Введение 4 страница

1. Действительные изменения Марса и Венеры выражаются соотношениями 1:4 и 1:1 соответственно.

1. Диалог, с.423.
2. {157}, с. 38 и сл. (курсив мой. – П.Ф.).
3. {208}, т. 4, с. 447. Кеплер ({211}, с. 14) говорит о "взаимно самоподдерживающих свидетельствах". Вспомним, однако, что "взаимно самоподдерживающими" являются две опровергнутые гипотезы (или гипотезы, которые могут быть даже несоизмеримыми с имеющимися базисными утверждениями), а не такие гипотезы, которые имеют независимую поддержку в области базисных утверждений. В письме к Герварту от 26 марта 1598 г. Кеплер говорит о "многочисленных основаниях", которые он хочет привести в пользу движения Земли, добавляя, что "каждое из этих оснований, взятое само по себе, не заслуживает большого доверия" ({52}, с. 68).

1. В серии интересных и смелых статей проф. К. Хюбнер из Кильского университета подверг критике "абстрактный" характер современных методологических концепций и высказал утверждение о том, что "источник научного прогресса заключается не в абстрактных правилах фальсификации, не в индуктивных выводах и тому подобном, но в той духовной и конкретно-исторической ситуации, в которой находится ученый. Именно из этой ситуации он черпает свои предположения и на нее направлена деятельность ученого... На мой взгляд, в этом заключается основная слабость современной философии науки: несмотря на большое разнообразие школ и мыслителей, она все еще остается неисторичной. Она пытается решать свои основные проблемы, касающиеся характера применяемых наукой методов и оправдания утверждений, полученных с помощью этих методов, только посредством рефлексии, в которой исследователь остается наедине с самим собой и собственным опытом..." ({198}, с. 267 и сл.). Хюбнер также исследует ту странную линию развития, которая от таких ориентированных на историю мыслителей, как Дюгем, Мах, Пуанкаре, Мейерсон и другие, привела к выхолощенной, неисторичной и, следовательно, существенно ненаучной позиции наших дней (Philosophia Naturalis, vol. 13, 1971, р. 81-97). Предложив краткий набросок "Структурной теории истории", он внес определенный вклад в создание такой теории науки, которая будет принимать во внимание историю ({197}, с. 851-864, особенно с. 85 8 и сл.). Это тот путь, по которому нужно следовать, если мы хотим преодолеть схоластичность современной философии науки.

1. Согласно Марксу, "вторичные" элементы социального процесса, такие, как потребности, искусство или правовые отношения, могут опережать материальное производство и отставать от него, см. "Нищету философии", и особенно "Введение к критике политической экономии": "Неодинаковое отношение развития материального производства, например, к художественному производству. Вообще понятие прогресса не следует брать в обычной абстракции. В вопросах современного искусства и т.д. эта диспропорция еще не так важна и не так трудна для понимания, как в сфере самих практических социальных отношений. Например, сравнительное состояние образования в Соединенных Штатах и в Европе. Но собственно трудный вопрос, который надлежит здесь разобрать, заключается в следующем: каким образом производственные отношения, как правовые отношения, вступают в неравное развитие" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 12, с. 736). См. также работу В.И.Ленина "Детская болезнь "левизны" в коммунизме", где говорится о том, что многосложные причины событий порождают следствия только в тех случаях, когда действуют совместно. В иной форме тезис о "неравномерности развития" выражает тот факт, что капитализм в разных странах достигает в своем развитии различных стадий, и это может происходить даже в разных частях одной страны. Этот второй тип неравномерного развития может вести к инверсии отношений между сопутствующими идеологиями, так что развитие производства и радикальные политические идеи оказываются в обратном отношении. "В цивилизованной и передовой Европе, с ее блестящей развитой техникой, с ее богатой, всесторонней культурой и конституцией, наступил такой исторический момент, когда командующая буржуазия, из страха перед растущим и крепнущим пролетариатом, поддерживает все отсталое, отмирающее, средневековое... В Азии везде растет, ширится и крепнет могучее демократическое движение" (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 166-167). Об этой очень интересной ситуации, заслуживающей разработки в философии науки, см.: Мейер А. {276} и Альтюссер Л. {I}, гл. 3 и 6.
2. Блуменберг Ф. {21}, с. 13. Сам Аристотель мыслил более широко: "Об этих ценных и божественных существах {небесных явлениях} нам присуща гораздо меньшая степень знания... а относительно преходящих вещей – животных и растений – мы имеем большую возможность знать..." (Аристотель. О частях животных, 644Ь26, М., 1937). Однако в дальнейшем его учению был придан более идеализированный вид. Если нет специальных оговорок, слово "Аристотель" будет использоваться для обозначения именно этого идеализированного представления. О трудностях, с которыми сталкиваются попытки создать цельное представление о взглядах самого Аристотеля, см. И. Дюринг {82}. О некоторых различиях между Аристотелем и его средневековыми последователями см. Виланд В. {390}.
3. Примером попятного движения подобного рода является возвращение Галилея к кинематике в "Commentariolus" и его невнимание к механизму эпициклов, развитому в работе Коперника "О вращениях...". Превосходное рациональное истолкование этого шага см. в лекции И. Лакатоса "Философский взгляд на коперниканскую революцию", Лидс, 6 января 1973 г. (Я располагаю машинописным текстом этой лекции, любезно присланным мне проф. Лакатосом.)
4. Они имелись у скептиков, в частности у Энесидема, который вслед за Филоном указывает, что объект представляется не таким, какой он есть на самом деле, но модифицируется благодаря воздуху, свету, влажности и т.д. (см. Диоген Лаэрций, IX, 84). Однако воззрения скептиков, по-видимому, не оказали большого влияния на развитие современной астрономии, и это понятие: никто не начинает нового движения, будучи разумным.
5. Об этом воздействии со стороны социального окружения см. прекрасную работу Л. Ольшки {288}. О роли пуританства см. Р. Ф. Джонс, {203}, гл. V и VI.
6. Эти соображения опровергают Дж. Дорлинга, который в "British Journal for the Philosophy of Science" (vol. 23, 1972, p. 189 et seq.) представляет мой "иррационализм" как предпосылку моего исследования, а не как его результат. "Можно было бы ожидать, – говорит он, – что философа науки в наибольшей степени будет интересовать отбор и тщательный анализ тех научных аргументов, которые можно рационально реконструировать". Можно ожидать, что философа науки в наибольшей степени интересует отбор и тщательный анализ тех действий, которые необходимы для успешного развития науки. Как я пытался показать, такие "действия не поддаются рациональной реконструкции.
7. Здесь понятие "разум" включает в себя и более либеральную рациональность наших современных критических рационалистов.
8. Интересно, что все это произошло в случае квантовой теории и теории относительности. См. мою работу {123}, разд. 9 и 10.
9. {10}, т. 1, с. 113; см. также "Новый Органон", афоризмы 79, 86, а также небольшую прекрасную книгу Дж. Уоткинса {385}, с. 169.
10. "То, что возвращает научным феноменам их жизнь, есть искусство" (The Diary of Anais Nin, vol. I, p. 277).
11. См. А. Койре {223}, с. 53 и сл.
12. Р. Карнап {51}, с. 47.
13. Дж. С. Милль. Автобиография. Цит. по: {230}, с. 21.

1. Более подробное обсуждение этой темы читатель может найти в гл. 9-15 моей работы {117}, улучшенный вариант которой опубликован на итальянском языке: I problemi dell'Empirismo. Milano, 1971, р. 31-69.

1. Фейгль Г. {98}, с. 4.

1. См. примеры в гл. 5.
2. Фейгль Г. {99}, с. 2.
3. "Нейрат не формулирует никаких правил (которые отличают эмпирические утверждения от остальных утверждений) и тем самым. невольно выбрасывает за борт эмпиризм" (Поппер К. Р. {316} с. 129). Более подробную аргументацию относительно дихотомии: наблюдение – теория см. в моей работе {131}. "Неопределенность, – говорит Гедимин, – оказывается обычным возражением. против различении аналитическое – синтетическое, наблюдаемое – теоретическое" ("British Journal for the Philosophy of Science", – August, 1970, p. 261). Это возражение используется многими авторами, но никогда не было использовано мной. См. рассуждения в приведенном выше тексте, статью {122} (наблюдаемое – теоретическое), а также мои полемические замечания в: Salzburg-Studies in the Philosophy of Science. Salzburg, 1967 (аналитическое – синтетическое). Мое основное возражение заключается в том, что, хотя эти разделения столь привлекательны для ординарного способа мышления, они несущественны для движения науки вперед и попытка закрепить их способна задержать прогресс.

1. Кьеркегор С, (Papier. VII, pt. I, sec. A, № 182). Милль пытается показать, каким образом научный метод можно истолковать как составную часть теории человека и тем самым дает утвердительный ответ на вопрос Кьеркегора; см. прим. 2 к гл. 4.

1. Краткие замечания об отношении между идеей и действием см. в гл. I.'Подробности см. в прим. 31 и ел. к моей работе {127}.
2. Лакатос И. {243} ("Наивный фальсификационизм" здесь называется также "догматическим".)
3. Теория Эйнштейна лучше... теории Ньютона в 1916 году..., поскольку она объясняет все, что успешно объясняла теория Ньютона..." (Лакатос {243}, с. 12 4).
4. Лакатос при обсуждении деятельности Коперника и Бора {243}, с. 143.
5. Эта иллюзия обнаруживается даже в превосходной статье Э. Захара о развитии физики от Лоренца до Эйнштейна. Согласно Захару, Эйнштейн превзошел Лоренца в объяснении смещения перигелия Меркурия (1915 г.). Однако в 1915 г. еще никому не удалось дать релятивистского истолкования классической теории возмущений с той степенью точности, которая была достигнута Лапласом и Пуанкаре, и следствия концепции Лоренца на атомном уровне (электронная теория Металлов) также не получили объяснения и были просто постепенно заменены квантовой теорией. Таким образом, Лоренц был "превзойден" не одной, а по крайней мере двумя различными и взаимонесоизмеримыми программами. В своей блестящей реконструкции развития исследовательской программы Коперника от "Малого комментария" к труду "О вращениях..." Лакатос отмечает прогрессивные изменения, что объясняется просто тем, что он не рассматривает проблем динамики и оптики и говорит лишь о простой и бедной кинематики Неудивительно поэтому, что Захар и Лакатос полагают, что условие роста содержания все-таки выполняется. См. также мою небольшую заметку "Захар об Эйнштейне" в {,132}.
6. См. мою работу {123}, ч. II, разд. 9 и 10.

1. См. введение, прим. 12.

1. Лакатос И. {243}, с. 114 (в дальнейшем цитируется как "Фальсификация").
2. См. "Фальсификация", с. 104, о непротиворечивости.
3. Лакатос И. {240}, с. 245 (в дальнейшем цитируется как "История").
4. Примеры: отсутствие содержания – атомная теория в течение нескольких столетий; идея движения Земли у Филолая; противоречивость – программа Бора (см.: "Фальсификация", с.138 и сл.); обширный конфликт с экспериментальными результатами – идея движения Земли, как описано в гл. 6 и сл.; теория Проута, изложенная в статье "Фальсификация", с. 138 и сл.
5. Карнап Р. {50}, с. 217.
6. Р. Карнап ({50}, с. 202) проводит различие между логическими и методологическими проблемами и предупреждает нас о том, что проблемы психологии и социологии, сопровождающие применение систем индуктивной логики, "не следует рассматривать как трудности самой индуктивной логики" (там же, с. 254). Таким образом, он, по-видимому, осознает необходимость фактуальной оценки прикладной индуктивной логики. Однако эта фактуальная оценка осуществляется тем же самым абстрактным путем, который привел к построению индуктивной логики. В дополнение к "простому универсуму", без которого индуктивная логика просто не может начать работу, мы ссылаемся также на "некоторого наблюдателя Х с упрощенной биографией" (там же, с. 213). Конечно, я не возражаю против самой процедуры абстракции. Однако, абстрагируясь от некоторых особенностей науки, мы должны быть уверены" что наука способна существовать без них и что деятельность – не обязательно научная, – лишенная этих особенностей (физически, исторически, психологически), возможна. Мы должны также уметь восстановить опущенные особенности по окончании абстрактных споров. (Ученые и философы науки в этом отношении действуют весьма различно. Физик, пользующийся геометрией (которая абстрагируется от веса тел) при вычислении некоторых свойств физического объекта, по окончании своих вычислений вновь принимает вес во внимание. Он не может допустить, что мир наполнен невесомыми формами. Философ же, использующий дедуктивную логику (которая не рассматривает противоречий) для установления некоторых свойств научной аргументации, по окончании своей работы никогда не возвращает противоречий в аргументацию и считает, что мир наполнен непротиворечивыми теоретическими системами.) Единственный способ установить, является ли некоторое свойство необходимым для науки, заключается в функциональном исследовании этого свойства (в смысле современной антропологии), выясняющем его роль в развитии науки. А это опять приводит нас к истории, в которой мы находим данные для такого исследования. Без них не существует никакого способа узнать, действительно ли "окольный путь, использующий абстрактную схему", является "наилучшим путем" разработки методологии (там же, с. 217), и нет никакой возможности оценить предлагаемую схему.
7. Лакатос И. История, с. 219 – 220.
8. Там же, с. 229; подробности см. в статье "Фальсификация" с. 116 и сл.
9. Лакатос И. История, с. 228.
10. Лакатос И. Фальсификация, с. 164.
11. "...Я даю... правила "устранения" исследовательских программ в целом" (История, с, 219). Обратите внимание на двусмысленность, обусловленную кавычками. Время от времени различными способами вводятся ограничения посредством отрицания "рациональности" тех или иных процедур. "Совершенно рационально играть в рискованную игру, – говорит Лакатос, – иррационально обманывать себя в отношении степени риска" (История, с. 228): можно делать все, что угодно, если иногда вспоминать (или провозглашать?) стандарты, которые, между прочим, ничего не говорят о риске или о степени риска. Разговор о риске включает в себя либо некоторое космологическое допущение (природа очень редко позволяет исследовательской программе превратиться в бабочку), либо социологическое допущение (учреждения очень редко позволяют выжить регрессирующей программе). Лакатос мимоходом признает необходимость таких дополнительных допущений: только они "могут превратить науку из простой игры в эпистемологически рациональную деятельность" (История, с. 223). Однако он не обсуждает их, а те допущения, которые ему кажутся безусловными, на самом деле весьма сомнительны, если не сказать больше. Возьмем только что упомянутое космологическое допущение. Оно чрезвычайно интересно и, несомненно, заслуживает тщательного изучения. Рискну предположить, что такое изучение обнаружит, что соответствующая этому допущению исследовательская программа находится теперь в стадии регресса. (Чтобы убедиться в этом, достаточно лишь рассмотреть аномалии – коперниканскую революцию, сохранение атомной теории, сохранение допущения о небесных влияниях на земные дела, а также переработки ad hoc этих аномалий, что нашло отражение в "эпистемологической иллюзии, описанной в гл. 15.) В то же время социологическое допущение несомненно истинно, а это означает, что в мире, в котором космологическое допущение ложно, путь к истине для нас навсегда закрыт.
12. Лакатос И. История, с. 228.
13. Которое неоднократно подчеркивается самим Лакатосом; см.: История, с. 204, 228, прим. 2, 36 и т.п.
14. Следует помнить, что спор касается только методологических правил и что "свобода" означает здесь свободу по отношению к этим правилам. Сверх того, ученый еще ограничен свойствами своих инструментов, количеством наличных денег, понятливостью своих ассистентов, отношением своих коллег и партнеров – он или она ограничены бесчисленным количеством физических, физиологических, социальных, исторических принуждений. Методология исследовательских программ (и эпистемологический анархизм, который я защищаю) устраняет только методологические принуждения.
15. Бакунин М. А. {11}, с. 297.
16. "Стремление облегчить страдания имеет небольшую ценность в исследовании", – пишет современный Франкенштейн, д-р Сентдьюорди (Lancet, i, 1961, р. 1394 – из сообщения на международном медицинском конгрессе). "Такому человеку следовало бы посоветовать работать в организациях милосердия. Научное исследование нуждается в эгоистах, в отвратительных эгоистах, которые ищут удовольствия и удовлетворения и находят их в решении загадок природы". О влиянии этой позиции на деятельность физиков см. {292}. О некоторых проявлениях ее в психиатрии см.: Rоsеnhаn D.L. "Science", № 179, 1973, р. 250 et seq.
17. Эта и две следующие цитаты взяты из работы Г.Рихтера {326}.
18. {53}. Подобно другим "экспериментам", эти эксперименты готовятся двумя способами. Существуют долговременный и кратковременный виды подготовки. Долговременная подготовка заключается в проведении нескольких серий личных проверок, в объяснениях целей этих проверок и их результатов и в создании галлюцинаций с помощью наркотических средств. Все это суммируется в сложной и весьма интересной теории познания или путей познания (там же, с. 79 и сл.). Ближайшая, краткая подготовка включает погружение в галлюцинаторное состояние и задание частных инструкций (см. инструкции относительно того, как стать вороном, там же, с. 172 и сл.). Долговременная и кратковременная подготовки придают значение этим опытам и объединяют их в единый и непротиворечивый мир, который более или менее тесно связан с миром повседневного опыта, хотя порой полностью отделяется от него. Конечно, критерии в обоих случаях могут различаться, однако нет объективного способа осуществить выбор между ними, если вы не находитесь в "супермире", включающем в себя опыт того и другого вида. И даже в последнем случае нам нужны критерии для оценки опытов, и мы вынуждены выбирать между различными возможностями.
19. См. {32}, с. 136 и сл.
20. "Прикажите вашей душе перенестись в Индию, пересечь океан – в одно мгновение она совершит это. А если вы хотите вырваться за границы нашего универсума и посмотреть на то, что находится за этими границами (если вне мира вообще что-нибудь есть), то вы можете сделать это". (Corpus Hermeticum, XII. – Цит. до: {140}, т. 1, с. 147).
21. Лакатос И. Фальсификация, с. 158
22. Там же, с. 187..
23. Бродерик Дж. {34а}, с. 366 и сл.
24. Многие даже проницательные читатели были введены в заблуждение ошибочной трактовкой Оссиандера" (Розен Э. {334}, с. 40):
25. См. приложение 1, с. 248.
26. Именно так и действовал Галилей, см. прим. 4, гл. 12.
27. Швейцер А. {353}, с. 5.
28. В этой области существуют и другие идеи и подходы, которые могли быть использованы для укрепления идеологии, копернинканства. См. Блуменберг Г. {22}, а также Цезнек И. {357}. с. 60.
29. Подробности см. в гл. 6 – 12 настоящей работы.
30. Отметим, что Лакатос не видит "эпистемологической иллюзии", часто способствующей прогрессу познания: "...Успехи конкурирующих сторон должны, фиксироваться и всегда делаться достоянием общественности" (История, с. 222).
31. Лакатос И. История, с. 229.
32. См. Лакатос И. История, с. 2 29.
33. Там же, с. 257; см.: Фальсификация, с. 93.
34. Лакатос И. История, с. 257.
35. Там же, с. 260.
36. Лакатос И. Фальсификация, с. 178.
37. "В подобных случаях, – говорит Лакатос, рассматривая решение консервативно использовать стандарты, – следует опираться" на здравый смысл" (История, прим. 58, с. 229). Это верно, если поступая таким образом, мы осознаем, что покидаем сферу рациональности, определенную стандартами, и переходим во "внешнюю" среду, т.е. к другим стандартам. Лакатос отнюдь не всегда поясняет этот сдвиг. Напротив, нападая на оппонентов, он полностью использует нашу склонность считать здравый смысл внутренне рациональным и употреблять слово "рационально" согласно его стандартам. Он обвиняет своих оппонентов в "иррациональности". Инстинктивно мы соглашаемся с ним, забывая о том, что его собственная методология не приводит к такой оценке и не дает для нее никаких оснований. См. также следующее примечание.
38. Используя ту психологическую власть, которую имело христианское вероисповедание над членами раннехристианской церкви и принимая антигностическую интерпретацию как "ее самоочевидное содержание" ({174}, с. 26), Иреней успешно разгромил гностическую ересь. Используя ту психологическую власть, которую имеет здравый смысл над философами науки и другими-защитниками обычаев, и выдавая консервативную интерпретацию своих стандартов за их самоочевидное содержание, Имре Лакатос почти убедил нас в рациональности своей законопорядочной философии и в содержательности своих стандартов: теперь, как и прежде, самые лучшие пропагандисты обитают в церквах и среди консервативных политиков.
39. О некоторых возражениях, которые обычно высказываются по этому поводу, см. приложение 3.
40. Лакатос И. История, с. 242.
41. Там же, с. 255.
42. Там же, с. 241.
43. См. это правило в "Истории", с. 242.
44. Там же, с. 257.
45. Литературу см. в прим. 32 и 33 моей статьи {130}, а также а прим. 6 и 9 гл. 5 настоящей книги.
46. См. краткий обзор на с. 139 и сл. {130}, а также гл. 6-12 настоящей книги.
47. Лакатос И. История, с. 243.
48. Борн М. {31}, с. 129 и сл.
49. См. прим. 5 и 17-19 гл. 5 настоящей книги.
50. Розенфельд Л. {219}, с. 44.
51. "Не будет ли... слишком большой дерзостью попытка навязать большинству современных наук некоторую априорную философию науки?.. Я думаю, будет (История, с. 263).
52. Там же, прим. 80 к с. 241.
53. Там же, с. 253.
54. Там же.
55. Там же.
56. Там же, с. 264.
57. Там же, с. 241.
58. См. выше, прим. 38.
59. Лакатос И. История, с. 264.
60. Там же, с. 263.
61. Там же, с. 241.
62. "Наоборот", по мнению Кеплера; см. Н. Герц {188} в литературу, указанную в этой работе.
63. Лакатос И. История, с. 241.
64. "До сего времени именно те научные стандарты, которыми научная элита "инстинктивно" руководствовалась в частных случаях, составляли главное – хотя и не единственное – мерило универсальных законов, предлагаемых философами" (Лакатос И. История, с. 263).
65. "Космология" здесь включает в себя историю, социологию, психологию и все иные факторы, способные повлиять на успех тех или иных процедур. "Закон" неравномерного развития, упоминаемый в гл. 12, также принадлежит "космологии" в этом смысле.
66. Лакатос И. История, с. 264.
67. Там же, прим. 132, с. 264; Фальсификация, с. 176.
68. Лакатос И. История, прим. 130, к с. 264.
69. Там же, прим. 132, к с. 264.
70. Там же, с. 264.
71. Там же, прим. 130, с. 264; "Фальсификация, с. 145: "Рациональная позиция лучше всего охарактеризована Ньютоном". Мы видим, насколько произволен выбор стандартов, при котором признается один Эйнштейн, а тесно сплоченная группа копенгагенской школы отметается прочь. Конечно, вся эта сложная механика базисных оценочных суждений, уравновешиваемых "здравым смыслом" и философскими принципами, оказывается излишней, если наперед известно, какие линии развития недопустимы.
72. Лакатос И. Фальсификация, с. 177.
73. Там же, с. 178.
74. Лакатос И. История, с. 241. Все методологические суждения Лакатоса опираются (если они вообще опираются на базисные утверждения, см. прим. 58 и сл. к настоящей главе) на базисные оценочные суждения и фиксированный закон именно этого периода, не учитывая базисных оценочных суждений тех научных школ, которые ему не нравятся. А когда базисные оценочные суждения не обнаруживают требуемого единства, они тотчас же заменяются стандартами попперианцев. Поэтому неудивительно, что в средних веках Лакатос не находит никаких следов "научного познания", так как в этот период мыслители действовали в совершенно иной манере. С точки зрения своих стандартов Лакатос не может сказать, что они действовали хуже, поэтому он просто скатывается к вульгарной идеологии нашего "научного" века. Большая часть исследователей египетской, вавилонской и древнегреческой астрономии поступает точно так же. Они проявляют интерес лишь к тем фрагментам древних концепций, которые согласуются с идеологией современной науки, и пренебрегают древними космологиями и теми целями, которые объединяли эти и другие фрагменты в выразительную и впечатляющую целостность. Поэтому мало удивительного в том, что результаты выглядят противоречивыми и "иррациональными". Единственное исключение представляет работа Б. ван дер Вардена {382}, в которой он пишет: "В этой книге мы рассматриваем историю вавилонской астрономии и ее взаимоотношения с религией и астрологией. Этот метод позволяет нам не отрывать астрономию от того культурно-исторического контекста, которому она принадлежала" (с. 7). См. также мою книгу {134}, в которой проанализированы некоторые детали перехода от мифа к философии. (Марксистский анализ указанного перехода см. в книге советского философа Ф. X. Кессиди "От мифа к логосу". М., "Мысль", 1972. – Прим. ред.)
75. Повторяю, что ссылаюсь здесь не на теории, содержащиеся в сочинениях Аристотеля, а на их разработку в области астрономии, психологии и т.д. и т.п. в позднем средневековье. Термин "аристотелианцы" представляет собой, конечно, упрощение и когда-нибудь должен быть заменен именами конкретных мыслителей. А пока мы можем использовать его для критики других упрощений, в частности "современной" науки "двух последних столетий".
76. С точки зрения стандартов Лакатоса это было сущей пропагандой. Осознание той роли, которую эти уловки сыграли в возникновении современной науки, делает наше отношение к ним более терпимым, поэтому мы называем их "рациональными".
77. Отношение между аристотелианцами и последователями Коперника несколько напоминает отношение между членами копенгагенской школы и сторонниками идеи скрытых параметров. Одни устанавливают базисные принципы, а затем дают чисто формальное истолкование обнаруживаемых фактов, другие же хотят предугадать сами базисные принципы и объяснить все существенные факты. Если принять во внимание трудности каждого из этих подходов, то первый метод представляется значительно более реалистичным.
78. Лакатос И. История, раздел I/E.
79. Этот факт не учитывается в статье Лакатоса и Захара "Превосходит ли Коперник Птолемея?", в которой принято, что методология, используемая при оценке теорий, 1) остается неизменной при переходе от Птолемея к Копернику и 2) заметным образом не отличается от методологии исследовательских программ. (Лакатос и Захар игнорируют также трудности динамики, которые обсуждались выше, в гл. 6 и 7. Добавление этих трудностей к описанной ими счастливой истории превращает ее в историю гнетущих ошибок.)
80. Об "эпистемологической иллюзии" см. гл. 15, текст к прим. 6 и 7. Цитата взята из "Истории" (с. 222).
81. Лакатос И. Фальсификация, с. 180; его же: История, разд. I/E.
82. Это выражение является, конечно, упрощением, поэтому ниже дано пояснение.
83. Это верно и для Поппера: "Он не только не пытался ответить, но даже и не ставил вопроса: "При каких условиях мы можем отказаться от нашего критерия демаркации?"" (Лакатос И. История, с. 240, подчеркнуто в оригинале). Но это не верно для Платона или Аристотеля, которые анализировали процесс познания и раскрывали его сложность; см. В.Виланд {390}, с. 76 и сл. (Вся суета попперианцев вокруг "оснований познания" здесь предвосхищена, и суть дела выражена в серьезных, простых аргументах и наблюдениях.) Однако для аристотелианцев позднего средневековья это справедливо.
84. Пример приведен в моей статье {128}.
85. В качестве примера см. отношение между философией Декарта и его физикой, между методологией Ньютона и его физикой, наконец, между философией Поппера и физикой Эйнштейна, как ее понимал сам Эйнштейн. Последний случай несколько затемняется тем фактом, что Поппер ссылается на Эйнштейна как на одного из своих вдохновителей и как на главный пример своего фальсификационизма. Вполне возможно, конечно, что Эйнштейн, который, по-видимому, склонялся к эпистемологическому оппортунизму (или цинизму, см. текст к прим. 6 введения), иногда вымазывался так, что его слова можно было истолковать как поддержку фальсификационястской эпистемологии. Однако его деятельность и основная масса сочинений говорят о другом; см. гл. 5.
86. См. также мое выступление на немецкой конференции по философии, Киль, октябрь 1972 г., напечатанное в "Трудах" конференции (Proceedings. Felix Mainer-Verlag, Hamburg).