В калитку входит С ало в.

С а л о в. Тьфу, судить надо за такое безобразие.

Майя. Слава богу, у нас в Советском Союзе за любовь не судят.

(Ушла с Василием за калитку.)

С а л о в (зовет). Матвевна, Сергевна!

Входят женщины.

Молодежь-то от костра сюда идет. На стол-то хоть клеенку

постелите, поставьте чего пожевать.

Сергеевна. Знамо.

Женщины накрывают стол клеенкой, ставят недорогие конфеты, печенье. Уходят. Салов хочет включить лампочку, которую вывинтил Василий, но лампочка не загорается.

С а л о в. Испортилась.

Входит Менандр Николаевич.

Менандр Николаевич (отдавая Салову бидон). Получай. Видал моторку-то. Хороша. (Показывая на бидон.) Тут семь вошло, я уж полный налил.

С а л о в (отдавая Менандру Николаевичу деньги). Это тебе трояк отНиколая на пол-литра.

Менандр Николаевич. Спасибочки. (Прячет деньги в карман.) Ну как, управляешься?

С а л о в. Вроде все нормально идет.

Менандр Николаевич. Один Женька теперь у тебя жереб­чиком бегать будет.

С а л о в. Молодой...

Менандр Николаевич. Точно... Да он в Москве и сам окру­тится, тебе только информацию подаст.

С а л о в. С парнем легче... Ты что долго-то?

Менандр Николаевич. Присел на горе, на лавочку у старого кладбища, да Волгой полюбовался. Текет, милая, с луной игра­ет. Тысячу бы лет на нее глядел без устали. Чем больше гляжу, тем сильней к ней тянет... Умирать буду — спросят: чего, Менандр, напоследок хочешь? Отвечу: на нее взглянуть... Ох, коротка жизнь человеческая!

С а л о в. Коротка...

Менандр Николаевич. Коротка-то уж ладно, да смысла в ней нет, Илья. Зачем живешь — непонятно.

С а л о в. Это, Менандр, наверно, и все так считают. Только вслух не говорят, потому — страшно.

Менандр Николаевич. Точно.

С а л о в. Только если бы был смысл, уж совсем бы глупость была.

Менандр Николаевич. То есть?

С а л о в. Вот, допустим, мне скажут: живешь ты затем, чтобы уле­теть на другую солнечную систему... Слыхал про другие-то галактики?

Менандр Николаевич. Так у меня телевизор...

С а л о в. Ну вот... А я обратно скажу: зачем?.. Да и не хочу на дру­гую, мне тут хорошо, на Волге... Что другое скажут — я опять: зачем?.. И ежели бы этот исходный смысл появился, вот тогда-то уж настоящая бессмысленность и была бы... А тут природа тебе тайну дает — вроде бы намекает про что-то... Говорит: «Живи, мол!» Ты ей: «Заче-ем?» А она тебе так только хитро глазом подмигивает: «Знаю, мол, зачем! На-адоть!..» Тайна —

она и обещает что-то, зовет, тянет. Жить-то и охота.

Из-под горы слышны смех и говор приближающейся молодежи.

Менандр Николаевич. Вон молодым-то все, поди, ясней ясного. Забот-то нет...

В калитку с шумом входят Нюра, Михаил, Клава, Рита, Николай, Василий, Майя, Оля, Женя, Тоня, парни и девушки.

С а л о в. Мишуха, лампочка, видать, перегорела.

Василий. Сейчас поглядим. (Влезает на стол, вывинчивает лам­почку.) Волосок стряхнулся.

Все усаживаются вокруг стола. С а л о в, который в это время уходит в дом, возвращается с блюдом, ставит его на стол.

С а л о в. Семянок вам пожарил, грызите.

Все берут семечки, лущат. Кто руками, кто зубами. Пауза. Только шум щелканья семечек. Кто-то ставит на стол патефон, заводит, проигрывает пластинку.

Н ю р а. Миша, принеси блюдца, а то весь двор заплюем. Николай. Михаил, не ходи, сегодня она тебе еще не хозяйка.

Михаил встает, идет в дом.

Тоня. Ох, Нюрочка, сидела в девках, сидела, зато самого видного

парня выхватила.

Первая девушка. Непьющий, главное. Мой Сенька всем бы

хорош, а напьется — скотина скотиной, рожа тряпкой висит. Вторая девушка. Ну, и не выходи за него.

Первая девушка. А где ты тверезого-то отыщешь? Все парни

пьют.

Третья девушка. Что парни! Уж и девки начали...

Первый парень. Женька, не слыхал в Москве — не собираются

указ издать, чтоб народ пить бросил?

Второй парень. Как пить дать! Первый парень. Проблема номер один.

Хохочут.

Третий парень. Нну, артист!..

Входит Михаил. Расставляет блюдца по столу. В них все бросают шелуху.

Второй парень. Петя, поставь-ка там пластиночку. Нюрочка, вызываю...

Нюра и парень танцуют.

Тоня. Ну, Нюра, счастье тебе прямо таланту прибавило.

Николай. Клавдия, если уж ты там в Ленинграде не совсем обынтел-лигентилась, давай! Раньше-то выхаживала.

Клава. Я уж забыла...

Нюра. Не тоскуй, Клавочка, не могу сегодня грустных видеть... Найдем мы тебе жениха — хорошего, нашего, заволжского...

Василий (тихо, Клавдии). Виду не показывай... Ну, пошла!.. (Взял гитару, подыгрывает.)

Клава танцует, стараясь быть как можно веселее. В это время Майя что-то поспешно шепчет на ухо Николаю. Николай подо­шел к Василию и вырвал у него гитару, остановил патефон. Музыка оборвалась. Пляска кончилась.

Николай (сдерживаясь). Будет на сегодня...

Нюра. Что ты, Коля, еще посидим часок.

Николай. Поздно... Клавдии вон за Волгу ехать надо. Паром скоро ходить перестанет.

Василий. Так вы ее на своей моторке докатите.

Николай. А я на моторке всех-то не вожу... (Михаилу.) Чего вскочил, Мишуха?.. Завтра работать с утра, по домам, товарищи, по домам!..

Р и т а. Что ты затеял, Николай?

Николай. Я, как старший брат, о свадьбе беспокоюсь. Чтобы лю­ди-то не усталые были, не сонные. А то выпьют по маленькой,

их и развезет — весело ли будет... До свидания, товарищи, до завтра... отдыхайте.

Н ю р а. Клавочка, завтра пораньше приходи...

Все расходятся.

Николай. Мишуха, останься, я с тобой за бензонасос не распла­тился.

Михаил. Да ни к чему это, Николай Ильич, пустяковое дело...

Николай. Пригодится тебе теперь в хозяйстве.

Михаил. Не возьму...

Василий. Пошли, Миша!

Николай. Не пойдет он... И ты подожди.

Майя. Счастливочко!

Николай. Задержись, Майя, на пять минут. А ты, Нюра, поди пока в дом.

Нюра. Что это у тебя вдруг секрет объявился?

Николай. Поди-поди... Сюрприз некоторый.

Нюра (смеясь). Что это уж выдумали... Рита, пойдем со мной.

Рита и Нюра уходят в дом.

Остались Николай, Майя, Василий, Михаил. Майя хочет

улизнуть.

Николай. Я просил, Майя!

Майя. Да что же вы делаете, Николай Ильич! Я же вам под страш­ным секретом выдала...

Василий. Вон оно что!..

Николай. А я таких секретов не люблю, Мухина...

Майя. Бросит меня теперь Вася, бросит! Он же запретил мне...

Николай. Не бросит. Не где-нибудь живет, чтобы безобразия раз­водить... найдем управу.

Василий. Вы уж страху на меня не нагоняйте...

Майя. Васенька!

Василий. Кот тебе теперь на крыше Васенька, туда полезай!

Майя. Николай Ильич!

Николай (Василию). Ты не выставляйся, Василий, и так уж боль­но на виду. Норму бы лучше давал, чем с девки на девку ска-

кать... Раньше по сто сорок, по сто шестьдесят бывало, а теперь еле сто тянешь. Сто-то пять с уговорами... Девки-то, видать, из тебя силы вытянули.

Василий. Девки?.. Девки, Николай Ильич, они, напротив, силы придают!.. Норму! Перевыполнял я на сто шестьдесят... было. А потом мне эти сто шестьдесят нормой сделали. Что это та­кое, а?..

Николай. Ладно, на эту тему мы с тобой побеседуем. Вон у тебя какой образ мыслей, Михаил!

Михаил. Что?

Николай. Правду Мухина сказала, будто ты Клавку Камаеву толь­ко что на этой лавке тискал?

Майя. Да не видела я ничего, не видела, пошутила!..

Михаил. Я?.. Т.,. т... т...

Николай. Ну, ну, разродись, косноязычный!.. Иди, Майя, теперь уж мне все ясно.

Майя. Вася!

Василий. Не произноси!..

Майя. За что же вы меня, Николай Ильич, предали?!

Николай. Серьезными словами бросаешься, Мухина. Иди...

Майя ушла.

Стыд-то есть?.. Ты же передовой, вожак до некоторой степени. По тебе, может, простой народ равняется — пример вроде. А ты что?.. Молчишь, молчун?.. Смотри! (Взял бидон с белилами, который стоял в стороне. Ходит по двору.) Честности в вас, молодых, мало, скромности... И нашел когда! В канун свадьбы... потерпеть не мог... Ох, еще работы с вами — невпроворот... Василия это на тебя влияние. Его повадки... (Василию.) Правду про тебя Мухина шепнула, что ты Михаилу свадьбу предлагал поломать?

Василий. Так ведь вы, Николай Ильич, в этом деле одну сторону видите.

Николай. Ты моей точке зрения оценку не давай, не спрашиваю... Ответь на вопрос: предлагал?

Василий. Вам как — правду говорить или посмеяться?

Николай. Предлагал?!

Василий. Ну, предлагал. А толку что?

Николай. Да-да... Мосты строим, Волгу в магистраль превращаем, дома, экскаваторы... а человеком мало занимаемся, мало... Да для такой образины, как ты, персональный дворец построй, всего дай ему вволю — и жратвы и ширпотреба,— все равно по всем углам пакостить будет... Все ему чего-то еще хочется, чего-то еще, чего-то еще!.. Строй с вами... (Василию.) После свадьбы чтобы ноги твоей не было в этом доме, слышишь?.. А тебе, Ми­хаил, вот что скажу... Не марай кодекс, ясно? Ты думаешь, его зачем по всем стенкам развешивают? Не телевизор мне тебе подарить надо было, а именно его в рамке, чтобы ты на самом видном месте его повесил... Словом, смотри! Выкинешь фокус, всю твою жизнь переломаю, да так, что до самой смерти вол­ком выть будешь. (Ушел в дом.)

Василий. Что молчишь?.. Вот они как доброту-то твою оборачива­ют, видел, а?.. (Замечает, что Михаил не может говорить.) Ну успокойся, не обращай ты на этого паразита внимания... Ну скажи что-нибудь...

Михаил молчит.

Ну, Мишуха...

Михаил (с трудом). Ч-ч-что?..

Василий. Слушай, поговори ты с Нюркой обо всем откровенно. Она вроде на других баб не похожа, может, поймет.

Михаил. Нельзя.

Василий. Да, напялил ты на себя свою честность и тащишь, как черепаха свою костяшку... Отложи хоть свадьбу-то, не руби под корень в такой-то ситуации.

Михаил. Как же я отложу?.. Как?

Василий. Заболей, что ли.

Михаил. Да нельзя же, нельзя!.. Ты что — уж ничего не сообра­жаешь, что ли!.. Должен я жениться на Нюре, завтра же дол­жен, завтра!.. Откладывай не откладывай...

Василий. Перед кем должен?

Михаил. Да перед всеми людьми должен, соображай... Перед Ню-

рой в первую очередь, перед самим собой... Что же я за человек буду, если откажусь от нее?

Василий. Что ты за человек будешь? Да уж хуже-то, чем сейчас есть, и не будешь!.. Порядочным выглядеть хочешь — вон ведь что в тебе сидит. А на самом деле ты подлец, да еще какой! Только в разные наряды разряженный... «Должен»! Этот милый твой долг — что он есть? Перед кем? Так, перед всякими там условностями. А главный-то долг у человека перед кем? Перед природой, вот что... И не честный ты человек, а выдуманный... выдуманный ты человек, точно... Ты вот тут обещался мне от­кровенно говорить. Ну и скажи.

Михаил. Что?

Василий. Любишь ты Клавдию?

Михаил. Да ведь знаешь, чего спрашиваешь.

Василий. Безумно?

Михаил молчит.

Теперь ответь: любишь ты Нюрку?

Михаил. Так ведь не в любви тут совсем дело...

Василий. Любишь ты Нюрку?

Михаил. Я уже говорил: другой ее любовью люблю...

Василий (зло). Всемирной, что ли, человеческой?..

Михаил (кричит). Да, да! Ведь человек же она!

Василий. Так человеческой-то любовью мы всех любить обязаны. Так и в библии записано. А Нюрку ты в жены берешь. Тут от тебя другая любовь требуется, особая. Ты со своей человеческой-то любовью и женился бы на всех девках, что без парней голод­ными рыщут... Да как же ты, не любя Нюрку, в жены ее берешь? Это как у вас, порядочных, называется? Честность?.. Миша, женишься ты на ней,— значит, всю свою жизнь под топор кла­дешь... уж захлопнется тогда за тобой все... и не жди ничего... А ведь таким, как я тебя сейчас с Клавдией видел, я раньше и не знал тебя. Ведь осветился ты весь... ведь и голос у тебя другой был и лицо... Ведь друг ты мне, Миша, а не так просто — знакомый человек... Давай за Волгу сейчас перемахнем, в го­род. Ты хоть поговори с Клавдией не по-воровски, спокойно.

Она, мне помнится, на улице Семашко живет.. Ее-то со своей честностью уж, как скотину какую, и в счет не считаешь. Ведь она не спит сейчас... ведь она о тебе думает, плачет, по­ди... Любит тебя.

Михаил. Не поеду я, не поеду! Незачем!.. Да и паром уже, поди, не ходит.

Василий. На лодке перемахнем.

На крыльце появляется Н ю р а.

Нюра (растерянно). Миша, что это там Николай сплетни про тебя

какие плетет?..

Голос Николая. Михаи-ил! Нюра. Правда это?..

Голос Николая. Михаи-ил!

Михаил. Я тебе, Нюра, все обещаю сказать... (Уходит в дом.) Нюра (бросаясь к Василию). Вася! Как же это? Ведь свадьба скоро...

Что же это выходит?.. Разве я что-нибудь сделала?! Обнимал он

ее тут? Обнимал?.. Ты мне все скажи... ты видел... знаешь...

Не хочет он идти, что ли? Да ведь он же говорил, обещал... Василий. Пойдет он, пойдет. Что ты как полоумная-то сделалась... Нюра. Пойдет?

Василий. Пойдет.

Нюра. Ну и все!.. Ну и хорошо!.. Это он так, поди, шутя обнимал,

баловался только, дурил... А Майе уже и показалось... Дура она

набитая... и пошла языком звонить... Противно как... Василий. Нюра!

Нюра. Что, Вася!

Василий. Я к тебе как к человеку обращаюсь. Нюра. Ну?..

Василий. Только ты спокойно меня слушай, собери мозги... Нюра. Ну?..

Василий. Если ты человек, Нюра, отпусти Михаила. Нюра. Куда?

Василий. Совсем отпусти. Сними с него обещание, освободи. Нюра. Чего?! Значит, в самом деле у него?! От тебя он этой заразе

переменчивой научился! Бабник ты, бык племенной, пакостник!

Василий. Меня кроши сколько угодно, ко мне не пристанет... Ты о Михаиле подумай, если уж на самом деле он тебе дорог. О жизни его... Что он видел? Счастья-то ведь настоящего каждый человек ждет. А что у него было? Ведь он сегодня вот тут, на этой лавочке, слезы лил... Понимаешь ли ты это, чтобы такой литой парень, как Мишка Заболотный, слезу выпустил... не удержал? Значит, уж боль-то сверх горла шла... Да когда его в детдоме распроклятая Софья Павловна при всех порола за то, что Степка лишнюю булочку сожрал, а она думала, что это Мишка, а потом в чулан заперла, где его чуть крысы не сожрали, — он и то рта не раскрыл... не то что слезы не вы­пустил. Только с тех пор заикаться стал, особенно когда при нем что несправедливое творят... А лет так около четырнадца­ти пермские парни — человек шесть — били его за то, что он от них какую-то девчонку защитил... один оборонялся. Кровь уж из него идет, губа рассажена, один глаз оплыл, из-за уха хлещет — какой-то паразит, видать, железяку ему туда воткнул... ты, поди, и шрама-то за ухом у него не замечала,— а он бьется с ними и молчит, молчит и бьется... Хорошо, я сам увидел, под­летел. Ох, и рвали же мы их вдвоем-то на куски!.. А уж когда мы на плотине работали, авария произошла, обвал случился...

Нюра. Что ты из меня жалость-то вытягиваешь! Что ты от меня хочешь-то?! Адвокат ты распроклятый!.. (Вдруг.) Я-то, думаешь, чурка осиновая, пень, табуретка кухонная? (Заревела.)

Василий подходит к Нюре.

Иди ты к черту, проклятый! На-ка, выкуси!.. Не отдам его, слы­шишь?! И не помышляй!.. Да я весь поселок подыму!.. И Ни­колай не позволит, и я сама!.. Нюрка добрая, Нюрка сделает!.. Не добрая я! К черту вас!.. Я вам позлее Ритки буду!.. Что сто­ишь, что зенки-то свои поганые вылупил?.. Уходи отсюда, к черту уходи!.. К чертовой матери!.. (Вдруг налетела на Василия и изо всех сил бьет его кулаками.)

Василий (отбежав к калитке). Осатанела... Да разве кто из вас о Мишке подумает... Все о себе, о себе каждый... Кулаки внут-

ренние!.. Ладно, крутите его, перевязывайте! Никто из вас не любит его, вот что! Зверюги!! (Ушел.)

На крыльце появилась Рита.

Н ю р а. Риточка! (Бросилась к ней.) Ведь на самом деле у них, на самом деле! Горит он там, Васька проклятый сказал, огнем горит... Нет уж, он пойдет, нет уж, не отдам его!.. Да что это на свете-то творится!.. (Плачет.)

Рита (обняв Нюру). Ну, отложи пока свадьбу на два-три дня... все за это время выяснится, уляжется...

Нюра. Как это — отложи?.. Еще чего!.. Да скорей бы эта ночь проклятая прошла, скорей бы уж мы расписались!

Рита. Нюрочка, а вдруг он на самом деле... Может, он в себе ту любовь таил, настоящую...

Нюра. Да мне-то что! Что мне до этого! Там она с каким-то парнем путалась — сорвалось, так сюда пожаловала, на худой конец моего Михаила подцепить захотела... Гадина она, тварь! Нет, уж не будет этого!.. И любит Михаил меня, любит. Три года со мной одной ходит... Что ему ее-то любить!.. Меня он любит. Я знаю! Меня!..

Рита. Ну посиди со мной тут, посиди иди...

Нюра подошла к Рите и села на лавочку. Рита обняла ее.

Пауза.

Пойдет он, ты, Нюра, не беспокойся. Нюра. Пойдет?

Рита. Пойдет.

Нюра. Васька-то мне тоже это сказал, слово в слово — пойдет... Рита. Ну и хорошо.

Нюра. Такой у меня праздник на душе был... Ох!..

Пауза.

Рита. Ты меня сегодня Юрой Кожиным попрекнула, помнишь?

Нюра. Не подумала я... нехорошо вышло.

Рита. Не он разлюбил меня, а я его оттолкнула, силой. В лицо ему плюнула, а он мне руки целовал и плакал. Уж только когда за Николая вышла, уехал.

Нюра. Зачем же ты так?

Рита. Помнишь, когда мы еще в школе учились, твой день рождения отмечали? Шестнадцать лет тебе исполнилось... завтра-то как раз десять лет тому будет... Проводил меня Юра до дому, и так мы с ним тогда хорошо у калитки стояли. Вот на этом моя настоящая-то жизнь и оборвалась.

Нюра. А что случилось?

Рита. Проводил он меня, ушел. Ведь и не целовались мы с ним еще... А я не пошла домой. Так мне хорошо было, так внутри пелось. Пошла я по-над Волгой-то к роще. Светать уж начало, розоветь. Вижу, Николай ваш на обрыве сидит. Я к нему по­дошла... Знала, что он в меня влюблен был, и от этого мне тоже гордо было. Он ведь уж тогда в техникуме на последнем курсе учился... особым мне, десятикласснице-то, казался — и взрослым и недосягаемым в чем-то... Ну, подошла я к нему. Мне от моей любви к Юре всех любить хотелось, всем верила и во все... не то что теперь... Обрадовался он, сильно обрадовался. Пошли мы по роще... А ведь мы тогда, на рождении-то на твоем, вино пили — портвейн да еще настойку смородиновую. Я тот день из минуты в минуту во всех подробностях помню... Тоже от глупой храбрости да от счастья много пила. Мне уж и без вина-то море по колено было — от одной уверенности в жизни... а от вина-то к рассвету совсем шальная стала... развезло, сама не своя... Как уж тогда все это вышло — не хочу говорить... Он-то, может быть, меньше виноват, хотя, дурак, старше меня был, мог бы соображать. Да ничего он не мог, животное эта­кое!.. Я одна виновата.. Мне все Юра веред глазами представ­лялся... Ну, а с утра-то, как проснулась, новая у меня жизнь началась... и по сегодняшний день идет... Юрка-то, бедный, понять не мог, что я на него кидаться стала и с Николаем хо­дить... А уж что у меня в душе творилось, как я себя душила и казнила... А потом выяснилось — беременная я... Николай-то ваш, как узнал, испугался. Трус он ужасный, жалкий даже…

В загс потянул, с перепугу-то... Он ведь меня не настоящей любовью любил, хотелось ему меня, ну и все... И сейчас он меня совсем не любит, боится только. Боится, что убить могу... Убить-то, конечно, не убью, но так мне его иногда отдубасить хочется... Я уж его раза два по морде съезживала... Терпит. После битья-то еще льстивее становится... Есть у него там ка­кая-то женщина... табельщица, кажется... А мне все равно. Так, пугаю его иногда, когда злоба душит. А так — все равно... На работе, конечно, забываюсь, дышу еще, да и то! У всех жизнь нормально идет, смех, дети как дети, мужья... Не могу переносить! Я и на свадьбу твою не потому идти не хотела, что Николай уезжает,— не едет он никуда, это я ему выдумала, чтоб не идти. А теперь приду.

Нюра. Будет свадьба-то? Будет?

Рита. Конечно.

Нюра. Так что же ты тут мне свое-то рассказываешь? Зачем? Мне уж сейчас твоего-то не надо, мне своего хватает...

Рита (грустно). Это я тебе мосточек кладу — через пропасть-то эту.

Нюра. Какой еще мосточек?

Рита. Будь осторожна, Нюра, в ложь не полети... Во лжи жить — все равно что в вонючей яме.

Нюра. Чего ж ты-то тогда от Николая не уходишь?

Рита. Сил нет. Вовремя не оторвешь — так и тянешь.

Нюра. Да ведь любит меня Михаил, любит!.. Что вы тут мне в уши-то жужжите...

Входит Николай.

Николай. Пойдем, Риточка!.. Анна, не переживай, плюнь.

Нюра. Вещи он сюда уже перевез.

Николай. Не нервничай, говорю. Пусть он и не пикнет. Я, может, завтра по такому случаю от командировки освобожусь, попрошу горком.

Рита. Да не ври ты, я уже сказала.

Николай (смеется). Жена!.. Это, знаешь, после партийного руко­водства вторая сила... Мы тебя в обиду не дадим. (Подходит к

сестре, целует ее.) Спи спокойно, полный порядок будет... Ри­точка, идем.

Рита (целуя Нюру). Приеду завтра.

Николай (зовет). Отец, мы отчаливаем!

С а л о в появился на крыльце.

Пока!

С а л о в. До свидания!

Рита. До свидания, Илья Григорьевич.

Рита и Николай ушли. Салов долго смотрит на дочь.

С а л о в. А я тебе к завтрему тоже подарок приготовил, шкатулочку на базаре купил... ловко сделана... Я поговорил там с Михаилом... он ничего... не обидит. А у мужчин это, Нюрок, бывает... заход вроде... на время... у некоторых.

На крыльцо вышел Михаил.

Мишуха, ты приходи завтра пораньше, лавку доделаем.

Михаил. Хорошо.

С а л о в. Ночь-то какая!.. Чистая!

Михаил. Да.

С а л о в. Пойду на дежурство... пора собираться. (Ушел в дом.)

Нюра (подбежав к Михаилу). Мишенька, уедем мы, забудешь ты эту проклятую... Ведь меня ты любишь, меня! Меня? Да?

Михаил. Тебя.

Нюра. Ну вот видишь, видишь!.. Все устроится... Я по завкомов­ским-то делам когда бегаю, мирю кого — вижу, устраивается... Сидоровы в прошлом году уж как рассорились, насмерть, ка­жется... Побежала я к нему сперва. Потом к ней... Потом опять к нему... Уж и сама думать стала, что ничего не получится... А ведь вышло... рады они теперь... радехоньки... вышло... Ми­шенька мой!.. Да неужели все на свете так переменчиво!.. (Обняла его, прильнула.)

Михаил (тоже обнял ее, как ребенка). Поженимся мы, Нюра, завтра, ведь я не отрекаюсь.

Нюра. Точно? Точно?

Михаил. Т-точно...

Н ю р а. Ну и хорошо, ну и спасибо тебе... Оставайся у нас ночевать.

Михаил. Я уж в общежитие... Ты не бойся, я не сбегу... человек ты

мой хороший! (Целует ее в голову.)

Н ю р а. Любишь ты ее, скажи? Любишь?

Михаил молчит.

Ну не буду, не буду... Ну и что? Пройдет все, вот увидишь, пройдет, забудется... Ну уходи!

Стоят молча.

Дай я тебя поцелую. (Целует Михаила долгим, жарким поце­луем.) Иди.

Михаил уходит. Хлопнула калитка. Нюра села на лавку. Из дома вышел С ало в. Он в ватнике, в руках узелок -— видимо, пища.

С а л о в. Ушел?

Нюра кивает головой. Салов идет к калитке.

Как Матвевна и Сергевна уйдут, запри калитку.

Нюра. Женьки еще нет.

Салов. Жди теперь! Через забор перелезет... Спать иди... постарай­ся... а то лицо мятое будет...

Салов ушел. Нюра неподвижно сидит на лавочке. Слышно, как идет колесный пароход, шлепая плицами по воде. Он дает короткие тревожные гудки.

Из дома выходят Матвеевна и Сергеевна.

Матвеевна. До завтра, Нюрок. Нюра. До свидания.

Матвеевна. С капустой пироги особливо хорошо удались. Да и все складно получается.

Снова тревожные гудки парохода.

Нюра. Что это как пароход-то раскричался...

Матвеевна. Лодку, поди, предупреждает. Безобразничают... Попе­рек едут — под самый нос режут... Спешат все... доспешатся... Будь здорова!

Нюра. До свидания.

Женщины ушли. Снова пароход дает короткие тревожные гудки.

Да не кричи ты, не кричи!.. Занавес