ГИММЛЕР СОЗДАЕТ СВОЮ УЖАСНУЮ ОРГАНИЗАЦИЮ

Гитлеровская политика агрессии постоянно одерживала новые победы, поэтому нацисты не собирались изменять способы своих действий. В конце 1938 года было решено уничтожить Польшу. Поводом для этого мог послужить вольный город Данциг, изолированный на польской территории Версальским договором. Гитлеровские цели не требовали здесь инсценировок, как в Австрии и Чехословакии. Польше предназначалось стать территорией для экспансии и последующего заселения. Она представляла первый этап завоевания «жизненного пространства», которого Гитлер требовал с возникновения нацизма.

Перед лицом готовящейся агрессии Польша находилась в сложном положении. Ее министр иностранных дел полковник Бек давно испытывал горячую симпатию к нацистской диктатуре. С 1926-го по 1936 год Польша, до того управлявшаяся демократическим правительством, жила под диктатурой маршала Пилсудского, который незадолго до смерти подписал с гитлеровской Германией пакт о ненападении. Считавшая себя защищенной этим пактом, военная хунта полковников, которая сменила Пилсудского, создавала препятствия всяким соглашениям с демократическими странами, например с Чехословакией. Больше того, Польша приняла участие в расчленении Чехословакии, захватив Тешинский округ с ее угольными шахтами и 230 тысячами жителей.

Еще 23 мая 1939 года Гитлер заявил на совещании с генералами: «Вопрос не о том, чтобы пощадить Польшу. Вопрос о нападении на Польшу при первом удобном случае». Окончательной датой было определено 1 сентября.

Подготовительные работы к нападению велись со всей тщательностью. План имел кодовое название «Белый план». (План агрессии против Чехословакии назывался «Зеленый план».)

Чтобы сфабриковать инцидент, который позволил бы обвинить поляков в провокации, Гитлер, естественно, вспомнил об исполнителе грязных дел Гиммлере.

23 июня тот присутствовал на совещании совета обороны рейха, собранного всего лишь второй раз после его создания в 1935 году. Там были отработаны основные мероприятия, связанные с близкой войной. Роль, выпавшая людям Гиммлера, стала известна только на Нюрнбергском процессе.

План операции, задуманной Гиммлером, осуществление которой было поручено Гейдриху, получил кодовое наименование «Гиммлер». Для ее исполнения Гейдрих выбрал доверенного человека — Альфреда Науйокса, одного из своих старых друзей, с которым познакомился в Киле, когда Гейдрих стал эсэсовцем. Науйокс тоже вступил в СС в 1931 году. Механик и боксер-любитель, известный и популярный среди кильских докеров, он оказался полезным в уличных стычках и на собраниях. В 1934 году Гейдрих принял его в СД, где тот в 1939 году руководил подсекцией службы внешней информации, шефом которой был оберфюрер СС Гейнц Йост.

Группа «Ф», руководимая Науйоксом, занималась особой деятельностью. Из своего бюро на Дельбрюке-штрассе в Берлине Науйокс управлял разными мастерскими, где верные люди делали таинственную работу. Группа «Ф» представляла собой «техническое подразделение» СД. Там фабриковали фальшивые документы, паспорта и удостоверения личности всех стран, нужные агентам СД, действующим за границей; делали даже фальшивые деньги. Группой по изготовлению фальшивок руководил гауптштурмфюрер СС Крюгер. Другая мастерская, располагавшаяся в самом обычном пригородном доме, была радиостанцией. Некоторое время Науйокс надзирал за всеми видами тайной деятельности, но в январе 1941 года впал в немилость. Он был переведен в войска СС за то, что осмелился оспорить один из приказов Гейдриха, который настоял, чтобы Науйокс был зачислен в боевую часть на Восточном фронте. Однако директивы Гиммлера запрещали посылать «хранителей государственных тайн» в места, где они рисковали попасть в руки противника, что спасло его. Прослужив в Дании, а затем в экономических оккупационных службах в Бельгии, Науйокс дезертировал и перебежал к американским войскам 19 октября 1944 года. Он, по-видимому, не знал о том, что его имя фигурировало в списке военных преступников. Находясь в заключении в Германии в ожидании вызова в союзный трибунал, в 1946 году он бежал и исчез.

10 мая 1939 года Науйокс был еще в фаворе у Гейдриха, и тот вызвал его в свое бюро на Принц-Альбрехт-штрассе. Гейдрих объяснил, что поручает ему инсценировать нападение на немецкую радиостанцию в Глейвице (в Верхней Силезии), рядом с польской границей. Эта инсценировка должна иметь вид нападения на станцию польской специальной команды. «Нам нужны для иностранной печати и германской пропаганды материальные доказательства польского нападения», — сказал Гейдрих.

Науйокс отобрал шесть особо надежных людей из СД и отправился с ними около 15 мая в Глейвиц. Нужно было соблюдать абсолютную тайну, что было нетрудно сделать, потому что летом 1937 года пограничная полиция перешла под контроль гестапо. Там Науйокс должен был ждать шифровку Гейдриха, чтобы начать акцию. Он знал, что для проведения операции в его распоряжении будут немцы, одетые в польскую форму. Сценарий, составленный Гейдрихом, предусматривал, что фальшивая команда захватит станцию и будет удерживать ее столько времени, чтобы говорящий по-польски немец успел зачитать резкое заявление, тоже написанное Гейдрихом. «В этом заявлении, — рассказывал Науйокс, — говорилось, что пробил час германо-польской войны и сплотившиеся поляки сокрушат всякое сопротивление немцев».

Абверу, службе военной разведки, непосредственно подчиненной Верховному командованию вермахта, было поручено приготовить обмундирование, оружие и удостоверения для фальшивых польских солдат. Гиммлер потребовал добыть подлинное польское обмундирование и подлинные польские военные документы, хотя службы Науйокса (группа «Ф») могли бы без труда изготовить безупречные поддельные документы.

Канарис, верховный шеф абвера, попытался помешать этой операции или хотя бы исключить участие в ней его служб, но не преуспел в этом, поскольку Кейтель дал свое согласие. Тогда он решил держаться в стороне от этого дела, а координировать работу служб Гейдрих поручил оберфюреру СС Мельхорну.

Разделение дела на отдельные задачи способствовало сохранению секретности и рассредоточивало ответственность. В мае шеф криминальной полиции Небе, подчиненный Гейдриху, попросил командование вермахта дать ему польскую военную форму, «чтобы снять фильм» о воображаемой польской агрессии. Военные не усмотрели в этом ничего особенного, но последовавшая затем просьба предоставить настоящее оружие и подлинные документы привела их к выводу, что речь идет о чем угодно, только не о кино.

В конце августа Науйокс, который ждал приказов Гейдриха в Глейвице, был вызван в Оппельн, силезский городок в 70 километрах к северу от Глейвица. Там его ждали Мюллер и Мельхорн, чтобы обсудить последние детали операции. Мюллеру как шефу гестапо Гейдрих поручил доставить самый важный «материал», которому он дал оригинальное кодовое название «консервы». Этими «консервами» была дюжина осужденных, извлеченных Мюллером из лагерей.

Вот свидетельство Науйокса в Нюрнберге:

«Мюллер сообщил, что в его распоряжении имеются двенадцать или тринадцать осужденных преступников, на которых должны надеть польские мундиры. Их трупы должны были оставить на месте событий, чтобы показать, что эти люди были убиты якобы во время нападения. Запланировали после окончания инсценировки нападения пригласить на место происшествия представителей печати; затем намечалось составить полицейский отчет.

Мюллер сказал мне, что получил от Гейдриха приказ предоставить в мое распоряжение одного из этих преступников для выполнения моей задачи в Глейвице. Условное наименование, которое он дал этим преступникам, было „консервы“.

Происшествие в Глейвице, в котором я принимал участие, было осуществлено накануне нападения Германии на Польшу. Насколько я помню, война началась 1 сентября 1939 года».

Все было подготовлено в малейших деталях.

«В полдень 31 августа я получил от Гейдриха по телефону условный сигнал, что нападение на радиостанцию должно состояться в тот же день в 8 часов вечера. Гейдрих сказал: „Для выполнения задания обратитесь к Мюллеру за ''консервами''. Я сделал это и попросил Мюллера дать указание передать мне нужного человека поблизости от радиостанции. Он был жив, но находился без сознания. Я попытался открыть ему глаза. По глазам я не смог установить, был ли он жив, но заметил, что он дышал“».

Мюллер заверил обреченных на смерть осужденных, что за патриотическое участие в этой акции их помилуют и освободят.

В указанный час инсценировка нападения состоялась. Как и было предусмотрено, текст, составленный Гейдрихом, был зачитан по-польски по запасному передатчику, что заняло не больше трех или четырех минут, потом Науйокс и его люди ретировались, оставив «консервы» вокруг здания.

На следующий день, 1 сентября, когда германские войска, перейдя границу на рассвете, шли по польской территории, Гитлер выступил в рейхстаге, перечислил несколько «нарушений границы», совершенных поляками (с 23 августа немцы умножили свои провокации), и упомянул о радиостанции в Глейвице, «атакованной регулярными польскими войсками». Со своей стороны Риббентроп разослал германским посольствам за границей официальное сообщение, в котором говорилось, что вермахт был вынужден перейти к активным действиям, чтобы «дать отпор» польским нападениям, и эта формула была воспроизведена в коммюнике Верховного командования вермахта. Все немецкие и некоторые иностранные газеты поместили сообщения об этом событии. Пришлось прождать шесть лет, чтобы узнать правду. Что касается сотрудников СД, которые участвовали в этой операции, то гауптштурмфюрер СС Биркель утверждал, что все они были «устранены», за исключением Науйокса.

Нацисты часто прибегали к методам такого рода, используя форму и оружие своих противников в нарушение международных норм. Последним и самым поразительным примером этого стала операция «Грейф» — акция эсэсовской команды, ведомой Скорцени, для поддержки безнадежного наступления фон Рундштедта в Арденнах в декабре 1944 года. В этой операции участвовали больше 3 тысяч солдат СС, одетых в американскую форму и снабженных танками «шерман», американскими грузовиками и джипами; в их задачу входило посеять панику в глубине боевых порядков союзников и произвести наиболее дерзкие диверсии.

Операция «Гиммлер» в Глейвице показала, что уже тогда службы СС и армия действовали в сговоре. И действительно, в ней приняли участие СД, гестапо и, по приказу командования вермахта, абвер.

На третий день войны, когда немецкие войска захватили уже значительную часть польской территории (8 сентября их танки вошли в Варшаву), Гитлер решил перевести свой штаб ближе к фронту. Три специально оборудованных для этого поезда пересекли польскую границу в районе Катовиц (немного в стороне от Глейвица) и направились по территории Польши к северу в Цоппот, маленький порт на бывшей территории Данцига, присоединенного к рейху законом от 1 сентября. Гитлер оставался там до конца сентября.

В первом специальном поезде ехал Гитлер, во втором — Геринг, в третьем — Гиммлер.

Таким образом, Гиммлер одним из первых проник в Польшу, как это было в Австрии и Чехословакии. Всегда сопровождаемый своим верным адъютантом обергруппенфюрером Вольфом, он участвовал во всех важных заседаниях штаба и наблюдал за устройством своих служб на захваченной территории. Каждая из служб делегировала к нему своего представителя, приехал и молодой шеф внутренней контрразведки СС Вальтер Шелленберг. Этот выбор не был случайным, так как ранее Гейдрих поручал Шелленбергу вести переговоры с армией об урегулировании действий СС в ближних тылах фронта. Специальные команды гестапо и СД прибыли в Польшу вслед за наступавшими войсками, чтобы «обеспечивать безопасность тылов», но главным образом чтобы начать выполнение мер, намеченных Гиммлером по отношению к польскому населению.

Отряды сыскной полиции, состоявшие из людей гестапо и СД, образовали так называемую эйнзацгруппу (боевую группу), которая подразделялась на эйнзацкоманды. Никакого письменного соглашения с армией заключено не было. Когда военные узнали в подробностях о мерах по ликвидации Польши, предписанных Гитлером, они испугались. Бомбардировки Варшавы были запланированы заранее, хотя в военном отношении не были необходимы; предусматривались облавы среди населения; Гитлер приказал также устроить «политическую чистку» Польши, и генералы знали, какие крайности повлечет за собой такой приказ. Наконец, были запланированы разные провокации. Так, Риббентроп информировал адмирала Канариса об организации «восстания» украинских меньшинств против поляков для уничтожения ферм и домов поляков в этих районах.

Канарис предупредил Кейтеля, что такие операции чреваты риском для армии. Некоторые генералы согласились с Канарисом, когда тот воскликнул: «Когда-нибудь весь мир припишет ответственность за такие методы вермахту, на глазах у которого происходили эти события!» Под нажимом этих генералов Кейтель и Браухич высказали Гитлеру свои возражения против использования гиммлеровских команд в войсковых тылах. Безопасность войск достаточно обеспечена, говорили они, и присутствие таких команд ничем не оправдано.

Ко всеобщему удивлению, Гитлер сначала согласился с ними, но вскоре вернулся к своему прежнему решению. Он приказал Кейтелю согласиться с присутствием людей Гиммлера. Кейтель тотчас подчинился, по своему обыкновению, и информировал генералов, что он не имеет влияния на развитие событий, поскольку речь идет о приказе фюрера. Он примирился с бомбардировками Варшавы и казнями некоторых категорий населения: интеллигентов, представителей знати, священнослужителей и, естественно, евреев. Три первые категории считались Гиммлером и Гейдрихом опасными, потому что были способны организовать внутреннее сопротивление и воспротивиться насаждению нацистских порядков. Чтобы этого не произошло, надо лишить население интеллектуальных кадров и носителей нравственности. Что касается евреев, то приказ об их уничтожении в Польше был началом «Окончательного решения».

На совещании в поезде Гитлера генерал Иоганнес фон Бласковиц, которому было поручено подготовить план нападения на Польшу (он командовал армией в этой кампании), выступил с энергичным протестом и подготовил подробный доклад о жестокостях эсэсовцев и их оперативных команд по отношению к евреям и польской элите. Он направил этот доклад непосредственно Гитлеру, но лишь вызвал у того необычайный гнев. Ситуация разрешилась заключением письменного соглашения между Верховным командованием вермахта и Гиммлером об использовании оперативных групп СС в кампании против СССР, в ходе которой жестокость эсэсовцев превзошла все мыслимые пределы.

В сентябре 1939 года было не так много военных, которые осмеливались протестовать. Канарису, Бласковицу, в меньшей степени Браухичу на первый взгляд удавалось, хотя с трудом, воздействовать на Кейтеля, но все попытки не дали результатов.

В целом армия одобряла и поддерживала Гитлера. Генералы надеялись на «войну в цветах» (мы говорим «война в кружевах»); операции в Австрии и Чехословакии, а потом молниеносная кампания в Польше, казалось, давали для этого основания. Они боялись помериться силами с французской и британской армиями, но Гитлер утверждал, что кампания во Франции тоже будет легкой. Осенью 1939 года генералы занимали видное место в нацистском государстве. Они пожинали лавры на Востоке и готовились к схватке с демократиями Запада. Внутри страны многие из них находились на ключевых постах в военной экономике. Удаленность театров военных действий давала им необычайную независимость, помогала освобождаться от опеки со стороны партии и контроля со стороны гестапо и СД.

Какова же была позиция Гиммлера и гестапо в ситуации, развитие которой могло стать для них опасным?

Прежде всего были приняты меры предосторожности в целях ограничения самостоятельности военных. Например, наиболее крупную часть армейского транспорта составлял моторизованный корпус, подчиненный партии. Без его грузовиков, мотоциклистов и водителей армия не могла обеспечить свое снабжение. Партия сохраняла, таким образом, легкое средство контроля над военными и при случае могла помешать передвижениям армии.

С другой стороны, по требованию Гиммлера и вопреки всем обычаям военные никогда не имели полицейской власти ни в Чехословакии, ни в Польше. Ее с самого начала взяли в свои руки службы Гиммлера в Чехословакии, а ранее в Австрии. В Польше власть переходила к ним сразу же, как только заканчивались военные операции, и так происходило по мере продвижения войск.

Появление агентов СД и гестапо, объединенных в эйнзацкоманды, сразу вслед за воюющими войсками было новшеством и «смелой инициативой» Гиммлера. Такое нововведение, объединявшее действия агентов двух основных служб, отражало важное преобразование, которое находилось в процессе своего завершения.[7]

С тех пор как Гиммлер 17 июня 1936 года стал шефом всех полицейских служб Германии, начались разного рода перемены. В циркуляре от 28 августа 1936 года указывалось, что с 1 октября все службы политической полиции земель будут иметь название Гехаймештаатсполицай (гестапо), а региональные службы — Штаатсполицай (стапо). Новые названия и субординация дополняли действия по унификации, которые проводились уже в течение трех лет. 20 сентября еще в одном циркуляре, на этот раз подписанном министром внутренних дел Фриком, которому теоретически подчинялись все полицейские службы, говорилось, что отныне центральная служба гестапо в Берлине будет контролировать деятельность шефов служб политической полиции во всех землях.

Для усиления оперативных возможностей и обеспечения быстроты репрессий Фрик подписал 25 января 1938 года приказ, по которому инициатива и полномочия по проведению превентивных интернирований переходили к гестапо. До сих пор гестапо ограничивалось арестами, санкционированными по их предложению министерством внутренних дел. Теперь же и такой слабый контроль исчезал. «Превентивное интернирование, — говорилось в приказе Фрика, — может быть осуществлено с санкции секретной государственной полиции в качестве меры принуждения против тех, кто своим поведением ставит под угрозу безопасность народа и государства, с тем чтобы предотвратить любые поползновения такого рода со стороны врагов народа и государства».

Приказы об интернировании не подлежали обсуждению. Нельзя было обращаться ни в какую административную или судебную инстанцию, судам запрещено было вмешиваться в дела гестапо. Чтобы подвергаемый интернированию был об этом информирован, приказ, вручавшийся ему для сведения, имел следующий текст: «Арестованное лицо не имеет права обращаться с жалобой по поводу декрета о превентивном интернировании». Затем следовало указание о причинах интернирования. Чаще всего они состояли из немногих слов. Например: «Подозревается в деятельности, наносящей вред государству»; «Серьезно подозревается в помощи дезертирам». Или еще: «Будучи родственником дезертира (или эмигранта), способен воспользоваться любым поводом, чтобы нанести вред рейху, если будет находиться на свободе».

Приказ Фрика от 25 января, а затем декрет от 14 сентября 1938 года заставляли организации НСДАП сотрудничать со службами гестапо, которым фюрер поручил «миссию выслеживать и устранять всех врагов партии и национал-социалистического государства, а также все силы, могущие разрушить их».

Таким образом, гестапо полностью и окончательно утвердило свое могущество. Его должностные лица становились государственными чиновниками. Теперь службы Гейдриха, охватившие всю Германию, включали в себя 57 региональных служб гестапо, разделенных на:

21 главный пост стапо,

36 постов стапо.

Криминальная полиция (крипо), которая с 1936 года составляла вместе с гестапо единое целое, окрещенное сипо (сыскная полиция), имела в своем распоряжении 66 региональных служб, разделенных на:

20 главных постов криминальной полиции,

46 постов криминальной полиции.

Гейдрих имел все основания быть довольным. Но хотя он был шефом сыскной полиции, по-прежнему руководил и СД, своей первоначальной службой, часто имея от этого неприятности административного характера. Несмотря на его усилия, СД оставалась службой партии. Наконец, 11 ноября 1938 года появился декрет, по которому СД становилась разведывательной службой партии и государства. Ее главная задача заключалась в помощи сыскной полиции (сипо = гестапо + крипо). Благодаря усилиям Гейдриха, взявшего за образец британскую Интеллидженс сервис, СД трансформировалась до такой степени, что превратилась скорее в службу политической разведки, в основном шпионажа, чем оставалась вспомогательным учреждением полиции.

Таким образом, когда разразилась война, СД уже была информационной службой государства, оставаясь в то же время органом партии. В таком положении она находилась до самого конца. Административная «граница», которая отделяла ее от других служб Гиммлера, беспрерывно создавала различные затруднения, несмотря на единство управления Гиммлера—Гейдриха. Создание оперативных команд со смешанным составом для кампании в Польше еще больше обнажило эти трудности. Поэтому летом Гиммлер принял важное решение — создать новый организм. Официально это было оформлено декретом от 27 сентября 1939 года. В соответствии с этим текстом рейхсфюрер СС объединял основные из своих служб под эгидой Главного имперского управления безопасности, более известного под аббревиатурой РСХА. Создание его отвечало предложению, высказанному Гиммлером еще в 1936 году: необходимо образовать «корпус защиты государства».

Так были объединены службы следствия, расследования, криминальной и политической документации. Первым результатом этой меры стало усиление контроля со стороны центрального руководства СС над всеми полицейскими службами, так как РСХА с самого начала рассматривалось как правительственная служба, входящая в министерство внутренних дел, и одновременно как одна из главных служб СС, подчиненная Верховному командованию СС. Такое административное переплетение вполне соответствовало нацистскому стилю. Доктор Бест попытался разъяснить это решение на псевдоюридическом жаргоне, и его высказывание заслуживает процитирования:

«СС и полиция составляют единое целое как в отношении структуры, так и в отношении деятельности. Но при этом организация их персонала не теряет собственного характера и места среди других важных подразделений партии и государственной администрации, которые с различных точек зрения имеют одинаковую природу».

В тот же день, когда было создано РСХА, другим декретом были назначены руководители служб, что было простым подтверждением их прежних функций; шефом РСХА стал Гейдрих.

С точки зрения законности эта амальгама представляла собой нонсенс. Аббревиатура РСХА скрывала известное название «гестапо». По тем же причинам агенты и сотрудники, подчиненные РСХА, носили на рукаве отличительную нашивку СД, даже если принадлежали к гестапо или крипо. Эти знаки отличия свидетельствовали о том, что данный агент входил в специальное эсэсовское формирование, которому целиком был придан персонал РСХА, интегрированный в СС.

РСХА было гигантской полицейской машиной, задуманной в целях централизации информации, улавливания малейших враждебных слухов и доведения их до хозяина машины — рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Обратная связь должна была доводить до всех, даже нижних эшелонов, желания хозяина, доносить его приказы до самых отдаленных точек нацистского мира и обеспечивать их быстрое исполнение.

На практике РСХА оказалось плохо управляемой машиной. Чрезмерное дробление, разделение на ячейки ради сохранения секретности во многом лишали его действенности. Информация последовательно проходила несколько ступеней, что нарушало систему ответственности и полномочий. Группы, занимавшиеся обобщением сведений, собранных на местах, состояли из бюрократов, оторванных от жизни. Их доклады оказывались сухими и выхолощенными, поэтому наверх поступали совершенно бессодержательные обзоры. Бюрократизированная концепция полицейской работы приводила к многочисленным ошибкам в деятельности немецких служб и к неэффективности значительного числа мер, даже самых жестоких. Парадоксальным образом сама «сверхорганизация» РСХА была причиной своих неудач.

Сложность организации РСХА сделала необходимой специальную подготовку всех сотрудников, работавших в этой системе. Циркуляром Гейдриха от 18 мая 1940 года предписывалось, чтобы молодые агенты, вступающие в РСХА, проходили стажировку в различных службах. Молодые нацисты, новоиспеченные эсэсовцы или выходцы из университетов с юридическими дипломами должны были пройти три этапа стажировки: четыре месяца в криминальной полиции, где они изучали основы полицейской работы, а также постигали первые научные понятия в этой области; три месяца в СД и три месяца в гестапо. Они получали общее представление о функционировании служб и знали, чего следует ожидать от каждой соседней службы. Затем, в зависимости от личных склонностей и служебных нужд, бывший стажер прикреплялся к одному из семи управлений, на которые делилось РСХА.

Гестапо составляло IV управление РСХА.

РСХА распространяло свою деятельность на оккупированные или аннексированные страны. Службы, создаваемые в этих странах, до мельчайших деталей копировались со служб центральной организации. В таком виде гестапо было известно почти во всей Европе.

Совсем не случайно и не благодаря выразительности своего названия гестапо стяжало известность, превышавшую известность всех других учреждений РСХА и самого РСХА, о котором широкая публика практически ничего не знала. Гестапо было единым исполнительным инструментом, главным и самым грозным организмом, осью машины, от которой приводились в движение все другие части. В гестапо получали смысл и завершение обработка документации, обобщения, сбор сведений всякого рода, статистика, «научные» и «методологические» исследования, проводившиеся в других управлениях. Именно там статистические данные и списки, подготовленные в других местах, превращались в людей, за которыми надо было охотиться, как за дичью, вешать, мучить, превращать в рабов или уничтожать. Стоит ли удивляться, что это трехслоговое слово утонуло в крови, криках и слезах в большей степени, чем любое другое в истории людей?

В период наиболее интенсивной деятельности весной 1944 года внешние службы гестапо насчитывали 25 главных постов, 65 постов, а также «точки» в 300 главных постах и 850 комиссариатах приграничной полиции. На процессе в Нюрнберге Кальтенбруннер, преемник Гейдриха и последний шеф РСХА, признал, что персонал гестапо достигал в конце 1944 года 35–40 тысяч «постоянных» сотрудников (обвинение называло 45–50 тысяч), указав их приблизительное распределение по направлениям деятельности. Это число, по-видимому, следует признать наиболее точным, так как в течение второй половины 1944 года гестапо подчинило себе ряд других организаций.[8]

Во время создания РСХА гестапо уже интегрировало некоторые элементы СД. Такая политика проводилась Мюллером при поддержке Гейдриха и Гиммлера. В конце 1941-го и начале 1942 года Мюллер хотел расширить поле деятельности своих агентов, за счет неоккупированных иностранных государств, и для облегчения контрразведывательной работы потребовал себе полномочий внешней службы СД. Его план провалился. Все же он добился права контактировать непосредственно с «атташе по полиции» за границей, официальными или подпольными, требовать от них информацию, направлять им директивы, минуя VI управление (внешней службы СД).

Чтобы обеспечить себе контроль, гестапо в начале войны предоставило необходимые кадры для создания секретной полевой полиции, подчиненной Верховному командованию вермахта. Затем Гейдриху удалось поглотить эту полевую полицию в оккупированных странах, когда 5 тысяч ее членов были переведены в гестапо. Число же «изначальных» агентов гестапо достигало 32 тысячи.

Приказом от 1 октября 1944 года Гиммлер отдал под управление гестапо сотрудников таможенной приграничной полиции, до этого подчинявшихся министерству финансов. Собственно приграничная полиция была включена в состав гестапо значительно раньше. Этот захват таможен являл собой пример административной «всеядности» шефов гестапо. Поглощение части служб абвера в конце 1944 года оказалось весьма значительным и было бы еще большим по размерам, если бы нацистский режим не рухнул несколько месяцев спустя.[9]

Чтобы контролировать даже самого ничтожного из своих агентов, Гиммлер подписал в начале 1940 года приказ, по которому вся немецкая полиция переходила на особое положение на время войны и передавалась в ведение СС. Это решение имело следствием изъятие из компетенции судов расследований, затрагивающих агентов полицейских служб. Расследования и принятые по ним судебные решения входили теперь в исключительную компетенцию специального органа в управлении СС. Поэтому всякий контроль становился невозможным, и Гиммлер в качестве верховного шефа СС мог творить произвол внутри своих служб. По своей прихоти он мог разрешить или не разрешить проводить расследование, мог прекратить его до окончания, влиять на судебные решения, отменять их, запрещать исполнение, миловать виновных или, наоборот, ужесточать меру наказания. Таким образом, в начале 1940 года Гиммлер завершил создание грозного инструмента, начатое шестью годами раньше. Во время войны этот инструмент нашел широкое применение, соответствовавшее масштабам этой организации.