САН - РАФАЭЛЬ

ЛИЦА:

Горожане:

Рафаэль – молодой врач

Лючия – его жена

Жители Сан-Рафаэля:

Старый мексиканец с мачете

Семья индейцев (без слов)

Работники железно-дорожной станции

Мексиканские дети-торговцы

Раенали - беременная мексиканская девушка (упоминается)

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ:

Чиуауа, Мексика. Поселок близ железно-дорожной станции «Сан-Рафаэль» в окружении серых скал, поросших редкими соснами.

Старая железная дорога усыпана иссиня-черным щебнем и медной рудой. По обе стороны от нее на крутых склонах гор громоздятся маленькие домики: цветные бетонные коробки, в окнах нет стекол, вместо дверей - дырявые занавески. Над ними высится аккуратный двухэтажный отель Rayenali *, а рядом крохотный ресторан, большей похожий на гараж, с зарешеченными окнами, забитыми изнутри, и ржавой вывеской Sierra Bonita.**

* Rayenali – имя девушки

** Sierra Bonita – (исп.) «Красивые горы»

VIII. 2012 e.v.

***

Я спросил ангела мира, говоря: «Эти цепи-орудия, - для кого они приготовлены?» И он сказал мне: «Они приготовлены для отрядов Азазеля, чтобы взять их и бросить в преисподний ад: и челюсти их будут покрыты грубыми камнями, как повелел Господь духов. Михаил и Гавриил, Руфаил и Фануил схватят их в тот великий день суда и бросят в печь с пылающим огнем, дабы Господь духов отмстил им за неправду, - за то, что они покорились Сатане и прельстили живущих на земле.

[Книга Еноха]

***

Из отеля выходит молодой человек лет тридцати: одет в простой дорожный костюм, аккуратно подстрижен, усы его завиты по последней моде. Вслед за ним выбегает дама в ажурной широкополой шляпе, нарядном платье с пышными юбками, в лакированных туфлях.

ЛЮЧИЯ. Подожди, Рафаэль! Куда ты так торопишься...

Запуталась с своих юбках, оступилась и чуть не упала на ступени. Рафаэль поддерживает ее.

ЛЮЧИЯ. Я вообще не понимаю, зачем мы здесь? Это совсем не похоже на то, что я ожидала...

РАФАЭЛЬ. А на что это похоже? (помогает ей спуститься)Мы приехали в горы, Лючия. Что еще ты ожидала увидеть? Ответь, мне любопытно.

ЛЮЧИЯ. Но где эти горы, Рафаэль, где они?

РАФАЭЛЬ. Оглянись – они кругом.

ЛЮЧИЯ. Горы... (спешит за Рафаэлем, запуталась в юбках) Что ты подразумеваешь под горами? Здесь только лысые холмы, Рафаэль. Уродливо и не на что смотреть.

Лючия снова спотыкается, Рафаэль ловит ее за руку.

РАФАЭЛЬ. (смеется) Я всегда задавался вопросом: отчего это у тебя имя итальянское, Лючия? Ты совсем не похожа на итальянку.

ЛЮЧИЯ. Так же и я сейчас задаюсь вопросом: отчего мы ехали в горы, а приехали сюда. По-твоему, здесь красиво? Или я чего-то не замечаю...

РАФАЭЛЬ. Мы пойдем сейчас в горы, и ты всё увидишь. Обязательно увидишь, Лючия. Почувствуешь этот пьянящий запах свободы, который бывает только в горах. Идем же!

Уходит далеко вперед по железной дороге. Лючия медленно бредет следом, оглядывая бетонные коробки домов, отель и закрытый ресторан.

ЛЮЧИЯ. Здесь пахнет скукой. (поправляет тугой воротничек платья) Я задыхаюсь. (кричит вслед мужу) Я задыхаюсь здесь, Рафаэль, задыхаюсь!

Рафаэль уже далеко. Лючия оглядывается: к ней приближается старый мексиканец в пыльной соломенной шляпе. На ходу он режет картофелину огромным мачете.

СТАРЫЙ МЕКСИКАНЕЦ. Доброе утро, сеньорита. (жует сырую картофелину) Вы как здесь оказались?

ЛЮЧИЯ. Я иду в горы.

СТАРЫЙ МЕКСИКАНЕЦ. В горы? А револьвер у вас есть, сеньорита? Или мачете? (размахивает ножом в воздухе) Или вы голыми руками всех порвете? (смеется, жует картофелину)

ЛЮЧИЯ. Где здесь красивые горы, сеньор? Мы с мужем приехали смотреть на горы.

Лючия спешит следом за Рафаэлем, который ушел далеко вперед по железной дороге. Она поддерживает юбки, каблуки ее утопают в щебне. Старый мексиканец, быстро нагоняет ее.

СТАРЫЙ МЕКСИКАНЕЦ. Горы там, сеньорита.

С помощью мачете старик указывает вдаль: туда, где исчезает дорога. Он уходит вперед по рельсам, дожевывая картофелину, затем сворачивает на обочину и ловко взбирается по склону холма, придерживая пыльные спадающие штаны.

ЛЮЧИЯ. (ускоряет шаг, догоняет мужа) Горы, горы, мы идем в горы... Здесь только лысые холмы. Серые и уродливые, как твоя старая мачеха!

РАФАЭЛЬ. Лючия? Я думал, ты решила вернуться в отель. Но я рад, что ты идешь со мною в горы. Поблизости от Сан-Рафаэля самые прекрасные горы, Лючия, и мы скоро их увидим.

ЛЮЧИЯ. (хватается за сердце) У меня уже дух захватило от предвкушения.

Идут молча. Вскоре Лючия останавливается: каблук застрял между рельсами.

ЛЮЧИЯ. Подожди, Рафаэль. Не для гор мои туфельки. (пытается вытащить застрявшую туфлю, но та не поддается) Отчего бы нам не взять такси?

РАФАЭЛЬ. Такси в горы... Лючия, ну какое может быть такси? Разве ты не видишь: здесь только железная дорога. Помнишь, как долго мы ехали?

ЛЮЧИЯ. (в сторону) Помню, помню как вагон трясло, как мне тошно было...

РАФАЭЛЬ. (продолжает) ...как поднимались все выше и выше над уровнем моря, над этим скучным обыденным миром фальшивых огней, этими унылыми городами, изрезанными авто-магистралями, над каменными улицами и мостовыми, холодным светом электрических фонарей... Ты разве не смотрела в окно на горы? (улыбается) Десять часов пути, а за окном мелькали горы...

ЛЮЧИЯ. Да, они красиво мелькали за окном поезда. Но только за окном. Не могла же я все время смотреть – так и ослепнуть недолго. Здесь скучно до безумия, Рафаэль, давай вернемся.

РАФАЭЛЬ. (смеется, тянет ее за собой) Идем же, Лючия, идем!

ЛЮЧИЯ. (хромает следом) Странно, что мы не можем взять такси.

РАФАЭЛЬ. Я же сказал, здесь только железная дорога. Она протянулась с востока на запад, разрезая сьерру ровно посередине. Здесь только поезд, Лючия, только поезд.

ЛЮЧИЯ. А он не может нас подбросить до нужной горы?

РАФАЭЛЬ. Поезд не остановится по твоему хотению, Лючия.

Некоторое время идут молча.

ЛЮЧИЯ. Рафаэль. Долго еще идти? Я очень устала. Это не горы – безумие какое-то. Зачем мы сюда приехали?

РАФАЭЛЬ. Лючия, дорогая, поблизости от Сан-Рафаэля самая прекрасная сьерра.

ЛЮЧИЯ. Ах, Рафаэль, Святой Рафаэль... Уж не тщеславие ли привлекло тебя в эту сьерру, святой Рафаэль?

Рафаэль смеется, продолжает идти не оборачиваясь.

РАФАЭЛЬ. Лючия, иногда ты говоришь такие глупости...

ЛЮЧИЯ. Какие глупости, Рафаэль, какие? Я хочу знать, зачем мы здесь? Я имею право знать, почему мы в этих горах, когда на свете миллионы других. Рафаэль, святой Рафаэль... Ты правда приехал сюда смотреть на горы?

РАФАЭЛЬ. (останавливается, смотрит на Лючию) Тебе там понравится, я обещаю. Как хорошо, что ты надела шляпу, Лючия. В полдень солнце печет нещадно: она тебе пригодится.

ЛЮЧИЯ. Солнце? Какое еще солнце? Это же горы – там свежо!

РАФАЭЛЬ. Свежо по утру на лугу, а мы идем в горы.

ЛЮЧИЯ. А я, может быть, хочу на луг, где свежо. Зачем, Рафаэль, зачем мы идём в горы?

Рафаэль идет дальше по рельсам.

ЛЮЧИЯ. Какой-то жалкий захолустный городишко... Этот старик, что он делает? Неужели... Неужели он играет с ножом на глазах у деревенских детей?

РАФАЭЛЬ. Старик режет картофелину, чтобы ее съесть, Лючия.

ЛЮЧИЯ. Он очень, очень странный... Кажется, он только что показал мне язык. Смотри, смотри!.. он вытирает нож о свои пыльные брюки! Глазам не верю. Здесь слишком мерзко, я хочу убраться поскорее.

Рафаэль смеется, продолжает идти по железной дороге.

ЛЮЧИЯ. Эти рабочие... Что они делают? Пьют в такую рань?

На рельсах играют дети. Рядом на ступенях железно-дорожной станции сидят рабочие с пивом.

Деревенские дети оживились завидев путешественников, схватили свои лоточки с припасами и окружили парочку.

ДЕТИ. (кричат на перебой) Две коробочки леденцов за десять песо, сеньор! Десять песо, сеньор! Десять песо...

Рафаэль бросает им монетку, идет дальше.

ДЕТИ. (кричат на перебой, дергая Лючию за пышные юбки) Сеньора, две коробочки леденцов за десять песо! Возьмите, сеньора, за десять песо! Сигареты, сеньора, табак хотите? Десять песо! Купите, сеньора, купите!

ЛЮЧИЯ. (отбивается от детей шляпой) Рафаэль, спаси меня! Убери этих маленьких чертей, они с ума меня сведут...

РАФАЭЛЬ. (издалека) Брось им монетку, Лючия.

Лючия дает монетку одному мальчику: он протягивает пачку сигарет и убегает. Со всех сторон на нее наваливаются дети, предлагая леденцы, коробочки с печеньем и разные сладости.

ЛЮЧИЯ. (Рафаэлю) Что мне делать?! У меня больше нет денег!

РАФАЭЛЬ. Беги, Лючия, беги!

Лючия, отмахиваясь от детей широкополой шляпой, бежит следом за Рафаэлем. Дети некоторое время преследуют ее, кричат: «Десять песо сеньора! Возьмите две за десять! Десять песо, сеньора, всего десять песо...»

Лючия молча идет по рельсам следом за Рафаэлем, придерживая юбки. Щебень громко рассыпается под ногами.

На дороге сидят дети. Чумазые, в перепачканной одежде, они играют с камушками, громко смеются и дразнят друг друга. Завидев Лючию, замолкают, смотрят на нее с любопытством.

ЛЮЧИЯ. (вздрагивает) Что это с ними? Опять будут десять песо просить?

РАФАЭЛЬ. Похоже, они напуганы. Никогда не видели белой красоты.

ЛЮЧИЯ. Ты про меня?

РАФАЭЛЬ. А про кого же. Они впервые видят такую розу.

ЛЮЧИЯ. Мерзкие маленькие звереныши. Я боюсь их, Рафаэль. Посмотри им в глаза – это глаза дикой лошади...

Лючия на мгновение останавливается, смотрит на детей. Затем догоняет мужа, идет следом.

РАФАЭЛЬ. Лючия, ты умная женшина, надела шляпу. А я вот забыл, совсем забыл. Солнце меня опалит.

ЛЮЧИЯ. Солнце, солнце... Будет пожарче твоих объятий.

Идут молча.

ЛЮЧИЯ. Я устала. Сколько можно идти?..

РАФАЭЛЬ. Мы не прошли и километра. Оглянись: вон наш отель. Ты зря тратишь силы на разговоры. Идем же, идем! (смеется, тянет ее за собой) Нас ждут горы!

Лючия тяжело дышит, следует за мужем. Ее маленькие каблучки утопают в щебне.

РАФАЭЛЬ. Скоро, совсем скоро ты увидишь самую прекрасную сьерру на земле. Тебе понравится. У меня дух захватывает от одной мысли.

Идут молча. Позади играют чумазые дети, старик режет картофелину огромным мачете. Навстречу Рафаэлю и Лючии идут мексиканские рабочие: за плечами у них огромные мешки, ботинки побиты щебнем, сомбреро покрыты дорожной пылью, темные лица опалены солнцем. Они улыбаются, хором приветствуют парочку путешественников.

РАФАЭЛЬ. Доброе утро!

ЛЮЧИЯ. (спешит за мужем) Эти мужчины...Они так смотрят на меня. Я не чувствую себя здесь в безопасности. (оборачивается) Не спеши так, Рафаэль, я не поспеваю за тобой. У меня чувство, что все за мной наблюдают... Давай вернемся в отель. (вцепилась в его рукав) По дороге я встретила старика. Он спросил, есть ли у меня с собой револьвер. Наверное, здесь опасно, кругом одни убийцы... (тянет его обратно) Давай вернемся, умоляю!

РАФАЭЛЬ. Возвращайся, Лючия. Просто иди обратно по рельсам, пока не увидишь наш отель. Он в этом городе всего один, ты не заблудишься.

ЛЮЧИЯ. Не хочу я возвращаться одна! Там эта девушка...

РАФАЭЛЬ. Раенали?

ЛЮЧИЯ. Она уже на выносе, ее часто тошнит. Вдруг прихватит, а поблизости никого... Я не старуха-повитуха, чтоб роды принимать.

РАФАЭЛЬ. Думаю, с этим ты бы справилась.

Идут молча. Лючия спотыкается на каждом шагу, тяжело дышит.

Неподалеку от железной дороги протекает узкая горная речка. На берегу семья индейцев: женщина стирает белье в реке, мужчина сидит на большом валуне, держит на коленях сына, смеется, играет с ним.

Лючия завороженно смотрит, даже остановилась. В руках индейской женщины большой камень: она трет им белье, затем опрокидывает в воду.

ЛЮЧИЯ. Что она делает, Рафаэль? Платья свои стирает? Глазам своим не верю... Прямо там, в реке?

РАФАЭЛЬ. Представь, Лючия. Прямо в реке, прямо камнем и совсем без мыла.

Она не отвечает, идет следом за мужем, оглядывается на индейскую женщину. Семья заметила путешественников: Рафаэль кивнул в знак приветствия, они не отреагировали, молча смотрят вслед путешественникам.

ЛЮЧИЯ. Этот ее взгляд... Как она на меня посмотрела.

РАФАЭЛЬ. Как же?

ЛЮЧИЯ. С каким презрением... Будто хочет бросить в меня свой стиральный камень. Посмотри, посмотри ей в глаза, Рафаэль!

РАФАЭЛЬ. Хватит! Скорей всего твой любопытный взгляд ей не по нраву. Только не говори, что у них глаза диких ослов. Глаза как глаза, просто другого цвета.

ЛЮЧИЯ. Лошадей, Рафаэль, я говорила про диких лошадей. Ты совсем меня не слушаешь? Смотри, как у нее высохла кожа от солнечных лучей, как у запеченой утки...

РАФАЭЛЬ. Солнце здесь беспощадно. Хорошо, что ты надела шляпу.

ЛЮЧИЯ. (продолжает) ...а муж ее сидит на бережку, играется. Где это видано: жена стирает, а он бездельничает...

РАФАЭЛЬ. Для них это обычное дело. Не всем повезло родиться в уюте и тепле, развлекаться целыми днями, ходить на прогулки и светские вечера...

ЛЮЧИЯ. (перебивает его) По-твоему, лучше б я стирала при помощи валуна прямо в реке прямо вот этими нежными руками?

РАФАЭЛЬ. Хоть что-то бы сделала в своей жизни.

ЛЮЧИЯ. (останавливается, снимает шляпу, бросает ее в реку) Пусть лучше солнце меня испепелит! Всё жарче твоих объятий.

Идут молча. Лючия стонет на каждом шагу, наступая на горячие камни босыми ногами.

ЛЮЧИЯ. Меня раздражает этот звук.

РАФАЭЛЬ. Какой звук?

ЛЮЧИЯ. Моих печеных ног. Ходьбы, конечно! Звук шагов твоих... Зачем ты меня сюда притащил? Здесь скука смертная. И гор я никаких не вижу, и видеть не хочу. (останавливается, оглядывается) Может, их здесь вовсе и нет. Кругом одни только камни, рельсы и эти чумазые дикари.

РАФАЭЛЬ. Возвращайся в отель, Лючия. Ты вольна идти в любом направлении, зачем ты идешь за мной? Иди же, иди, я тебя к себе не привязывал. В отеле прохладно и уютно, выпьешь чашку кофе, это тебя ободрит. Сама найдешь дорогу, я верю в тебя.

ЛЮЧИЯ. Но... они там, эти люди. Проводи меня. Там эти местные: я им не нравлюсь... Мне кажется, они презирают белых. Я не хочу оставаться здесь одна, (в слезах, цепляется за рукав Рафаэля) даже в отеле я не чувствую себя в безопасности. Там слишком пусто...

РАФАЭЛЬ. Я иду в горы, Лючия, в горы. А куда идешь ты, решать тебе.

Лючия молча идет следом. Рафаэль сходит с рельс, взбирается по тропинке на гору.

ЛЮЧИЯ. Куда это ты, Рафаэль?

РАФАЭЛЬ. Следуй за мной и всё увидишь. (кричит издалека) Или убирайся к чертовой матери в свой отель!

ЛЮЧИЯ. Что?! (взбирается на склон вслед за ним и быстро его догоняет) Зачем мы здесь?

РАФАЭЛЬ. Посмотри на эти горы... Смотри, какие они красные! Ты когда-нибудь видела горы такого цвета?

ЛЮЧИЯ. Нет слов, загляденье... Посмотрел? Идем же скорей обратно, я устала и проголодалась.

РАФАЭЛЬ. Мы завтракали совсем недавно.

ЛЮЧИЯ. Недавно? Прошла уже целая вечность! Мы так долго шли по этой дороге... Я почти ничего не съела: утром у меня болела голова, а теперь... теперь я голодна. Я не собиралась лазить по горам и прыгать по рельсам, Рафаэль. Я думала, такси...

РАФАЭЛЬ. Всегда надо быть готовой к неожиданностям, Лючия.

ЛЮЧИЯ. Прости, Рафаэль, я была не готова к пятичасовой прогулке по этой чёртовой железной дороге, диким взглядам чумазых индейцев... Они так смотрят, будто хотят прикончить тебя прямо на месте. Они точно ненавидят белых женщин, эти дикари с запеченой кожей.

РАФАЭЛЬ. Мы для них всего лишь тени: сегодня есть, завтра нет. (идет дальше по склону, Лючия следует за ним с удивительным проворством) Эти дикари выглядят вполне дружелюбно. Дружелюбнее тебя, уж точно.

ЛЮЧИЯ. Рафаэль, как ты смеешь! Я ради тебя любуюсь этими валунами, умираю от тоски, жажды и голода, а ты... (рыдает, прикрывшись пышными юбками) Так груб со мной!

РАФАЭЛЬ. Мне жаль, Лючия... Присядь, отдохни. Мы не можем вернуться прямо сейчас: скоро полдень, слишком жарко, чтобы идти обратно. Вернемся на закате, когда станет прохладней.

ЛЮЧИЯ. (садится на красный валун и плачет) Зачем я здесь...

РАФАЭЛЬ. Посмотри на эти горы, как они прекрасны! Они как могучие воины, похожи на древних богов, посмотри! Там Ахиллес, а это Геркулес... А здесь сам Гефест, бог огня, подножие его коптит, черным черно...

ЛЮЧИЯ. Мне все равно, кого ты там разглядел. Хоть Парсифаля. Я умираю от жажды, Рафаэль. Сделай же что-нибудь, ты муж мне или кто? Принеси мне воды. (вернулась на железную дорогу, села на рельсы) Я голодна.

РАФАЭЛЬ. (смотрит на часы) Прошел всего час с тех пор, как мы покинули отель. Ты не умираешь, перестань. Как можно думать о еде в окружении такой красоты, Лючия. Оглянись!

ЛЮЧИЯ. Час утомительной ходьбы по железной дороге. Ты шел слишком быстро, за тобой не угнаться. И эти люди, эти дети, ты помнишь, они меня чуть не разорвали! Ты же сам всё видел.

РАФАЭЛЬ. Хочешь пить – в реке полно воды. Всё у твоих ног.

ЛЮЧИЯ. Река?! Там же инфекция... Та индейская женщина полоскает в ней белье. Я лучше от жажды издохну: ни за что не стану пить из этой реки.

РАФАЭЛЬ. Вода здесь кристально чистая. Но ты права: рек здесь больше нет, и, скорее всего, именно в этой они полоскают белье, чистят зубы, умываются, испражняются... Все в одной и той же реке, Лючия.

ЛЮЧИЯ. Перестань! (плюет в реку) От твоих слов еще хуже.

РАФАЭЛЬ. (смеется, спускается вниз по склону) Теперь река полна ядом.

Лючия идет следом, тихо стонет, одной рукой неловко придерживает юбки, другой – пыльные лакированные туфельки.

РАФАЭЛЬ. Брось эти туфли.

ЛЮЧИЯ. Как это брось?

РАФАЭЛЬ. Брось же их, Лючия, это всего лишь негодные туфли. Сейчас они тебе ни к чему.

ЛЮЧИЯ. Отчего же негодные? Я их помою, потом одену...

РАФАЭЛЬ. Что, сама помоешь?

ЛЮЧИЯ. Да, сама, в этой самой реке. Пить из нее не стану, а туфли помою, почему бы и нет.

Рафаэль насвистывает мелодию, бодро спускается вниз.

ЛЮЧИЯ. Горы, горы... Какое странное, богом забытое место. Зачем мы здесь?

Рафаэль насвистывает себе под нос.

ЛЮЧИЯ. (останавливается, смотрит вслед уходящему мужу, кричит) Зачем мы здесь, Рафаэль?

РАФАЭЛЬ. Знаешь, Лючия, индейцы нещадно бьют своих жен.. Девушки рано выходят замуж, их колотят с малых лет.

ЛЮЧИЯ. Чудовищно! Говорю же, они похожи на зверей. Вот отчего у них такой злобный вид.

РАФАЭЛЬ. Жизнь здесь сурова: накладывает отпечаток на эти горы, на лица людей...

Лючия молча идет следом.

РАФАЭЛЬ. Иногда мне кажется, что побои – единственный способ воспитания из женщины существа разумного.

Идут молча под палящим солнцем по склону горы.

РАФАЭЛЬ. Там внизу еще жарче. Чем ниже, тем жарче. Как я мог оставить шляпу в отеле... Я так торопился увидеть горы, что забыл про все на свете.

ЛЮЧИЯ. Жарче... По-твоему, здесь прохладно?

РАФАЭЛЬ. Пока терпимо, но скоро полдень. Кто знает, что будет в полдень... Быть может, мы все растаем.

ЛЮЧИЯ. Рафаэль! (смотрит ему вслед, остановилась, ожесточенно рвет на себе пышные юбки) Жарче... Жарче, еще жарче, любимый...

РАФАЭЛЬ. Лючия, отчего ты такая? (не оборачивается, смотрит вниз на долину) Я же не заставляю тебя стирать белье в реке, готовить пищу, даже в горы идти я тебя не заставлял: ты сама увязалась за мной.

ЛЮЧИЯ. Зачем мы здесь? Нашел ты своего Ахиллеса? Идем же обратно.

РАФАЭЛЬ. Зачем ты здесь, Лючия? Зачем ты шла за мной? Я тебя отговаривал, а ты все шла.

ЛЮЧИЯ. (спускается по крутому склону, поравнялась с Рафаэлем) Я всю дорогу задаюсь этим вопросом, Рафаэль. Зачем мы здесь, в этих горах?

РАФАЭЛЬ. А ты все идешь за мной Лючия... Зачем?

ЛЮЧИЯ. (продолжает) Из всех мест на земле, из всех сьерр, зачем ты выбрал эту? Ответь, Рафаэль!

РАФАЭЛЬ. Это всего лишь красная сьерра, почему на всё должна быть причина?

ЛЮЧИЯ. Я чего-то не понимаю.

РАФАЭЛЬ. И я не понимаю, Лючия, зачем ты шла за мной все это время, если не понимаешь меня...

ЛЮЧИЯ. Зачем? Ты муж мне, забыл?

РАФАЭЛЬ. Красиво, не правда ли? Дух захватывает.

Они стоят над обрывом. Рафаэль оглядывается на Лючию: она покраснела от солнца и покрылась испариной.

ЛЮЧИЯ. Великолепно, Рафаэль, здесь великолепно... Так красиво, я слов не нахожу. (пошатнулась) Кажется, у меня солнечный удар...

РАФАЭЛЬ. (протягивает ей руку) Давай, я помогу.

Лючия отстраняется, соскальзывает, катится вниз. Ее обвешанное юбками тело продолжает катиться вниз по склону, пока не исчезнет на дне каньона, поросшего серебряными соснами.

РАФАЭЛЬ. Тебе скучно, Лючия? Скучно тебе там, внизу? (идет дальше под лучами палящего солнца и повторяет) Зачем...Зачем...