КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
V. СТАТИСТИЧЕСКАЯ СПРАВКА.Стр 1 из 8Следующая ⇒ В этой работе я хотел бы угадать недуг нашего времени, нашейсегодняшней жизни. И первые результаты можно обобщить так: современная жизньграндиозна, избыточна и превосходит любую исторически известную. Но именнопотому, что напор ее так велик, она вышла из берегов и смыла все завещанныенам устои, нормы и идеалы. В ней больше жизни, чем в любой другой, и по тойже причине больше нерешенного. Она уже не может придерживатьсяпрошлого[*Научимся, однако, извлекать из прошлого если не позитивный, тохотя бы негативный опыт. Прошлое не надоумит, что делать, но подскажет, чегоизбегать]. Ей надо самой творить свою собственную судьбу. Но диагноз пора дополнить. Жизнь - это прежде всего наша возможнаяжизнь, то, чем мы способны стать, и как выбор возможного - наше решение, то,чем мы действительно становимся. Обстоятельства и решения - главныеслагающие жизни. Обстоятельства, то есть возможности, нам заданы и навязаны.Мы называем их миром. Жизнь не выбирает себе мира, жить - это очутиться вмире окончательном и неразменном, сейчас и здесь. Наш мир - это предрешеннаясторона жизни. Но предрешенная не механически. Мы не пущены в мир, как пуляиз ружья, по неукоснительной траектории. Неизбежность, с которой сталкиваетнас этот мир - а мир всегда этот, сейчас и здесь, - состоит в обратном.Вместо единственной траектории нам задается множество, и мы соответственнообречены... выбирать себя. Немыслимая предпосылка! Жить - это вечно бытьосужденным на свободу, вечно решать, чем ты станешь в этом мире. И решатьбез устали и без передышки. Даже отдаваясь безнадежно на волю случая, мыпринимаем решение - не решать. Неправда, что в жизни "решаютобстоятельства". Напротив, обстоятельства - это дилемма вечно новая, которуюнадо решать. И решает ее наш собственный склад. Все это применимо и к общественной жизни. У нее, во-первых, есть тожегоризонт возможного и, во-вторых, решение в выборе совместного жизненногопути. Решение зависит от характера общества, его склада, или, что одно и тоже, от преобладающего типа людей. Сегодня преобладает масса и решает она. Ипроисходит нечто иное, чем в эпоху демократии и всеобщего голосования. Привсеобщем голосовании массы не решали, а присоединялись к решению того илидругого меньшинства. Последние предлагали свои "программы" - отличныйтермин. Эти программы - по сути, программы совместной жизни - приглашалимассу одобрить проект решения. Сейчас картина иная. Всюду, где торжество массы растет, - например, вСредиземноморье - при взгляде на общественную жизнь поражает то, чтополитически там перебиваются со дня на день. Это более чем странно. У власти- представители масс. Они настолько всесильны, что свели на нет самувозможность оппозиции. Это бесспорные хозяева страны, и нелегко найти вистории пример подобного всевластия. И тем не менее государство,правительство живут сегодняшним днем. Они не распахнуты будущему, непредставляют его ясно и открыто, не кладут начало чему-то новому, ужеразличимому в перспективе. Словом, они живут без жизненной программы. Незнают, куда идут, потому что не идут никуда, не выбирая и не прокладываядорог. Когда такое правительство ищет самооправданий, то не поминает всуедень завтрашний, а, напротив, упирает на сегодняшний и говорит с завиднойпрямотой: "Мы - чрезвычайная власть, рожденная чрезвычайнымиобстоятельствами". То есть злобой дня, а не дальней перспективой. Недаром исамо правление сводится к тому, чтобы постоянно выпутываться, не решаяпроблем, а всеми способами увиливая от них и тем самым рискуя сделать ихнеразрешимыми. Таким всегда было прямое правление массы - всемогущим ипризрачным. Масса - это те, кто плывет по течению и лишен ориентиров.Поэтому массовый человек не созидает, даже если возможности и силы егоогромны. И как раз этот человеческий склад сегодня решает. Право же, стоит в немразобраться. Ключ к разгадке - в том вопросе, что прозвучал уже в начале моейработы: откуда возникли все эти толпы, захлестнувшие сегодня историческоепространство? Не так давно известный экономист Вернер Зомбарт указал на один простойфакт, который должен бы впечатлить каждого, кто озабочен современностью.Факт сам по себе достаточный, чтобы открыть нам глаза на сегодняшнюю Европу,по меньшей мере обратить их в нужную сторону. Дело в следующем: за вседвенадцать веков своей истории, с шестого по девятнадцатый, европейскоенаселение ни разу не превысило ста восьмидесяти миллионов. А за время с 1800по 1914 год - за столетие с небольшим - достигло четырехсот шестидесяти.Контраст, полагаю, не оставляет сомнений в плодовитости прошлого века. Трипоколения подряд человеческая масса росла как на дрожжах и, хлынув, затопилатесный отрезок истории. Достаточно, повторяю, одного этого факта, чтобыобъяснить триумф масс и все, что он сулит. С другой стороны, это еще одно, ипритом самое ощутимое, слагаемое того роста жизненной силы, о котором яупоминал. Эта статистика, кстати, умеряет наше беспочвенное восхищение ростоммолодых стран, особенно Соединенных Штатов. Кажется сверхъестественным, чтонаселение США за столетие достигло ста миллионов, а ведь кудасверхъестественней европейская плодовитость. Лишнее доказательство, чтоамериканизация Европы иллюзорна. Даже самая, казалось бы, отличительнаячерта Америки - ускоренный темп ее заселения - не самобытна. Европа впрошлом веке заселялась куда быстрее. Америку создали европейские излишки. Хотя выкладки Вернера Зомбарта и не так известны, как того заслуживают,сам загадочный факт заметного увеличения европейцев слишком очевиден, чтобына нем задерживаться. Суть не в цифрах народонаселения, а в ихконтрастности, вскрывающей внезапный и головокружительный темп роста. В этоми соль. Головокружительный рост означает все новые и новые толпы, которые стаким ускорением извергаются на поверхность истории, что не успеваютпропитаться традиционной культурой. И в результате современный средний европеец душевно здоровее и крепчесвоих предшественников, но и душевно беднее. Оттого он порой смахивает надикаря, внезапно забредшего в мир вековой цивилизации. Школы, которыми такгордился прошлый век, внедрили в массу современные жизненные навыки, но несумели воспитать ее. Снабдили ее средствами для того, чтобы жить полнее, ноне смогли наделить ни историческим чутьем, ни чувством историческойответственности. В массу вдохнули силу и спесь современного прогресса, нозабыли о духе. Естественно, она и не помышляет о духе, и новые поколения,желая править миром, смотрят на него как на первозданный рай, где нет нидавних следов, ни давних проблем. Славу и ответственность за выход широких масс на историческое поприщенесет XIX век. Только так можно судить о нем беспристрастно и справедливо.Что-то небывалое и неповторимое крылось в его климате, раз вызрел такойчеловеческий урожай. Не усвоив и не переварив этого, смешно и легкомысленноотдавать предпочтение духу иных эпох. Вся история предстает гигантскойлабораторией, где ставятся все мыслимые и немыслимые опыты, чтобы найтирецепт общественной жизни, наилучшей для культивации "человека". И, неприбегая к уверткам, следует признать данные опыта: человеческий посев вусловиях либеральной демократии и технического прогресса - двух основныхфакторов - за столетие утроил людские ресурсы Европы. Такое изобилие, если мыслить здраво, приводит к ряду умозаключений:первое - либеральная демократия на базе технического творчества являетсявысшей из доныне известных форм общественной жизни; второе - вероятно, этоне лучшая форма, но лучшие возникнут на ее основе и сохранят ее суть, итретье - возвращение к формам низшим, чем в XIX веке, самоубийственно. И вот, разом уяснив себе все эти вполне ясные вещи, мы должныпредъявить XIX веку счет. Очевидно, наряду с чем-то небывалым и неповторимымимелись в нем и какие-то врожденные изъяны, коренные пороки, поскольку онсоздал новую породу людей - мятежную массу - и теперь она угрожает темосновам, которым обязана жизнью. Если этот человеческий тип будетпо-прежнему хозяйничать в Европе и право решать останется за ним, то непройдет и тридцати лет, как наш континент одичает. Наши правовые итехнические достижения исчезнут с той же легкостью, с какой не раз исчезалисекреты мастерства[*Герман Вейль, один из крупнейших физиков современности,соратник и преемник Эйнштейна, не раз повторял в частной беседе, что, еслибы определенные люди, десять или двенадцать человек, внезапно умерли, чудосовременной физики оказалось бы навеки утраченным для человечества.Столетиями надо было приспосабливать человеческий мозг к абстрактнымголоволомкам теоретической физики. И любая случайность может развеять этичудесные способности, от которых зависит и вся техника будущего]. Жизньсъежится. Сегодняшний избыток возможностей обернется беспросветной нуждой,скаредностью, тоскливым бесплодием. Это будет неподдельный декаданс. Потомучто восстание масс и есть то самое, что Ратенау называл "вертикальнымодичанием". Поэтому так важно вглядеться в массового человека, в эту чистуюпотенцию как высшего блага, так и высшего зла.
|