ПОСЛАНИЕ

На следующее же утро Риччио отправился к Барбароссе передать тому ответ Короля воров. В точности, как поручил ему Сципио. — Значит, берется? Вот и хорошо, клиента моего это весьма обрадует. — Рыжая Борода расплылся в довольной улыбке. — Но вам придется набраться терпения. Передать ему известие совсем непросто. У него даже телефона нет.

Два последующих дня Риччио проделывал путь до лавки Барбароссы зазря, зато на третий у Барбароссы наконец-то было для них известие, которого они так ждали.

— Мой клиент хотел бы встретиться с вами в соборе, в соборе Святого Марка, — объяснял Барбаросса, стоя перед зеркалом и крохотными ножничками подравнивая свою бороду. — Их сиятельство любит поиграть в таинственность, но в делах с ним никогда не бывает затруднений. Он уже продал мне пару очень недурственных вещиц, и цену всегда назначал вполне божескую. Только не задавайте ему лишних вопросов, он этого терпеть не может, ясно?

— Сиятельство? — благоговейно переспросил Риччио. — Он что же, граф или что-то вроде того?

— Разумеется. Надеюсь, Король воров умеет вести себя подобающим образом? — Барбаросса с важным видом выдернул волосок у себя из носа. — Стоит вам увидеть господина графа, у вас не останется сомнений в благородстве его происхождения. Фамилию свою он мне до сих пор так и не назвал, но сдается мне, что он из рода Валларессо. Многих отпрысков этой знатной фамилии судьба не слишком-то баловала. Поговаривали даже о страшном проклятье. Так-то вот. — Рыжая Борода подошел еще ближе к зеркалу, пытаясь выдернуть какой-то особенно непокорный волосок. — Как бы там ни было, но они из тех знатных семейств — ты сам знаешь, все эти Корреры, Вендрамины, Контарини, Веньери, Лореданы, Барбариго и как их там еще, — которые вот уже много столетий вершат судьбами этого города, а наш брат так никогда и не узнает, что тут к чему. Верно ведь?

Риччио только почтительно кивнул. Все эти фамилии, которые так запросто слетали сейчас с уст Барбароссы, он, конечно же, слыхал и раньше, он знал дворцы и музеи, носившие эти знатные имена, однако людей, в честь которых они были названы, ему еще встречать не приходилось. Рыжая Борода снова отступил на шаг назад и с удовлетворением изучал свое отражение в зеркале.

— Так вот, как уже было сказано, обращайтесь к нему просто «ваше сиятельство», и он будет доволен. Уж Король-то воров наверняка сумеет найти с ним общий язык, в конце концов, ваш предводитель тоже любит окружать себя покровом таинственности. Впрочем, при его ремесле оно и нелишне. Верно?

Риччио снова кивнул. Он уже совсем извелся, дожидаясь, когда же толстяк снова перейдет к делу и на словах сообщит ему то, что он должен передать остальным. От нетерпения он уже переминался с ноги на ногу.

— А когда? Когда мы должны с ним встретиться в соборе? — спросил он, увидев, как Барбаросса снова подошел к зеркалу, принимаясь колдовать теперь над своими бровями.

— Завтра пополудни. В три. Граф будет ждать вас в первой исповедальне по левую руку. Только, чур, не опаздывать! Этот человек не просто точен, он сама пунктуальность.

— Заметано, — буркнул Риччио. — Три часа, исповедальня, не опаздывать. — И собрался уходить.

— Минуточку, минуточку, не торопись, голова ты ежовая! — Барбаросса нетерпеливым жестом снова подозвал Риччио к себе. — Передай Королю воров, что господин граф желает встретиться с ним лично. В сопровождающие он может взять себе кого угодно — хоть обезьян, хоть слонов или вот вас, мелюзгу. Но сам он должен явиться непременно. Прежде чем ввести его в курс дела, граф желает сперва на него взглянуть. В конце концов, — тут лицо его приобрело обиженное выражение, — он даже меня ни в какие подробности не стал посвящать.

Последнее соображение Риччио как раз нисколько не удивило, однако, когда он услышал, что граф желает лицезреть Короля воров, сердечко его тревожно забилось.

— Это… Это… — начал мямлить он. — Сцип… Королю воров это совсем не понравится.

— Что ж, — Барбаросса равнодушно пожал жирными плечами, — тогда он не получит заказа. Желаю здравствовать, малыш.

— И вам того же, — пробормотал Риччио, высовывая отвернувшемуся Барбароссе язык, и с неспокойным сердцем поплелся восвояси.