ЕЩЕ ОДИН ГОНЕЦ

Самые бледные чернила лучше, чем самая лучшая память.

Китайская поговорка

Когда Фенолио вышел из ворот внутреннего двора, Змееглава и его латников уже и след простыл. «Отлично, – думал Фенолио. – Он будет кипеть от гнева всю долгую дорогу домой». Эта мысль вызвала у него улыбку. На внешнем дворе дожидалась кучка людей. Черные от сажи руки красноречиво свидетельствовали об их профессии, хотя они, наверное, долго отмывали их, прежде чем отправиться к своему герцогу. Похоже, здесь собралась вся улица кузнецов. Вы будете ковать слова, а я прикажу ковать мечи, много мечей! «Значит ли это, что Козимо уже начал приготовления к войне? Ну, тогда и мне пора браться за слова», – подумал Фенолио.

Когда он свернул на улицу сапожников, ему показалось, что кто-то идет за ним следом. Обернувшись, он увидел лишь нищего на одной ноге, с трудом проковылявшего мимо. Костыль у него на каждом шагу скользил в грязи, покрывавшей проход между домами, – смеси из свиного навоза, овощных очистков и луж вонючей жижи, которую люди выливали из окон. «Да, калек скоро прибавится, – думал Фенолио, подходя к дому Минервы. – Война – настоящая фабрика калек…» Откуда эта мысль? Он что, сомневается в благородных планах Козимо? Да нет же…

«Клянусь всеми буквами алфавита! По этой лестнице я точно не буду скучать, переселившись в замок! – думал он, с пыхтением подымаясь по крутым ступенькам в свою мансарду. – Надо только попросить Козимо, чтобы не селил меня в башне. А то в мастерскую Бальбулуса подниматься тоже ничуть не легче». «Ага, пара лишних ступенек для тебя трудноваты, зато на войну ты собрался на старости лет!» – насмешливо сказал тихий голос у него внутри, вечно высказывавшийся в самый неподходящий момент. Но Фенолио умел его не слушать.

Розенкварца на месте не оказалось. Наверное, он снова вылез через окно, чтобы поболтать со стеклянным человечком, жившим у писца напротив, в доме булочника. Феи, похоже, тоже все разлетелись. В комнате Фенолио было тихо, необычно тихо. Он вздохнул и присел на кровать. Сам не зная почему, он вспомнил своих внуков и тот шум и смех, которыми они наполняли его дом. «Ну и что теперь? – сердито спросил он себя. – Дети Минервы поднимают не меньше шума, и сколько раз уже ты прогонял их во двор, мечтая о тишине!»

На лестнице послышались шаги. Ну вот! Легки на помине! Он сейчас вовсе не расположен рассказывать истории. Ему нужно укладывать вещи, а потом осторожно сообщить Минерве, что ей придется подыскать другого жильца.

– Брысь! – крикнул он через дверь. – Идите погоняйте свиней во дворе или кур, а у Чернильного Шелкопряда нет для вас времени, потому что он переезжает в замок!

Дверь все же распахнулась, но за ней показались не две детские мордашки. На пороге стоял мужчина с пятнистым лицом и глазами слегка навыкате. Фенолио никогда его не видел, и все же посетитель показался ему странно знакомым. На нем были грязные кожаные штаны в заплатах и плащ, при взгляде на который сердце у Фенолио замерло. Он был серебристо-серым – цвет воинов Змееглава.

– Что такое? – резко спросил он, поднимаясь, но незнакомец был уже в комнате.

Он стоял, широко расставив ноги, с ухмылкой, портившей и без того некрасивое лицо. Однако по-настоящему Фенолио испугался, лишь увидев его спутника. Баста улыбался ему, как старому другу после долгой разлуки. Он тоже был одет в серые цвета Змееглава.

– Не повезло, опять не повезло! – сокрушался Баста, оглядывая комнату. – Девчонки здесь нет. А мы-то крались за тобой из замка, как две кошки, в надежде, что поймаем сразу двух птичек! И вот у нас в ловушке один уродливый старый ворон. Ну что ж, один лучше, чем никого. Нельзя требовать от удачи слишком многого, в конце концов, ты же оказался в замке в самый подходящий момент, чего еще желать? Я сразу узнал твою черепашью физиономию, а ты меня даже и не заметил, правда?

Действительно, не заметил. Не разглядывать же ему было каждого из солдат, сопровождавших Змееглава? «Будь ты поумнее, Фенолио, – сказал он себе, – ты бы именно это и сделал! Как ты мог забыть, что Баста вернулся? Разве то, что случилось с Мортимером, не должно было послужить тебе предупреждением?»

– Вот так сюрприз! Баста! Как это ты ускользнул от Призрака? – спросил он вслух и незаметно отступил на шаг назад, к кровати. После того как одному соседу перерезали во сне глотку, Фенолио положил себе под подушку нож, но не был уверен, что он все еще там лежит.

– Уж извини! Наверное, он меня просто не заметил в этой клетке, – промурлыкал Баста на свой кошачий манер. – Каприкорну повезло меньше, зато Мортола тоже пока жива, и она рассказала нашему другу Змееглаву о трех птичках, которых мы хотим изловить, об опасных колдунах, умеющих убивать при помощи букв. – Баста медленно подошел к Фенолио. – Как ты думаешь, кто эти три птички?

Его спутник пинком закрыл дверь.

– Мортола? – Фенолио пытался говорить насмешливым и высокомерным тоном, но голос его звучал, как карканье издыхающей вороны. – Разве не Мортола засадила тебя в клетку, чтобы скормить Призраку?

Баста пожал плечами и откинул серебристый плащ. Ну конечно, вот он, его нож. Новехонький, судя по виду, роскошнее, чем все, что были у него в другом мире, и, несомненно, такой же острый.

– Да, это было не очень хорошо с ее стороны, – сказал Баста, ласково проводя пальцем по рукоятке. – Но она искренне сожалеет об этом. Ну так что, знаешь ты, каких трех птичек мы ищем? Давай подскажу. Одной мы уже свернули шею, той, что громче всех пела.

Фенолио опустился на кровать – с неподвижным лицом, как ему хотелось думать.

– Ты, наверное, говоришь о Мортимере, – сказал он, медленно засовывая руку под подушку.

– Верно! – улыбнулся Баста. – Жаль, что ты не видел, как она его застрелила. Одним выстрелом в грудь, как ворон, которые клевали всходы на ее грядках.

От этого воспоминания его улыбка стала еще более злобной. О, Фенолио отлично знал, что творится в этом черном сердце! Ведь это он создал Басту, как и Козимо с его ангельской улыбкой. Баста всегда любил подробно описывать как свои, так и чужие злодейства.

Его спутник был, похоже, не столь разговорчив. Он со скучающим видом оглядывал комнату. Хорошо, что стеклянного человечка нет. Его так легко уничтожить.

– В тебя мы, пожалуй, стрелять не будем. – Баста подошел к Фенолио еще ближе. Лицо у него было настороженное, как у кошки на охоте. – Тебя мы, наверное, повесим, чтобы твой старый язык вывалился изо рта.

– Как остроумно! – сказал Фенолио, просовывая руку еще глубже под подушку. – Но ты ведь знаешь, чем это кончится. Ты тоже умрешь.

Улыбка мгновенно исчезла с лица Басты, как мышь, юркнувшая в нору.

– Ах да! – злобно прошипел он, невольно хватаясь за амулет на шее. – Я и забыл! Ты ведь воображаешь, что придумал меня. Ну а он? – Баста показал на своего спутника. – Его зовут Мясник. Его ты тоже придумал? Он ведь тоже когда-то работал на Каприкорна. Многие поджигатели носят теперь серебряные цвета Змея, хотя некоторые из нас считают, что с Каприкорном было веселее. Вся эта знать во Дворце Ночи… – Он презрительно сплюнул на пол. – Не случайно, конечно, у Змееглава на щите гадюка. Перед ним нужно ползать на брюхе, это ему любо, высокородному господину! Но нам-то что? Платит он хорошо. Правда, Мясник? – обратился Баста к своему спутнику, который так и не произнес ни слова. – Как ты думаешь, похоже по этому старику, что это он тебя выдумал?

Мясник скривил безобразную физиономию:

– Ну, если и так, то у него, черт побери, неплохо получилось!

– И правда! – рассмеялся Баста. – Вообще-то за одну рожу, которой он тебя наградил, его стоит пощекотать ножичком, а?

Мясник. Да, правда, его он тоже выдумал. Фенолио почувствовал поднимающуюся тошноту при мысли о том, за что он его так окрестил.

– Ну, говори, старик! – Баста нагнулся над ним так низко, что в лицо Фенолио ударил запах мяты. – Где девчонка? Если ты нам расскажешь, где она, мы тебя, может быть, и оставим еще ненадолго в живых и пошлем сперва малышку вслед за отцом. Она наверняка по нему скучает. Они ведь так любили друг друга. Ну, живее, где она? Выкладывай!

Он медленно вытянул из-за пояса нож. Лезвие у него было длинное, чуть изогнутое. Фенолио сглотнул, словно пытаясь загнать назад поднимающийся страх. Он продвинул руку еще дальше под подушку, но пальцы наткнулись лишь на кусок хлеба, который, наверное, засунул туда Розенкварц. «Тем лучше, – подумал он. – Что толку мне было бы от ножа? Баста проткнул бы меня раньше, чем я как следует ухвачусь за рукоятку, не говоря уж о Мяснике». Фенолио почувствовал, что на лбу у него выступает пот.

– Эй, Баста! Я знаю, ты любишь поговорить, но давай уже его забирать! – Голос у Мясника был хриплый, как у жаб, квакавших ночами на холмах. Ну конечно, так Фенолио его и описал – Мясник с жабьим голосом. – Допросить его мы еще успеем, а сейчас надо догонять остальных! – торопил он. – Кто знает, что этот мертвый принц еще затеет! А вдруг он решит не выпускать нас из своих треклятых ворот? Или пошлет нам вслед своих солдат? Остальные наверняка уже за много миль отсюда!

Баста вздохнул и с видом глубокого сожаления заткнул нож обратно за пояс.

– Ладно, ладно, ты прав, – буркнул он. – Такие дела надо делать не спеша. Допрос – это искусство, настоящее искусство.

Он грубо схватил Фенолио за локоть, поднял с кровати и толкнул к двери.

– Как в старые времена, правда? – прошипел он ему в ухо. – Я ведь однажды тащил тебя из твоего дома – помнишь? Веди себя так же хорошо, как тогда, и поживешь еще некоторое время. А когда мы пойдем мимо женщины, которая кормит свиней во дворе, скажи ей, что нас прислала за тобой твоя старая подруга, ясно?

Фенолио молча кивнул.

Минерва не поверит ни единому его слову, но, может быть, она сумеет позвать на помощь?

Баста уже взялся за ручку двери, когда на лестнице вновь раздались шаги. Старые деревянные ступеньки стонали и трещали. Дети. Господи ты боже мой. Но за дверью раздался не детский голосок:

– Чернильный Шелкопряд?

Баста бросил на Мясника встревоженный взгляд. Фенолио узнал голос: это был Небесный Плясун, бывший канатоходец, который нередко приносил ему вести от Черного Принца. Конечно, помочь он не сможет со своей негнущейся ногой! Но что за весть он принес? Может быть, Черный Принц узнал что-то о Мегги?

Баста кивком велел Мяснику встать слева от двери, а сам занял правую сторону. Потом дал знак Фенолио и снова вытащил из-за пояса нож.

Фенолио открыл дверь. Она была такая низкая, что ему приходилось всякий раз пригибаться, проходя в нее. Перед ним стоял Небесный Плясун, потирая колено.

– Проклятая лестница! – проворчал он. – Крутая и скользкая. Хорошо хоть ты дома и мне не придется карабкаться на нее снова.

Он осмотрелся, как будто у старого дома были уши, и полез в кожаную сумку, в которой проделало свой путь столько писем.

– Девушка, которая у тебя жила, шлет тебе это.

Он протянул Фенолио сложенный в несколько раз листок бумаги, похоже, вырванный из блокнота Мегги. Мегги терпеть не могла вырывать страницы из блокнотов, а уж тем более из этого, собственноручно переплетенного ее отцом. Значит, письмо очень важное – и сейчас Баста его отнимет.

– Ну, бери же! – Небесный Плясун нетерпеливо сунул листок ему под нос. – Знаешь, как я торопился его тебе доставить?

Фенолио неохотно взял листок, думая только об одном: письмо Мегги не должно попасть в руки Басты. Ни за что. Он так крепко зажал его в кулак, что ни краешка не было видно.

– Слушай, – тихо продолжал Небесный Плясун, – Змееглав послал своих людей захватить тайный лагерь. Сажерук…

Фенолио чуть заметно покачал головой.

– Отлично. Спасибо тебе большое, только у меня сейчас гости, – сказал он, пытаясь глазами объяснить Небесному Плясуну то, чего не мог сказать вслух. Он вращал ими направо и налево, указывая, как пальцами, туда, где за дверью ждали Баста и Мясник.

Небесный Плясун отступил на шаг.

– Беги! – проговорил Фенолио и одним прыжком выскочил за дверь.

Небесный Плясун чуть не слетел с лестницы, когда Фенолио протиснулся мимо него, но потом поковылял следом. Фенолио кубарем скатился по ступенькам. Он не оборачивался и, еще не добежав донизу, услышал у себя за спиной ругань Басты и жабий голос Мясника. Он слышал, как испуганно закричали дети во дворе, как откуда-то раздался голос Минервы, но в это время он уже несся между закутами и веревками, на которых сушилось у нее на дворе белье. Под ноги ему попалась свинья, он споткнулся, упал в грязь и, поднимаясь, увидел, что Небесный Плясун не успел за ним. Да и куда ему, с хромой-то ногой. Баста схватил его за воротник, а Мясник отталкивал Минерву, которая выскочила с граблями ему наперерез. Фенолио укрылся сперва за пустой бочкой, потом за свиным корытом и пополз на четвереньках к одному из закутов.

Деспина.

Девочка смотрела на него расширенными, ничего не понимающими глазами. Фенолио прижал палец к губам, пополз дальше и протиснулся между досками туда, где любили прятаться дети Минервы. Он с трудом там помещался, это было местечко не для стариков, толстеющих в бедрах. Дети забирались сюда, когда не хотели ложиться спать или делать какую-нибудь домашнюю работу. Свое тайное убежище они показали лишь Фенолио в знак дружбы, за особенно понравившуюся им историю о призраках.

Он услышал вскрик Небесного Плясуна, грубый ор Басты, плач Минервы. Фенолио уже хотел выползти из своего укрытия, но страх парализовал его. Да и что он мог сделать против ножа Басты и меча, висевшего на боку у Мясника? Он прислонился к доскам, слушая, как свинья, похрюкивая, копает рылом землю. Письмо Мегги расплывалось у него перед глазами, листок был весь запачкан грязью, по которой он полз, но буквы можно было кое-как разобрать.

– Я не знаю! – донесся до него крик Небесного Плясуна. – Не знаю, что она написала! Я не умею читать!

Храбрец Небесный Плясун. Скорее всего, он знал. Обычно он просил, чтобы содержание письма ему сообщали и на словах.

– Но где она, ты можешь мне сказать, правда? – Это был голос Басты. – Выкладывай. Она что, с Сажеруком? Я слышал, ты называл старику его имя!

– Не знаю!

Снова раздался крик, Минерва заплакала еще громче и стала звать на помощь, так что ее вопли эхом прокатились по тесной улочке.

«Люди Змееглава увели всех, моих родителей и комедиантов, – читал Фенолио. – Сажерук идет за ними… Мышиная мельница…»

Буквы поплыли у него перед глазами. Снова раздались крики. Он впился зубами в костяшки пальцев с такой силой, что пошла кровь.

«Напиши что-нибудь, Фенолио. Спаси их! Напиши…»

Ему казалось, что он слышит голос Мегги. Снова крик. Нет, не может он здесь отсиживаться. Он выполз наружу и выпрямился.

Баста все еще не выпускал Небесного Плясуна, прижав его к стене дома. Куртка старого канатоходца была вся разодрана и в крови, а перед ним стоял Мясник с ножом в руке. Где же Минерва? Ее нигде не было видно, а Деспина и Иво притаились за закутами и смотрели, что может сделать один человек другому. С улыбкой на губах.

– Баста! – Фенолио сделал шаг вперед. Всю свою ярость и страх он вложил в этот возглас и высоко поднял исписанный листок бумаги.

Баста обернулся с наигранным изумлением.

– Ах вот ты где! – воскликнул он. – Со свиньями! Так я и думал. Ну-ка неси сюда письмо, пока Мясник не покрошил твоего приятеля на куски.

– Нет уж, подходите за ним сами!

– Зачем? – Мясник рассмеялся. – Ты ведь можешь нам его прочитать!

Да, это он мог. Фенолио стоял и не знал, что делать. Почему ему не приходит в голову какая-нибудь отговорка, на которые он всегда был такой мастер? Лицо Небесного Плясуна, обращенное к нему, было искажено болью и страхом. И вдруг, словно не в силах больше ни секунды выдерживать страх, он вырвался и побежал к Фенолио. Бежал он быстро, несмотря на негнущуюся ногу, но нож Басты был быстрее, куда быстрее. Он пронзил спину Небесного Плясуна, как стрела Змееглава – грудку золотого пересмешника. Комедиант упал в грязь, а Фенолио стоял неподвижно и дрожал всем телом. Дрожь била его так сильно, что письмо Мегги выскользнуло из его пальцев и упало на землю. А Небесный Плясун лежал лицом в грязь и больше не шевелился. Деспина вышла из своего укрытия, как ни старался Иво ее там удержать, и уставилась огромными глазами на неподвижную фигуру у ног Фенолио. На дворе стало тихо, совсем тихо.

– Ну, читай же, писака!

Фенолио поднял голову. Перед ним стоял Баста с ножом в руке, тем самым ножом, что минуту назад торчал из спины Небесного Плясуна. Фенолио взглянул на кровь на блестящем лезвии и на письмо Мегги. В руке у Басты. Забыв обо всем, он сжал кулаки и ударил Басту в грудь, как будто не было ни ножа, ни Мясника рядом. Баста отступил на шаг с удивленным и рассерженным видом и упал, споткнувшись о ведро с сорняками, которые выполола со своих грядок Минерва. Отчаянно ругаясь, он поднялся на ноги.

– Бросай эти штуки, старик! – прошипел он. – Предупреждаю в последний раз. Читай!

Но Фенолио успел выхватить из грязной соломы перед свиным закутом навозные вилы Минервы.

– Убийцы! – прошептал он, направляя на Басту грубо выкованные зубцы. Куда пропал его голос? – Убийцы, убийцы! – повторял он все громче и ударил вилами прямо в грудь Басты, туда, где билось его черное сердце.

Баста отскочил с лицом, искаженным гневом.

– Мясник! – позвал он. – Мясник, иди сюда и отбери у него эту чертову вилку!

Но Мясник вышел на улицу перед домом и прислушивался, не выпуская из рук меча. Послышалось цоканье копыт.

– Нам нужно уходить, Баста! – крикнул он. – Сюда едут стражники Козимо!

Баста смерил Фенолио исполненным ненависти взглядом маленьких глаз.

– Мы еще увидимся, старик! – прошипел он. – Но в следующий раз ты будешь лежать передо мной в грязи, как он. – Баста небрежно переступил через неподвижное тело Небесного Плясуна. – А это, – сказал он, засовывая письмо Мегги за пояс, – прочтет мне Мортола. Кто бы мог подумать, что третья птичка собственноручно нам напишет, где ее найти? А Огнеглота мы получим в придачу бесплатно!

– Баста, да пойдем же! – Мясник нетерпеливо махал ему рукой.

– Иду, иду, что ты так волнуешься? Думаешь, они нас вздернут за то, что на свете стало одним комедиантом меньше? – спокойно ответил Баста, но все же пошел прочь от Фенолио, помахав ему напоследок.

Фенолио слышал голоса и лязг оружия, но, может быть, ему только казалось. Он опустился на колени рядом с Небесным Плясуном, осторожно перевернул его на спину и приложил ухо к его груди, как будто не видел ясно смерть на его лице. Он слышал, как дети подошли к нему. Деспина положила ему на плечо руку, узкую и легкую, как древесный листок.

– Он умер? – прошептала она.

– Ты же видишь, – сказал ее брат.

– Его теперь заберут Белые Женщины?

Фенолио покачал головой.

– Нет, он пойдет к ним сам, – тихо ответил он. – Ты же видишь, его здесь уже нет. Но они встретят его в своем Белом Дворце. Он выстроен из костей, но тем не менее очень красив. Там есть такой двор, засаженный пахучими цветами, и над ним протянут канат из лунного света, специально для небесных плясунов…

Слова приходили сами собой, красивые, утешительные слова, но были ли они правдой? Этого Фенолио не знал. Он никогда не интересовался тем, что ждет нас после смерти, ни в том, ни в этом мире. Может быть, только тишина, тишина без единого слова утешения.

На улицу, пошатываясь, вышла Минерва с кровавой царапиной на лбу. С ней был цирюльник из дома на углу и еще две женщины с бледными от страха лицами. Деспина бросилась к матери, а Иво остался стоять рядом с Фенолио.

– Ни один не захотел прийти на помощь! – рыдала Минерва, опускаясь на колени рядом с мертвецом. – Все испугались! Все!

– Небесный Плясун! – пробормотал цирюльник. Люди называли его костоправом, извлекателем камней, гадателем по моче, а если пациент у него умирал – ангелом-душителем. – Неделю назад он спрашивал меня, не знаю ли я средства от боли в колене.

Фенолио вспомнил, что видел этого цирюльника у Черного Принца. Рассказать ему, что за весть принес Небесный Плясун о тайном лагере? Можно ли ему доверять? Нет, лучше никому не доверять. Ничего и никому. У Змееглава много шпионов.

Фенолио поднялся. Никогда еще он не чувствовал себя таким старым, до того старым, что, казалось, еще один день ему уже не пережить. Мельница, о которой писала Мегги, где она, черт побери, находится? Название звучало знакомо… Ну конечно, ведь он сам описал ее в последней главе «Чернильного сердца». Мельник не любил Змееглава, хотя его мельница находилась совсем рядом с Дворцом Ночи, в темной долине к югу от Непроходимой Чащи.

– Минерва, – спросил он, – сколько ехать всаднику отсюда до Дворца Ночи?

– Не меньше двух дней, если он не хочет загнать коня, – тихо ответила Минерва.

Значит, через два дня или чуть меньше Баста узнает, что написано в письме Мегги. Если он действительно поскакал с этим письмом во Дворец Ночи. А куда еще? Читать Баста не умеет, значит, он повезет письмо Мортоле. А Сорока наверняка обосновалась в Замке Ночи. Стало быть, через два дня Мортола прочтет письмо Мегги и пошлет Басту на Мышиную мельницу. Где, может быть, дожидается Мегги… Фенолио тяжело вздохнул. Два дня. Может быть, за это время он успеет ее предупредить, но уж точно не успеет написать слова, на которые она надеется. Слова, которые спасут ее родителей.

Напиши что-нибудь, Фенолио. Напиши…

Как будто это так легко! Мегги, Козимо – все они требуют от него слов, но им легко говорить. Чтобы подыскать нужные слова, требуется время, а его-то у Фенолио и не было.

– Минерва, скажи Розенкварцу, что я ушел в замок. – Он вдруг почувствовал страшную усталость. – Скажи, что я приду за ним потом.

Минерва кивнула, гладя по голове Деспину, которая рыдала, уткнувшись лицом в ее юбку.

– Да, иди в замок! – сказала она хрипло. – Иди и скажи Козимо, чтобы он послал солдат вслед убийцам. Клянусь всем святым, я встану в первом ряду, когда их будут вешать!

– Вешать? О чем ты говоришь? – Цирюльник провел рукой по редеющим волосам и мрачно взглянул на мертвого. – Небесный Плясун был комедиантом. За убийство комедианта никого вешать не будут. За дичь, пристреленную в Чаще, и то наказывают строже.

Иво посмотрел на Фенолио, не веря своим ушам.

– Их не накажут?

Что он мог ответить? Нет. Басту и Мясника никто не накажет. Может быть, этим займется когда-нибудь Черный Принц или тот, кто надел маску Перепела, но Козимо не пошлет вдогонку убийцам ни одного солдата. Пестрый Народ был свободен, как птица, как по эту, так и по ту сторону Чащи. Никому не подвластен и никем не защищаем. «Но всадника Козимо мне даст, если я попрошу, – подумал Фенолио, – быстрого всадника, который помчится как ветер и предупредит Мегги о приходе Басты. А еще он передаст, что я ищу нужные слова». Напиши что-нибудь, Фенолио. Спаси их! Напиши что-нибудь, что освободит их и убьет Змееглава… Да, видит Бог, он это сделает. Он напишет пламенные песни для Козимо и нужные слова для Мегги. И тогда ее голос наконец приведет эту историю к хорошему концу.