Примечания. [1]. Термины политическая лингвистика и лингвополитология используются в современной научной литературе как синонимы для обозначения новой науки второй

[1]. Термины политическая лингвистика и лингвополитология используются в современной научной литературе как синонимы для обозначения новой науки второй половины XX в., возникшей на пересечении лингвистики с политологией и тесно связанной с лингвистическими и другими гуманитарными и естественно-научными дисциплинами.

В нашей работе используется термин лингвополитология, для того чтобы акцентировать двойственный статус обозначаемого им феномена: с одной стороны, это частная парадигма лингвистики, а с другой — гибридная наука-донор для целого ряда лингвистических парадигм.

[2]. Вот как образно писал об этом В. В. На­лимов: «Точные и естественные науки, развиваясь во времени, растут, как деревья: одни их ветви засыхают и опадают, другие разрастаются, и по мере того как дерево растет, его нижние части врастают в землю — уходят в область истории. Языкознание развивается не так — это мозаика ярких цветов на обширном лугу, и этот луг оказывается волшебным: после появления новых цветов старые не вянут, не теряют своей яркости и свежести» [Налимов 2003: 14].

[3]. Более детальную характеристику современной лингвистики как постнеклассической науки см.: [Комарова 2012: 90—95; 198—206].

[4]. К названным А. Е. Кибриком предметам лингвистики следует добавить еще два новых, текстологию и дискурсологию, отражающих «тот лингвистический космос, изучение которого будет продолжаться до тех пор, пока существует человек, деятельность и общение. Поворот лингвистики к тексту стал революцией в языкознании» (выделено мной. — З. К.) [Маслова 2008: 19]. Эту позицию разделяют и зарубежные ученые: «Для некоторых из нас осознание решающего значения текстуальных и дискурсивных факторов было равносильно по своим последствиям революции» [Энквист 1988: 332].

[5]. Такое состояние наук признается естественным: «Междисциплинарное взаимодействие есть естественное состояние науки, предельным случаем которого являются относительно строгие дисциплинарные структуры, границы которых задаются не столько системами знаний, сколько институциональными формами» [Касавин 2008: 276].

[6]. Наши ведущие ученые-синергетики С. П. Ка­пица, С. П. Курдюмов, Г. Г. Малиновский констатируют: «В конце нашего века междисциплинарный синтез, направленный на выработку новых императивов развития, технологий выживания, идеологии XXI века, стал не игрой ума, не академической программой, родившейся в кабинетной тиши, а насущной необходимостью. К сожалению, „физики“ и „лирики“ по отдельности не выдержали экзамена в XX веке. В следующем веке его придется сдавать вместе» [Капица и др. 1997: 11—12].

[7]. Оценивая эти парадигмы-спецификаторы, в том числе и лингвополитологию, Н. А. Алефиренко считает, что «самыми многообещающими для конструктивного развития научной мысли оказываются лингвистические кентавры с головой homo linua, т. е. антропоцентрические образования маргинального происхождения» [Алефиренко 2009: 217].

[8]. Нужно отметить еще французскую школу (Ж. Дебуа, М. Пешё, П. Серио, М. Фуко и др.) дискурс-анализа, в которой дискурс изучается как совокупность дискурсивных практик, идентифицирующих субъектов политического дискурса как таковых или формирующих конкретную тематику политической коммуникации. При этом реальный дискурс не только историчен, целостен, но и всегда ситуативен, а потому никогда не может быть «расписан» в рамках некоторой общей нормативной модели, поэтому методика этой школы дает возможность наблюдать за становлением, видоизменением, трансформациями, рассеяниями и сгущениями в дискурсивных практиках [Квадратура смысла 1999]. Следует напомнить и о британской, и американской школах дискурс-анализа [Будаев, Чудинов 2006; 2012; Правикова 2012].

[9]. «Контент-анализ дает возможность получить практически бесконечное множество субъективных характеристик, позволяющих в совокупности иметь объективную оценку явления, феномена или процесса, интересующего исследователя. Он позволяет сделать прогноз и получить надежные результаты. К тому же, как отмечают многие исследователи, он имеет способность к совершенствованию и значительным видоизменениям при экстраполяции в определенную научную область» [Аверьянов 2009: 441].

[10]. Характеризуя это явление, Н. А. Мишанкина указывает, что «парадигмальные метафоры могут выходить за пределы своих научных областей и оказывать значительное влияние на формирование и развитие науки и когнитивной сферы в целом» [Мишанкина 2010: 268].

[11]. Не случайно А. Н. Баранов помещает раздел о политической лингвистике в книге «Введение в прикладную лингвистику» (2001) в главу, посвященную оптимизации социальной функции языка. См. также ранее процитированный текст из статьи Э. Р. Лассан.