ДОМ СИНЬОРЫ СПАВЕНТО

Когда Риччио и Оса собрались уходить, чтобы, как и было условлено, встретиться со Сципио на Кампо Санта-Маргарита, Проспер вдруг решил к ним присоединиться.

Вот уже третий день он из дома не выходил — все Виктора боялся, и теперь его, понятное дело, тянуло на свежий воздух. Моска добровольно согласился остаться охранять арестанта, он чувствовал угрызения совести из-за того, что так бесславно проспал свою ночную караульную смену. А Бо заявил, что останется присматривать за несчастной одинокой черепахой, — на самом деле ему, вероятно, не очень-то хотелось тащиться на Кампо Санта-Маргарита пешком, путь туда был неблизкий.

— Хорошо, тогда последи заодно, чтобы твои котята не охотились за голубкой, — сказала Оса, наградив его на прощанье смачным поцелуем. — Голубка нам еще пригодится.

— Да знаю я, — буркнул Бо, а голубка София, гордо нахохлившаяся на спинке одного из кресел, словно в подтверждение слов Осы, немедленно посадила на сиденье этого кресла солидную белую кляксу.

Моска со вздохом пошел за тряпкой и принялся за уборку.

Путь до Кампо Санта-Маргарита и вправду был далекий. Площадь эта находилась в Дурсодуро, в южной части Венеции, по другую сторону Большого канала. Окаймлявшие площадь дома были, возможно, и не такие изящные и богатые, как на других площадях города, зато многие из них стояли здесь уже больше пяти столетий. Здесь было полно магазинчиков, маленьких кафе и ресторанов, каждое утро открывался рыбный рынок, а в центре площади стоял газетный киоск, словоохотливый владелец которого так много всего успел поведать Риччио об Иде Спавенто. Колокольню Святой Маргариты охранял каменный дракон, и Риччио утверждал, что к его ногам в древние времена тоже пригоняли быков и даже медведей, как и на Кампо Сан-Поло, на севере города.

Площадь, обычно весьма оживленная, сейчас, когда ребята на нее вышли, казалась будто вымершей. День был холодный, дождливый, слякотный, стулья и столики, расставленные прямо на улице перед кафе, сиротливо пустовали, и лишь несколько женщин прогуливались мимо них с детскими колясками. На скамейках под голыми деревьями уныло сидели старики и недовольно поглядывали на небо, которое сегодня напоминало серую простыню, натянутую над городом. Даже штукатурка домов казалась грязной и безжизненной, в этот хмурый, пасмурный день она не в силах была скрыть свой возраст.

Дом, куда им вскоре предстояло нанести непрошеный ночной визит, дом, чертеж которого тем временем не один только Моска уже знал наизусть и часто видел во сне, казалось, тоже тоскливо грезит о своих лучших славных временах. И по внешнему виду его старых, охряно-желтых стен никак нельзя было предположить, что за ними кроется сокровище, за которое кто-то готов выложить пять миллионов лир. О садике за домом, спрятавшемся в толчее домов, можно было догадаться, лишь заранее зная о его существовании. Попасть туда можно было, только пройдя в перекрытый аркой переулочек и обнаружив там неприметный вход, больше напоминавший черную щель между Каза Спавенто и соседним домом.

Риччио этот переулочек уже давно и тщательно обследовал вместе с Моской. Они уже и на стену взбирались, за которой сад находился, и разглядывали его пустые зимние клумбы и посыпанные галькой дорожки. А сегодня Риччио хотел еще раз туда пробраться, на сей раз вместе со Сципио. Но Сципио все не было. Время шло, а Риччио, Проспер и Оса все еще ждали у газетного киоска. К ним недоверчиво принюхивались собаки, мимо них опасливо прокрадывались кошки, жадно посматривая на жирных голубей, женщины с тяжеленными сумками брели по мокрой брусчатке, а Сципио все не показывался.

— Странно, — сказала Оса. Она переминалась с ноги на ногу, тщетно пытаясь согреться. — Так сильно он еще никогда не опаздывал, когда мы где-то договаривались встретиться.

— А зачем он вообще хотел тут с вами встретиться средь бела дня? — удивился Проспер. — Замки, что ли, при дневном свете хотел осматривать?

— Вот еще! Последняя разведка на месте или что-то в этом роде, — пробурчал Риччио. — Нам-то откуда знать? Кроме того, под этой стеной и днем-то мрачновато, нам с Моской пока что так ни разу никто и не встретился. Кстати, Сципио рассказывал вам, как он в Палаццо Фальер у женщины, которая спала, кольца с рук снял, а она так и не проснулась?

— Да знаем, знаем мы все истории Сципио, вместе и по отдельности, не хуже тебя. — Оса вздохнула, с тоской озираясь по сторонам. — Нет как нет. Что с ним случилось?

— Эй, смотри-ка! — Риччио схватил ее за руку. — Экономка с покупками идет!

Через площадь, грузно переваливаясь, шла толстая женщина, в одной руке поводок для трех собак, в другой две битком набитые сумки. Собаки тявкали на каждого, кто попадался на пути, и толстухе всякий раз приходилось их одергивать и оттаскивать.

— Ну и дела! — прошептал Риччио, с любопытством глядя ей вслед.

— Не нравятся мне эти шавки, — прошептала Оса. — Что, если они в доме будут, когда мы туда заберемся? Не такие уж они, кстати, и маленькие.

— Ну, с ними-то мы как-нибудь справимся. — Риччио сунул журнал, который он все это время листал, обратно на стойку киоска, пригладил свои ершистые волосы и подмигнул своим спутникам. — Ждите здесь!

— Что ты затеял? — всполошилась Оса. — Не делай глупостей!

Но Риччио, насвистывая, уже неспешно пересекал площадь. Казалось, все на свете его интересует, только не экономка синьоры Спавенто, которая с трудом поспевала за своими собаками.

— Прочь с дороги! — пропыхтела толстуха.

Но Риччио и не подумал отойти. Наоборот, когда экономка с ним поравнялась, он вдруг сделал шаг назад и настолько внезапно преградил ей путь, что уклониться она уже не успела. Риччио и толстуха столкнулись, тяжеленные сумки плюхнулись на мокрую мостовую, из них покатились яблоки и капустные кочаны, за которыми с тявканьем кинулись собаки.

— Господи, что это Ежик задумал? — шепнула Оса Просперу.

Риччио между тем опрометью кинулся подбирать кочаны, покуда синьора, чертыхаясь, пыталась собрать яблоки.

— Да ты что, очумел, что ли, под ноги людям кидаться! — донеслась до них ругань толстухи.

— Scusi! — извинялся Риччио, обнажая в улыбке едва ли не все свои гнилые зубы. — Я только ищу кабинет доктора Спавенто, зубного врача. Кажется, это в этом доме?

— Чушь! — отрезала толстуха. — Нету здесь никакого зубного врача. Хоть тебе и вправду давно к нему пора, причем срочно. Это дом синьоры Иды Спавенто, и она единственная, кто здесь живет. А теперь убирайся с дороги, покуда я в тебя кочаном не запустила.

— Я искренне сожалею, синьора. — И Риччио изобразил на лице столь неподдельное раскаяние, что даже Проспер и Оса, незаметно подошедшие тем временем поближе, почти готовы были ему поверить. — Помочь вам донести сумки?

— О-о, смотри-ка какой кавалер выискался! — Толстуха убрала со лба седую прядку и глянула на Риччио уже несколько благожелательнее. Но тут же подозрительно нахмурилась. — Постой-ка, уж не решил ли ты, пройдоха, на этом еще и подзаработать?

Риччио обиженно покачал головой:

— И в мыслях не было, синьора.

— Ну хорошо, тогда я принимаю твое предложение. — Экономка синьоры Спавенто протянула Риччио свои сумки и покрепче перехватила мясистой рукой поводок. — В конце концов, не так часто мне выпадает удача настоящего кавалера встретить.

Стараясь держаться на отдалении, Оса и Проспер последовали за ними. И своими глазами видели, как Риччио с торжествующей улыбкой оглянулся на них, прежде чем исчезнуть за порогом дома синьоры Спавенто.

Прошло довольно много времени, прежде чем он оттуда вышел. Словно маленький граф, он важно остановился в дверях, огляделся по сторонам и с наслаждением лизнул гигантский рожок мороженого, полученный в награду за тяжелую работу. Только после этого он притворил за собой дверь и радостно подбежал к Осе и Просперу.

— Никаких щеколд внутри! — Это было первое, что он им прошептал. — Даже второго замка нету. Не похоже, чтобы эта синьора Спавенто шибко боялась ограбления.

— Она сама тоже дома была? — спросил Проспер, бросая взгляд на балкон над входной дверью.

— Ее я не видел. — Риччио дал Осе лизнуть своего мороженого. — Но кухня в точности там, где на чертеже у нас нарисовано, я толстухе все пакеты туда отнес. Наверно, тогда и спальня там, где обозначено, — под крышей. Одно скажу: если эта синьора Ида Спавенто и вправду так рано спать ложится, то все дело будет куда проще, чем свечки из церкви таскать.

— Ты заранее-то особо не радуйся, — одернула его Оса, с тревогой поглядывая на окна чужого, дома, в стеклах которых свинцово отражалось небо.

— Погоди, я еще главного не сказал, — продолжал шептать Риччио. — Из кухни есть свой выход в сад! На чертеже это не нарисовано! Так вот — держитесь, чтобы не упасть — на этой двери вообще ни замка, ни щеколды! По-моему, эта синьора Спавенто и вправду слишком легкомысленна, вы не считаете?

— Ты все время про собак забываешь, — возразила Оса. — А вдруг это все-таки не толстухины собаки и твои сосиски им не понравятся?

— Да ладно, все собаки обожают сосиски, верно, Проп?

Проспер только кивнул и посмотрел на часы.

— Черт возьми, уже почти час, — пробормотал он с беспокойством. — А Сципио все нет. Как бы с ним чего не случилось.

Они подождали еще полчаса. После чего даже Риччио согласился, что Король воров сегодня не придет. С опечаленными физиономиями они отправились на квартиру их арестанта, чтобы покормить его одинокую, покинутую черепаху.

— Нет, я все-таки никак не пойму, — не успокаивался Риччио, когда они уже стояли перед подъездом Викторова дома. — Что с ним могло случиться?

— Ах, да ничего, наверно, не случилось, — ответила Оса, карабкаясь вместе с остальными по крутой лестнице, что вела к квартире Виктора. — Когда мы в обители встречаться договаривались, он ведь тоже очень часто опаздывал. — Но вид у нее был такой же обеспокоенный, как и у ее спутников.

Черепаха-муж, оказалось, и вправду уже совсем загрустил. Когда Проспер и Оса склонились над его коробкой, он даже не пожелал выглянуть из-под своего панциря, и только когда они протянули ему лист салата, он соблаговолил вытянуть к нему свою морщинистую шею.

Риччио делал вид, что он черепаху вообще не замечает. Он по-прежнему считал, что заботиться о домашнем животном арестанта — это дурацкая блажь, и больше ничего. Вместо этого он примерял перед зеркалом накладные усы из коллекции Виктора.

— Эй, погляди-ка, Проп, — крикнул он, нацепляя себе под нос моржовые усы, — не эти ли усищи на нем были, когда ты на него налетел?

— Может, и они, — отозвался Проспер, внимательно изучая письменный стол Виктора. Под крылатым львом, что служил пресс-папье, лежал фотоснимок обеих черепах, а возле пишущей машинки — несколько убористо исписанных страниц и надкусанное яблоко.

— А теперь на кого я похож? — спросил Риччио, оглаживая пышную, окладистую рыжую бороду.

— На лешего, — язвительно заметила Оса, снимая с полки один из детективов, которых у Виктора оказалось довольно много, и удобно устраиваясь на одном из стульев для посетителей. Проспер тем временем уселся в кресло Виктора и обыскивал ящики письменного стола. Ничего интересного: записочки, канцелярские скрепки, штемпельная подушечка, ножницы, ключи, почтовые открытки, три пакетика леденцов разного сорта.

— У него там, часом, сигарет нету? — поинтересовался Риччио, нацепляя на себя накладной нос.

— Он же не курит, только леденцы сосет, — ответил Проспер, задвигая ящики. — Вы нигде папок не видели? Должны же у него быть папки с делами…

— Да ладно, он потому только детективом стал, что страсть как переодеваться любит. И никаких таких папок с делами у него наверняка и в помине нет. — Риччио теперь наклеил себе кустистые брови, нахлобучил шляпу на свою щетину ежиком и постарался придать лицу важное выражение. — Ну, что скажете? Что, если я со временем таким вот стану, а?

— Но какие-то записи должен же он делать? Проспер обнаружил наконец скоросшиватели в единственном шкафу Виктора, когда вдруг зазвонил телефон. Оса даже головы не подняла.

— Пусть звонит, — пробормотала она. — Это уж точно не нам.

И они предоставили телефону трезвонить сколько угодно. Риччио перемерял все шляпы, кепки, бороды, усы и парики, фотографируя себя в самых разных обличьях, покуда в аппарате у Виктора не кончилась пленка, а Проспер тем временем сидел за письменным столом и изучал папки с делами Виктора. Через десять минут телефон зазвонил снова, как раз в ту секунду, когда Проспер в аккуратной прозрачной папочке обнаружил свою и Бо фотографию. Теперь он смотрел на нее как громом пораженный.

Оса оторвалась от книги.

— Что это?

— Всего лишь фотоснимок. Я и Бо. Мама нас снимала, надень рождения, когда мне одиннадцать исполнилось.

Снова затрезвонил телефон. Потом умолк.

Проспер все еще смотрел на фотографию. И, сам того не замечая, сжимал пальцы в кулак.

Оса потянулась к Просперу через весь стол и погладила его судорожно сжатую руку.

— А что хоть этот сыщик про вас написал? — спросила она.

Проспер сунул фотоснимок во внутренний карман куртки и придвинул Осе чудовищные каракули Виктора.

— Тут почти ничего не разобрать.

— Дай-ка взглянуть. — Оса отложила книгу и склонилась над письменным столом. — Смотри-ка, он тоже к твоей тетке особой симпатии не питает. По-моему, это ее он называет «Остроносая», а твоего дядю и вовсе «Комодом» окрестил. «Никакого интереса к старшему, — прочитала она. — Потому что он уже не похож на плюшевого мишку». — Оса улыбнулась Просперу. — Да уж, чего нет, того нет. А он совсем не глуп, этот сыщик.

В эту секунду опять зазвонил телефон.

— Бог ты мой, вот уж не думала, что у этого чудака столько клиентов. — Оса раздраженно схватила трубку. — Pronto! — прощебетала она, изменив голос. — Бюро Виктора Геца. Чем я могу вам помочь?

Риччио зажал рот рукой, чтобы не прыснуть, зато Проспер прислушивался к разговору с явной тревогой.

— Как, простите, ваша фамилия? — Тут Оса подала Просперу знак. — Хартлиб?

Проспер вздрогнул как от удара. А Оса тем временем нажала на панели аппарата какую-то кнопку, и голос Эстер заполнил собой кабинет Виктора. Говорила она по-итальянски, не очень быстро, но вполне сносно.

— … Уже несколько дней пытаюсь до господина Геца дозвониться. Он сказал, что уже напал на след мальчиков. Даже обещал мне прислать фото обоих, когда заснял их на площади Святого Марка… Оса бросила на Проспера испуганный взгляд.

— Мне об этом ничего не известно, — пролепетала она. — Возможно, м-м-м, возможно, это было какое-то недоразумение. Потому что вчера он обнаружил другой след. Совсем новый. Господин Гец теперь полагает, что мальчики уже не здесь, я имею в виду, не в Венеции. Алло, вы меня слышите?

На другом конце провода повисло зловещее молчание.

Ребята замерли, боясь пошелохнуться.

— Это, однако, очень интересно, — произнесла наконец Эстер скрипучим от недовольства голосом. — Но я хотела бы, чтобы господин Гец подтвердил мне эту информацию лично. Позовите его, пожалуйста, к телефону, и немедленно.

— Он, он… — Оса начала запинаться. — Его сейчас нет. Я только его секретарша. Он только что уехал по другому делу.

— Кто вы такая? — Эстер говорила теперь с неприкрытым раздражением. — Сколько мне известно, у господина Геца нет секретарши.

— То есть как это у него нет секретарши! — Голос Осы зазвенел неподдельным возмущением. — Что вы себе позволяете, черт возьми?! Господин Гец сказал бы вам то же самое, что и я, просто он сейчас в отъезде, по делам. Попробуйте перезвонить через неделю…

— А теперь, милочка, кто бы вы там ни были, послушайте, что я вам скажу. — Голос Эстер зазвучал еще резче и еще неприятнее, чем прежде. — Я уже оставила господину Гену сообщение на автоответчике, но думаю, не будет большой беды, если и вы ему передадите. Мой муж через два дня по делам службы снова будет в Венеции, так что я жду господина Геца во вторник в отеле «Зандвирт». А именно — ровно в три часа. Всего хорошего. — В трубке щелкнуло и раздались короткие гудки. Оса с удрученным лицом положила трубку.

— По-моему, не очень-то удачно у меня вышло, — пробормотала она.

— Нам надо смываться, — сказал Проспер, ставя папки, которые он просматривал, обратно на место.

Оса бросила на него встревоженный взгляд. Потом подбежала к книжному стеллажу Виктора и быстро сунула себе под свитер несколько книжек.

— Черт, вот было бы здорово, если бы хороший человек за кем-нибудь так гонялся! — Риччио в задумчивости опять пересчитывал языком дырки в зубах. — Какой-нибудь милый, к тому же богатенький дядя или дедушка, как в тех книжках, которые Оса нам все время читает.

— Эстер богатая, — проронил Проспер.

— Правда? — Риччио запихивал в рюкзак многочисленные усы Виктора. И накладной нос сунул туда же. — Так, может, ты ее спросишь, не захочет ли она меня взять вместо Бо? Я ведь не намного старше, и по части милого обхождения тоже многого не потребую. Ежели слишком часто колотить не будет…

— Колотить-то она не будет, — пробормотал Проспер, еще раз принимаясь обыскивать письменный стол. — Про какую же это фотографию она говорила? Вот черт, я же знал, что этот тип успел Бо щелкнуть, когда они голубей кормили. Риччио, возьми с собой фотоаппарат, может, пленка еще там.

Риччио невозмутимо водрузил фотокамеру себе на шею и напоследок еще раз подошел к зеркалу.

— Добрый день, синьора Эстер! — произнес он и, не раскрывая рта, чтобы не показывать свои щербатые зубы, улыбнулся слащавой улыбкой. — Не хотите ли стать моей новой мамой? Я слышал, вы детей не колотите и денег у вас полно.

— Даже не мечтай, Ежик, — сказала Оса, заглядывая в зеркало Риччио через плечо. — Тетушка Проспера хочет маленького хорошенького плюшевого мишку, а вовсе не ежика с испорченными зубами. Все, давайте-ка отсюда сматываться. А черепаху-мужа лучше всего взять с собой, иначе нам каждый день сюда бегать придется, пока этот сыщик у нас сидит.

— Может, Сципио тем временем в обители появился? — с надеждой предположил Риччио, когда они закрыли за собой дверь Викторовой квартиры.

— Может быть, — проронил Проспер. Но все трое не слишком-то в это верили.