ФЕЕСМЕРТНИК

И смотреть на все это издалека:

На мужчин и женщин, мужчин, мужчин, женщин

И детей, других и пестрых.

Райнер Мария Рильке. Детство

Сажерук сперва не хотел верить Фариду, когда тот стал рассказывать об увиденном и услышанном у Фенолио. Нет, даже этот старик не способен, наверное, на такое безумие – шутить со смертью. Но в тот же день женщины, покупавшие у Роксаны травы, принесли ту же новость: Козимо Прекрасный вернулся из царства мертвых.

– Женщины толкуют, что Белые Женщины так в него влюбились, что в конце концов отпустили назад, – рассказывала Роксана, – а мужчины говорят, что он просто прятался все это время от своей уродины-жены.

«Невероятные истории, – думал Сажерук, – но все же и вполовину не столь невероятные, как правда».

О Брианне женщины ничего не могли рассказать. Сажерук был недоволен, что она все еще в замке. Никто не знал, что может произойти там в ближайшее время. Говорили, что Свистун по-прежнему в Омбре с полдюжиной латников. Остальных Козимо выгнал за городские стены, и они дожидаются там своего господина. Потому что все говорили: Змееглав собирается лично прибыть в Омбру, чтобы взглянуть на восставшего из мертвых правителя. Так запросто он не примирится с тем, что Козимо снова отнял трон у его внука.

– Я сама сяду на лошадь и поеду взглянуть, как у нее дела, – сказала Роксана. – Тебя, наверное, даже во внешние ворота не пропустят. Но ты можешь пока сделать для меня кое-что другое.

Женщины пришли не просто купить трав и посплетничать о Козимо – они принесли заказ от Крапивы. Старуха была сейчас в Омбре из-за двух больных детей с улицы красильщиков. Ей нужен корень феесмертника – опасное лекарство, которое убивает не реже, чем излечивает. Какому бедняге понадобилось это крайнее средство, старуха не сказала.

– Для какого-нибудь раненого в тайном лагере, потому что Крапива хочет вернуться туда сегодня же вечером. И вот еще что… С ней пришел Небесный Плясун, говорит, что у него для тебя письмо, – сказали они Сажеруку.

– Письмо? Мне?

– Да. От какой-то женщины.

Роксана внимательно взглянула на него и пошла в дом за корнем.

– Ты пойдешь в Омбру? – Фарид вырос за спиной у Сажерука так внезапно, что тот вздрогнул.

– Да, а Роксана поскачет в замок, – сказал он. – Поэтому тебе придется остаться здесь и присмотреть за Йеханом.

– А за тобой кто присмотрит?

– За мной?

– Да.

Как мальчишка на него посмотрел – на него и на куницу!

– Чтобы ничего не случилось. – Фарид говорил тихо, и Сажерук с трудом разбирал слова. – Не случилось того, что сказано в книге.

– Ах вот ты о чем.

С какой тревогой этот чудак на него смотрит – как будто он того гляди упадет мертвым. Сажерук с трудом подавил улыбку, хотя речь шла о его смерти.

– Тебе Мегги об этом рассказала?

Фарид кивнул.

– Ну что ж. Забудь об этом, слышишь? Что написано, то написано. Может быть, оно сбудется, а может быть, и нет.

Но Фарид так отчаянно замотал головой, что черные волосы упали ему на лоб.

– Нет! – сказал он. – Оно не сбудется. Клянусь! Клянусь джиннами, которые воют по ночам в пустыне, и духами, пожирающими мертвецов, всем, чего я боюсь.

Сажерук задумчиво посмотрел на него.

– Ты просто сумасшедший, – сказал он. – Но твоя клятва мне нравится. Пожалуй, я оставлю Гвина здесь, а ты приглядишь, чтоб он не сбежал.

Гвину это не понравилось. Он укусил Сажерука за руку, когда тот сажал его на цепь, лязгал зубами, пытаясь ухватить за пальцы, и затявкал еще яростнее, когда Пролаза полез в рюкзак хозяина.

– Ты берешь с собой новую куницу, а старую сажаешь на цепь? – спросила Роксана, возвращаясь с корнем для Крапивы.

– Да. Мне сказали, что Гвин принесет мне несчастье.

– С каких пор ты веришь в такие вещи?

Да, с каких пор?

«С тех пор, как повстречался со стариком, утверждающим, что это он создал тебя и меня», – подумал Сажерук. Гвин все еще злобно фыркал. Сажерук никогда не видел куницу в такой ярости. Он молча отстегнул цепь от ошейника, не обращая внимания на испуганный взгляд Фарида.

Всю дорогу в Омбру Гвин сидел на плече у Фарида, словно желая показать Сажеруку, что он его еще не простил. А стоило Пролазе высунуть нос из рюкзака, Гвин оскаливал зубы и рычал так грозно, что Фарид зажимал ему пасть.

Виселицы перед городскими воротами стояли пустые, лишь два-три ворона сидели на перекладинах. Суд в Омбре пока вершила Уродина, как это было уже и при жизни Жирного Герцога, а она не любила отправлять людей на виселицу. Может быть, потому, что ребенком слишком часто видела болтающихся на веревке людей с синими языками и раздутыми лицами.

– Слушай, – сказал Сажерук Фариду, когда они остановились между виселиц. – Пока я отнесу Крапиве корень и заберу письмо у Небесного Плясуна, ты сходишь за Мегги. Мне нужно с ней поговорить.

Фарид кивнул, заливаясь краской. Сажерук насмешливо подмигнул ему.

– Что с тобой? Уж не случилось ли в тот вечер, когда ты был у нее, еще чего-нибудь, кроме возвращения Козимо из царства мертвых?

– Это тебя не касается! – пробормотал Фарид, краснея еще больше.

Какой-то крестьянин, отчаянно ругаясь, гнал нагруженную бочками телегу к городским воротам. Волы встали поперек дороги, и стража сердито дергала за поводья.

Сажерук воспользовался моментом и протиснулся с Фаридом мимо них.

– Мегги ты все-таки приведи, – сказал он, расставаясь с мальчиком за воротами. – Только не сбейся с дороги от большой любви.

Сажерук смотрел ему вслед, пока тот не исчез за домами. Неудивительно, что Роксана считает Фарида его сыном. Иногда ему казалось, что и его сердце того же мнения.