Февраль 1484 года, Вестминстерский дворец. Кейт не давало покоя бегство доктора Арджентайна

Кейт не давало покоя бегство доктора Арджентайна. Что послужило тому причиной? Может быть, он слишком много знал о судьбе принцев и это знание оказалось опасным? Или опрометчиво вмешался в дела, которые не имели к нему отношения? А может, просто оказался неумелым лекарем?

Кейт пришло в голову, что ее кузен Эдуард вполне мог умереть от естественных причин или от рук врача, который пытался его вылечить. Она слышала немало рассказов о печальных случаях, когда неправильно подобранное лекарство оказывалось для больного настоящим ядом. Тогда у доктора Арджентайна имелись все основания спасаться бегством.

И в нынешней ситуации легко было понять, почему ее отец так и не объявил о смерти племянника, — ведь люди наверняка возложили бы ответственность на него. Они и без того при каждом удобном случае спешили заклеймить его как убийцу!

Это дело было слишком сложное, чтобы девушка могла в нем разобраться. Да и кому по силам распутать такой клубок? Хуже всего, что теперь ее непоколебимая вера в то, что ее любимый отец не способен совершить ничего дурного, была подорвана. И бедняжка не знала, как ей жить дальше.

Когда Кейт тем вечером, после памятного разговора с Пьетро, села с отцом за шахматную доску, ей вдруг стало ясно, что она смотрит на него новыми глазами.

— Ты невнимательна, Кейт, — укоризненно сказал он. — Я тебя предупредил: береги коня. Что тебя мучает?

Она собрала все свое мужество.

— Сэр, меня сильно беспокоят подлые слухи о моих кузенах в Тауэре. Ричард недовольно скривился:

— Ты не должна обращать внимание на злокозненные разговоры.

— Значит, мои кузены живы?

— А что, по-твоему, с ними может случиться? — Он говорил резким, настороженным тоном.

Королева Анна, сидевшая у камина, в котором потрескивали дрова, оторвалась от шитья, посмотрела на падчерицу и едва заметно отрицательно покачала головой.

— Ничего, сэр, — быстро ответила Кейт.

Отец нахмурился и больше не сказал ни слова.

На следующее утро, когда месса уже закончилась, Кейт осталась стоять на коленях в пустой часовне — она пыталась во всем разобраться. Но для нее все это было слишком тяжело, и девушка поймала себя на том, что плачет. В таком виде ее и нашел Джон Рассел, лорд-канцлер и епископ Линкольна, который вошел в часовню несколько минут спустя.

— Что случилось, мое дорогое дитя? — спросил он своим мягким мелодичным голосом. Кейт подняла заплаканное лицо, ясно отражавшее, что творилось у нее на душе. Она испытала облегчение, увидев рядом епископа Рассела, не раз бывшего гостем за столом ее отца. Девушка знала Рассела как человека необычайно достойного — умного, справедливого

и сострадательного. Вид его сильного, безмятежного лица успокоил ее.

Кейт встала, отерла слезы.

— Я оскорбила своего отца короля. — Она шмыгнула носом. — Но я ни за что в жизни не хотела бы сделать ему больно.

— Я уверен, что такая молодая леди, как вы, не могла совершить ничего столь ужасного, — добрым голосом произнес епископ. — Вы не хотите рассказать мне об этом?

Кейт поняла, что ей как раз этого и хочется, причем очень сильно. Бедняжке требовалось утешение — ведь ее много недель грызли эти страшные вопросы, а разговор с Пьетро только усилил ее терзания. Девушку буквально разрывали противоречивые чувства: с одной стороны, ей были невыносимы эти ужасные разговоры об отце, а с другой — она мучилась мыслью о том, что в них, возможно, есть зерно истины. Каждый раз, когда Кейт пыталась поговорить с Джоном о своих страхах, он неизменно предлагал ей какое-нибудь утешительное объяснение, но она подозревала, что возлюбленный, будучи ярым сторонником ее отца, попросту лукавит. И еще она чувствовала себя виноватой перед отцом за эти страшные сомнения, которые ей никак не удавалось погасить.

Епископ Рассел был опытным политиком, хорошо знакомым с внутренними пружинами королевского двора, Тайного совета и парламента. К тому же он был честным человеком, прекрасно осведомленным во всех делах. Если уж кто и знал правду, то это он.

Кейт опустилась на королевскую скамью, а его преосвященство удобно устроился рядом с ней.

— Ну вот, — сказал он, — здесь нас никто не слышит, так что можете говорить свободно. И пожалуйста, не думайте, что какие-то ваши слова могут шокировать меня: я на своей службе чего только не слышал — в жизни всякое случается. Так что этот разговор останется между нами. — Он замолчал в ожидании, созерцая свое епископское кольцо.

— В последние недели ходят страшные слухи, — начала Кейт, но запнулась. Даже теперь она не могла себя заставить произнести эти слова. — Моего отца обвиняют в том, что он якобы убил племянников. — Ну вот, теперь она произнесла это.

Епископ помолчал несколько мгновений. Он явно призадумался. Кейт в тревоге затаила дыхание.

— Король действительно питал честолюбивые замыслы, на этот счет нет никаких сомнений, — сказал он наконец. — Ваш батюшка хотел получить корону, хотя я не могу сказать, когда эта мысль впервые пришла ему в голову. И он устранял всех, кто стоял на его пути. Я знаю наверняка, что лорд Гастингс не участвовал ни в каком заговоре против него. Так что да, он проявлял определенный… прагматизм… назовем это так. Разумеется, ваш отец вполне мог искренне верить, что такой заговор существовал. Но, так или иначе, была пролита невинная кровь.

— Невинная кровь? — прошептала Кейт.

— Я имел в виду лорда Гастингса… а еще Риверса и Грея, — ответил епископ, а потом погрузился в молчание.

— А принцы? — Она едва могла говорить.

— Когда герцога Йорка изъяли из убежища, его мать была уверена, что Глостер не желает племяннику никакого вреда, — отозвался епископ. — Получив эту гарантию, она отпустила мальчика. Но после этого герцог уже не скрывал своих планов. Стало ясно, что он нацелился на корону. Дорогое дитя, вы должны простить меня за прямоту, но я говорю вам правду. Не считайте, что я предаю моего короля. «Не судите, да не судимы будете», — учит нас Христос. Я верно служу его величеству и не желаю ему зла.

— Я это знаю, святой отец, — заверила его Кейт.

— Иногда в государственных делах цель оправдывает средства, — сказал епископ.

— А мой покойный дядя король Эдуард… Он действительно был женат на леди Элеонор Батлер? — отважилась спросить Кейт.

Епископ Рассел вздохнул:

— Нет, дочь моя, это была выдумка епископа Стиллингтона, и герцог решил поверить в нее. Это давало ему необходимый предлог, чтобы претендовать на трон.

— Значит, принцы имеют полное право на корону?

— Некоторые именно так и считают.

А еще люди считают, что ее отец узурпировал трон и не имеет права называться королем, поняла Кейт. Однако он наверняка искренне верил в то, что епископ Стиллингтон сказал правду.

— Но мой отец — законный король? — поинтересовалась Кейт.

— Безусловно. Он был признан таковым лордами королевства во время коронации, а парламент издал акт Titulus Regius, [58]подтверждающий его титул.

Это звучало утешительно. Но ей хотелось большего.

— Говорят, что принцев убили еще до коронации, — проговорила она.

— Это неправда, — возразил епископ. — В то время они под особой охраной жили в Тауэре. И я точно знаю, что они все еще находились там, когда в Йорке нарекали принца Уэльского.

Это опровергало намеки и подозрения брата Доминика.

— Но что случилось с ними после наречения принца Уэльского? — не отступала девушка.

Взгляд епископа остановился на большом, украшенном драгоценными камнями Распятии на алтаре.

— Этого я вам сказать не могу, — ответил он. — Полагаю, что они все еще находятся в Тауэре. Клянусь вам, я не слышал ничего иного. — С этими словами епископ встал — как показалось Кейт, несколько резко. — Надеюсь, что немного утешил вас, дочь моя. А теперь я должен вас покинуть. Мне нужно быть в палате Совета. — Перед тем как уйти, он благословил ее.

Возвращаясь в свою комнату в покоях королевы, Кейт обдумывала слова епископа. Его рассказ явно расходился с тем, что писал Доминик Манчини, и уже одно это ставило под сомнение достоверность информации монаха. Будучи уверена теперь в злокозненности окружающих, Кейт сказала себе, что впредь никогда не станет сомневаться в своем отце. Какими бы средствами тот ни пользовался, чтобы получить корону, он наверняка верил, что действует в рамках закона. И принцы все еще живы и находятся в Тауэре — так считал сам епископ Рассел.

И только позднее, когда она без сна лежала в постели и невидящим взглядом смотрела на отблески огня на стенах, Кейт вдруг с ужасом поняла, что на самом деле мог означать ответ епископа на ее вопрос о том, что случилось с принцами после наречения принца Уэльского. «Этого я вам сказать не могу». Что Рассел имел в виду? Не может, потому что не знает… Или потому, что безопаснее не отвечать? И тут еще одна страшная мысль посетила ее: если принцев убили в Тауэре, то они, а вернее их тела, по-прежнему находятся там, и конечно, епископ Рассел не мог слышать ничего иного.

А Джон тем временем пытался сломить своего отца, настоятельно требуя, чтобы тот позволил ему жениться на Кейт.

— Старик обещал подумать об этом — вот и все, чего мне удалось от него добиться, — бушевал Джон, когда они встретились на следующий день. — Проклятие! Ну почему это старики забывают о том, что такое быть молодым и влюбленным? Они считают, что могут устраивать наши браки, исходя из собственных соображений целесообразности, а сами при этом и понятия не имеют, что чувствуют люди, когда сходят с ума от любви! Я, например, целыми днями напролет только и думаю что о тебе, милая Кейт! — Он подхватил девушку и закружил в своих объятиях; ее зеленые юбки и длинные волосы разметались во все стороны.

— Джон! Осторожно! Нас могут увидеть! — Кейт беспокойным взглядом обшарила пустой в этот морозный день сад.

Линкольн отпустил ее и, когда она направилась к берегу реки, пошел следом. Стоял унылый февральский день, и внизу под ними несла свои темные, мрачные воды Темза. Пейзаж был под стать настроению девушки. Она чувствовала себя такой несчастной после разговоров с Пьетро и епископом Расселом.

— Да что с тобой такое творится в последнее время, душа моя? — спросил Джон, взволнованно глядя на нее. — Скажи мне честно: может, я тебе надоел?

— Господи, нет, конечно! — воскликнула Кейт, потрясенная тем, что ему в голову могут приходить такие мысли. Она была так поглощена собой, что даже не заметила его тревоги. — Я люблю тебя, Джон! И всегда буду любить. Я хочу, чтобы ты стал моим мужем. Нет, даже не думай, вовсе не ты причина моего мрачного настроения. Наоборот, только ты один и способен меня развеселить и утешить.

— Значит, сегодня у меня это плохо получается. — Он горько улыбнулся.

— По правде говоря, я не знаю, что мне может помочь, — призналась Кейт.

— Скажи мне, что тебя тревожит, а то я от беспокойства с ума сойду, — попросил он.

— Мой отец… эти страшные слухи о принцах. — Кейт беспомощно покачала головой.

— Опять ты за свое! — вздохнул Джон. — Забудь. Ты гоняешься за призраками, которых нет. Принцы находятся в Тауэре, живые и здоровые.

— Ты это точно знаешь?

— Я в этом уверен. А сегодня пришла хорошая новость: королева и ее дочери согласились покинуть убежище. Король поклялся защищать наших кузин и заботиться о них. Согласись, что Елизавета вряд ли доверила бы их человеку, который убил ее сыновей. Подумай об этом, любовь моя.

— Но другой ее сын, Грей, был казнен без суда, — возразила Кейт.

— Ты же знаешь, почему так произошло. И Елизавета тоже наверняка все понимает. Между прочим, король пообещал простить ее старшего сына Дорсета, если тот оставит Генриха Тюдора и вернется в Англию. Так что для твоего мрачного настроения нет никаких оснований, милая, клянусь тебе.

Он наклонился и наградил ее долгим поцелуем, его щеки на морозе были жесткими и холодными. Никогда еще Линкольн не целовал ее с такой страстью, у нее аж дыхание перехватило.

— Надеюсь, теперь тебе стало получше, — сказал Джон, лукаво подмигнув Кейт.

Ей и самой тоже так показалось, и она поспешила во дворец, завернувшись в свой плотный плащ. Руки у Кейт посинели от холода. И тут перед ней появился разрумянившийся

паж в королевской ливрее.

— Я искал вас повсюду, миледи, — сказал мальчик. — Вас желает видеть король. Он распорядился, чтобы вы немедленно пришли к нему во внутренние покои.

— Да, конечно, — ответила она и, не подозревая ничего плохого, поспешила к отцу.