-то ждёт. Рядом с тем местом, где я разворачивался, стоял с самодельными нартами снегоход, и на нём сидело трое здоровенных парней. Когда я притормозил, парни, как по команде, встали и, увязая в снегу, стали меня окружать. Вглядевшись в их угрюмые лица, я понял, что дело – швах! У парней намерения не из хороших. Спрыгнув с «бурана», я оглянулся. Недалеко от меня, воткнутая в навоз, стояла моя лопата.

«Нормально, оружие подходящее», – отметил я.

Но тут я разглядел, что у всех парней в руках по увесистой берёзовой палке.

– Так вы, оказывается, ко всему и трусы! Трое на одного и ещё с палками!!! Нехорошо! – окинул я взглядом троицу.

– Ты в… рот замолчи! Вместо сёмги и угря ты сейчас коровий навоз у нас жрать будешь! – размахивая палкой, стал подступать ко мне коренастый очевидно самый решительный и сильный.

– Может, вы мне объясните, за что? – попытался я остановить нападающего. – Вы же меня впервой видите! – перешёл я на местный жаргон.

– Ты, гнида, у Добрана жируешь? К девкам его прикатил! Мы тебя сейчас поставим, как надо, и покажем им, кто ты есть на самом деле! Жри навоз, курва!!! Или убьем тебя тута и навозом засыплем!

Боковым зрением я увидел, что у одного из нападавших в руках «мыльница». Похоже, парни не шутили. Мгновенно развернувшись, я схватил в руки свою лопату и тут же, не задерживаясь, изо всех сил огрел ею между глаз коренастого. Не глядя на рухнувшего камнем парня, я прыгнул к другому и вонзил ему черенок точно в пах. Схватившись за промежность, парень, вопя не своим голосом, стал кататься по снегу. В этот момент на меня обрушилась дубинка третьего. Удар пришёлся мне вскользь по щеке и плечу. Каким-то чудом мне удалось увести в сторону от дубья голову. Это-то меня и спасло. В ярости, не думая о последствиях, я тут же вонзил острие лопаты, замахнувшегося для нанесения второго удара, в лицо нападавшего. Лопата рассекла щёку, заодно и нос. Брызнула кровь. Парень с воплем покатился по снегу. Инстинкт заставил меня мгновенно оглянуться. К месту побоища, увязая в снегу, бежали ещё трое. Я крутанул ушибленным плечом. Рука повиновалась. Наклонившись, я подобрал оружие нападавших – две крепкие берёзовые палки.

– Ну, господа поморы, теперь посмотрим, кто кого, – выскочил я из снега на утоптанную бураницу.

В этот момент троица оказалась совсем рядом.

– Ты что с ними сделал? – заорал на меня самый рослый.

– Выживут! – огрызнулся я.

И, оказавшись рядом с подбежавшим, тут же обрушил на него свою палку. Шапка полетела в сторону, вылетела из рук и его дубинка. А сам парень, завалившись на бок, схватился обеими руками за голову.

– Не симулируй! – пнул я его для порядка. – Не так сильно я тебя ударил, как ты здесь корчишься.

– Ребята! Да он ненормальный! Его из ружья брать надо! Иначе всем нам «крышка»! – заорал самый молодой и трусливый, обращаясь к идущим по буранице местным подонкам. Я подсчитал, их было уже пятеро.

«Откуда они все берутся? Вроде никого не было. И вот на тебе – появилось целое войско!»

Услышав голос трусливого, парни остановились

– Если хоть один из вас пойдёт за стволом, я убью их всех,– показал я на корчившихся в разных позах неудачников. – Этим вот двум нужна срочна медицинская помощь, – показал я на рассечённого лопатой и держащегося за промежность.- Подойдите, положите их на нарты и драпайте до медпункта. А ты давай, вставай и покажи своим пример, – пнул я снова испуганного симулянта. – Вы меня поняли?

– Поняли! – раздались голоса молодых придурков. – Тебе тоже надо в больницу. У тебя вона вся щека в крови! – раздался участливый голос трусливого.

Я молча отстегнул груженые нарты, завёл «буран» и поехал назад к дому. Левая рука еле повиновалась, кровь с рассеченной щеки залила полу телогрейки.

«Прав был Добран Глебыч, поморские парни на самом деле бешеные, – рассуждал я про себя. – Надо же, как налетели! Днём! Интересно, как они узнали, что моя персона в посёлке? Кто-то увидел, как я вожу навоз? Но как они поняли, что это именно я? Неужто это дело рук Дашуньки? Конечно, это она, больше некому. Кого-то эта стервочка предупредила».

Не успел я въехать в деревню, как навстречу мне выскочил из-за поворота снегоход Добрана Глебыча. Увидев меня всего залитого кровью, старейшина бросился ко мне.

– Ты как? – в глазах у него было бешенство.

– Как видишь, живой! – засмеялся я. – То, что щека рассечена, сам виноват – пропустил!

– Сколько их было? – лицо у Добрана Глебыча стало холодным и суровым.

– Сначала трое, потом ещё трое. А потом прибежало пятеро! И все с палками.

– Сукины дети! – взревел ужасным буйволом князь-старейшина. – Я же их там всех похороню!

– Стой-стой! – вцепился я в него. – Поедем домой! Им досталось так, что меня могут и того…

– Что того?

– Арестовать за нанесение тяжких телесных.

– Так всё-таки ты в долгу не остался! Тогда молодец! – хлопнул меня по здоровому плечу поморский Илья-Муромец. – Тогда давай скорее домой. Иначе кровью истечёшь. А насчёт ареста не беспокойся. Наши люди «сор из избы не вынесут». Если что участковый и узнает – не беда. Он тоже из нашенских. Тем более ты защищался. И их было полдеревни. Пускай теперь эти хлопцы ко мне летом попробуют нагрянуть! Всех в Мезень поскидываю! Будут у меня мокрыми курицами прощения просить.

– У тебя-то почему? – удивился я.

– Да потому, что они, напав на тебя, меня оскорбили. Ты же мой друг и гость. Понял?!

– Понял, – кивнул я, заводя «буран».

Когда мы подъехали к избе Ивана Фёдорыча, он и его жена о случившемся уже знали.

– Боже мой! – увидев меня, запричитала тётя Маша. – Что они с тобой сделали! Боже мой, кровищи-то сколько!! Скорее в медпункт и наложить швы, иначе будет шрам.

– Никакого шрама не будет! – успокоил я её.

– Пустяки – царапина. К тому же в медпункте сейчас очередь! – засмеялся Добран Глебыч.

– Очередь? – нарисовалась вдруг в проёме двери Дашунька. – Что ещё за очередь?

– Твоих ухарей, девочка из ада, вот он, – показал на меня старейшина, – так отделал, что шить-зашивать их там будут до вечера. Поняла? Как бегала их на него зюкать, так сходи-ка до медпункта и полюбуйся, что с ними стало. Додумались, одиннадцать человек на безоружного, все с палками в руках. Это твоя затея?! Скажи мне, твоя? Отец мне уже сообщил, что твоя. Была б моя воля, оторвал бы тебе сейчас голову и не пожалел! – лицо Добрана Глебыча вдруг стало сосредоточенным и гневным.

– Мама! – замяукала красотка. – Он, ваш друг, меня обижает! Я же ему ничего дурного не сделала! Скажи ему что- нибудь!

– Пошла вон, дрянь! Добран Глебыч прав. Такие, как ты, не имеют права на жизнь!

Когда Дашунька исчезла, Мария Семёновна закрыла ладонями своё лицо и беззвучно заплакала. Женщину от рыданий всю трясло. Растерянный старейшина побежал за Иваном Фёдоровичем, а я направился в ещё тёплую баню, чтобы умыться и осмотреть распухшее плечо. Когда я вернулся из бани, то увидел, что за столом вместе с Добраном Глебычем и дядей Ваней меня ждёт местный участковый.

«Вот и всё, большой привет! Чего доброго, наручники наденут. Рвать их, как это делает Добран, я не умею», – размышлял я над своим положением, садясь напротив участкового.

Разбитая щека опухла и горела. Сильно ныло плечо, и я приготовился к неминуемому аресту. Но к моему удивлению никакого допроса местный «Аниськин» мне не учинил. Он внимательно посмотрел на меня, а потом, улыбнувшись, спросил:

– Скажи-ка, Юра, как это ты четырёх наших ухарей уложил в одну кучу? Я с ними порой справиться не могу, но тебе это удалось!

– А что с тем, кому я лопатой в лицо? – задал я мучающий меня вопрос.

– Ничего, залатают и всё пройдёт! Он тебе за шрам благодарен будет. Ты же знаешь, шрамы мужчину украшают. А тот второй, которому… Тоже ничего, жить будет и детей нормальных родит! Он уже скачет. Кстати, за тебя горой, ты ему чертовски понравился. Так ответишь ты мне на мой вопрос или нет?

– Да я не знаю, что сказать! Как мог, так и защищался.

– Лопатой, да?! Классное оружие!

– Одного палкой по голове пришлось…

– Я ему ещё одну шишку на голове поставлю, теперь от себя. Этот придурок – мой сын!

– Сын?! – открыл я рот.

– Да, сын! Здоровый, силы много, а ума нет. Так что объявляю тебе благодарность в деле перевоспитания местной молодёжи. Я взял с парней слово, чтобы сегодня с мировой. Парни они, в общем-то, неплохие. Все хорошие работники и рыбаки. Только неженатые и ватажатся. А то, что произошло, им хорошим уроком послужит.

– А что им от меня было надо? – поинтересовался я.

– Это ты у них сам спросишь. Всё, давай по рукам, мне пора. Рад был с тобой познакомиться!

И Добран, и дядя Ваня пошли провожать участкового. В доме на какое-то время наступила тишина. И вдруг до моего слуха донеслось чьё-то всхлипывание.

«Неужели Мария Семёновна всё ещё плачет? – подумал я. – Надо бы её успокоить».

Поднявшись со своего места, я приоткрыл дверь в соседнюю комнату и остолбенел. На диване, содрогаясь от плача, лежала лицом вниз Дашенька.

«Ну и дела! – закрыл я дверь в комнату. – От чего она рыдает? От досады, что меня не пришибли, или от того, что до неё что-то дошло? Время покажет, – подумал я про себя.

– Если стерва может так искренне плакать, значит, она в глубине своей души всё ещё человек».

Не успел я зайти к себе в комнату, как услышал разговор возвращающихся мужчин и голос Марии Семёновны, зовущей нас всех к завтраку.

Когда мы уселись за стол, Добран Глебыч, взглянув на меня и улыбнувшись своей лучистой улыбкой, сказал:

– Видишь, сколько у тебя сразу стало в деревне друзей? Всё Данила Ефремыч. Был бы другой участковый, могло сложиться совсем иначе. Парни придут с мировой, так что поможешь Марии Семёновне организовать что-нибудь на стол.

Я молча кивнул. О Дашуньке за завтраком никто не вспомнил, как будто её и не существовало. До вечера было далеко, поэтому, найдя в небольшой библиотеке Ивана Фёдорыча томик стихов Некрасова, я уединился в нашей комнате, где с удовольствием стал их читать. Поэзия успокаивала и отвлекала от ненужных мыслей. Но как я ни старался забыть о том, что произошло сегодня утром, мне это не удавалось. Я никак не мог понять логики Даши.

«Зачем она натравила на меня местных? Что я ей сделал такого, чтобы так жестоко мне мстить? Скорее бы приехали родственники Добрана Глебыча и назад на хутор!»

Атмосфера, возникшая в доме, угнетала. Иван Фёдорыч занимался во дворе, а старейшина отправился в администрацию выяснить, когда надо ждать приезда в деревню «газушки» с пассажирами. Через полчаса он вернулся, и было слышно, что мужчины, о чём-то громко разговаривая, направились к дому.

«Не иначе что-то случилось! – подумал я, вставая со своего места. – Надо узнать.»

Войдя в прихожую, я лицом к лицу столкнулся с Добраном Глебычем. Князь-старейшина был возбуждён и, взглянув на меня, скороговоркой выпалил:

– Понимаешь, какое дело, возят людей на старье, вот и произошло. Рассыпалась «газушка» по дороге. Пассажиров до Палощелье на лошадях вывезли. Нашенские в сельсовете сегодня ночевали. Надобно за ними ехать самим. Ты сейчас не ездок, отдыхай и выздоравливай, у тебя сегодня ещё и гости… Мы с Иваном скатаемся. Так, что придётся тебе до нашего приезда домовничать и помогать по дому Марии.

– А когда вас ждать?

– Либо ночью, либо завтра утром. Расстояние не маленькое и выйдем мы не сразу, надо найти в деревне топливо.

«Ну что же, – подумал я. – Придётся ещё сутки находиться под одной крышей с местной достопримечательностью – Дашунькой. Она пока засела в своей комнате, но когда мужчины уедут, девочка из логова выберется и опять будет гоголем бродить по дому и прыскать ядом. Ничего, переживу, видал кое-что похуже!»

Я кивнул Добрану Глебычу и направился опять в свою комнату. Распухшее плечо давало о себе знать.

«Хоть бы успело немного подзажить, – думал я. – Иначе обратная дорога для меня покажется ой, какой длинной!»

Улегшись на кровать, я снова открыл томик Некрасова. С бензином Добрану Глебычу и хозяину дома повезло. В деревне они его нашли, может, купили, может, заняли. В подробности я не вдавался. Теперь оба помора собирались в дальнюю дорогу. В сани снегоходов они настелили сена, бросили три овчинных тулупа. Мария Семёновна собрала в дорогу какие- то продукты и термосы с горячим чаем. Когда все приготовления закончились, я зашёл на кухню, чтобы попрощаться с отъезжающими. Оба помора сидели за столом и пили чай.

– Садись с нами за компанию. – показал глазами на стол Иван Фёдорыч.

– Что-то не хочется, – улыбнулся я. – Вы давайте хорошенько заправляйтесь. А мне предстоит домовничать…

– Ты вот что, – посмотрел внимательно, мне в глаза Добран Глебыч. – Попробуй пообщаться с Дашей. И запомни: человек может всё, с условием, если он этого захочет. Понимаешь, если он этого захочет! Надо сделать так, чтобы девчонка захотела измениться.

– Ты зря, Добран! Таким, как моя дочь, хоть кол на голове чеши, – вздохнул Иван Фёдорыч. – Она стервоза с раннего детства. Есть такая пословица: «Родится чёрт с лысинкой с лысинкой и подохнет».

– Была б дура, Ваня, я бы за неё не болел, – повернулся к другу Добран Глебыч. – Не в кого ей быть такой. И по твоей линии все люди как люди и по линии Маши, насколько я знаю, то же самое…

– Ладно, делайте, как знаете! – поднялся из-за стола расстроенный отец Даши. – Нам надо отчаливать, Глебыч, иначе назад поспеем разве что к утру.

– Отчаливать, так отчаливать, а ты вот что, – положил он на моё плечо свою руку. – Его, нашего Ивана Фёдоровича, не слушай, он на девчонке давно крест поставил. А я в душе в неё верю. И потом, видишь, у неё стресс. Это хорошо. Но сам к ней не подходи, жди, когда она сама к тебе пожалует.

– Ждите-ждите, пожалует она, сковородкой по голове! – покосился на нас хозяин дома. – Надежда юношей питает! Давай-ка Глебыч по коням!

Через несколько минут оба помора, вскочив на снегоходы и махнув на прощание, помчались по деревенской улице.

«Ничего себе задание – воспитывать Дашуньку! – посмотрел я им вслед. – Хоть бы у неё не возникло желания выяснять отношения».

Я на своём небольшом опыте хорошо знал, что такое общаться с подобными. Стервозность всегда замешана на глупости. Обычно чем стервознее, тем глупее.

«Какой ум увидел у Дашуньки Добран Глебыч? Была бы умной, не исковеркала бы своей жизни. Впрочем, почему исковеркала? Может, наоборот, всё у неё складывается так, как она хочет? А то, что торгует собой? Не беда, рынок есть рынок! Какая разница, чем торговать, если для человека главное в жизни зелёные? Сколько сейчас таких, наподобие Дашуньки? Красота человека превратилась в товар. Конечно, не сама по себе, но какое это имеет значение?»

Обуреваемый грустными мыслями я снова направился читать Некрасова. Поэзия немного отвлекала, к тому же не хотелось путаться под ногами у Марии Семёновны. Провалявшись на кровати около часа, возможно от пережитого утром, немного успокоившись, я задремал. Сквозь сон было слышно, как в соседнюю комнату, где сидела Дашунька, зашла Мария Семёновна. Очевидно, чтобы уговорить непутёвую дочку пойти позавтракать.

«Мать есть мать, – подумал я про себя. – Хоть какой ребёнок, но душа за него болит».

Проснулся я от голоса хозяйки:

– Юра, к тебе гости пожаловали! Давай-ка иди, встречай.

Вскочив с кровати, я выбежал в прихожую. В ней, переминаясь с ноги на ногу и застенчиво улыбаясь, стояли мои недавнишние «знакомые». У одного было перевязано лицо, но остальные выглядели вполне нормально.

– Ещё раз привет! – протянул я руку перевязанному. – У меня физиономия набок и у тебя, как после Куликовской битвы, по праву нам первым и знакомиться.

– Меня Пашей! – пожал мне руку парень.

– Ну а я Юрий. Вот мы и знаем друг друга.

Познакомившись с остальными ребятами, я пригласил всех на кухню. И когда они, сняв с себя зимнюю одежду, все собрались за столом, я объявил, что у меня такая традиция: настоящие друзья появляются обычно после обоюдного мордобоя.

– После лопатобоя! – поморщился перевязанный Паша.

– Ты скажи спасибо, что он навоз кидал совковой, – заметил сидящий с ним рядом Миша. – Было бы хуже, окажись у него в руках вилы.

– Неужели ты бы в него и вилами саданул? – посмотрел на меня с интересом Сергей.

– Честно говоря, не знаю, – пожал я плечами. – На таких скоростях обычно не думаешь.

– Вот видишь, – толкнул локтем в бок Павла разговорчивый Миша. – Радуйся, что у него, – показал он на меня, – была в руках лопата. Да он ей мог и голову снять!

– Да бросьте вы о драке, – подал, наконец, голос сын местного участкового Андрей. – Давайте лучше о хорошем.

С этими словами он вытащил из-за пазухи две бутылки водки и с торжественным видом поставил их перед сидящими.

– Это за знакомство, и как говорит Юрий, за дружбу. Чтобы никаких драк и разборок в нашей деревне не было!

– Что-то вы много! – покосился я на бутылки. – Давайте так: одну на всех за победу добра, а вторую заберёте с собой, выпьете за наш отъезд. Завтра утром нам на хутор.

– На пятерых один пузырь?! – удивился Серёжа.

– На четверых, – поправил я его. – Мне нельзя.

– Так ты тоже старовер?! А мы-то думали, что идём в гости к сибиряку! – разочаровано посмотрели на меня молодые поморы.

– Я не старообрядец и вообще не христианин. Потому мне и нельзя.

– Так ты атеист?

– Что-то в этом роде, – поморщился я.

– А что делаешь у наших староверов?

– Учусь уму-разуму. Сказки и былины записываю…

– Так ты из учёных! Из интеллигентов… Тогда понятно… – вздохнул разочаровано Паша. – А зачем ты Ивану Фёдорычу помогал скотный двор чистить? Он что, не понимает, что ты… – замялся немногословный Егор.

– Что я из научных работников? Ну и что из того? Мне думается, любая работа у нас в почёте. Или я что-то не так говорю?

– Всё так! – распечатал бутылку Миша. – Всё так! Значит, ты парень простой, хоть и научный.

В этот момент на кухне появилась хозяйка дома. Она поставила на стол нарезанное сало, ломтики копчёной ветчины иломоть местного душистого хлеба.

– Вот, что Бог послал! – улыбнулась Мария Семёновна сидящим. – Сейчас я ещё за рыбой схожу…

– Да ничего больше и не надо! – запротестовали парни. – Мы не кишку набивать, а пообщаться. Лучше садитесь с нами.

– У меня дела, ребята, так, что извините, – отклонила приглашение мама Дашеньки. – Вы тут решайте свои проблемы, у вас своё, а у меня своё…

С этими словами хозяйка отправилась в соседнюю комнату.

– Ну что, тебе наливать или нет? – покосился на меня Егорка, разливая водку.

– Самую малость, – улыбнулся я. – Чисто символически, чтобы вас не обидеть.

– Хорошо! Сверкнул глазами Миша, значит, ты всё-таки не сектант.

– Я и не сектант, и не интеллигент.

– Тогда мистер «X», – пробасил Павел. – Что же выпьем за мистера «X»!

– Ну а я за вас! – поднял я свою рюмку.

После первого тоста парни стали несколько сговорчивее:

– Мы глупость спороли, – повернулся ко мне Паша. – Поверили, что ты собрался нашенских девок из хутора того

– в Сибирь увезти. Вроде как ты за ними прикатил… Так что нас извиняй! Захотели тебя пугнуть хорошенько. Обе Светки, ты сам, наверное, понял, девахи, каких мало. И нам они любы. Почитай, когда сестры у своих, мы каждое воскресенье на хуторе у Добрана. Они нам вроде как родные… А тут ты!

– А Даша вам что, не нравится? По виду она девушка хоть куда?

– Вот именно, хоть куда! – вздохнул Егор. – Вся деревня об это знает. А так не хуже сестёр, хоть на выставку! Она нам и рассказала о тебе. Понятно?

– Я это знаю. Давайте вот о чём. О будущем: если кто из вас попадёт за Урал, милости прошу! Буду только рад. Мой адрес возьмёте у Добрана Глебыча, но могу вам и сейчас его дать.

– Не надо! – засмеялись молодые поморы. – Вряд ли мы куда из наших мест подадимся. Армию мы давно отслужили, и учёба позади.

– Тогда, пожалуйста, извините меня, за моё такое нетактичное поведение! Не понял я, что вы меня попугать решили. Думал, хотите убить. Вот и дрался с вами насмерть! – оглядел я замолчавшую компанию.

– Скажи, Юрий, – нарушил затянувшуюся паузу Серёжа.

– У вас все такие шарахнутые в Сибири? Просите прощение у тех, кто вас чуть на тот свет не спровадил? Ты вёл себя, как надо… так что давай забудем! Мы теперь друзья, и никаких извинений! Это мы его у тебя должны спрашивать.

Вскоре бутылка закончилась, и парни засобирались домой. Было видно, что они довольны встречей. И на самом деле в деревне у меня появились надёжные товарищи.

– Когда выберусь с хутора, обязательно вас увижу, – пообещал я на прощание. – Жизнь большая и случайных встреч не бывает.

Когда парни ушли, я помог хозяйке убрать со стола и побрёл к себе в комнату.

«С виду парни – загляденье! – вспомнил я своих гостей.

– Крепкие, красивые, добрые! Совсем не злые! Но что же произошло? Как смогла эта соплюха их так настроить? Владеет девочка искусством убеждения! Я собрался увезти с собой обеих Свет? Это надо было придумать! Скорее всего, тут доведена до абсурда шутка Добрана. Но откуда у этой дряни ко мне такая ненависть? Что я ей сделал? Может, спросить?»

Но тут я вспомнил строгий наказ старейшины: самому к Дашуньке не подходить. Надо дождаться, когда она сама изволит пообщаться.

«Но изволит ли? Вот в чём вопрос. Значит, надо ждать и надеяться, – сказал я себе, включая настольную лампу на тумбочке.

Сбросив с себя одежду и забравшись в кровать, я снова взял в руки томик Некрасова и углубился в чтение. Через несколько минут я услышал, как из своей комнаты, подгоняемая матерью, выбралась на кухню Дашунька. Очевидно, Мария Семёновна уговорила дочку сходить поужинать. Уши улавливали тихий разговор двух женщин.

«Интересно, о чём они? – думал я. – Может, мать опять читает дочери душеспасительную лекцию? Зря она это делает. Словами тут не помочь. Правильно сказал Добран, человек только тогда и может ступить на путь своего духовного подъёма, если он этого захочет сам. Насильно его не заставишь».

Через час в доме всё, наконец, стихло. Очевидно, хозяйка отправилась «на боковую», хоть не было ещё и десяти.

«А Дашунька что? Наверняка она не спит. Поговорить бы с ней. Хотя бы из интереса, что она скажет?»

Но я отогнал навязчивые мысли. Идти к ней – всё испортить.

«Не удастся поговорить, значит, не удастся. Наверное, так надо, – успокоил я себя. – Там «наверху» лучше понимают ситуацию».

Прошёл ещё час. И до меня стало доходить, что Дашунька девочка-кремень.

«Ждать, что она придёт и раскается, бесполезно! Надо просто о ней забыть. Дочитать книжку и спокойно уснуть».