:
Глава VII.
Волнения, связанные с приготовлениями и сборами, и торжественность церковной церемонии остались позади, началась вечеринка. К счастью, неизбежные в таких случаях формальности — спичи и тосты — не нагнали на гостей особой скуки, и вскоре веселье было в самом разгаре. Воздух оставался теплым, ласковый ветерок играл разноцветными гирляндами, солнце клонилось к закату, позолотив небо своими лучами.
— Все удалось на славу, Лоретта, — сказала Дебора, когда две женщины случайно оказались рядом за столом.
— Спасибо, — кивнула Лоретта. — Честно говоря, хлопот было не так уж много.
— Более удачной свадьбы и придумать нельзя, — продолжала Дебора. — Жаль только, Джорджа нет с нами.
— Как ты думаешь, она бы ему понравилась?
— эйчел? Да, очень. Я уверена, он бы ее полюбил, — без колебаний ответила Дебора.
— Конечно, она девушка без претензий, — заметила Лоретта. Даже сейчас, разговаривая с Деборой, она не сводила глаз с эйчел: та, не выпуская руки своего молодого мужа, хохотала над шуткой одного из приятелей Митчелла по Гарварду. — Самая что ни на есть заурядная.
— А мне она вовсе не кажется заурядной, — возразила Дебора. — По-моему, у нее сильный характер.
— Если так, тем лучше для нее. Сильный характер ей еще пригодится, — изрекла Лоретта.
— Митчелл ее обожает.
— В этом нет ничего странного. По крайней мере, сейчас.
— Как ты считаешь, Лоретта, нам не следует... — при этом губы Деборы превратились в тонкую нить.
— Сказать ей правду? Если не хочешь, не говори.
— Мы получили от жизни свою долю счастья, — вздохнула Дебора. — Теперь их черед.
И она поднялась, намереваясь выйти из-за стола.
— Погоди, — Лоретта легонько схватила Дебору за руку. — Я не хочу, чтобы мы с тобой спорили.
— Я никогда не спорю.
— Да. Но ты уходишь, а это даже хуже. По-моему, нам пора стать друзьями, тебе так не кажется? То есть... кое-что нам с тобой следует предусмотреть и подготовить.
Дебора высвободила руку из пальцев Лоретты.
— Не понимаю, о чем ты, — проронила она, и тон ее недвусмысленно свидетельствовал о том, что она не желает продолжать разговор.
Лоретта сочла за благо сменить тему.
— И все же присядь на минутку. Я рассказывала тебе о своем астрологе?
— Нет, — покачала головой Дебора. — Правда, Гаррисон упоминал о том, что ты нашла какого-то астролога и он тебе очень нравится.
— Нравится — не то слово. Он изумительный. Зовут его Мартин Изерман, и живет он на Бруклинских холмах.
— А Кадм знает, что ты общаешься с подобными людьми? По-моему, он их не слишком жалует.
— Тебе стоит самой сходить к Изерману, Дебора.
— Зачем?
— Когда строишь далеко идущие планы, совет такого человека может очень пригодиться.
— Но я давно уже не строю далеко идущих планов. Жизнь все равно расставляет все по своим местам.
— Он может помочь тебе подготовиться к грядущим переменам.
— Сомневаюсь.
— Поверь мне.
— По-твоему, он мог предсказать то, что случилось с Джорджем? — с горечью произнесла Дебора.
В воздухе на секунду повисло молчание, а после Лоретта уверенно ответила:
— Вне всяких сомнений.
Дебора недоверчиво покачала головой.
— Так не бывает. Нам не дано знать о том, что случится завтра. И никому из живущих на земле это не дано, — она вновь поднялась, и на сей раз Лоретта не пыталась ее остановить. — Меня удивляет, что ты, такая умная женщина, веришь в подобные сказки. Я тебя просто не узнаю, Лоретта. Это же полная чушь. Он внушает тебе, будто ты способна управлять развитием событий. — Дебора посмотрела на Лоретту едва ли не с сожалением. — Но это чистой воды обман, Лоретта. Мы не знаем, что готовит нам будущее. Может, завтра всех нас ждет смерть. С этими словами она повернулась и ушла.
Сей странный разговор стал не единственным происшествием, слегка омрачившим сияние счастливого дня. Случилось еще три не самых приятных события, и, пожалуй, о них стоит упомянуть, хотя ни одно из них не было настолько серьезным, чтобы испортить праздник.
Виновницей первого инцидента, как можно догадаться, оказалась Марджи. Шампанское не относилось к числу ее любимых напитков, поэтому она не замедлила удостовериться, что в баре имеется хороший запас виски, и, выпив за счастье молодых бокал шипучки, перешла на добрый старый скотч. Алкоголь быстро привел Марджи в несколько раздражительное расположение духа, и на беду ей взбрело в голову изложить сенатору Брайсону, который вместе с семьей прилетел на бракосочетание из Вашингтона, свои соображения по поводу его последнего доклада о социальных реформах. Несмотря на количество выпитого, язык у Марджи совсем не заплетался, а сенатор, несомненно, предпочитал серьезный разговор необременительной застольной болтовне, но слушал Марджи с приличествующим вниманием. Она тем временем опрокинула в себя очередную порцию скотча и заявила, что в этом докладе сенатор наговорил много липшего и ради красного словца надавал откровенно невыполнимых обещаний. Жена сенатора попыталась обернуть все в шутку и заметила, что Марджи не стоит об этом переживать, так как членам семейства Гири в ближайшее время вряд ли понадобится социальная помощь. Однако Марджи резко оборвала ее, заявив, что отец ее всю жизнь проработал на сталелитейном заводе и умер в сорок пять лет, оставив своей семье двенадцать долларов на банковском счету. Сообщив все это, Марджи вновь потребовала виски. Настал черед Гаррисона попытаться унять свою не в меру разошедшуюся супругу, но сенатор заверил его, что непременно желает выслушать все возражения Марджи. Тут прибыл официант с бутылкой виски, и Марджи снова наполнила свой стакан. Вот так-то, с пафосом повторила она, двенадцать долларов и ни центом больше.
— Так что не говорите мне, будто я не знаю, что творится в этом мире, — продолжала свои обличения Марджи. — Беда в том, что вам, людям, стоящим у власти, на это ровным счетом наплевать. В этой стране полно проблем и простым людям живется несладко, а что делаете вы? Просиживаете свои жирные задницы и раздуваетесь от гордости.
— Уверен, любой здравомыслящий человек согласится с вами, — любезно заметил сенатор. — Нам необходимо работать для того, чтобы улучшить жизнь американцев.
— Да уж, от вас дождешься работы, — все больше распалялась Марджи. — Вы и не знаете, что это такое. Во всей стране вряд ли найдется идиот, который еще верит вашей болтовне.
— Я все же осмелюсь заметить, что люди интересуются процессом демократизации...
— Да пошел он в задницу, этот процесс! — окончательно вышла из себя Марджи. — Лоббирование, взятки и взаимная выгода — вот она, ваша демократия. Я знаю, как вы умеете ее использовать. Не вчера родилась. Все, что вы хотите, — это сделать богатых еще богаче.
— По-моему, вы путаете меня с республиканцем, — усмехнулся Брайсон.
— А по-моему, вы путаете меня с дурочкой, которая, развесив уши, будет слушать ваше вранье, — не осталась в долгу Марджи.
— Пожалуй, будет лучше, если мы оставим этот разговор, — вновь вмешался Гаррисон, предостерегающе сжав запястье жены.
Марджи попыталась стряхнуть его руку, но безуспешно.
— Не беспокойтесь, Гаррисон, — расплылся в улыбке сенатор. — Марджи имеет полное право высказать собственное мнение. — Он вновь перевел взгляд на свою разъяренную противницу. — Но вот что я скажу вам, Марджи. Америка свободная страна. И никто не заставляет вас купаться в роскоши, если это противно вашим убеждениям. — Он вновь улыбнулся, но взгляд его оставался ледяным. — Поверьте мне, когда женщина, занимающая такое положение, как вы, разглагольствует о проблемах рабочих, это звучит не слишком убедительно.
— Я же сказала, мой отец...
— Ваш отец — это уже прошлое. А нынешняя администрация должна думать о будущем. Мы не можем позволить себе сантиментов и ностальгических вздохов. А самое главное, мы не можем позволить себе лицемерия.
Эта небольшая торжественная речь могла прозвучать только под занавес, и Марджи это почувствовала. К тому же она была слишком пьяна, чтобы ответить не менее эффектной репликой, поэтому лишь пробормотала себе под нос:
— Что он хотел сказать этой чертовой трескотней?
Сенатор тем временем уже поднялся, но все же он не мог позволить, чтобы последнее слово, пусть даже столь невразумительное, осталось за Марджи. Он повернулся к ней, уже не считая нужным растягивать губы в улыбке.
— Я хотел сказать, миссис Гири, что по меньшей мере странно сидеть здесь в платье, которое стоит пятьдесят тысяч долларов, и заявлять, что вам понятны нужды простых людей. Если вы хотите принести пользу этим самым простым людям, возможно, вам стоит распродать свой гардероб и отдать на благотворительные цели сумму, которую вы за него выручите, она, я уверен, будет впечатляющей.
На этом инцидент себя исчерпал. Сенатор повернулся и ушел в сопровождении жены и приближенных. Гаррисон хотел последовать за ним, но Марджи вцепилась в его рукав мертвой хваткой.
— Погоди лизать ему пятки, — прошипела она. — А не то я догоню его и процитирую одно твое высказывание. Помнишь, как ты сказал, что голова его набита дерьмом, а не мозгами?
— Ты ведешь себя недостойно, — сквозь зубы процедил Гаррисон.
— Нет. Это ты ведешь себя недостойно. А я — всего лишь пьяная женщина. Болтаю вслух о том, о чем трезвые предпочитают молчать. Ты, верно, хочешь отвести меня в дом, пока я не набросилась еще на какую-нибудь сволочь? Ну так давай, веди.
О столкновении Марджи и сенатора из Вашингтона эйчел узнала уже после медового месяца, и рассказала ей об этом сама Марджи. Что до второго события, то эйчел была его непосредственной свидетельницей и участницей.
А произошло следующее: незадолго до сумерек ее отыскала Лоретта и спросила, не хочет ли она познакомить свою мать и сестру с Кадмом, который собирается уйти отдыхать. Старик прибыл на церемонию в кресле на колесиках под бурные аплодисменты собравшихся, когда уже разрезали свадебный торт. Кадм произнес короткий тост в честь жениха и невесты и удалился в тихий тенистый утолок; к его креслу дозволялось приблизиться лишь избранным из огромного числа желающих засвидетельствовать старику свое почтение. азумеется, он познакомился бы с родными эйчел раньше, но только в девять вечера стал иссякать поток людей, жаждущих пожать его руку. Лоретта предупредила, что Кадм очень устал и не следует злоупотреблять его вниманием.
Но эйчел показалось, что, несмотря на все волнения этого дня, Кадм держался куда лучше, чем на собственном дне рождения, — для своих девяноста шести лет он выглядел молодцом. Кадм удобно устроился в плетеном кресле с высокой спинкой, со стаканом бренди и сигарой в руках. Лицо его все еще было красиво, но то была красота старинной вещи, и, несмотря на избороздившие это лицо глубокие морщины, оно было исполнено величия. Потемневшая кожа Кадма напоминала дерево благородной породы, а глубоко посаженные глаза поблескивали, как драгоценные камни. ечь его была медлительной и порой неразборчивой, но при этом обаянию Кадма позавидовали бы многие мужчины моложе раза в четыре. И несомненно, он помнил, как следует вести себя с представительницами прекрасного пола. Этот человек похож на киноактера, подумала эйчел, на знаменитого экранного героя, в прошлом окруженного таким обожанием, что теперь, когда годы его расцвета остались далеко позади, он все еще уверен в своей власти над сердцами. А уверенность в себе — самая главная составляющая обаяния. Все остальное можно взять напрокат.
Лоретта, дав эйчел необходимые указания, удалилась к гостям, оставив Кадма, который восседал на своем кресле, как король в окружении придворных.
— Я хотел сказать, что я горд, — неспешно проговорил он, — что семья Гири получила такие украшения, как вы, ваша мать и сестра. Осмелюсь сказать, все вы невероятно очаровательны.
Он отдал свой стакан стоявшей рядом женщине (эйчел решила, что это сиделка) и взял невесту за руку.
— Прошу прощения за свои ледяные пальцы, — сказал он. — Ныне кровообращение у меня не то, что прежде. Я знаю, вас с Митчеллом связывает сильное чувство. И признаюсь, ему крупно повезло. Многие... — Кадм смолк и на несколько мгновений смежил веки. Затем глубоко вздохнул, словно извлекая запас скрытой энергии, момент слабости остался позади. — Прошу прощения. Я хотел сказать, многие люди проводят свою жизнь, так и не узнав воистину сильного чувства, подобного тому, что вы с Митчеллом питаете друг к другу. Впрочем, мне удалось испытать нечто подобное. — Губы его тронула слабая улыбка. — Но, к сожалению, не к своим женам. — эйчел услышала, как ее сестра Динни, стоявшая у нее за спиной, подавила смешок, обернулась и предостерегающе нахмурилась, но Кадм ничего не заметил. Улыбка, игравшая на его лице, превратилась в лукавую усмешку. — Вы, дорогая моя эйчел, очень похожи на женщину, которую я некогда боготворил. Сходство так велико, что, увидев вас в первый раз — на том маленьком празднике, который устроила Лоретта, чтобы лишний раз напомнить мне, что я отношусь к числу ископаемых древностей, — так вот, увидев вас, я подумал: у нас с Митчеллом одинаковые вкусы.
— А можно узнать, кем была эта женщина? — спросила эйчел.
— Я с удовольствием рассказал бы вам о ней. Впрочем, я могу не только рассказать. Вы не откажетесь заглянуть ко мне на следующей неделе?
— Конечно, не откажусь.
— Тогда я покажу вам ее, ту женщину, которую некогда любил. Вы увидите ее на экране. Там время ее никогда не коснется. Она всегда останется молодой... в отличие от меня.
— Я буду с нетерпением ждать возможности взглянуть на нее.
— Как и я, — в голосе Кадма звучала усталость. — Что ж, леди, думаю, мне пора отпустить вас и не мешать вам веселиться.
— Нам было очень приятно с вами познакомиться, — подала голос Шерри.
— А мне еще приятнее, — ответил Кадм. — Поверьте, я не кривлю душой.
— Да, таких мужчин больше не встретишь, — изрекла Шерри, когда они удалились на достаточное расстояние.
— Ты, я смотрю, влюбилась в старичка, — усмехнулась Динни.
— Вот что я скажу, — обратилась Шерри к эйчел, не обращая внимания на выпад другой дочери, — если Митчелл унаследовал хотя бы половину достоинств своего деда, тебе не придется ни о чем жалеть.
: 2015-09-15; : 70; !; |