ЧИСТЫЕ ЛИСТЫ

Мы делаем вещи, которые не умирают,

Из тряпок – книги, живущие вечно.

Мы посылаем их печатать к здешним печатникам,

И они дают жизнь мертвой бумаге.

Михаэль Конгель. Поэма о белом искусстве

Когда в дверях камеры появилась Мортола, Мегги рассказывала Мо о празднике в замке Жирного Герцога, о Черном Принце и о том, как ловко Фарид жонглировал факелами. Снаружи загремели засовы, и вошла Мортола. По бокам ее стояли Баста и Свистун. Лицо Басты, на которое падал солнечный луч, казалось красным, как вареный омар.

– Надо же, какая идиллия! Дочь и отец снова вместе! – насмешливо сказала Мортола. – Поистине трогательно!

– Поскорее! – тихо предупредил ее через дверь стражник. – Если Змееглав узнает, что я пустил вас к ней, я три дня буду стоять у позорного столба!

– Ничего, постоишь, ты получил за это хорошие деньги, – откликнулась Мортола.

Баста со злобной улыбкой подошел к Мо.

– Ну что, Волшебный Язык? – промурлыкал он. – Не говорил я тебе разве, что вы еще нам попадетесь?

– По тебе похоже, что это ты попался недавно Сажеруку, – сказал Мо и быстро заслонил собой Мегги, когда Баста вместо ответа раскрыл свой нож.

– Баста, прекрати! – рявкнула Мортола. – У нас нет сейчас времени на твои игры.

Мегги вышла из-за спины Мо навстречу Мортоле. Она хотела показать старухе, что нисколько ее не боится (хотя это была, конечно, отважная ложь).

– Интересные листки ты прятала у себя под платьем, – тихо сказала Мортола. – Змееглава особенно заинтересовала та часть, где речь идет о трех особых словах. Ах, как мы побледнели! Да, голубка, Змееглав знает о твоих планах. И о том, что Мортола умнее, чем он думал. Но, к сожалению, он все равно хочет иметь книгу, которую ты ему обещала. Этот дурак и вправду поверил, будто вы можете запереть его смерть в книжный переплет. – Поморщившись от княжеской глупости, Сорока придвинулась к Мегги. – Да, он легковерный дурак, как все князья! – прошептала она. – Мы-то с тобой это знаем, верно? Ведь на твоих листках говорилось еще, что Козимо Прекрасный завоюет эту крепость и убьет Змееглава – с помощью книги, которую переплетет твой отец. Но теперь это уже не получится. Козимо мертв, на этот раз окончательно. Ага, испугалась, маленькая ведьма? – Костлявые пальцы больно ущипнули Мегги за щеку.

Мо хотел оттолкнуть руку Мортолы, но Баста выставил свой нож.

– Твой язычок потерял свою волшебную силу, детка, – сказала Сорока. – Слова остались словами. Книга, которую твой отец переплетет для Змееглава, останется лишь книгой с пустыми страницами. И когда наш серебряный князь это наконец поймет, ничто уже не спасет вас обоих от виселицы. И Мортола будет наконец отомщена.

– Оставь ее в покое, Мортола! – Мо взял Мегги за руку, не обращая внимания на нож Басты.

Мегги крепко держалась за руку отца, а в голове у нее вихрем проносились мысли: «Козимо погиб? Во второй раз? Что это значит? Ничего, – подумала она. – Это ничего не значит, Мегги. Потому что слова, которые должны были сохранить его от смерти, ты прочитать не успела!»

Мортола, похоже, заметила облегчение на ее лице, сорочьи глаза стали такими же узкими, как поджатые губы.

– Ах вот как, это тебя не пугает? Ты, может быть, думаешь, что я тебе лгу? Или ты сама веришь в книгу бессмертия? Знаешь что? – Сорока ткнула Мегги худым пальцем в плечо. – Это ведь книга, а ты, наверное, помнишь, и твой отец должен помнить, как поступал с книгами мой сын! Каприкорн никогда бы не сделал такой глупости – доверить свою жизнь книге, даже если бы ты пообещала ему за это бессмертие! И потом… три слова, которые туда якобы нельзя вписывать… я ведь теперь тоже их знаю…

– Что ты хочешь этим сказать, Мортола? – тихо спросил Мо. – Уж не мечтаешь ли ты посадить на трон Змееглава Басту? Или усесться на нем сама?

Сорока бросила быстрый взгляд на стражника у дверей, но он стоял к ним спиной, и она с застывшим лицом снова повернулась к Мо.

– Что бы я ни задумала, Волшебный Язык, – прошипела она, – ты до этого все равно не доживешь. Для тебя эта история закончилась. Почему он не в кандалах? – рявкнула она на Свистуна. – Он у нас вроде бы узник или как? Свяжи ему хоть руки на время пути.

Мегги хотела запротестовать, но Мо бросил на нее предостерегающий взгляд.

– Поверь, Волшебный Язык, – шепотом сказала Мортола, пока Свистун связывал ему руки за спиной. – Даже если Змееглав тебя отпустит, когда ты переплетешь книгу, далеко ты не уйдешь. Слово Мортолы надежнее слов поэта. Отведите их в старую спальню, – приказала она, подходя к двери. – И охраняйте хорошенько, пока они будут работать над книгой.

Старая спальня находилась в самой отдаленной части Дворца Ночи, далеко от парадных покоев Змееглава. Путь к ней вел по пыльным, заброшенным коридорам. Здесь не видно было серебра на дверях и колоннах, а в оконные проемы не были вставлены стекла.

Комната, дверь которой Свистун отворил перед Мо с насмешливым поклоном, похоже, давно пустовала. Розовый полог кровати был изъеден молью. На подоконниках стояли в кувшинах давно засохшие цветы. Толстый слой грязно-белой пыли покрывал эти букеты и стоявшие под окнами сундуки. Посреди комнаты был раскинут стол, длинная деревянная доска на козлах. За ним стоял человек, бледный, как бумага, с седыми волосами и пятнами чернил на пальцах. Мегги он едва удостоил взглядом, зато Мо рассматривал так долго, словно его просили составить отзыв об этом человеке.

– Это он и есть? – удивленно спросил незнакомец Свистуна. – По его виду не скажешь, что он хоть раз в жизни держал в руках книгу. Неужели этот узник может иметь хоть отдаленное представление о переплетном деле?

Мегги заметила, что Мо украдкой улыбнулся. Он молча подошел к столу и стал рассматривать разложенные на нем инструменты.

– Меня зовут Таддео. Я здешний библиотекарь, – раздраженно продолжал незнакомец. – Думаю, что ты не умеешь обращаться ни с одним из лежащих здесь предметов, но могу тебя заверить, что одна только бумага на этом столе стоит дороже, чем твоя жалкая разбойничья душонка. Тончайшая работа лучшей бумагопрядильни на тысячу верст в округе! Бумаги здесь хватит и на две с лишком книги по пятьсот листов. Хотя, конечно, настоящий переплетчик предпочел бы пергамент даже и такой бумаге.

Мо протянул Свистуну связанные руки.

– Об этом можно спорить, – сказал он, пока Среброносый с угрюмым видом перерезал его путы. – Ты должен радоваться, что я потребовал бумагу. Пергамент для такой книги стоил бы целое состояние, не говоря уж о том, что сотням козочек пришлось бы расстаться с жизнью. Что до твоей бумаги, она не так хороша, как ты утверждаешь. Зерно довольно грубое. Но если ничего лучше нет, можно обойтись и этой. Надеюсь, она хотя бы хорошо проклеена? Что до всего остального, – пальцы Мо привычным жестом скользнули по разложенным инструментам, – оно, похоже, действительно вполне пригодно для работы.

Ножи и фальцовочные косточки, пенька, нитки и иглы для сшивания тетрадей, камедь и горшок, в котором ее разогревают, буковое дерево для крышек переплета, кожа для обтяжки… Мо подержал каждый предмет в руках, как делал и у себя в мастерской, прежде чем приняться за работу. Потом оглянулся, ища чего-то.

– А где же тиски и уставка? И на чем я должен разогревать клей?

– Ты… все получишь еще до вечера, – растерянно ответил Таддео.

– Застежки хорошие, но мне все равно нужен напильник, а также кожа и пергамент для переплета.

– Конечно. Все, чего пожелаешь. – Библиотекарь угодливо кивал, а на его бледном лице появилась изумленная улыбка.

– Хорошо. – Мо оперся на стол обеими руками. – Извини, но я еще нетвердо держусь на ногах. Будем надеяться, что кожа попадется более гладкая, чем бумага, а что до камеди, – он взял тигель в руки и понюхал содержимое, – что ж, там будет видно, достаточно ли она хороша. Принеси мне еще клейстер. Камедь я возьму только для переплета. Уж больно ее любят книжные черви.

Мегги наслаждалась изумленными лицами присутствовавших. Даже Свистун ошарашенно смотрел на Мо. Только Баста оставался спокоен. Он-то знал, что привел к библиотекарю переплетчика, а не разбойника.

– Моему отцу нужен стул. – Мегги требовательно взглянула на библиотекаря. – Разве вы не видите, что он ранен? Что же ему, работать стоя?

– Стоя? Нет… нет, конечно! Ни в коем случае. Я сейчас же прикажу принести стул со спинкой, – растерянно пробормотал библиотекарь, по-прежнему не сводя глаз с Мо. – Вы… м-м… Для разбойника вы удивительно много знаете о переплетном мастерстве.

Мо улыбнулся ему.

– Да, вы не находите? – сказал он. – Может быть, разбойник раньше был переплетчиком? Говорят, среди этих беззаконников встречаются самые различные профессии: крестьяне, сапожники, цирюльники, комедианты…

– Не важно, кем он был раньше, – вмешался Свистун. – Важно, что он убийца, так что не поддавайся на его сладкие речи, ты, книжный червь. Он убивает людей, не моргнув глазом. Спроси Басту, если мне не веришь.

– Да, это правда! – Баста потер обожженное лицо. – Он опаснее, чем целое змеиное гнездо. И дочка его не лучше. Надеюсь, эти ножи не наведут тебя на глупые мысли, – повернулся он к Мо. – Стражники будут постоянно пересчитывать их и за каждый пропавший отрезать твоей дочери по пальцу. И то же самое они сделают за любую глупость, которую ты предпримешь. Понял?

Мо ничего ему не ответил, но посмотрел на ножи, словно собираясь пересчитать их на всякий случай.

– Да принесите же наконец стул! – нетерпеливо сказала Мегги библиотекарю, видя, что Мо снова оперся о стол.

– Да-да, сию же минуту! – Таддео с готовностью бросился к двери.

Свистун злобно хмыкнул:

– Вы только послушайте эту маленькую ведьму! Командует тут, словно княжеская дочка! Впрочем, ничего удивительного, ведь она выдает себя за дочь человека, способного запереть смерть между досками переплета! Ты как, Баста? Веришь в то, что она рассказывает?

Баста схватился за висевший у него на шее амулет. Это была уже не кроличья лапка, какую он носил на службе у Каприкорна, а кость, подозрительно напоминавшая человеческий палец.

– Кто знает? – пробормотал он.

– Да, кто знает? – повторил Мо, не оборачиваясь к ним. – Во всяком случае, я умею призывать смерть, правда, Баста? И Мегги это тоже умеет.

Свистун быстро взглянул на Басту.

У того обожженная кожа пошла белыми пятнами.

– Я знаю только одно, – буркнул он, не отнимая руки от амулета, – что тебе, Волшебный Язык, давно бы уже пора лежать в могиле. И что Змееглаву лучше бы слушать Мортолу, чем твою ведьму-дочку. Он ест у нее из рук, наш серебряный князь. Поддался на россказни какой-то девчонки.

Свистун напрягся, готовый к броску, как змея на гербе его хозяина.

– Поддался? – спросил он своим странным сдавленным голосом. Он был на голову выше Басты. – Змееглав никому не поддается. Это великий князь, величайший из живущих. Огненный Лис иногда забывает об этом, как и Мортола. Не советую тебе делать ту же ошибку, Баста. А теперь уходи! Змееглав приказал, чтобы никто из бывших людей Каприкорна не оставался охранять эту комнату. Может быть, это означает, что он вам не совсем доверяет?

Голос Басты перешел в шипение.

– А сам ты разве не из бывших людей Каприкорна, а, Свистун? – произнес он сквозь зубы. – Без него ты был бы ничем.

– Вот как? А этот нос ты видел? – Свистун провел пальцем по своему серебряному носу. – У меня раньше была тут такая же обыкновенная блямба, как у тебя. Лишиться ее было больно, но Змееглав велел изготовить мне кое-что получше, и с тех пор я пою не для пьяных поджигателей, а только для него одного – настоящего князя, чей род древнее башен этого города. Если ты не хочешь служить ему, возвращайся в крепость Каприкорна. Может быть, его дух еще бродит там по пепелищу, только ты ведь боишься духов, а, Баста?

Они стояли так близко друг к другу, что и лезвие ножа Басты не протиснулось бы между ними.

– Да, я их боюсь, – прошипел он. – Но я хоть не стою по ночам на коленях, скуля от страха, что меня заберут Белые Женщины, как твой новый благородный хозяин.

Свистун ударил его по щеке с такой силой, что Баста ударился головой о притолоку. Красная струйка потекла по его пылающей щеке. Он утер ее тыльной стороной ладони.

– Берегись темных коридоров, Свистун! – прошептал он. – Носа у тебя уже нет, но что-нибудь отрезать найдется.

Когда библиотекарь вернулся со стулом, Басты уже не было. Свистун тоже отправился восвояси, предварительно поставив у дверей двух стражников.

– Никого не впускать и никого не выпускать, кроме библиотекаря! – донесся до Мегги его грубый голос. – И постоянно проверять, чем занят Перепел.

Таддео смущенно улыбнулся Мо, словно извиняясь за солдат у двери.

– Простите, – сказал он тихо, пододвигая ему стул, – но у меня есть несколько книг, на которых появились странные повреждения. Не могли бы вы взглянуть на них?

Мегги подавила улыбку, однако Мо держался так, будто ему задали самый естественный вопрос на свете.

– Конечно, – ответил он.

Таддео кивнул и взглянул на дверь, перед которой с угрюмым видом ходил взад-вперед один из часовых.

– Мортола не должна ничего об этом знать, так что я вернусь с ними, когда стемнеет, – шепнул он Мо. – К счастью, она рано ложится спать. В этом дворце хранятся великолепные книги, но, к сожалению, нет никого, кто мог бы их оценить. Раньше было иначе, но о том, что было раньше, пора забыть. Я слышал, что и в замке Жирного Герцога дела обстоят в последнее время не лучше, но там хоть есть Бальбулус. Мы все очень огорчились, когда Змееглав отдал дочери в приданое лучшего нашего миниатюриста. С тех пор мне позволено держать только двух переписчиков и одного более чем посредственного художника. Списки мне разрешено заказывать только с тех рукописей, в которых говорится о предках Змееглава, о добыче и обработке серебра или о военном искусстве. Прошлой зимой, когда не хватало топлива, Огненный Лис даже топил малый зал не худшими экземплярами моего собрания. – На печальные глаза Таддео навернулись слезы.

– Приносите книги, когда пожелаете, – сказал Мо.

Старый библиотекарь утер глаза полой темно-синего халата.

– Да! – пробормотал он. – Непременно! Спасибо вам!

И он ушел, а Мо со вздохом опустился на принесенный стул.

– Ну что ж, – сказал он, – приступим к работе. Книга, защищающая от смерти, – какая мысль! Жаль только, что она предназначается для этого мясника. Тебе придется мне помогать, Мегги, фальцевать, брошюровать и зажимать тисками…

Она молча кивнула. Конечно, она будет помогать. Это всегда было одним из ее любимых занятий.

Какое знакомое чувство – смотреть на Мо за работой: как он складывает бумагу, фальцует, разрезает и сшивает в тетради. Он работал медленнее, чем обычно, и то и дело прикладывал руку к груди, к тому месту, куда его ранила Мортола. И все же Мегги чувствовала, что ему приятно выполнять привычные движения, хотя некоторые инструменты, конечно, отличались от тех, которыми он привык работать. Но приемы были все те же, неизменные на протяжении веков как в этом, так и в другом мире…

Спустя всего несколько часов старая спальня стала им странно родной, как будто это было убежище, а не новая тюрьма. Когда за окном начало смеркаться, пришли библиотекарь со слугой и принесли масляные лампы. В их теплом свете пыльная комната стала вдруг казаться обжитой и почти уютной.

– Давно в этой комнате не зажигали ламп! – сказал Таддео, ставя две из них на стол Мо.

– А кто последним жил в этой комнате?

– Наша первая госпожа, – ответил Таддео. – Ее дочь вышла потом замуж за сына Жирного Герцога. Интересно, знает Виоланта, что Козимо снова погиб?

Он печальным взглядом уставился за окно. Оттуда задувал влажный ветер, и Мо прижал бумагу куском дерева.

– Виоланта появилась на свет с родимым пятном, уродовавшим ее лицо, – продолжал библиотекарь таким отсутствующим тоном, словно рассказывал эту историю не им, а какому-то далекому слушателю. – Все говорили, что это наказание, проклятие фей за то, что ее мать влюбилась в комедианта. Змееглав сослал ее сразу после родов в эту часть дворца, и она жила здесь, пока не умерла… внезапно.

– Печальная история, – сказал Мо.

– Поверьте, если бы записать в книги все печальные истории, которые видели эти стены, – с горечью произнес Таддео, – ими можно было бы заполнить доверху каждую комнату этого дворца.

Мегги оглянулась, словно представив себе все эти печальные книги.

– Сколько лет было Виоланте, когда ее обручили с Козимо и отправили в Омбру? – спросила она.

– Семь. Дочерям нынешней нашей госпожи было всего шесть, когда их просватали и отослали к женихам. Мы все надеемся, что на этот раз у нее родится сын!

Таддео скользнул взглядом по бумаге, нарезанной Мо, по инструментам…

– Приятно снова видеть жизнь в этой комнате! – тихо сказал он. – Я вернусь с книгами, как только удостоверюсь, что Мортола спит.

– Шесть лет, семь лет… Подумать только, Мегги, – улыбнулся Мо, – тебе уже исполнилось тринадцать, а я все еще не отослал тебя прочь, не говоря уж о том, чтобы просватать.

Как хорошо было посмеяться вместе! Хотя смех отдавался в этой высокой комнате непривычным эхом.

Таддео вернулся лишь спустя несколько часов. Мо еще продолжал работать, хотя все чаще хватался за грудь, и Мегги уже не раз уговаривала его лечь наконец спать.

– Спать? – отозвался он. – Я еще ни одной ночи не спал как следует в этом замке. И потом, я хочу снова увидеть твою мать, а это мне не удастся, пока работа не будет сделана.

Библиотекарь принес ему две книги.

– Вот, взгляните! – прошептал он, кладя перед ним первую. – Эти обгрызенные места на переплете! И такое впечатление, будто чернила ржавеют. В пергаменте появляются дыры. Многих слов уже не разобрать. Что это может быть? Черви? Жуки? Я этим прежде никогда не интересовался. У меня был помощник, который разбирался во всех этих книжных болезнях, но в один прекрасный день он исчез – говорят, ушел в лес, к разбойникам.

Мо взял книгу в руки, открыл и погладил страницы.

– Боже! – сказал он. – Кто ее иллюстрировал? Я никогда не видел таких прекрасных миниатюр.

– Бальбулус, – ответил Таддео. – Миниатюрист, которого отослали в Омбру с Виолантой. Он был совсем молод, когда украшал эту книгу. Видите, вот здесь почерк у него еще не совсем уверенный. Но с тех пор он достиг безупречного мастерства.

– Откуда вы знаете? – спросила Мегги.

Библиотекарь понизил голос:

– Виоланта иногда посылает мне книги. Она знает, что я восхищаюсь искусством Бальбулуса и что, кроме меня, во Дворце Ночи нет никого, кто любил бы книги. Никого с тех пор, как умерла ее мать. Видите эти сундуки? – Таддео показал на покрытые пылью тяжелые деревянные ящики у двери и окон. – Мать Виоланты держала в них свои книги. Она прятала их между платьями и доставала только по вечерам, чтобы показать своей маленькой дочке, которая, наверное, еще ни слова не понимала из того, что читала ей мать. Но потом, вскоре после исчезновения Каприкорна, во Дворец Ночи явилась Мортола, потому что Змееглав попросил ее обучить кухарок – чему, об этом все молчали. И тогда мать Виоланты попросила меня спрятать ее книги у себя, потому что ее комнату ежедневно обыскивали по приказу Мортолы, – зачем, она так никогда и не узнала. Это, – он показал на книгу, которую листал Мо, – была одна из ее любимых книг. Малышка указывала на картинку, а мать рассказывала о ней историю. Я хотел дать ее Виоланте с собой, когда она уезжала, но она оставила ее в этой комнате. Может быть, ей не хотелось брать с собой в новую жизнь никаких воспоминаний об этом печальном месте. И все же мне хотелось бы ее сохранить как память о матери Виоланты. Знаете, я верю, что на страницах книги всегда остается что-то от ее владельца.

– Да! – сказал Мо. – Конечно, я тоже в это верю. Я даже уверен, что так оно и есть.

– И что же? – Старик с надеждой посмотрел на него. – Знаете вы способ уберечь ее от дальнейших повреждений?

Мо бережно закрыл книгу.

– Да, но это нелегко. Жуки-древоточцы, ржавчина, бог знает что еще… Вторая в таком же состоянии?

– Нет, вторая… – Библиотекарь снова тревожно оглянулся на дверь. – Со второй дело обстоит пока не так плохо. Но я подумал, что вам, может быть, интересно будет взглянуть на нее. Бальбулус изготовил эту рукопись совсем недавно, по поручению Виоланты. В ней, – он робко взглянул на Мо, – собраны все песни, которые поют комедианты о Перепеле. Насколько мне известно, она существует только в двух экземплярах: один принадлежит Виоланте, а другой лежит перед вами – это копия, которую она заказала специально для меня. Говорят, что создатель этих песен не хотел, чтобы их записывали, однако за пару монет их можно услышать от любого комедианта. И Виоланта записала их таким образом, а потом заказала Бальбулусу иллюминованный список. Комедианты… это ходячие книги в нашем небогатом рукописями мире! Знаете, – шепнул он Мо, раскрывая книгу, – иногда мне кажется, что этот мир давно бы впал в беспамятство, если бы не комедианты. К сожалению, Змееглав вешает их без числа! Я давно предлагал посылать к ним перед казнью писца, чтобы он сохранял на бумаге прекрасные песни, которые иначе умрут вместе с ними, но кто же в этом дворце слушает старого библиотекаря!

– Да, конечно, – пробормотал Мо, но Мегги поняла по его голосу, что он не слышал ни слова из того, что говорил Таддео.

Мо полностью ушел в буквы, чудесные буквы, струившиеся перед ним по пергаменту, как чернильный ручей.

– Простите мое любопытство. – Таддео смущенно откашлялся. – Я слышал, что вы не признаете себя Перепелом, но, с вашего позволения… – Он взял книгу из рук Мо и открыл ее на странице, которую Бальбулус украсил сразу несколькими миниатюрами. На одной из них между деревьями, написанными так искусно, что Мегги словно слышала шелест листьев, стоял человек в птичьей маске. – Вот как изобразил Бальбулус Перепела, – прошептал Таддео, – и так его описывают песни: высокий, черноволосый… Правда, похож на вас?

– Не знаю, – ответил Мо. – Он ведь в маске.

– Да, конечно. – Таддео по-прежнему пристально смотрел на него. – Но знаете, о Перепеле рассказывают еще вот что: у него очень красивый голос, в отличие от птицы, чье имя он носит. Говорят, звук его слов усмиряет волков и медведей. Простите мою дерзость, но у вас, – он заговорил тише, заговорщически взглядывая на Мо, – очень красивый голос. Мортола рассказывает о нем удивительные вещи. А если у вас еще и шрам есть… – Библиотекарь покосился на руку Мо.

– А, вы об этом? – Мо указал пальцем на строку, рядом с которой Бальбулус нарисовал свору белых собак: «На руке повыше локтя несводимый шрам…» Да, у меня есть такой шрам, вот только собаки были не те, о которых поется в песне.

Он провел пальцами по локтю, словно вспоминая тот день, когда Баста нашел их в заброшенной хижине, полной черепков и щепок.

Но старый библиотекарь отпрянул от него.

– Значит, это все-таки вы, – чуть слышно выдохнул он. – Надежда бедных, страх палачей, мститель и разбойник, которому Чаща – родной дом, как волкам и медведям!

Мо захлопнул книгу и застегнул металлические застежки на кожаном переплете.

– Нет, – сказал он. – Это не я. Но все равно спасибо вам за книгу. Мне давно уже не приходилось держать в руках книгу, и это такое счастье – снова иметь что-нибудь почитать. Правда, Мегги?

– Да, – коротко ответила она, беря ее у него из рук.

Песни о Перепеле. Что бы сказал Фенолио, если бы узнал, что Виоланта тайком записала их? И какую помощь может оказать им здесь эта книга! Сердце у Мегги радостно подпрыгнуло при мысли об открывающихся возможностях, но Таддео мгновенно уничтожил ее надежды.

– Мне очень жаль, – он мягко, но решительно вытянул книгу у нее из рук, – но я не могу оставить вам здесь ни одну из книг. Ко мне заходила Мортола – она побывала у всех, кто связан с библиотекой. И каждому из нас она пригрозила, что прикажет ослепить любого, кто принесет в вашу комнату хоть одну книгу. Ослепить, представляете? Какова угроза – ведь только глаза открывают нам доступ в мир букв. Я и так пошел на непомерный риск, принеся их сюда, но эти книги мне очень дороги, и я непременно хотел спросить у вас совета. Прошу вас, скажите мне, как их спасти!

Мегги была так раздосадована, что непременно ответила бы на его просьбу отказом. Однако Мо это, конечно, и в голову не пришло. Он думал только о больных книгах.

– Разумеется, – сказал он Таддео, – я напишу для вас все, что необходимо сделать. Это дело не быстрое, может занять недели и месяцы. И потом, я не знаю, сумеете ли вы достать здесь все необходимые вещества, но попытаться стоит. Мне неприятно давать такой совет, но боюсь, что одну из книг вам придется разобрать на листы, чтобы отбелить страницы на солнце. Если вы не знаете, как с этим справиться, я с удовольствием сделаю это для вас.

Мортола может присутствовать, если пожелает убедиться, что ничего опасного я не делаю.

– О, благодарю вас! – Старик низко поклонился, крепко зажимая под мышкой обе книги. – Покорнейше благодарю. И очень надеюсь, что Змееглав оставит вас в живых, а если нет, то, по крайней мере, казнит скорой смертью.

Мегги хотела дать на эти слова достойный ответ, но Таддео уже убежал на своих худых, как у кузнечика, ногах.

– Мо! Не делай для него ничего! – сказала она, когда стража заперла за библиотекарем дверь. – Зачем? Он мерзкий трус!

– Тут я его хорошо понимаю. Мне бы тоже не хотелось лишиться глаз, хотя в нашем мире есть такая полезная вещь, как азбука для слепых.

– И все равно я бы не стала для него ничего делать! – Мегги любила отца за доброе сердце, но не могла понять его сочувствия к Таддео. Она передразнила голос библиотекаря: – «Я надеюсь, что он казнит вас скорой смертью!» – ну как можно говорить такие вещи!

Но Мо ее не слушал.

– Видела ты когда-нибудь такие чудесные книги, Мегги? – спросил он, вытягиваясь на кровати.

– Ну конечно! – с вызовом ответила она. – Любая книга, которую мне разрешают читать, намного лучше. Или ты не согласен?

Но Мо не ответил. Он повернулся к ней спиной и дышал глубоко и спокойно. Видимо, сон наконец снизошел к нему.