ПОСЕЩЕНИЕ

«Если мне не удастся ускользнуть из этого дома, – подумал он, – я конченый человек!»

Роберт Л. Стивенсон. Черная стрела^[23]

Внезапно проснувшись, Мегги в первую минуту не могла понять, где она. «Элинор? – подумала она. – Фенолио?» Но потом увидела Мо, склонившегося над большим столом, за работой над книгой. Над ТОЙ книгой. Пятьсот пустых страниц. Они во Дворце Ночи, и завтра Мо должен закончить переплет… Молния озарила черный от сажи потолок, и сразу вслед за ней раздался устрашающий громовой раскат, но Мегги разбудила не гроза. Она услышала голоса. Стражники. Кто-то стоит за дверью. Мо тоже их слышал.

– Мегги, ему нельзя так подолгу работать. А то лихорадка вернется! – сказал ей Хитромысл утром, перед тем как его отвели обратно в камеру.

Но что она могла поделать? Как только она начинала зевать слишком часто, Мо отсылал ее спать.

(«Ты зевнула в двадцать третий раз, Мегги. Немедленно в кровать, или ты помрешь у меня на глазах раньше, чем я закончу эту чертову книгу».) А сам после этого долго еще не ложился. Он резал, фальцевал и сшивал, пока не забрезжит рассвет. И в эту ночь тоже.

Когда стражник распахнул дверь, Мегги на какое-то страшное мгновение подумала, что к ним явилась Мортола, чтобы все же убить Мо, пока Змееглав не отпустил его. Однако это была не Сорока. В дверях, тяжело дыша, стоял сам Змееглав, а за ним двое бледных от усталости слуг с серебряными подсвечниками в руках. Воск капал на половицы. Владыка крепости тяжелой походкой приблизился к столу, за которым работал Мо, и неподвижно уставился на почти готовую книгу.

– Что вам здесь нужно? – В руке у Мо был нож для резки бумаги.

Змееглав покосился на него. Глаза его были налиты кровью еще сильнее, чем в ту ночь, когда Мегги заключила с ним сделку.

– Сколько еще ждать? – сурово проговорил он. – Мой сын плачет, он плачет всю ночь напролет. Он чует Белых Женщин, как и я. Теперь они хотят забрать и его, его, а заодно и меня. В грозовые ночи они особенно голодны.

Мо отложил нож.

– Я закончу работу завтра, как договаривались. Она была бы готова и раньше, но кожа для обтяжки оказалась в дырах и царапинах, да и бумага не лучшего качества.

– Да-да, знаю, библиотекарь передал мне твои жалобы. – Голос Змееглава звучал так, словно он перед этим накричался до хрипоты. – Если бы дать Таддео волю, ты просидел бы в этой комнате до конца своих дней, переплетая заново все книги в моей библиотеке. Но я сдержу свое слово! Я отпущу вас – тебя, твою дочь, твою жену и весь этот комедиантский сброд… Можете все убираться, мне нужна только книга! Мортола рассказала мне о трех словах, о которых так коварно умолчала твоя дочь, но это мне все равно, уж я позабочусь, чтобы никто туда ничего не вписал! Я хочу наконец посмеяться в лицо старухе с косой и ее белым прислужницам! Еще одна ночь – и я разобью себе голову об стену, я убью свою жену и своего сына, я убью вас всех. Понял, Перепел, или как там тебя зовут? Ты должен закончить работу завтра до наступления темноты!

Мо провел рукой по деревянным крышкам переплета, которые только что обтянул кожей.

– Я закончу с восходом солнца. Но вы поклянитесь жизнью вашего сына, что немедленно отпустите нас после этого.

Змееглав оглянулся, словно Белые Женщины уже стояли у него за спиной.

– Да, да, я клянусь, чем только пожелаешь! С восходом солнца – это мне нравится! – Он шагнул к Мо и уставился на его грудь. – Покажи мне! – прошептал он. – Покажи, куда ранила тебя Мортола! Тем ведьмовским оружием, которое мой оружейник так тщательно разобрал на части, что теперь никто не может собрать его обратно! Я велел повесить этого олуха.

Мо, поколебавшись, расстегнул рубашку.

– У самого сердца! – Змееглав прижал ладонь к груди Мо, словно хотел убедиться, что сердце в ней и вправду бьется. – Да! – сказал он. – Да, ты, видно, действительно знаешь средство, прогоняющее смерть, иначе тебя уже не было бы в живых.

Он резко повернулся и подал слугам знак уходить.

– Значит, сразу после восхода солнца я пришлю за тобой – за тобой и за книгой, – сказал он через плечо. – Приготовьте мне поесть в большом зале! – доносился до Мегги его рев, пока стражники запирали дверь. – Разбудите поваров, служанок и Свистуна. Всех поднять! Я хочу пировать и слушать мрачные песни. Свистун пусть поет погромче, чтобы я не слышал крика младенца.

Потом шаги Змееглава удалились, и в комнате слышались лишь раскаты грома. Страницы почти готовой книги вспыхнули в свете молнии, словно живые. Мо подошел к окну. Он стоял неподвижно, глядя в темноту.

– С восходом солнца? А ты успеешь? – с тревогой спросила Мегги.

– Конечно, – ответил он, не оборачиваясь.

Над морем вспыхивали молнии, как будто вдали кто-то включает и выключает свет, – только в этом мире такого света не было. Мегги подошла к Мо, и он обнял ее за плечи. Он знал, что дочь боится грозы. Когда она была маленькой и заползала к нему на кровать, он всякий раз рассказывал ей одну и ту же историю: что небо испокон века тоскует по земле и в грозовые ночи вытягивает огненные пальцы, чтобы прикоснуться к ней.

Но сегодня Мо не стал рассказывать эту историю.

– Ты видел страх на лице Змееглава? – шепнула ему Мегги. – В точности, как написано у Фенолио.

– Да, даже Змееглаву приходится играть роль, которую придумал для него Фенолио, – откликнулся Мо. – Но и нам тоже, Мегги. Как тебе нравится эта мысль?