Глава сорок первая. На лавках у подъезда, как всегда,

На лавках у подъезда, как всегда,

Старушек, милых сплетниц, - череда.

Но, чувствуя погоду, наши бабки

(Хотя еще сидят до фонарей)

Все в курточки залезли поскорей,

На валеночки поменяли тапки.

Судачат обо всем. И старики

(Всегда "забить козла" не дураки)

Сидят, покуда час дневной не минет,

Стучат об стол старинным домино.

Их молодость покинула давно,

А старость уж до смерти не покинет.

- Чавой-то рано ноне холода, -

Ворчат старухи. - Ране никогда

Мы сентября такого не знавали.

- Вчерась, гляжу на лужу, девки, - лед!..

- Да-а, бабье лето скоро уж пройдет.

А мы его, считай, и не видали.

- Листва-то, вон, скукошилася вся,

Обвисла, словно уши порося.

- А я в газете вычитала где-то,

Что к выходным дождемся белых мух...-

Петрович тут приостудил старух:

- Како тепло вы ждете в бабье лето,

Когда теперь все бабы холодны!

Каков портной, такие и штаны.

От вас тепла-то тоже не дождешься.

- Вот, старый хрен! Уж сам остыл давно!

- Сиди-ко лучше, брякай в домино.

И без тепла покуда обойдешься!..

- А у Лавровых этот все гостит,

Редактор-от. - "А он хорош на вид".

- Гостит и ладно. Вам какое дело?!

- Да мы что видим, то и говорим!

- А Ирка-то приветливая с ним...-

Так, отмечая тонко и умело

Все проявленья бытия вокруг,

Старушки наши открывали вдруг

То, что самим нам кажется незримо.

И эту тему, милые друзья,

Мне пропустить, я думаю, нельзя.

Тут задержаться нам необходимо.

Орлов уехал. А Хитров, хитрец,

Решился развернуться, наконец.

Он тете Ире не давал проходу.

Как одержимый. Как сошел с ума.

Конечно, тетя Ира и сама

Порой вильнуть хвостом имела моду.

К тому же, мой редактор уверял,

Что вовсе не напрасно ревновал

Валерка Ольгу к бедному Лаврову.

Хотелось тете Ире мстить скорей.

Но доказательств не было у ней.

Тогда Семен Степаныч, как бы к слову,

Стал звать Ирину погостить в Москву

С дочурками, при каждом рандеву,

Когда случалось им вдвоем остаться.

Звал и девчушек: - "Сходим в зоопарк,

На карусели, в цирк и луна-парк..."

Те были рады хоть сейчас собраться.

Ирина, помня промах прошлых лет,

Как можно мягче отвечала: "Нет".

Хитров негодовал, почти бесился.

Все торопил ее. Ну как тут быть?

Она ему желала уступить:

"Неужто, в самом деле, он влюбился?"

Хитров ей нравился. Он ей казался тем,

Кого она предпочитала всем,

Кого в своих мечтах воображала,

Когда еще девчонкою была.

Но ей судьба в то время не дала

С мечтою встречи. А потом настала

Пора Ирине замуж выходить.

И я опять спрошу вас: как тут быть?

Судьба, судьба. Она нередко с нами

Такого натворит, что ой-ей-ей!

Мечты и идеалы - все долой:

Судьба идет! Но разве мы не сами

Творим судьбу? Не знаю. Вот опять

Ирине нужно было выбирать.

Она теперь так страстно захотела

Вместить мечту в реальности канву,

Умчаться с принцем из Шарьи в Москву,

Куда-нибудь! Ей все здесь надоело.

Что ж, се ля ви, мы жаждем перемен,

Как пел нам Цой. Однообразье - тлен.

Увы, приелась местная сторонка,

Прыщавые мальчишки-женихи,

Дерущиеся, словно петухи.

Мечтает с детства всякая девчонка

О славном Грее, даже если тот

Пусть с улицы соседней "приплывет".

Но лишь бы не с родного переулка!..

Я был в Воронеже. Вот город-Вавилон!

Он иностранцами заполонен.

Не город, а волшебная шкатулка,

Где бисер наций так переплетен,

Что в каждый род воронежский внесен.

Мне даже, шутки ради, говорили:

Любого, мол, воронежца копнуть,

Так среди предков встретишь где-нибудь

В достатке африканской крови, или

Арабской, или чьей-нибудь еще...

Ведь девушкам куда как "харащо"

Домой под утро воротиться с танцев,

Всю ночь прослушав не родную речь.

Высоцкий нас хотел предостеречь,

Но... "Девочки любили иностранцев".

Заезжие ребята-молодцы

Скупали девок оптом, как купцы.

И те с восторгом освежали гены,

За принцами спеша в любую даль.

Им надоевшей родины не жаль.

И выли каждый раз аборигены,

Когда, соседку Машу полюбя,

На женихов пророчили себя,

А их принцессу вдруг к пределам новым

Американец важный увозил.

"Зачем Колумб Америку открыл!?" -

Они кричали вслед за Гумилевым.