Житие преподобныя матере нашея Марии Египетския. Статия вторая.

Ста́рцу жела́ющу уве́дати житие́ Мари́и, и неудержи́мо слезя́щу, нача́ она́ я́же о себе́ повествова́ти си́це: Аз, о́тче, рожде́на есмь во Еги́пте, бы́вшей же ми двуна́десяти лет, и еще́ живы́м су́щим роди́телем мои́м, отверго́хся любве́ их, и идо́х во Александри́ю. И ка́ко пе́рвое де́вство мое́ растли́х, неудержи́мое же и ненасы́тное нача́х твори́ти любодея́ние, стыжду́ся же и помы́слити, не то́чию глаго́лати намно́зе, оба́че ну́жднейшее скоре́е изглаго́лю, да уве́си неудержа́ние пло́ти моея́: седмьна́десять лет и бо́лее сотвори́х в наро́дном блудодея́нии, не ра́ди да́ра или́ мзды ко́ея, ниже́ бо от не́киих даю́щих ми хоте́х прия́ти, сие́ же умы́слих, да мно́жайших приобря́щу притека́ти ко мне ту́не, и исполня́ти плотско́е жела́ние мое́. Не мни же о мне, я́ко бога́та бех, и не взима́х: в нищете́ бо живя́х, и мно́жицею гладна́ изгре́бия прядо́х, раждеже́ние же име́ях ненасы́тное, всегда́ в ти́не блу́дной валя́тися, то бо мнех бы́ти и жизнь, е́же всегда́ твори́ти безче́стие естества́. Та́ко у́бо живу́щи, ви́дех в не́кое жа́твенное вре́мя наро́д мног муже́й Ливи́ан и Еги́птян иду́щих на мо́ре, вопроси́х же тогда́ не́коего прилучи́вшагося мне: ка́мо и́дут му́жи си́и со тща́ниемъ? Он же ми рече́: во Иерусали́м, Воздви́жения ра́ди Честна́го и Животворя́щаго Креста́, е́же не по мно́зех днех пра́здноватися бу́дет. И реко́х к нему́: по́ймут ли у́бо и мене́, а́ще пойду́ с ни́ми? Он же рече́: а́ще и́маши нае́м и бра́шно, никто́же тебе́ возбрани́т. Реко́х же к нему́: вои́стинну, бра́те, ни на́йма и́мам, ни бра́шна, пойду́ же и аз, и вни́ду во еди́н кора́бль с ни́ми, и пита́ти мя и́мут: те́ло бо мое́ дам им за нае́м. Сего́ же ра́ди хоте́х с ни́ми идти́, (о́тче, прости́ мя,) я́ко да и́мам мно́жайших рачи́телей гото́вых к стра́сти мое́й. Рех ти, о́тче Зоси́мо, не ну́ди мене́ изрещи́ студ мой, ужаса́юся бо, весть Госпо́дь, я́ко оскверня́ю и са́мый возду́х словесы́ мои́ми. Зоси́ма же слеза́ми омака́я зе́млю, отвеща́ к ней: глаго́ли Го́спода ра́ди, о ма́ти моя́! Глаго́ли, и не преста́ни от поле́зныя ми по́вести. Она́ же к пе́рвым приложи́ сия́: той у́бо ю́ноша услы́шавши скве́рных мои́х слове́с безсту́дие, сме́хом содержи́мь оти́де. Аз же пове́ргши пря́слицу, ю́же случи́ся ми на вре́мя носи́ти, теко́х к мо́рю, иде́же теку́щих зрех и ви́дех не́кия при мо́ри стоя́щия, число́м я́ко де́сять муже́й или́ и мно́жайших, ю́ных телесы́, и́же дово́лни мне бы́ти яви́шася к по́хоти мое́й. Внидо́ша же и ини́и уже́ пре́жде в кора́бль, и по обы́чаю моему́ безсту́дно вскочи́вши к ним, пойми́те, реко́х, и мене́, а́може вы и́дете, не и́мам бо вам обрести́ся неуго́дна, но и ины́я ре́кши скве́рныя глаго́лы, подвиго́х всех на смех. Они́ же безсту́дие мое́ ви́девше, пои́мше мя введо́ша в кора́бль свой, и отту́ду нача́хом плы́ти. А я́же отсе́ле бы́ша, ка́ко ти испове́м, о челове́че Бо́жий! Кото́рый язы́к изрече́т, или́ слух прии́мет бы́вшая зла́я дела́ моя́ на пути́ и в корабли́? Ка́ко и не хотя́щих аз окая́нная понужда́х на грех: несть бо о́браза нечисто́т изрица́емых же и неизрица́емых, и́хже тогда́ бех учи́тельница, и́ми мне ве́ру, о́тче, ужаса́юся, ка́ко понесе́ мо́ре блуже́ние мое́? Ка́ко же не раздви́же земля́ уст свои́х, и живу́ю мя во ад не погрузи́, толи́ко душ се́тию сме́ртною улови́вшую? Но мню, я́ко покая́ния моего́ Бог иска́ше, не хотя́щ сме́рти гре́шника, но ожида́ющ с долготерпе́нием обраще́ния. Та́ко у́бо и с таковы́м тща́нием взыдо́х во Иерусали́м, и ели́ко дней пре́жде пра́здника та́мо пребы́х, подо́бная пе́рвым твори́х, па́че же и го́ршая, не дово́льна бо бех ю́ношами бы́вшими со мно́ю в корабли́ и на пути́, но и ины́я мно́жайшия, гра́жданы же и стра́нныя, на ту скве́рну собира́х. Егда́ же пости́же пра́здник свята́го Воздви́жения Честна́го Креста́, аз я́ко и пе́рвее обхожда́х ду́ши ю́ных уловля́ющи. Ви́дех же зело́ ра́но всех согла́сно стека́ющихся в це́рковь, идо́х у́бо и аз, и теко́х с теку́щими, и приидо́х с ни́ми в притво́р церко́вный. И егда́ приспе́ час свята́го Воздви́жения Честна́го Креста́ Госпо́дня, и аз тща́щися вни́ти в це́рковь с наро́дом, тесня́хся, но оттесня́ема, и отрева́ема бех, угнета́ема же, с трудо́м мно́гим и ну́ждею прибли́жихся к две́рем це́ркве и аз окая́нная. Егда́ же на праг две́рный возступи́х, ини́и у́бо вси невозбра́нно внидо́ша, мне же Боже́ственная не́кая возбрани́ си́ла, не попуща́ющи вни́ти, и па́ки покуси́хся, но отринове́на бех, и еди́на в притво́ре отве́ржена стоя́х, мне́вши же, я́ко от же́нския не́мощи сие́ случа́ется ми. Па́ки ины́м входя́щим примеси́хся и нужда́хся вни́ти, но тружда́хся всу́е, и па́ки бо егда́ нога́ моя́ гре́шная пра́гу косну́ся, це́рковь всех приима́ше никому́же возбраня́я, мене́ же еди́ну окая́нную не приима́ше, но я́ко во́инское мно́жество на сие́ устро́енное, е́же вход возбраня́ти, си́це мне внеза́пная не́кая возбраня́ше си́ла, и па́ки обрето́хся в притво́ре. Си́це же три́жды и четы́режды пострада́вши, труди́вшися, и ничто́же успе́вши, изнемого́х, и ктому́ не мого́х примеша́тися к входя́щим, (бы́вшу и те́лу моему́ от ну́жды угнета́ющих зело́ претружде́ну.) В студе́ же су́щи и неча́янии про́чее, отступи́х, и стах в не́коем у́гле притво́ра церко́внаго, и едва́ не́когда приидо́х в чу́вство, ка́я бысть вина́ возбраня́ющая мне ви́дети Животворя́щее Дре́во Креста́ Госпо́дня, косну́ся бо очесе́м се́рдца моего́ свет ра́зума спаси́тельнаго, за́поведь Госпо́дня све́тлая, просвеща́ющая душе́вныя о́чи, показу́ющи ми, я́ко ти́на дел мои́х возбраня́ет ми церко́вный вход, нача́х у́бо пла́катися, и рыда́ти, и в пе́рси би́ти, воздыха́ния из глубины́ се́рдца износя́щи. Пла́чущися же на ме́сте, на не́мже стоя́х, узре́х горе́ ико́ну Пресвяты́я Богоро́дицы на стене́ стоя́щую, и реко́х к Ней, неотвра́тно очесы́ и умо́м зря́щи: о Де́во Влады́чице, ро́ждшая пло́тию Бо́га Сло́ва! вем вои́стинну, вем, я́ко несть Ти достохва́льно, ниже́ благоприя́тно, е́же зре́ти мне си́це нечи́стей и скве́рней блудни́це на честну́ю ико́ну Твою́ Пречи́стыя Присноде́вы Мари́и, иму́щия те́ло и ду́шу чи́сту и нескве́рну, пра́ведно же есть мне, блудни́це, возненави́денней и омерзе́нней бы́ти от Твоея́ де́вственныя чистоты́. Но поне́же слы́шах, я́ко сего́ ра́ди Бог челове́к бысть, его́же родила́ еси́, да призове́т гре́шники на покая́ние, помози́ мне, еди́ней не иму́щей ни от кого́же по́мощи. Повели́, да и мне невозбране́н бу́дет в це́рковь вход, и не лиши́ мене́ ви́дети Честно́е Дре́во, на не́мже пло́тию пригвозди́ся Бог рожде́нный от Тебе́, и́же Кровь Свою́ за мое́ избавле́ние даде́. Повели́, о Влады́чице! да и мне, недосто́йной, две́ри отве́рзутся к поклоне́нию Боже́ственнаго Креста́. И бу́ди ми Ты, Пору́чница достове́рнейшая к рожде́нному из Тебе́, я́ко уже́ ктому́ телесе́ моего́ не и́мам оскверни́ти нико́имже нечи́стым блуже́ния руга́нием, но егда́ Дре́во свято́е Кре́стное Сы́на Твоего́ узрю́, ми́ра и я́же в ми́ре всего́ отве́ргуся, и а́бие изы́ду, а́може Ты Сама́, я́ко Пору́чница моего́ спасе́ния, наста́виши мя. Сия́ ре́кши, и я́ко не́кое извеще́ние прие́мши, ве́рою разжже́на, и наде́ждею на благоутро́бие Богоро́дицы утвержде́на, дви́гнухся от о́наго ме́ста, на не́мже стоя́щи творя́х моли́тву, и ше́дши па́ки ко входя́щим в це́рковь примеси́хся, и уже́ никто́же бе отрева́яй мене́, и никто́же возбраня́яй бы́ти ми близ двере́й, и́миже в це́рковь вхожда́ху. Прия́ у́бо мя страх и у́жас, и вся трепета́х и трясо́хся, та́же дости́гши двере́й, я́же дото́ле затворе́ны мне бы́ша, без труда́ внидо́х внутрь це́ркве свята́я святы́х, и Честна́го и Животворя́щаго Креста́ Дре́во ви́дети сподо́бихся, и ви́дех та́йны Бо́жия, и ка́ко гото́в есть приима́ти ка́ющихся. Па́дши же на зе́млю, поклони́хся Честно́му Дре́ву Кре́стному, и лобыза́х е́ со стра́хом, и изыдо́х, к Пору́чнице мое́й приити́ тща́щися. Бы́вши же на о́ном ме́сте, иде́же бе Пору́чницы моея́ рукописа́ние, ико́на Ея́ свята́я, и на коле́на поклони́вшися пред Присноде́вою Богоро́дицею, сия́ изреко́х глаго́лы: Ты, о Присноблаже́нная Де́во Влады́чице Богоро́дице! Твое́ на мне показу́еши преблаго́е человеколю́бие. Ты недосто́йныя моея́ не гнуша́ешися моли́твы, ви́дех бо сла́ву, ю́же впра́вду недосто́йно бе мне зре́ти блу́дной. Сла́ва Бо́гу прие́млющему Тебе́ ра́ди покая́ние гре́шных. Что́же и́мам бо́лее гре́шная помы́слити или́ рещи́? Вре́мя есть уже́, Влады́чице, испо́лнити за поруче́нием Твои́м е́же обеща́х, ны́не, а́може во́лиши, наста́ви мя, ны́не бу́ди ми про́чее спасе́ния учи́тельница, руково́дствующи на путь покая́ния. Сия́ глаго́ля, слы́шах глас издале́ча вопию́щ: а́ще Иорда́н пре́йдеши, добр поко́й обря́щеши. Аз же глас Той услы́шавши, и я́ко мене́ ра́ди бысть, ве́ровавши, со слеза́ми воззва́х, на ико́ну Богоро́дицы зря: Влады́чице, Влады́чице Богоро́дице, не оста́ви мене́! И си́це воззва́вши изыдо́х из притво́ра церко́внаго, и скороте́чно ше́ствовах. Иду́щую же мя ви́де не́кто, и даде́ ми три ца́ты, ре́кши: приими́ сия́, о ма́ти! Аз же прие́мши купи́х за них три хле́ба. Вопроси́х же хлебопрода́вца: кото́рый путь есть ко Иорда́ну? Уве́давши же врата́ гра́дская су́щая ко о́ной стране́, изыдо́х, теку́щи и слезя́щи. Вопроша́ющи же пути́ от срета́ющих, день той в пути́ сконча́х, бе же к тре́тиему часу́ дне, егда́ Честны́й святы́й Крест Христо́в ви́дети сподо́бихся, и со́лнцу уже́ к за́паду прекло́ншуся, достиго́х це́ркве свята́го Иоа́нна Крести́теля, близ Иорда́на су́щия, в не́йже поклони́вшися, снидо́х на Иорда́н а́бие, и от тоя́ святы́я воды́ ру́це и лице́ умы́х, и ше́дши па́ки в це́рковь причасти́хся в ней Пречи́стых и Животворя́щих Та́ин Христо́вых, и посе́м еди́наго от хле́бов полови́ну снедо́х, и от воды́ Иорда́нския пих, на земли́ же но́щию почи́х. И воу́трие ра́но обре́тши та́мо корабле́ц мал, превезо́хся на о́ну страну́ Иорда́на, и па́ки помоли́хся наста́внице мое́й Богоро́дице, да наста́вит мя, иде́же Ей само́й есть благоуго́дно. Приидо́х у́бо в пусты́ню сию́, и отто́ле да́же и до днесь удали́хся бе́гая, и зде водвори́хся, ча́я Бо́га спаса́ющаго мя от пренемога́ния души́ и бу́ри, обраща́ющуюся к Нему́. Зоси́ма же рече́ к ней: коли́ко лет есть, о госпоже́ моя́, отне́леже в сей водворя́ешися пусты́ни? Она́ же отвеща́: четы́редесять и седмь лет разуме́ю бы́ти, отне́леже изыдо́х из Свята́го Гра́да. Рече́ же Зоси́ма: и что обрета́еши на пи́щу, госпоже́ моя́? Она́ же рече́: полтретья́ хле́ба принесо́х преше́дши Иорда́н, и́же пома́ле изсо́хше окамене́ша, и́хже пома́лу чрез ле́та не́кая вкуша́ющи сконча́х. Рече́ же Зоси́ма: ка́ко же безбе́дно пребыла́ еси́ толи́кое вре́мене разстоя́ние, нико́емуже сопроти́вну премене́нию смути́вшу тя? Отвеща́ она́: о ре́чи мя ны́не вопроси́л еси́, а́вво Зоси́мо, о не́йже ужаса́юся глаго́лати, а́ще бо воспомяну́ толи́кия беды́, я́же претерпе́х, и помышле́ния лю́тая смути́вшая мя, бою́ся, да не ка́ко па́ки от них объя́та бу́ду. Рече́ же к ней Зоси́ма: ничто́же оста́ви, о госпоже́ моя́, е́же не возвести́ти ми, еди́ною бо о сем вопроси́х тя, да вся подро́бну изъяви́ши ми. Она́ же рече́ к нему́: ве́руй ми, а́вво Зоси́мо, седмьна́десять лет пребы́х в пусты́ни сей, я́ко со зверьми́ лю́тыми, с мои́ми безу́мными похотьми́ борю́щися. Егда́ бо пи́щи вкуша́ти начина́х, жела́х мяс и рыб, я́же ми бя́ху во Еги́пте. Жела́х же и пития́ вина́ вожделе́ннаго мне. Мно́го бо вина́ пия́х в ми́ре су́щи, зде же и воды́ отню́д не име́ющи, лю́те жа́ждею пали́ма бех, и бе́дне терпя́х. Быва́ше же ми и жела́ние блу́дных пе́сней, зело́ смуща́ющее и понужда́ющее мя пе́ти пе́сни бесо́вския, и́мже навыко́х. А́бие же слезя́щи, и в пе́рси бию́щися, воспомина́х обе́ты, я́же сотвори́х исходя́щи, в пусты́ню сию́. Быва́х же по́мыслом пред ико́ною Пречи́стыя Богоро́дицы Спору́чницы моея́, и пред не́ю пла́кахся, моля́щи отгна́ти от мене́ помышле́ния, си́це окая́нную мою́ ду́шу смуща́ющая, егда́ же дово́льно пла́кахся, и в пе́рси усе́рдно бия́х, тогда́ свет ви́дех отвсю́ду мя осия́вший, и тишина́ от треволне́ния изыма́ющая быва́ше ми. По́мыслы же на блуд па́ки порева́ющия мя, ка́ко ти испове́м, а́вво, прости́: огнь бо внутрь се́рдца моего́ стра́стнаго возгара́шеся, и всю отвсю́ду паля́ше мя, и к жела́нию смеше́ния понужда́ше. Егда́ же таково́е помышле́ние прихожда́ше ми, поверга́х мя на зе́млю, и слеза́ми облива́хся, помышля́ющи са́мую мне предстоя́ти Спору́чницу мою́, преступле́ние мое́ судя́щую, и муче́ние за преступле́ние гро́зно показу́ющую, и не востава́х от поверже́ния мене́ на зе́млю день и нощь, до́ндеже сла́дкий о́ный свет осиява́ше мя, и по́мыслы смуща́ющия мя отгоня́ше, о́чи же мои́ к Спору́чнице мое́й возводя́х, непреста́нно прося́щи по́мощи мне бе́дствующей в пусты́нной пучи́не, я́коже и вои́стинну помо́щницу ту име́х и к покая́нию поспе́шницу. И та́ко сконча́х седмьна́десять лет, безчи́сленныя беды́ пострада́вши. отто́ле же да́же до днесь помо́щница моя́ Богоро́дица во всем, и на вся руково́дствует мя. Рече́ же Зоси́ма к ней: не потре́бовала ли еси́ про́чее пи́щи или́ одея́ния? Она́ же отвеща́: хле́бы у́бо о́ныя сконча́вши в седмина́десяти ле́тех, пита́хся зе́лием обрета́ющимся в пусты́ни сей. Одея́ние же, е́же име́х Иорда́н преше́дши, о ве́тхости истле́, и мно́гую от зимы́ и от зно́я ну́жду претерпе́х, зно́ем опаля́ема и зимо́ю омерза́ема и трепе́щуща, я́коже и мно́жицею па́дши на земли́, а́ки безду́шна, отню́д недви́жима лежа́х, мно́гими и разли́чными беда́ми, и искуше́ниями безме́рными бори́ма. Отто́ле же и до днесь си́ла Бо́жия многообра́зная гре́шную мою́ ду́шу и те́лу смире́нное соблюде́, помышля́ющи бо то́чию, от каковы́х мя зол изба́ви Госпо́дь, пи́щу неистощи́мую стяжа́х наде́жду спасе́ния моего́, пита́юся бо и покрыва́юся глаго́лом Бо́жиим, содержа́щим вся́ческая, и́бо не о хле́бе еди́ном жив бу́дет челове́к. И ели́цы не име́яху покро́ва, в ка́мение облеко́шася, ели́ко их совлече́ся грехо́внаго одея́ния. Слы́шав же Зоси́ма, я́ко и словеса́ от Писа́ния воспомина́ет, от Моисе́а же и Проро́к и от книг псало́мских, рече́ к ней: псалмо́м же и ины́м кни́гам, о госпоже́, учи́лася ли еси́? Она́ же слы́шавши сие́, оскла́бися, и рече́ к нему́: ве́руй, челове́че, не ви́дех ина́го челове́ка, отне́леже Иорда́н преидо́х, кроме́ твоего́ лица́ днесь, и ниже́ зве́ря, ни ина́го живо́тнаго ви́дех, кни́гам же никогда́же учи́хся, ни ина́го чту́щаго или́ пою́щаго слы́шах, но сло́во Бо́жие жи́во и де́йственно у́чит ра́зуму челове́ка, да́же до зде коне́ц су́щия о мне по́вести. Ны́не у́бо заклина́ю тя воплоще́нием сло́ва Бо́жия, моли́тися за мя, блудни́цу. Сия́ егда́ она́ изрече́, и сло́во сконча́, устреми́ся ста́рец поклони́тися, и со слеза́ми возопи́: благослове́н Бог творя́й вели́кая и стра́шная, сла́вная же и ди́вная неизрече́нная, и́мже несть числа́. Благослове́н Бог показа́вый ми, ели́ка да́рует боя́щимся Его́, вои́стинну не оставля́еши взыску́ющих Тебе́, Го́споди. Она́ же е́мши ста́рца, не попусти́ тому́ соверше́нно поклони́тися ей, и рече́ к нему́: сия́ вся, я́же слы́шал еси́, о́тче, заклина́ю тя Иису́сом Христо́м Бо́гом Спаси́телем на́шим, да никому́же рече́ши, до́ндеже Бог от земли́ во́змет мя. Ны́не же с ми́ром отыди́, и па́ки в гряду́щее ле́то у́зриши мя Бо́жией нас храня́щей благода́ти. Сотвори́ же Го́спода ра́ди то, е́же ти ны́не пове́м, моля́: в пост гряду́щаго ле́та не преходи́ Иорда́на, я́коже обыко́сте твори́ти в монастыре́. Дивля́шеся же Зоси́ма, услы́шав, я́ко и чин монасты́рский возвести́, и ничто́же и́но глаго́лаше, кроме́: сла́ва Бо́гу даю́щему вели́кая лю́бящим его́. Она́ же рече́ ему́: пребу́ди у́бо, я́коже глаго́лю ти, а́вво, в монастыре́, и́бо и хотя́щу изы́ти, не возмо́жно ти бу́дет. Во святы́й же Вели́кий Четверто́к, в ве́чер Та́инственныя Христо́вы Ве́чери, возми́ от Животворя́щаго Те́ла и Кро́ве Христа́ Бо́га на́шего в сосу́д святы́й, досто́йный такова́го та́инства, принеси́ же и пожди́ мя на о́ной Иорда́на стране́, су́щей близ селе́ния мирска́го, да прише́дши причащу́ся Животворя́щих Даро́в. Отне́леже бо прича́стихся их в це́ркви Предте́чеве, пре́жде да́же Иорда́н преидо́х, да́же до ны́не святы́ни тоя́ не получи́х, ны́не же усе́рдно ея́ жела́ю, и молю́ тя, да не пре́зриши моего́ моле́ния, но вся́чески принеси́ ми Животворя́щее то Боже́ственное Та́инство, в о́ньже час Госпо́дь Своя́ ученики́ ве́чери Боже́ственныя прича́стники сотвори́. Иоа́нну же игу́мену монастыря́, в не́мже живе́ши, рцы: внима́й тебе́ и ста́ду твоему́, не́кая бо та́мо творя́тся тре́бующая исправле́ния, оба́че хощу́, да не ны́не то рече́ши ему́, но егда́ Госпо́дь повели́т ти. Сия́ ре́кши и моле́ния за ся от ста́рца испроси́вши, во вну́треннюю пусты́ню оти́де. Зоси́ма же поклони́ся до земли́, целова́ ме́сто, иде́же стоя́ стопы́ ног ея́, дая́ сла́ву Бо́гу, и возврати́ся хваля́ и благословя́ Христа́ Бо́га на́шего. Преше́д же о́ную пусты́ню, прии́де в монасты́рь, в о́ньже день возвраща́тися обыко́ша бра́тия в нем живу́щии, и в то ле́то умолча́ вся, никому́же сме́я изрещи́, я́же ви́де. В себе́ же Бо́га моля́ше показа́ти ему́ па́ки жела́емое лице́, скорбя́ше же и тужа́ше помышля́я долготу́ ле́тняго тече́ния, хотя́ еди́ным днем ле́ту о́ному бы́ти, а́ще бы мо́щно бы́ло. Егда́ же прибли́жися свята́го Вели́каго поста́ пе́рвая неде́ля, а́бие по обы́чаю и чи́ну монасты́рскому, сотвори́вше моли́тву, ини́и вси бра́тия пою́ще изыдо́ша в пусты́ню. Зоси́ме же неду́гом распале́ну, нужда́ бе уде́ржану в монастыре́ оста́тися. Воспомяну́ же той преподо́бную ре́кшую, я́ко, и хотя́щу ти из оби́тели изы́ти невозмо́жно бу́дет, но не по мно́гих днех от неду́га воста́в, пребыва́ше в монастыре́. Егда́ же возврати́шася бра́тия и прибли́жися ве́чер Та́инственныя Христо́вы Ве́чери, сотвори́ Зоси́ма завеща́нное ему́: вложи́ в ма́лую ча́шу от Пречи́стаго Те́ла и Кро́ве Христа́ Бо́га на́шего. Вложи́ же в ко́шницу и смо́квей ма́ло суше́ных, и фи́ников, и ма́ло со́чива моче́на в воде́, и и́де в ве́чер зело́ по́зден, и се́де на бре́зе Иорда́нове ждый преподо́бныя. Ме́длящей же святе́й, Зоси́ма не воздрема́ся, но неукло́нно зря́ше в пусты́ню, ожида́я ви́дети усе́рдно жела́емое. Глаго́лаше же в себе́ ста́рец, седя́: еда́ ка́ко недосто́инство мое́ возбрани́ приити́ ей, или́ прише́дши и не обре́тши мя возврати́ся? Си́це же помышля́я, воздохну́ и прослези́ся, и о́чи на не́бо возве́д Бо́га моля́ше, глаго́ля: не лиши́ мене́, Влады́ко, и па́ки да ви́жду лице́ то, е́же ви́дети сподо́бил мя еси́, да не отиду́ тощь, нося́ моя́ грехи́ на обличе́ние мое́. Си́це со слеза́ми помоли́вся, во ино́е помышле́ние пре́йде, глаго́ля в себе́: что у́бо будет, а́ще и прии́дет, а корабля́ несть? Ка́ко Иорда́н пре́йдет, и ко мне прии́дет, недосто́йному? Увы́ моему́ недосто́инству! Увы́ мне, кто мя такова́го добра́ лиши́тися сотвори́! Та́ко помышля́ющу ста́рцу, се преподо́бная прии́де, и на о́ной стране́ реки́ ста, отню́дуже идя́ше. Зоси́ма же воста́, ра́дуяся и веселя́ся и сла́вя Бо́га. Но еще́ с по́мыслом боря́шеся, я́ко не мо́жет та прейти́ Иорда́на, и ви́де ю́ зна́мением кре́стным Иорда́н зна́менавшую, [всю бо нощь тогда́ луна́ сия́ше, и ку́пно с тем зна́мением взы́де свята́я на во́ду, и ходя́щи верху́ воды́ к нему́ грядя́ше. Он же хоте́ поклони́тися ей, но та возбрани́ ему́ еще́ по воде́ ше́ствующи, глаго́ля: что твори́ши а́вво, свяще́нник сый, и нося́ Боже́ственныя Та́йны? Он же послу́ша глаго́лющия, я́же соше́дши с воды́, рече́ к ста́рцу: благослови́ о́тче, благослови́. Он же к ней отвещава́я с тре́петом, [у́жас бо его́ объя́ от преди́внаго виде́ния] рече́: вои́стинну Бог нело́жен есть, обеща́вый уподо́бити себе́ тех, и́же себе́ по си́ле свое́й очища́ют. Сла́ва Тебе́, Христе́ Бо́же наш, показа́вый мне рабо́ю Твое́ю сею́, коли́ко отстою́ от ме́ры соверше́ния. Сие́ ре́кшаго моли́ она́ глаго́лати Симво́л святы́я ве́ры: Ве́рую во еди́наго Бо́га: и моли́тву Госпо́дню: О́тче наш, И́же еси́ на небесе́х: и сконча́нней бы́вшей моли́тве, причасти́ся свята́я Пречи́стых и Животворя́щих Христо́вых Та́ин, и по обы́чаю целова́ ста́рца. Та́же на не́бо ру́це возде́вши воздохну́, прослези́ся, и возопи́: Ны́не отпуща́еши рабу́ Твою́, Влады́ко, по глаго́лу Твоему́ с ми́ром, я́ко ви́деста о́чи мои́ спасе́ние Твое́. И глаго́ла к ста́рцу: прости́, а́вво Зоси́мо, еще́ же и друго́е мое́ жела́ние испо́лни: иди́ ны́не в монасты́рь твой, Бо́жиим ми́ром храни́мь, в гряду́щее же ле́то прииди́ па́ки во о́ный же пото́к, иде́же ти пе́рвее собесе́довах, прииди́ у́бо, прииди́ Го́спода ра́ди, и па́ки у́зриши мя, я́коже хо́щет Госпо́дь. Он же к ней отвеща́: хоте́л бы, а́ще бы мо́щно бы́ло, в след тебе ходи́ти, и зре́ти честно́е твое́ лице́. Молю́ же, сотвори́ еди́но проси́мое у тебе́ мно́ю ста́рцем: вкуси́ ма́ло от пи́щи, ю́же принесо́х се́мо. И сие́ рек, показа́ ей, е́же име́ принесе́нное в ко́шнице. Она́ же пе́рстов края́ми со́чива косну́вшися, и три зерна́ взе́мши, во своя́ принесе́ уста́, и рече́: довле́ет сие́ благода́ти духо́вней, храня́щей естество́ души́ нескве́рненное. И па́ки рече́ к ста́рцу: моли́ Го́спода о мне, о́тче мой, моли́, помина́я всегда́ мое́ окая́нство. Он же поклони́ся пред нога́ми ея́, и проша́ше ю́, да мо́лится к Бо́гу о це́ркви и о царе́х и о нем. Сие́ же испроси́в со слеза́ми, оста́ви ю́ оти́ти, сам стеня́ и рыда́я, не сме́яше бо надо́лзе ю́ держа́ти, но а́ще бы и хоте́л, неудержи́ма бе. Она́ же па́ки Иорда́н зна́менавши, пре́йде той верху́ воды́, я́коже и пре́жде. Ста́рец же возврати́ся, ра́достию и стра́хом мно́гим содержи́мый, укоря́я себе́ и жале́я, я́ко и́мене преподо́бныя не уве́да, оба́че упова́ше сие́ получи́ти во гряду́щее ле́то. Ле́ту же мимоше́дшу, по́йде Зоси́ма па́ки в пусты́ню, вся испо́лнивши по обы́чаю, и теча́ше ко о́ному преди́вному виде́нию. Преше́д же пусты́нную долготу́, и дости́г не́киих зна́мений, показу́ющих иско́мое ме́сто, озира́ше десна́я и шу́яя, и всю́ду смотря́ше очи́ма, а́ки лове́ц не́кий иску́снейший, где бы уго́дный получи́л лов. Егда́ же ни отку́ду что дви́жущееся та́ко ви́де, нача́ себе́ облива́ти слеза́ми, и возве́д на не́бо о́чи, моля́шеся Бо́гу, глаго́ля: покажи́ ми, Го́споди, сокро́вище Твое́ некра́домое, е́же в пусты́ни сей скрыл еси́, покажи́ мне (молю́ся) во пло́ти а́нгела, ему́же соравни́тися несть досто́ин весь мир. Си́це моля́щися, дости́же ме́ста, е́же пото́к зна́меноваше, и став на краи́ того́, ви́де на стране́ су́щей к восто́ку преподо́бную лежа́щую ме́ртву, ру́це, я́коже достоя́ше, согбе́нны, и лице́ на восто́к обраще́нно иму́щую, к не́йже прите́к, но́зе блаже́нныя слеза́ми свои́ми умыва́ше, ни кото́рой бо ино́й ча́сти те́ла дерзну́л косну́тися. Пла́кав же мно́го, и псалмы́ прили́чныя вре́мени тоя́ потре́бы изре́к, сотвори́ моли́тву погребе́ния, и рече́ к себе́: погребсти́ ли и́мам преподо́бныя те́ло, еда́ ли неуго́дно блаже́нней сие́ бу́детъ? И сия́ в мы́сли свое́й глаго́ля, ви́де при главе́ ея́ изображе́нное писа́ние на земли́ сие́: погреби́, а́вво Зоси́мо, на сем ме́сте смире́нныя Мари́и те́ло, отда́ждь персть пе́рсти, моли́ же Го́спода за мя преста́вльшуюся ме́сяца Фарму́фиа Еги́петски, Ри́мски же Апри́ллиа в 1 день, в са́мую нощь спаси́тельныя Христо́вы Стра́сти, по причаще́нии Боже́ственныя Та́йныя Ве́чери. Сие́ написа́ние проче́т ста́рец, пе́рвее помышля́ше, кто есть писа́вый? Она́ бо, я́коже рече́, не ве́дяше писа́ния: оба́че возра́довася зело́, я́ко и́мя преподо́бныя уве́да. Позна́ же, я́ко егда́ преподо́бная Боже́ственных Та́ин при Иорда́не причасти́ся, а́бие на ме́сте том бысть, иде́же тогда и преста́вися, и а́може он ше́ствова путь, два́десять дней трудя́ся, та́мо во еди́н час Мари́а пре́йде, и а́бие к Бо́гу оти́де. Сла́вя же Бо́га ста́рец, и слеза́ми омоча́я зе́млю и те́ло преподо́бныя, и рече́ к себе́: вре́мя есть, о ста́рче Зоси́мо! Повеле́нное тебе́ соверши́ти, но ка́ко сотвори́ши, окая́нне, ископа́ние, в рука́х ничесо́же име́я? И сие́ рек, ви́де не дале́че дре́вце ма́лое пове́рженное в пусты́ни, е́же взем, нача́ им копа́ти, суха́ же су́щи земля́, ника́коже послу́шаше тружда́ющагося ста́рца, и́же копа́ше по́том облива́емь, но ничто́же успе́ти можа́ше. Воздохну́в же зело́ из глубины́ ду́ха, ви́де льва вели́ка те́лу преподо́бныя Мари́и предстоя́ща, и но́зе ея́ ли́жуща, его́же узре́в, тре́петен бысть, убоя́ся зве́ря, па́че же воспомяну́в блаже́нною рече́нное, я́ко никогда́же звере́й ви́де, зна́менався же кре́стным зна́мением, ве́рова, я́ко невре́дно бу́дет сохране́н си́лою лежа́щия. Лев же нача́ приближа́тися ти́хо к ста́рцу, ласка́яся помава́нми, а́ки целу́я. Зоси́ма же рече́ ко льву: поне́же, о зве́рю! вели́кая сия́ повеле́ мне погребсти́ ея́ те́ло, аз же стар есмь, и не могу́ ископа́ти гро́ба, ниже́ бо и́мам ору́дия к копа́нию потре́бнаго, и в толи́ком разстоя́нии от оби́тели не могу́ ско́ро возврати́тися, и принести́ е́, сотвори́ у́бо ты копа́ние ноготьми́ твои́ми, да отда́м земли́ преподо́бныя те́ло. И а́бие глаго́л сей слы́шав лев, ископа́ пре́дними нога́ми ров, ели́ко дово́льно бе покры́ти погреба́емое. Па́ки у́бо ста́рец преподо́бныя но́зе слеза́ми омы́в, и мно́го моли́вся ей за вся моли́тися, покры́ те́ло ея́ земле́ю на́го су́щее, и ничто́же и́но име́ющее, то́чию о́ную оде́жду ве́тхую раздра́нную, пове́рженную испе́рва от Зоси́мы, е́юже Мари́а покры́ тогда́ не́кия своего́ те́ла ча́сти. Та́же отидо́ша о́ба, лев во вну́треннюю пусты́ню, я́ко овча́ ти́хо отлучи́ся, Зоси́ма же во своя́ возврати́ся, благословя́ и хваля́ Христа́ Бо́га на́шего. И прише́д в монасты́рь, всем мона́хом пове́да о преподо́бней сей Мари́и, ничто́же скрыв, е́же ви́де, и е́же слы́ша от нея́, я́ко всем слы́шащим вели́чия Бо́жия удиви́тися, со стра́хом же, ве́рою и любо́вию твори́ти па́мять, и почита́ти день преставле́ния преподо́бныя сея́ Мари́и. Иоа́нн же игу́мен обре́те не́кия в монастыре́ тре́бующия исправле́ния, по словеси́ преподо́бныя, и сия́ по́мощию Бо́жиею испра́ви. Зоси́ма же пожи́вши Богоуго́дно, близ ста лет сый, сконча́ в том монастыре́ жизнь вре́менную, и оти́де на ве́чную ко Го́споду. И оста́виша мона́си того́ монастыря́ ненапи́санное та́мо сие́ о преподо́бней Мари́и сей сло́во, но по восприима́нию еди́ни от други́х глаго́люще, и во о́бщую предлага́юще по́льзу по́весть слы́шащим, писа́нием же то пре́дано дото́ле не слы́шася. Аз же (глаго́лет Софро́ний святы́й) е́же ненапи́санное прия́х, пи́санною по́вестию изъяви́х. А́ще же ини́и житие́ сея́ преподо́бныя списа́ша, лу́чше ве́дуще, то не у́ в мое́ ве́дение прии́де, оба́че и аз коли́ко возмого́х, но си́ле мое́й написа́х, ничто́же па́че и́стинныя по́вести предпоче́т. Бог же преди́вная творя́й чудеса́, и вели́кими воздая́й дарова́нии с ве́рою к нему́ прибега́ющим, да даст мзду приобрета́ющим по́льзу от сея́ по́вести, чту́щим сие́ и слы́шащим, и потща́вшемуся преда́ти по́весть сию́ написа́нием, и да сподо́бит их благи́я ча́сти Мари́и сея́ блаже́нныя со все́ми, Богомы́слием и труда́ми благоугоди́вшими ему́ от ве́ка. Дади́м же и мы сла́ву Бо́гу, Царю́ ве́чному, да и нас сподо́бит ми́лость обрести́ в день Су́дный о Христе́ Иису́се, Го́споде на́шем, Ему́же подоба́ет вся́кая сла́ва, честь и держа́ва, и поклоне́ние, со Отце́м и Пресвяты́м и Животворя́щим Ду́хом, ны́не и при́сно, и во ве́ки веко́в, ами́нь.