Глава тридцать седьмая. Ночь звездами мерцала над костром.

Ночь звездами мерцала над костром.

Охотники сидели вчетвером.

Все слушали историю Лаврова.

Валерка попытался спор начать;

Прервать хотел рассказ. Ему прервать

Не дал Орлов. Пытался Пилин снова,

Но на него зацыкали. Тогда

Он замолчал: "Успею, не беда".

Стал слушать и, к большому удивлению,

Заслушался. Мой Пилин, видит бог,

Так здорово рассказывать не мог,

Хотя и был он склонен к откровению.

Вот если бы Валерке язычок

Как у Лаврова, он бы, верно, смог

Соседа в споре победить словами

И Кистеневой сердце покорить.

Наверняка бы смог. Что говорить,

Все женщины влюбляются ушами.

Валерка слушал, лежа у костра,

Решив дуэль отсрочить до утра.

Сергей Андреич плел свои рассказы.

Старался он затем, чтобы достичь

Успеха у Хитрова, и под дичь

С холодной водочкою раз за разом

Его рассказы были все чудней:

- Вот вам один пример из прошлых дней,

Что все литературные герои

Бессмертны. Типажам не страшен тлен,

И сколько б ни случилось перемен,

У типов не бывают перебои.

Так вот пример. В сезон весенних вод

У нас нередко в лодках возят скот.

Как дед Мазай. Вы помните Мазая?

Некрасовский герой поныне жив.

На Пристани, где по весне, в разлив,

Ветлуга, низкий берег покидая,

При таяньи снегов, из года в год

Сводя с ума домашний мирный скот,

Обрушивает бешеные воды

На пристанские земли, чтобы вдруг,

За ночь одну все затопить вокруг:

И местные дома, и огороды,

Поля, луга, дороги и сады.

И тут уж непременно жди беды.

Весной бывало: люди утром встанут,

А в доме на полу кругом вода.

- "Встают с постели прямо в воду?!" - Да.

А воры тут как тут, и все утянут,

Что в огородах поднялось на плав:

На лодке подплывут и, тихо взяв

Багром кирок, бревно, звено забора,

Буксируют, обычно - вечерком.

А где до окон затопляет дом,

Там ходят в окна, словно в дверь. Умора!

На лодке подплывут и - нырк в окно!

Морока взрослым, ребятне - полно

Забав да приключений. А, бывает,

Что унесет сарайку со свиньей

Или собаку с будкой, а порой

И целого теленка поднимает

Весенняя вода. Плывет сарай,

А из него то му-у, то хрю, то лай.

Вокруг - зеваки в лодках или воры.

Хозяин встанет, а коровы нет!

Скорее - в лодку, да за нею вслед.

А сколько кошек лезет на заборы,

Спасаясь от воды! Сидят, кричат,

Лезть в ледяную воду не хотят.

Их детвора спасает, забавляясь...-

Валерка слушал, детство вспоминал.

Он хорошо забавы эти знал:

Сам плавал в лодке, всех спасти пытаясь...

Последний тост подняли за зверей

И всю лесную живность: упырей,

Русалок, леших, водяных, и прочих.

Потом заговорили о войне,

Что вот уж скоро год идет в Чечне,

Потом - о бизнесменах и рабочих;

Потом - о женщинах. О том, что женский род

В коварстве даже черта превзойдет...

Орлов уже храпел. И понемногу

Все улеглись. Подбросив сук в костер,

Чтоб до утра не гас тепла мотор,

Валерка завалился, как в берлогу,

В свой старенький бушлат... А в вышине

Горели звезды. Сладко, как во сне,

Скрипел сверчок в траве; в костре трещали

Пылающие ветки. Ночь нежна

И дика, как черкесская княжна...

А что там в небе звезды предвещали,

Сказать никто не мог. Валерка мой

Еще не спал. За звездочкой одной

Он наблюдал. Та проплывала плавно

Среди подруг по черным небесам.

Что это - спутник, Пилин знал и сам,

А может, - самолет. Но было славно

Считать его звездой, ведь огонек,

Казалось, так же, как звезда, далек

И так же мал. Вот он мигнул два раза

И вдруг исчез. Тут, возле Гончих Псов

Звезда упала, о ночной покров

Едва черкнув. Ведь для простого глаза

Комета ли, звезда ли - все равно.

А мой Валерка ждал звезду давно;

Еще когда едва-едва стемнело,

Украдкой проявлял он интерес:

Не скатится ли звездочка с небес,

Чтоб загадать желанье. Наш Отелло

Сентиментален был. И вот звезда

Мелькнула и погасла навсегда.

Но он успел, он загадал желанье:

Чтоб Кистенева предпочла его...

А больше не успел он ничего.

Вздохнул Валерка. Снова ожиданье:

Вдруг скатится еще. Так он лежал,

За звездами, любуясь, наблюдал.

Из звезд составил имя Кистеневой.

Довольный улыбнулся, вновь вздохнул,

Потом зевнул, а вскоре и уснул,

И пропустил полет кометы новой.