КОНСЕНСУАЛЬНЫЕ КОНТРАКТЫ

Купля-продажа (emptio-venditio)

Происхождение купли-продажи. Еще в древнейшие времена, с появлением частной собственности, возникает и получает большое распространение договор, направленный на обращение вещей, на переход их из одного хозяйства в другое. Такой договор вошел в употребление еще до того, как появились деньги, и представлял собой непосредственный обмен вещи на вещь, т.е. мену (permutatio). Это соответствовало общим экономическим условиям общества, только что переходившего от натурального хозяйства к меновому.

D. 18.1.1. pr. Paulus). - Происхождение купли-про­дажи коренится в мене. Было такое время, когда не было денег, когда не называли одно — товаром, другое — ценой, а каждый, в зависимости от надобностей момента и от характера вещей, обменивал ненужное на то, что требуется: ведь нередко бывает так, что предмета, который для одного является лишним, другому похватает. Но так как не всегда и не легко совпадало так, чтобы у тебя было то, что нужно мне, а я в свою очередь имел то, что хочешь получить ты, то был выбран предмет, получивший публичную постоянную оценку; посредством передачи его в равном количестве устраняли трудности непосредственного обмена. Этому предмету [мерилу ценностей] была придана публичная форма, и он приобрел распространение и значение не cтолько по своей сущности, сколько по количеству, причем пере­стали называть товаром [merx] то, что дает и та и другая сторона, а один из предметов стали называть ценой [pretium].

В этих словах Павла рисуется историческая преемственность непосредственного обмена товара на товар, как первичной формы меновых сделок, и пришедшего ей на смену обмена товара на деньги, но опять-таки немедленного (купля-продажа на наличные). Дальнейшее развитие привело к такому договору, когда немедленной передачи товара, с одной стороны, цены - с другой, могло и не быть, т.е. пришли к договору, по которому стороны при­нимают на себя взаимные обязательства: одна — передать товар, другая - уп­латить за него цену.

В Институциях Гая (4. 28) упоминается, что еще законы XII таблиц предусматривали legis actio per pignoris capionem, в случае, когда кто-либо, купив жертвенное животное, не платил за него покупную цену. Из этих слов Гая можно заключить, что уже в эпоху XII таблиц была известна купля-продажа в кредит. Но в то время она не была консенсуальным контрактом. Купля-продажа в те далекие времена скорее напоминала реальные контракты (хотя она не принадлежала к их числу): в отношении res mancipi совершалась man-cipatio, т.е. торжественная форма передачи права собственности за кусок металла (меди), который тут же взвешивали на весах; в отношении res nec mancipi совершалась неформальная передача (traditio) вещи. Только в классическом римском праве складывается emptio-venditio в качестве консенсуального контракта.

Однако отголоски того периода в развитии римского права, когда денег еще не было и оборот довольствовался непосредственной меной товара на товар, слышны очень долго. Мы находим эти отголоски в спорах юристов, принадлежавших к школам сабиньянцев и прокульянцев. Даже юрист III в. н.э. Павел (D. 18.1. 1.1), приводя споры сабиньянцев и прокульянцев по вопросу о том, «an sine nummis venditio dici hodieque possit... veluti si ego togam dedi, ut tunicam acciperem» (т. е. можно ли в настоящее время назвать продажей дого­вор, в котором одна сторона обязуется отдать другой стороне какую-нибудь вещь не за деньги, а за другую вещь, например, если я даю тебе верхнее платье, тогу, а взамен получаю исподнюю одежду, тунику), не говорит категорически и безусловно, что подобного рода договор не может быть признан куплей-продажей, а называет вопрос спорным, dubitatur (представляет известные сомнения).

Поставив этот вопрос, Павел дает нам историческую справку, что юристы сабиньянской школы (сам Сабин. Кассий) считали такую сделку куплей-продажей. Гай в своих Институциях (3. 41) сочувственно приводит слова Са­бина, что если лицо продает земельный участок и получает в качестве покупной цены за него раба, то следует отношение понимать так, что продан участок, за который в качестве покупной цены передан раб. Наоборот, юри­сты прокульянской школы (Прокул, Нерва) уже выделяли такой договор из купли-продажи в особый договор мены, permutatio. Павел признает более правильным взгляд прокульянцев и подкрепляет эту точку зрения таким со­ображением: если по договору вещь обменивается не на деньги, а на другую вещь, то это не соответствует смыслу купли-продажи: одно дело — продавать, другое — покупать; мы различаем продавца и покупателя; должны поэтому различать тегх, товар, и pretium, цена.

Эта последняя точка зрения, что купля-продажа предполагает передачу вещи не за какую-либо другую вещь, а за деньги, восторжествовала. При этом, с развитием торговли и хозяйственной жизни вообще все большее зна­чение приобретала купля-продажа не на наличные, а в кредит: исполнение договора купли-продажи происходит не одновременно с его заключением; устанавливается обоюдное обязательство: на стороне продавца — предоста­вить покупателю вещь, на стороне покупателя — уплатить за нее покупную цену.

Определение. Таким образом, контракт emptio-venditio в окончательном его виде можно определить так: купля — продажа есть договор, посредством которого одна сторона — продавец (venditor) обязуется предоставить другой стороне — покупателю (emptor) вещь, товар (тегх), а другая сторона — покупатель обязуется уплатить продавцу за проданную вещь определенную денежную цену, pretium.

Мегх, товар, pretium, цена являются существенными элементами догово­ра купли-продажи.

Консенсуальный характер договора. Купля-продажа является одним из консенсуальных договоров. Понятие консенсуального договора в римс­ком классическом праве и в праве Юстиниана не тождественны. Гай (3. 136) определяет консенсуальный договор, исходя из противоположности догово­ров формальных и неформальных: «Ideo autem istis modis consensu dicimus obligationes contrahi, quia neque verborum neque scripturae ulla proprietas desideratum — «договор признается заключенным consensu, т.е. простым со­глашением, раз не требуется ни произнесения verba, словесных формул, ни письменной формы, scriptura».

В этом противопоставлении выпадает категория реальных договоров, которые также могут быть противопоставлены формальным договорам и в этом смысле оказываются в одной общей категории с консенсуальными договорами. Но если исходить из causa obligandi (основания установления обязательства), консенсуальные контракты должны быть противопоставлены как формальным, так и реальным договорам. Институции Юстиниана так именно и выделяют консенсуальные контракты в особую группу договоров, при которой возникновение обязательств не только не связывается с выполнением каких-либо формальных актов, но не предполагает даже и передачи вещи (как то имеет место при реальных договорах), а основано на одном только соглаше­нии (L 3.22. 1.).

Цель договора. Основная хозяйственная цель договора купли-продажи заключается в том, чтобы получить в хозяйство покупателя те или иные нужные для него вещи. Наиболее эффективное правовое средство для дости­жения этой цели состоит в том, чтобы сделать покупателя собственником не­обходимых вещей. Древнейшее право так и подходило к задаче: mancipatio была одновременно и древнейшей формой купли-продажи (на налич­ные) и способом приобретения права собственности. Классическое римское право не связывает, однако, с договором купли-продажи непосредственно такого правового результата. Оно разделяет обязательственный момент (принятие на себя продавцом обязательства предоставить покупателю обладание продаваемыми вещами) и момент получения покупателем права на вещь. Этот последний результат (получение покупателем непосредственного права на вещь) основывается на особом титуле, каким является фактическая передача проданной вещи покупателю.

Предмет купли-продажи. Предметом купли-продажи может быть все, что не изъято из оборота, и в первую очередь - телесные вещи, следовательно существующие в натуре и по общему правилу принадлежащие продавцу. Однако ни тот, ни другой признак, т.е. ни существование вещей в натуре в момент заключения договора, ни принадлежность их в этот момент продав­цу - не являются безусловно необходимыми. Отмеченное разграничение обязательственно-правовое и вещно-правового моментов расширяло сферу применения договора купли-продажи.

Так по римскому праву не было препятствий к заключению договоров купли-продажи чужих вещей, т.е. не принадлежащих продавцу. «Rem alienam distrahere quern posse nulla dubitatio est: narn emptio est et venditio: sed res emptori auferri potesU (D. 18. 1. 28, Ulpianus).

Ульпиан в этом отрывке определенно говорит, что не может быть сомнения в возможности продать чужую вещь; заключая такой договор, продавец берет на себя обязательство получить вещь от ее собственника и передать покупателю. Как чисто обязательственный акт, купля-продажа и в этом случае получает действительную силу. Конечно, может случиться, что продавцу не удастся получить вещь от собственника, и он не сможет передать ее покупателю или хотя фактически и передаст, но не обеспечит обладания ею. Ульпиан поэтому сейчас же добавляет: «sed res emptori auferri potest», т.е. вещь может быть отобрана от покупателя (предполагается, ее собственником); в этом случае продавцу придется отвечать перед покупателем за понесенный последним ущерб; а если продавец заведомо, sciens, продал чужую вещь, причем покупателю не было известно, что вещь не принадлежит продавцу, в этом усматривалась недобросовестность продавца, и покупатель мог искать с продавца возмещения своего интереса, даже не ожидая отобрания вещи соб­ственником (D. 19.1. 30. 1).

Не имеет силы договор купли-продажи вещи, уже принадлежащей покупателю. хотя бы он того и не знал (D. 18.1, 16).

Последовательное проведение обязательственной природы купли-продажи позволяло удовлетворить и другую потребность хозяйственной жизни. Именно с развитием менового хозяйства нередко встречалась надобность продать например, продукты сельского хозяйства раньше, чем они поспели (fructumolivae pendentis vendere (D. 18.1.39). Такие договоры о продаже будущего урожая были допущены (D. 18.1. 8); в этом случае говорят о продаже rei futurae sivi speratae, т.е. вещи будущей или ожидаемой. Такого рода прода­жа считайся совершенной под отлагательным условием, т.е. ее правовые последствия должны возникнуть не немедленно, по заключении договора, а только по выяснении урожая.

От продажи будущей или ожидаемой вещи отличают продажу одних шансов на получение вещи (emptio spei, покупка надежды, например, улова рыбы). Эта последняя разновидность по существу как бы выходит за пределы купли-продажи и принадлежит скорее к так называемым рисковым или алеаторным договорам (alea emitur — покупается шанс, возможность — D. 18.4. 7).

В источниках нет достаточно четких указаний относительно практики купли-продажи вещей, определяемых родовыми признаками. Быть может, это объясняется упомянутым историческим развитием договора купли-продажи. Если первоначально купля-продажа совершалась в форме манципации, т.е. непосредственной передачи продаваемой вещи в собственность по­купателя, то, конечно, нужно было требовать, чтобы предмет купли-продажи был индивидуализирован, представлял собой certa species, определенную ин­дивидуальную вещь. Если продажа непосредственно переносит на покупате­ля право собственности, то нельзя продать зерно или масло «вообще», а толь­ко выделенное, конкретизированное (или с помощью тары или посредством указаний на территориальное нахождение продаваемого товара и т.п.), опре­деленное количество зерна, масла и т. п.; например, такое-то количество мас­ла в двух определенных сосудах, такое-то количество зерна, находящееся на таком-то складе, и т. п. Priusquam enim admetiatur vinum, prope quasi nondum venit (D. 18. 6. 11), т. е. до тех пор, пока не отлили (из общего количества) проданное вино, оно почти как бы не продано. Наоборот, если продается, допустим, всего зерно, какое находится in horreis (в данных амбарах), ключи от которых переданы покупателю, купля-продажа считается вполне завершенной (С. 4.48. 2).

Обязательство сдать известное количество вещей, определенных родовыми признаками, без ближайшей конкретизации предмета договора устанавлива­лось в Риме с помощью стипуляции. Эта договорная форма, видимо, удовле­творяла потребности практической жизни, вследствие чего можно было обхо­диться без купли-продажи вещей, определенных родовыми признаками.

Договор купли-продажи мог иметь своим предметом также res incorporalis, бестелесную вещь, т.е. право (например, право требования, право осуществления узуфрукта и т. п.).

Цена. Второй существенный элемент купли-продажи — цена (pretium). «Договор купли-продажи считается заключенным, — говорит Гай, — когда до­говорились о цене, хотя бы цена и не была еще уплачена» (3.139).

Цена должна выражаться в денежной сумме (numerata pecunia); в этом отличие купли-продажи от мены, при которой эквивалентом вещи, передаваемой одной стороной, является также какая-нибудь вещь, даваемая, в свою очередь, другой стороной (Гай. 3. 141).

Цена должна быть определенной, cerium (Гай. 3. 140). Впрочем, между римскими юристами существовали большие разногласия по вопросу о том, до какой степени должна непременно доходить эта определенность. Общепризнано было, что цена не может быть поставлена в зависимость от усмотрения покупателя: quanti velis (сколько пожелаешь), quanti aequum putaveris (сколько признаешь, справедливым) и т.п. (D. 18.1. 35.1). Но определить цену путем ссылки на заключение третьего сведущего лица (quanti Titius rem aestimaverit, во сколько оценит вещь Тиций) юристы прокульянской школы при­знавали допустимым (Гай. 3.140).

Признавалось возможным определить цену и такими ссылками, как например: «покупаю вещь за ту цену, за какую ты сам ее приобрел», и даже «за ту сумму какая имеется в кассе (in area)»; Ульпиан объясняет допустимость такого определения цены тем, что в подобных случаях имеется не неопределенность по существу (in rei veritate incertum), а неизвестность цифры в данный момент (D. 18.1. 7.1).

Моменты принудительного регулирования цен. В условиях менового хозяйства рабовладельческого общества цена складывалась в зависимости от условий рынка, и в отдельных случаях могла быть то выше, то ниже нормаль­ной стоимости вещи.

В императорский период, однако, была сделана попытка принудительно­го регулирования (при некоторых отношениях) размера покупной цены. Именно, рескриптом Диоклециана 285 г. н.э. было допущено в известных случаях расторжение купли-продажи вследствие так называемой laesio enormis, чрезмерной убыточности договора для продавца.

C. 4.44.2). - Если ты или твой отец продали за бесценок вещь, стоящую дороже, то человечно признать, что ты можешь, при содействии судебной власти, получить обрат­но имение, преданное тобой, с одновременным возвращением по­купателю уплаченной им цены, или же, если покупатель предпо­чтет такой выход, ты можешь дополучить недостающее до справедливой цены. Цена считается слишком низкой, если она ниже половины действительной стоимости.

Этот рескрипт Диоклециана истолковывается различно. Некоторые усма­тривают основание этой нормы в борьбе законодателя с возможным обманом со стороны покупателя, в желании дать средство помощи заблуждавшемуся продавцу и пр. Более вероятным следует признать такое понимание рескрипта Диоклециана, что им принимается во внимание стесненное материальное положение продавца во время продажи. В пользу этого объяснения рескрипта говорит то, что покупатель, заплативший за вещь вдвое дороже по сравнению с ее действительной стоимостью, не мог ссылаться на laesio enormis. Обмануть может покупатель, но может и продавец, заблуждение также может быть и на стороне продавца и на стороне покупателя; таким образом, если бы в этих моментах заключалось основание рескрипта, он должен был поставить в одинаковое положение продавца, продавшего вещь дешевле половины ее стоимости, и покупателя, заплатившего за вещь более, чем вдвое, дороже ее стоимости.

Рескрипт предусматривает только средство защиты потерпевшего продавца — быть может, потому, что стесненное материальное положение может побудить к невыгодной продаже (чтобы получить срочно требующуюся сумму денег), но не вынуждает к невыгодной покупке; материальные затрудне­ния чаще заставляют покупку отложить. Вмешательство императорского законодательства в «свободное соглашение» сторон, в самом важном его пункте — в отношении цены, исходит, по-видимому, из тех же мотивов, ка­кие привели к институту querela nоn numeratae pecuniae: законодатель заботится о сохранении за плательщиками налогов их имущественной мощности.

Покупатель, не желавший доводить дело до расторжении купли-продажи, мог доплатить разницу до настоящей цены и таким путем сохранить за собой купленную вещь.

Тому же Диоклециану принадлежит попытка установить общие для всей империи таксы на некоторые товары: edictum de pretiis rerum venalium 301 г.

Обязательство продавца. Продавец принимает на себя по договору купли-продажи обязательство предоставить вещь покупателю. Римские юристы не говорят, что продавец обязан перенести на покупателя право собствен­ности на вещь; а Ульпиан даже положительно замечает, что если кто продает земельный участок, несение necesse поп habet fundum emptoris facere (т.е. нет необходимости переносить право собственности на покупателя) (D. 18. 1. 25. 1). Классические юристы предпочитают выражаться так, что продавец обязан предоставить habere Исеге (обеспеченную правом возможность обладания — D. 21. 2. 8; D. 19. 1. 30. 1 и др.); ввести покупателя in vacuam possessionem (D. 41. 2. 33) и таким путем предоставить беспрепятственное, свободное, прочное обладание проданной вещью. Такой vacua possessio покупатель не получает, если какое-то другое лицо in possessione est проданной вещи (D. 19. 1.21.1).

Противопоставляя передачу беспрепятственного и прочного обладания проданной вещью перенесению права собственности, римские юристы не забывают все же, что специфической особенностью договора купли-продажи является, как бы то ни было, намерение сторон передать вещь окончательно, так, чтобы она стала вещью покупателя. Если стороны не имеют в виду переход вещи в собственность покупателя, то можно говорить о найме вещи, о каком-либо другом договоре, но только не о купле-продаже, говорит Лабеон (D. 18. 1. 80. 3). Еще нагляднее рассуждение Ульпиана. Первая обязанность продавца, говорит этот юрист, rerti praestare, id est tradere — предоставить по­купателю вещь, т.е. совершить в его пользу traditio. Дальше юрист различает два случая. Если продавец был собственником вещи, то передачей вещи он делает собственником и покупателя; а так как традиция вещи приводит к пе­ренесению права собственности только в том случае, если передача соверше­на именно с таким намерением, то, следовательно, Ульпиан исходит из того положения, что по договору купли-продажи стороны конечной целью имеют перенесение на покупателя права собственности. После этого Ульпиан останавливается на другом возможном случае, а именно если продавец сам не был собственником: естественно, что он не сделает тогда собственником и покупателя, а следовательно, вещь может быть виндицирована ее собственником, продавец будет тогда нести ответственность evictionis nomine, за эвикцию вещи (D. 19. 1.11. 2).

Ответственность за эвикцию вещи. Эвикцией вещи (от слова evincere — вытребовать, отсудить) называется лишение покупателя владения полученной от продавца вещью, вследствие отсуждения ее каким-либо третьим лицом на основании права, возникшего до передачи вещи продавцом покупателю. Все эти признаки: а) утрата покупателем фактического владения купленной вещью, б) по судебному решению, в) состоявшемуся по основа­нию, возникшему до передачи вещи от продавца покупателю, — являются су­щественными.

В Дигестах рассказывается такой казус. Некто купил участок земли в про­винции; часть покупной цены он уплатил, а остальную часть задержал. Продавец предъявил иск об уплате остальной части; к этому времени покупатель умер: его наследник против иска продавца сослался на то, что по распоряже­нию принцепса (ex praecepto principal!) купленная земля отчасти отчуждена, отчасти предназначена для раздачи в награду ветеранам (veteranis in praemia adsignatas). Возник вопрос: можно ли относить на счет продавца futures (если исходить из момента договора) casus evictionis post contractam emptionem (эвикцию в силу основания, возникшего после заключения договора купли). Юрист дает на этот вопрос отрицательный ответ (D. 21. 2.11. pr. Paulus).

Если отсуждение состоялось (претендующий на вещь emptorem in evic-tione rei vicerit), но практически вещь осталась за покупателем, последний не получает иска к продавцу из эвикции (D. 21. 2. 57 рг.).

Не дается покупателю иск на основании эвикции, если лишение владения купленной вещью следует приписать его собственному нерадению и беззаботности; в частности, если покупатель не поставил продавца в известность о за­явленной третьим лицом претензии и этим лишил его возможности отстоять право покупателя на владение вещью (С. 8. 44. (45) 1. 8.9), либо плохо защищался на суде (bonam causam vitio suo... perdidit — D. 21. 2. 63. 2), либо поку­патель соглашается на разрешение спорного вопроса третейским судом (D. 21. 2. 56.1) и т. п.

Не является также эвикцией тот случай, когда продавец продал и передал покупателю не принадлежащую ему вещь, и покупателю пришлось (чтобы упрочить свое положение) уплатить собственнику вещи ее цену, покупатель все же может в этом случае переложить на продавца понесенный расход (D. 21. 2. 29 рг.; 19. 1.13. 15).

Для признания эвикции не является существенным, чтобы вещь была отсуждена от покупателя на основании виндикационного иска. Если покупа­тель лишается владения вещью, вследствие, например, удовлетворения иска залогового кредитора, ответственность продавца имеет место на общих осно­ваниях ответственности за эвикцию, лишь бы право, на основании которого произошло отобрание у покупателя вещи, уже существовало в момент пере­дачи проданной вещи (D. 21. 2. 34. 2). В Дигестах мы находим следующий казус. К покупателю предъявлен иск об узуфрукте (предполагается, установ­ленном до продажи вещи). Гай решает вопрос в том смысле, что покупатель должен привлечь к делу продавца, как если бы истец истребовал часть купленной вещи, т.е. приравнивает этот случай к частичной эвикции (D. 21. 2. 49). Равным образом, источники признают эвикцию в случае присуждения покупателя по иску о разделе общей собственности (actio communi dividundo), ноксальному иску и пр.

В древнейшую эпоху римского права, когда купля-продажа совершалась посредством манципации, в случае предъявления третьим лицом иска к покупателю, направленного на отобрание от него вещи (в особенности, иска виндикационного), на продавца возлагалась обязанность помочь покупателю в отражении этого нападения (auctoritatem defugere). Если продавец не оказывал этого содействия, или, хотя и оказывал, но безрезультатно, и покупатель лишался купленной вещи, он мог взыскать с манципанта двойную сумму указанной в манципационной формуле цены, в качестве штрафа; для этой цели служила actio auctoritatis.

Позднее, когда продажа стала совершаться без манципации, вошло в практику, при заключении договора купли-продажи более или менее ценных ве­щей, совершать дополнительную стапуляцию и, посредством этой дополни­тельной сделки, выговаривать от продавца на случай эвикции двойную покупную цену (duplae stipulatio) (D. 21.2.16.1; 21.1). Подобного рода стипуляции были настолько распространены, что их стали связывать с самим поня­тием купли-продажи, и если продавец отказывался заключить такую стипуляцию, признали возможным предъявление иска непосредственно ex empto, из купли. Возможность такого иска объясняется в Дигестах следующим образом: еа enim, quae sunt moris et consuetudinis, in bonae fidei iudiciis debent venire (то, что вошло в нравы и обыкновения, должно быть принято к рассмотрению в процессе, построенном на Ьопа fides, добросовестности) (D. 21.1. 31. 20).

Таким образом, развитие права в этой области завершилось признанием за покупателем права на основании самого договора купли-продажи, независимо от совершения стипуляции, в случае эвикции вещи искать с продавца возмещения убытков в порядке регресса (обратного требования). Sive tota res evincatur, sive pars, habet regressum emptor in venditorem, т.е. эвинцируется ли вся вещь или часть ее, покупатель имеет регресс к продавцу (D. 21. 2.1. pr.).

Ответственность продавца за эвикцию вещи отпадает, если покупателю при заключении договора купли-продажи было известно, что третьему лицу принадлежит на покупаемую вещь право, на основании которого оно может ее эвинцирорать (С. 8. 44. 27). Допускались также специальные соглашения между продавцом и покупателем о сложении первым с себя ответственности за эвикцию (pacta de non praestanda evictione), лишь бы со стороны продавца не было при этом допущено dolus; другими словами, ответственность с продавца не снимается, если ему было известно, что ему не принадлежит права собственности на продаваемую им вещь, а он это обстоятельство от покупателя скрыл и таким обманным путем добился согласия покупателя на сложе­ние с себя ответственности за эвикцию (D. 21. 2. 69 pr. 5; D. 19.1. 6. 9).

Если продавец отчуждал вещь, на которую не имел права, но эвикция произошла не в то время, когда вещь находилась во владении покупателя, приобревшего от него эту вещь, а после того, как вещь прошла через несколько рук, так что вещь отсуждена от одного из последующих ее приобретателей, то иски на основании эвикции должны предъявляться последовательно каж­дым покупателем к своему продавцу, пока не дойдут до непосредственного виновника отчуждения не принадлежащей ему вещи (D. 21. 2.61).

Содержание претензии покупателя к продавцу по поводу имевшей место эвикции проданной вещи определяется ее регрессным характером: покупа­тель перекладывает на продавца весь тот ущерб, какой он потерпел в резуль­тате эвикции. Иск покупателя не сводится к простому истребованию покупной цены (которая оставалась бы у продавца после эвикции вещи без достаточного основания); при определении содержания требования покупа­теля исходят из того имущественного интереса, какой представляет для поку­пателя сохранение вещи: evicta re ex empto actio non ad pretium dumtaxat recipiendum, sed ad id quod interest competit (в случае эвикции вещи иск дается покупателю не только на возвращение покупной цены, но на возмещение всего интереса) (D. 21. 2. 70).

Если имела место эвикция не полная, а частичная, то и возмещение ин­тереса покупателя дается в соответствующем размере (D. 21. 2.1).

Ответственность продавца за недостатки проданной вещи. Таким об­разом, продавец обязан предоставить покупателю свободное и спокойное об­ладание вещью (дать vacuam possessionem) и обеспечить покупателя от эвик­ции проданной вещи со стороны третьих лиц, а если эвикции произойдет -возместить покупателю ущерб.

Этим не исчерпывается ответственность продавца: он обязан предоста­вить вещь в надлежащем состоянии и по качеству: если вещь передана в та­ком виде, что или ее невозможно использовать по назначению или она обес­ценена вследствие имеющихся в ней недостатков, в этом нельзя видеть исполнение продавцом принятой на себя по договору обязанности.

Ответственность продавца за надлежащее качество проданной вещи раз­вивалась постепенно, причем наряду с правилами, регламентировавшими этот вопрос в отношении общегражданских договоров купли-продажи, в римском праве сложилась еще особая система норм, определявших ответст­венность продавца за пороки и недостатки рабов и скота, продававшихся на рынках.

Цицерон в своем произведении «De officiis» (III, 16), противопоставляя право XII таблиц праву своего времени, говорит: «Cum ex XII tabulis satis esset ea praestari, quae essent lingua nuncupata, quae qui infltiatus esset dupli poenam subiret». Эта фраза означает, что по законам XII таблиц достаточно было пре­доставить вещь с такими качествами, какие были прямо обещаны; невыпол­нение данного обещания влекло за собой штрафную ответственность продав­ца в двойном размере; если же вещь имела обещанные при продаже свойства, продавец считался исполнившим свою обязанность. Этот принцип ответственности лишь за то что было прямо обещано, в сущности, характеризует ци­вильное римское право в течение ряда последующих столетий. Расширение

ответственности продавца за недостатки вещи произошло в практике куруль­ных эдилов, регулировавших торговлю на рынках и базарах, и лишь в классическую эпоху из основной области применения эдикта курульных эдилов (торговля на рынках и базарах) расширенная ответственность была распрост­ранена и на общегражданские договоры продажи.

По цивильному праву продавец отвечает за свои заявления и обещания, dicta et promissa. Эти два понятия разграничиваются в источниках (D. 21.1.19. 2) так: dictum — простое заявление, когда имеется только nudus sermo, простой разговор (но имевший серьезное значение); promissum — прямое обещание, оформлявшееся иногда в форме стипуляции. Но ответственность продавца имела место только при условии, если заявления и обещания делались ut praestentur, поп ut iactentur (D. 21. 1. 19. 3), т.е. нужно разграничивать серьез­ные заявления, делаемые с целью установления ответственности, и простое расхваливание товара, с которым нельзя связывать принятие продавцом на себя ответственности (или, по выражению Флорентина, то, что говорится соmendandi causa, в целях простой рекомендации продаваемой вещи) (D. 48. 1. 43. pr.).

Таким образом, по цивильному праву продавец несет ответственность перед покупателем, если он прямо обещал, что вещь имеет такие-то положительные качества, а их не оказалось, или что вещь не страдает такими-то недостатками, а они имеются в вещи. Например, продавец заверил покупателя в честности продаваемого раба, а он оказался вором, заверил, что раб — искусный мастер, а в действительности он такими качествами не отличается:

продавец отвечает перед покупателем, так как он quod adseveravit, non praes-tat (не предоставляет обещанного) (D. 21. 1. 17. 20). Но при решении вопроса о том, сдержал ли продавец свои обещания, нужно подходить с масштабом, соответствующим жизни. Гай дает такую иллюстрацию этого тезиса: если продавец обещал, что продаваемый раб — трудолюбивый, то нельзя требовать, чтобы он работал дни и ночи, или если продавец заверил, что раб отличается серьезностью, то нельзя требовать серьезности quasi a philosopho (как от философа) (D. 21. 1. 18).

Наряду с этим, продавец отвечает и в тех случаях, когда в его действиях можно усмотреть dolus, т.е. намеренное сокрытие, умолчание об известных продавцу и не известных покупателю недостатках, с целью сбыть негодную вещь: например зная, что продаваемый раб страдает определенной болезнью, продавец скрывает это обстоятельство от покупателя (D. 21. 1. 14. 9).

Впрочем, норму об ответственности продавца за умолчание о недостатках продаваемой вещи, поскольку речь идет о цивильном праве, нужно понимать несколько ограничительно. Дело в том, что римское право было проникнуто индивидуалистическим принципом, в силу которого один из контрагентов в договоре не обязан был заботиться о том, чтобы не пострадали интересы дру­гого контрагента. Поэтому ответственность за умолчание (reticentiae poena, по выражению Цицерона) обусловливается тем, что недостатки продаваемой вещи неизвестны и не должны быть известны покупателю, а продавец этим пользуется и старается склонить покупателя к договору. Римские юристы да­ют нам такую казуистику: покупатель слепой, а продавец ничего не говорит о недостатках (D. 18.1.11. pr.); продавец не сообщает, что рядом с продаваемым участком такой сосед, что если бы покупатель об этом знал, он не купил бы имения: продавец отвечает за недостатки проданной вещи (D. 18. 1. 35. 8); наоборот, если продается слепой раб, покупатель должен это видеть, и если он все-таки раба покупает, ему не дается иска к продавцу (D. 21. 1. 14. 10; D. 18.1.43.1).

В таких границах установилась в римском праве ответственность продавца по общегражданским договорам продажи. Торговый оборот этими нормами не удовлетворился. Живые торговые отношения требовали создания большей уверенности у участников этого оборота в том, что заключаемые сделки не таят в себе никаких опасностей, что из них не возникнет убытков, кото­рых не на кого будет переложить.

В Риме особенно большое значение имели сделки продажи, совершаемые на рынках, так как здесь продавались наиболее ценные для рабовладельчес­кого хозяйства товары: рабы и скот. Эти сделки находились под наблюдени­ем особых должностных лиц, именовавшихся курульными эдилами. В частности, в компетенцию курульных эдилов входило рассмотрение споров, возникавших на почве рыночных сделок.

В этой практике курульных эдилов по рассмотрению споров из сделок рыночной продажи выработались специальные правила, вошедшие в эдикты, издававшиеся курульными эдилами. Эти правила установили ответственность продавца за скрытые недостатки вещи, т.е. такие, которые не бросаются в глаза, так что обнаружить их нельзя даже при внимательном осмотре товара.

Относящиеся сюда постановления эдикта курульных эдилов дошли до нас в следующем виде;

D. 21.1.1.1). - 1. Кто продает res mancipi [рабов, скот], должен ставить покупателей в известность, какой болезнью или каким пороком страдает каждая продаваемая вещь, не является ли раб беглым или бродягой или подлежащим ноксальной ответственности, которой еще не понес; все это продавцы должны объявлять откровенно и правильно при продаже этих res mancipi если какая-нибудь res mancipi продана вопреки этому или вопреки тому, что было указано и обещано при про­даже, то, по заявлении соответствующей претензии, мы дадим покупателю и всем, кого это касается, иск, направленный на то, чтобы купленная вещь была возвращена продавцу.

D. 21. 1. 38. pr.). - 2. В эдильском эдикте сказано: «Кто продает вьючный скот, должен откровенно и правильно заявлять о болезнях и пороках, какими страдает каждое из продаваемых животных... если этого не будет сделано, — то мы дадим на этом основании иск или направленный на расторжение договора [буквально чтобы сделать скот некупленным] в пределах шести месяцев, или же иск по поводу того, что продававшийся скот стоил дешевле [нормальной стоимости]; этот последний иск будет даваться в пределах го­дичного срока».

Из этих фрагментов эдильского эдикта видно, что в борьбе против продажи вещей, имеющих недостатки, которых покупатель не мог заметить при заключении договора, были введены два иска: один был направлен на то, что­бы «сделать вещь некупленной», или вернуть стороны в то положение, в каком они находились при заключении договора (это — actio redhibitoria), другой иск был направлен на уменьшение покупной цены (отсюда его название: actio quanti minoris).

Слова эдикта, напоминающие продавцу о необходимости предупреждать покупателя о недостатках, имеющихся в продаваемой вещи, могут вызвать предположение, что в качестве необходимого условия для предъявления эдильских исков было знание продавца о недостатках, имеющихся в прода­ваемой вещи. В действительности, такого требования не ставилось: продавец отвечал по эдильским искам даже в том случае, если он сам не знал о суще­ствовании недостатков вещи. Ульпиан (D. 21.1.1, 2), пояснив, что целью из­дания эдильского эдикта было бороться с обманами со стороны продавцов и помочь покупателям, в дальнейшем изложении говорит: нужно знать, что продавец должен отвечать, даже если он сам не знал о тех фактах, за которые эдильский эдикт возлагает на продавцов ответственность. Ульпиан добавляет затем, что это — вполне справедливо: продавец мог все эти сведения иметь: с другой стороны, покупателю от того не легче, продает ли ему продавец вещь с недостатками ignorantia an calliditate (в виду собственного неведения или обманным образом).

Буквальный текст эдикта охватывал только mancipia, iumenta, т.е. вещи, особенно часто продававшиеся на рынках (скот и рабы). Впоследствии правила эдильского эдикта об ответственности продавца за недостатки продан­ной вещи были применены и к случаям продажи других вещей.

Из отдельных мест Дигест можно было бы заключить, что это распрост­ранение действия эдильского эдикта было проведено не только ко времени Ульпиана (hoc edictum pertinere non tantum mancipiorum verum ceterarum quoque rerum, т.е. этот эдикт относится к продаже не только res mancipi, но и прочих вещей) (D. 21. 1. 36), но даже было известно Лабеону, жившему при Августе: Labeo scribit edictum aedilium curulium de venditionibus rerum esse tarnearum, quae soli sint (т.е. недвижимостей) quam earum quae mobiles aut se moventes (т.е. движимых неодушевленных и одушевленных) (D. 21. 1.1 pr) Однако, оба эти отрывка внушают подозрения в их подлинности; упоминание о других вещах, кроме res mancipi, видимо, является творчеством соста­вителей Дигест. Во всяком случае, в праве Юстиниана изложенные правила распространялись на продажу всякой вещи.

После этих общих замечаний об эдильских исках нужно остановиться на каждом из них в отдельности.

Один из этих исков называется actio redhibitoria: это — иск, имеющий це­лью расторжение сделки между продавцом и покупателем. Ульпиан дает сле­дующую ссылку на Юлиана: «lulianus ait iudicium redhibitoriae actionis utrumque, id est venditorem et emptorem, quodammodo in integrum restituere debere»; это значит, по словам Юлиана, процесс по actio redhibitoria должен как бы восстановить обе стороны, и продавца и покупателя, в прежнее (быв­шее до заключения договора) положение (D. 21. 1. 23. 7).

Из этой общей характеристики actio redhibitoria следует, что вещь счита­ется как бы некупленной и возвращается продавцу, а продавец обязан возвра­тить покупателю полученную с него цену. Вещь возвращается со всеми при­надлежностями к ней; при этом покупатель обязан вернуть также полученные от вещи плоды, доходы и всякие вообще приращения и выгоды (si quid post venditionem natum adquisitum fuerit — D. 21. 1. 1. 1), а также все то, что должно бы поступить к покупателю при надлежащей с его стороны заботливости, но по его culpa, по его небрежности не поступило (D. 21.1. 23. 9). Наряду с этим, покупатель отвечает за происшедшее (за время нахождения у него вещи) ухудшение и всякое вообще уменьшение ценности вещи если только такой результат получился по вине покупателя, либо кого-нибудь из его домашних (familia), либо управляющего (procurator) (D. 21. 1 25 pr 1) Словом, вещь должна быть возвращена в таком состоянии, в каком она была бы, если бы купли-продажи вовсе не было (perinde ас si neque emptio neque venditio intercessit) (D. 21. 1. 60). Пока причитающееся продавцу (проданная вещь, принадлежности к ней, плоды и пр.) не предоставлено покупателем он не может претендовать на возвращение ему продавцом цены (ordine fecerunt aediles, ut ante vendtiori emptor ea omnia quae supra scripta sunt praestet sic deinde pretium consequatur) (D. 21. I. 25. 10).

С другой стороны, если покупатель произвел затраты в целях сохранения вещи на определенной хозяйственной высоте или просто улучшил вещь он в известных случаях имеет, в свою очередь, право требовать от продавца возме­щения затрат. В какой мере и при каких условиях получает покупатель возме­щение затрат, произведенных на купленную и затем возвращаемую продавцу вещь. решается в каждом отдельном случае по конкретным обстоятельствам

Из отдельных казусов, встречающихся в дошедших до нас отрывках сочи­нений римских юристов (например D. 21.1. 29. 3. 30.1 и др.), можно вывести такие правила. Текущие расходы по содержанию вещи идут в зачет с получае­мой от вещи пользой; например, поскольку при возвращении купленного жи­вотного покупатель не платит продавцу за пользование животным в течение времени от получения вещи до ее возвращения, расходы на прокормление животного покупателю не возмещаются. Другие необходимые издержки (т.е. про­изведенные для сохранения вещи, например, на лечение заболевшего раба и спасение его жизни) подлежат возмещению. Возмещаются по общему правилу и полезные, т.е. хозяйственно целесообразные, хотя и не безусловно необхо­димые, издержки; во всяком случае возмещаются затраты, которые сделал бы и сам продавец, затраты, сделанные в соответствии с желаниями продавца (ех voluntate venditoris — D. 21. 1. 27). Издержки, не вызывавшиеся ни необходи­мостью, ни хозяйственной целесообразностью, так называемые произволь­ные, возмещению не подлежат. Для осуществления права на возмещение про­изведенных затрат за покупателем признавалось ius retentionis, т.е. право задержать возвращение вещи до тех пор, пока продавец не возместит покупа­телю причитающейся ему суммы (D. 21. 1. 29. 3. 58. pr.).

Продавец обязан вернуть в этом случае покупателю покупную цену и обычные проценты с этой суммы (D. 21.1. 29. 2).

Таким образом, actio redhibitoria направлена на восстановление того по­ложения, какое было бы, если бы купли-продажи данной вещи не было. Это общее значение actio redhibitoria приводит, между прочим, к тому, что за вре­мя нахождения у покупателя вещи, подлежащей возвращению продавцу на основании actio redhibitoria, риск случайной гибели вещи несет продавец (во­преки общему правилу, что риск случайной гибели вещи лежит на покупате­ле, см. п. 495). Следовательно, при случайной гибели проданной вещи про­давцу пришлось бы по actio redhibitoria вернуть покупную цену, самому не получая вещи обратно (у римлян в таких случаях говорили, что проданный раб возвращается мертвым: mortuus redhibetur, что равносильно, конечно, то­му, что ничего не возвращается).

Actio redhibitoria можно было предъявить только в пределах шестимесяч­ного срока, который исчислялся с момента продажи utiliter, т.е. то время, в продолжение которого иска нельзя было предъявить по уважительным при­чинам, не засчитывалось в этот шестимесячный срок.

Если по этому иску удовлетворения добровольно не поступало, взыскива­лись следуемые суммы в двойном размере (D. 21.1. 45).

В тех случаях, когда проданная вещь страдает такими недостатками, ко­торые не делают невозможным ее использование, но только в известной ме­ре снижают ее пригодность для той цели, для которой она приобреталась, эдильский эдикт давал покупателю другой иск — actio quwti minoris. С помо­щью этого иска можно было добиться снижения покупной цены пропорцио­нально тому, насколько снизилась, вследствие оказавшегося в вещи недо­статка, ее пригодность и ценность. Этим иском мог воспользоваться покупатель и в тех случаях, когда в его распоряжении был и более сильный по последствиям иск — actio redhibitoria. Покупатель мог просить, вместо actio redhibitoria, более слабое средство — actio quanti minoris, в частности, в тех случаях, когда он пропускал шестимесячный срок на предъявление пер­вого иска: дело в том, что actio quanti minoris можно было получить в течение годичного срока (исчисляемого так же, как и при actio redhibitoria).

С течением времени принципы ответственности продавца по эдильскому эдикту оказали влияние и на ответственность по цивильному иску actio empti; так, было признано, что продавец может отвечать и по actio empti (ex empto tenetur), независимо от того, знал ли он сам о пороках продаваемой ве­щи или нет; в последнем случае лишь уменьшается самый размер ответствен­ности продавца, которая сводится тогда к соответствующему снижению по­купной цены.

В Дигестах содержится следующий отрывок из сочинения Ульпиана. ссы­лающегося на другого классического юриста - Юлиана. Этот последний, по словам Ульпиана, в отношении того, что присуждается по actio empti, прово­дит различие между продавцом, продавшим вещь, страдающую недостатками, сознательно и продавшим по неведению. Если недостатки проданной вещи не были известны продавцу, то по иску покупателя (actio empti) продавец должен уплатить лишь ту сумму, на которую покупатель заплатил бы дешевле, если бы знал о недостатках вещи; если же продавец знал о недостатках проданной вещи, он несет ответственность за весь ущерб, понесенный покупателем от договора; например, если из-за купленного на подпорку здания бревна, ока­завшегося гнилым, рухнет здание, или если проданное больное животное за­разит стадо покупателя, продавцу придется уплатить стоимость здания в первом примере, полную сумму интереса покупателя в получении здорового, годного для пользования животного, стоимость лечения своего скота и т.д. — во втором примере. (D. 19.1.13 рг.).

Несмотря на отмеченные признаки сближения цивильных и эдильских исков (в том смысле, что с помощью цивильной actio empti можно было осу­ществить содержание эдильского иска), все же различие этих исков сохраня­ло практическое значение: не одинаковы были сроки, в течение которых можно было предъявить иск; было различие в размерах ответственности (по actio empti — возмещение ущерба покупателя, по actio redhibitoria — растор­жение договора с вытекающими отсюда последствиями, по actio quanti minoris — уменьшение покупной цены).

Обязанность покупателя. Покупатель обязан уплатить покупную це­ну. Платеж покупателем цены, если договором сторон не предусматривалась отсрочка или рассрочка платежа, являлся необходимым условием для приоб­ретения покупателем права собственности на проданную вещь (D. 18. 1. 19).

Periculnm est emptoris. Если по заключении договора купли-продажи проданная вещь погибнет по случайной причине, т.е. без вины в том как продавца, так и покупателя, то неблагоприятные последствия этого факта ложатся на покупателя. Это значит, что покупатель обязан платить покупную цену (а если уже уплатил ее, не имеет права требовать ее возвращения), несмотря на то, что продавец вследствие случайной причины не может исполнить лежащей на нем обязанности предоставления вещи. Это выражают афоризмом: periculum est emptoris — риск случайной гибели проданной вещи лежит на по­купателе (если, конечно, в договоре стороны не предусмотрели иного положения).

J. 3.23.3). - Как только заключена купля-продажа, риск гибели проданной вещи переходит на покупателя, хотя бы к это­му времени вещь и не была фактически передана покупателю. Та­ким образом, если проданный раб умрет или потерпит какое-ни­будь повреждение, или сгорит проданный дом, весь или в части, -ущерб от этого ложится на покупателя, которому необходимо платить покупную цену, хотя он и не получил купленной вещи. Продавец не несет ответственности за то, что случится поми­мо его умысла или небрежности (т.е. без его вины).

Этот принцип выражен прямо и в источниках классической эпохи (например, в D. 18. 6. 8. pr.) и является характерным для римского права.

Правило «periculum est emptoris» резко расходится с общим принципом римского права — «casum sentit dominus» (т.е. последствия случайностей, какие могут постигнуть вещь, приходится ощущать собственнику этой вещи). С точки зрения этого общего правила, если вещь, по заключении договора купли-продажи, но еще до передачи покупателю погибает или повреждается, риск должен был бы несть продавец, так как при этих обстоятельствах именно он является собственником проданной вещи. Только после фактической передачи вещи (traditio) право собственности переходит (при наличии других необходимых условий) к покупателю, и следовательно, с точки зрения правила «casum sentit dominus», только тогда, естественно, можно было бы возложить на покупателя риск случайной гибели или порчи вещи. В действительности же покупатель несет этот риск независимо от того, стал ли он уже собственником купленной вещи или еще нет.

Было приложено немало усилий для того, чтобы объяснить это исключительное правило. Некоторые авторы видят объяснение правила periculum est emptoris в том, что первоначальной формой продажи была mancipatio, сразу переносившая право собственности на покупателя, так что ему приходилось нести риск и по общему правилу casum sentit dominus; когда в дальнейшем заключение обязательственного договора купли-продажи и перехода права собственности к покупателю разъединились, установившееся положение сохранилось в силу известного консерватизма римского права (из новейших авторов сторонником, этого объяснения является Monier, Manuel elementaire de droit remain, 1944, II, № 116). Большим распространением и признанием пользуется другое объяснение, также исходящее из исторических корней купли-продажи (его придерживается, например, французской романист Girard). До того, как этот договор получил признание в качестве консенсуального, той цели, для которой в классическом римском праве служит emptio-venditio, достигали с помощью двух отдельных стипуляций. «Обещаешь ли дать мне раба Стиха?» — спрашивал покупатель продавца и получал утвердительный ответ. «Обещаешь ли уплатить мне 100?» — спрашивал продавец покупателя и также получал на свой вопрос утвердительный ответ. Так возникали два стипуляционных обязательства. Конечно, хозяйственно эти две стипуляций являлись взаимно обусловленными, но, в виду формального и абстрактного характера стипуляций, обе эти стипуляций юридически были совершенно самостоятельны, а потому каждая имела свою судьбу, не связан­ную с судьбой другой стипуляций. Отсюда и получалось, что обстоятельства могли сложиться так, что стипуляция, совершенная покупателем о передаче ему проданной вещи, оказывалась неисполнимой, притом без всякой в том вины продавца, т.е. случайно, вследствие чего продавец освобождался от ис­полнения своего обязательства.

Между тем, другая, встречная стипуляция сохраняла силу: поскольку это обязательство имело абстрактный характер, не было связано с основанием, по которому обязательство установлено, обязавшийся уплатить 100 по-прежнему был обязан платить, хотя его право требования (по первой стипуляций) отпало. С этим положением практика так свыклась, что те же самые послед­ствия случайной гибели проданной вещи продолжали применяться и тогда, когда косвенный порядок оформления купли-продажи двумя стипуляциями перестал быть необходимым, так как получил признание консенсуальный контракт emptio-venditio.

В соответствии с переходом на покупателя с момента заключения договора несения риска случайной гибели или порчи проданной вещи, к нему поступают и всякого рода случайные приращения, улучшения и т.п., последо­вавшие по заключении договора.

D. 17.6.7. pr). - Увеличение или уменьшение участка вследствие естественного влияния воды [намыва] относится к выгоде или невыгоде покупателя; если бы весь участок после купли-продажи оказался занятым рекой, это было бы риском покупателя; следовательно, и случайные выгоды должны также поступить в его пользу.

Взаимосвязь обязательств продавца в покупателя. Таким образом, из договора emptio-venditio возникали два взаимных обязательства: продавец был обязан предоставить покупателю проданный предмет, гарантировать беспре­пятственное habere licere, отвечать за эвикцию и недостатки вещи, а покупатель был обязан уплатить условленную цену. Продавцу давалась actio venditi для того, чтобы добиться принудительным порядком исполнения обязательства со стороны покупателя (если он добровольно не исполнял обязательства), и обратно, покупатель получал actio empti для удовлетворения своих претен­зий к продавцу. Оба эти иска были из категории actiones bonae fidei, при которых не было культа буквы договора, а принималась во внимание под­линная воля сторон.

Обязательства, лежащие на продавце и покупателе, по своему значению одинаково существенный и, притом, внутренне связаны: продавец потому принимает на себя обязательство изложенного выше содержания, что из того же договора должно возникнуть встречное, по смыслу договора эквива­лентное, обязательство покупателя, и обратно, покупатель обязуется уплатить покупную цену потому, что продавец обязуется предоставить ему продаваемый.предмет. В этом смысле купля-продажа является типичной синаллагматичёской сделкой.

Добавочные соглашения при купле-продаже. Договор купли-продажи мог сопровождаться добавочными соглашениями.

Оговорка in diет addictio делается так: данный участок пусть считается купленным тобою за 100; но если до ближайших январских календ кто-либо предложит более выгодные условия, вещь должна уйти от собственника.

Таким образом, addictio in diem представляет собой добавочное соглашение, присоединяемое к договору купли-продажи и состоящее в том, что до­говор прекращает действие, если в течение указанного в соглашении срока продавцу кто-нибудь предложит более выгодные условия. Однако, покупа­тель может предупредить такие последствия, ввиду признаваемого за ним права преимущественной покупки: как только к продавцу поступает предложение более выгодных условий по сравнению с теми, на каких куплена вещь данным покупателем, продавец обязан сообщить об этом покупателю, и если последний согласится эти условия принять, вещь остается за ним(D. 18.2. 8).

D. 18.3.2). - Когда продавец участка включит в договор условие: «если покупная цена не будет уплачена в такой-то срок», участок должен считаться не куплен­ным, если продавец желает того.

Такое условие и называется lex commissoria. В сомнительных случаях оно рассматривается как резолютивное, или отменительное (...magis est, ut sub condicione resolvi emptio, quam sub condicione contrahi videatur — D. 18. 3. 1). Как видно из приведенной выше оговорки «si venditor inemptum eum esse velit», действие lex commissoria может быть устранено выражением воли про­давца оставить договор купли-продажи в силе (такая воля усматривается, на­пример в требовании покупной цены, несмотря на наступление срока, пре­дусмотренного в lex commissoria) (D. 18. 3. 4. 2; 7).

Если продавец не выразил воли на сохранение договора купли-продажи, наступление lex commissoria разрушает сложившееся договорное отношение. При этом, если несоблюдение условия о платеже покупной цены к определенному сроку произошло в силу обстоятельства, зависевшего от покупателя, то все, что покупатель дал продавцу в задаток или под другим названием ос­тается у продавца. Лишаясь суммы, какую он успел уплатить продавцу поку­патель зато сохраняет за собой плоды, полученные от проданной вещи (в пределах уплаченной суммы - D. 18. 3.4.1). Вообще же, продавец при наступлении lex commissoria получает не только проданную вещь но и всякого рода доходы, полученные от нее покупателем, а также возмещение за вред причиненный этой вещи покупателем. Для осуществления судебным порядком вытекающих отсюда претензий продавцу дается actio venditi (хотя договор и утрачивает силу).

(3) В договор купли-продажи может быть включено условие что если (в пределах известного срока) вещь понравится покупателю, она остается за ним. Si Stichus intra certum diem tibi placuerit, erit tibi emptus aureis tot» - «ecли раб Стих понравится тебе в пределах известного срока, он будет считаться купленным тобою за столько-то золотых. (I. 3. 23. 4). По желанию сторон та­кому условию может быть придано значение отлагательного (суспензивного) или отменительного (резолютивного).

(4) Купля-продажа может сопровождаться добавочным соглашением относительно обратной покупки вещи продавцом у покупателя или обратной продажи вещи покупателем продавцу (в зависимости от того кому принадлежит право заявить о повороте купли-продажи). При отсутствии в таком добавочном соглашении указания, на каких условиях должна быть совершена об­ратная покупка или продажа, предполагается, что она совершается на условиях первоначального договора (D. 19. 5.12).

Действие добавочного соглашения об обратной покупке или продаже вещи по смыслу этого соглашения - обязательственное: по заявлению одной стороны, другая обязывается заключить договор об обратной купле-продаже.

Договоры найма (locatio-conductio). Общие положения

Виды найма. Римское право знает три отдельных договора найма-а) наем вещей (locatio-conductio rerum), б) наем услуг (locatio-conductio onerarum), в) наем работы или подряд (locatio-conductio operis или operis faciendn Общее между этими тремя договорами обычно усматривается в том что одна сторона обязуется предоставить другой стороне пользование известным объектом, а другая сторона обязуется уплатить первой стороне за пользование оп­ределенное денежное вознаграждение. Однако, по этому признаку можно сблизить две первых разновидности найма - наем вещей и услуг; но определение договора подряда, как договора о пользовании, было бы искусственным: этот последний договор направлен не на пользование рабочей силой контрагента, как таковой, а на результат его труда

Разграничение найма и купли -продажи. В некоторых отношениях договоры найма сближались с договорами купли-продажи. Так Гай указывает что как договор купли-продажи для своей действительности предполагает соглашение сторон относительно pretium certum (определенной цены) так и при найме, если не установлена merces certa (определенное вознаграждение) поп videtur locatio et conductio contrahi (договор найма не считается заключенным).

Отдельные жизненные казусы возбуждали у римских юристов сомнения, конструировать ли их как договоры найма или купли-продажи. Например, вещь сдается in perpetuum, навсегда, но при условии ежегодного взноса определенной платы за пользование. — (Гай склоняется к характеристике договора, как locatio-conductio — 3.145). Другой казус: одно лицо предоставляет другому своих гладиаторов на таких условиях, что это второе лицо должно уплатить первому за гладиаторов, вышедших из боя невредимыми, по 20 динариев, а за убитых или искалеченных — по 1000 динариев. (Гай считает, что в отношении первых имеет место locatio-conductio в отношении вторых emptio-venditio — 3. 146). Заказ колец золотых дел мастеру из его золота характеризуется как купля-прода­жа, из золота заказчика — как locatio-conductio (Гай. 3. 147).

Эти и подобные примеры привели Гая даже к общему заключению, что договоры emptio-venditio и locatio-conductio имеют между собой familiartatem aliquam, некоторую близость, родство (3.145). Тем не менее, грань между этими двумя видами консенсуальных контрактов достаточно отчетлива: по договору купли-продажи покупателю предоставляется постоянное обладание вещью (habere licere); договор найма имеет целью предоставление вещи, или услуг во временное пользование за определенное вознаграждение, исчисляемое пропорционально времени пользования, а договор найма работы имеет свое специфическое содержание.

Иски из договора найма. Договор locatio-conductio, подобно emp­tio-venditio, является синаллагматическим. Каждая сторона по договору имеет самостоятельный иск (actio locati и actio conducti). Оба эти иска — Ьопае fidei.

Наем вещей (locatio-conductio rerum)

Определение. Наймом вещей (locatio-conductio rerum) называется такой договор, по которому одна сторона (наймодатель, locator) обязуется предоста­вить другой стороне (нанимателю, conductor) одну или несколько определенных ве­щей для временного пользования, а эта другая сторона обязуется уплачивать за пользование этими вещами определенное вознаграждение (merces, pensio) и по окончании пользования возвратить вещи в сохранности наймодателю.

В одном месте Институций Гая (4. 28) содержится упоминание о том, что по законам XII таблиц предусматривалась legis actio per pignoris capionem на тот случай, когда наниматель вьючного скота не платил вознаграждения за пользование им. Отсюда делается заключение, что уже в эпоху XII таблиц договоры о найме вещей стали проникать в практику (хотя они и не имели еще характера консенсуальных контрактов), и что первоначальным предметом этого договора был именно рабочий скот, быть может, также рабы (для ис­пользования их в сельском хозяйстве, в частности, для уборки урожая и пр.). Этим историческим происхождением договора некоторые исследователи объясняют и особенности римской терминологии. При locatio-conductio rei получающий вещь в пользование (равно, как при locatio-conductio operarum — сторона, получающая право на исполнение для нее другой стороной личных услуг) именуется conductor, тогда как при третьей разновидности договора найма — locatio-conductio operis — термин conductor употребляется для обозначения стороны, принявшей на себя исполнение работы: наняв на рынке животное или раба, наниматель «уводил» их с собой, отсюда он и получил наименование conductor; применять же этот термин к подрядившему исполнение другим лицом известной работы, как законченного целого, — основания не было.

В дальнейшем контракт locatio-conductio rei получил более широкое применение, в частности, в области найма земельных (сельскохозяйственных) участков, городских жилищ и др.

Классовый характер имущественного найма. Среди свободных рим­ских граждан очень рано появилась резкая имущественная дифференциация. Наряду с крупными помещиками, обладавшими огромными латифундиями и обрабатывавшими их трудом множества рабов, образовалась многочисленная прослойка бедных крестьян, свободных, но малоземельных или вовсе безземельных. Эти безземельные и малоземельные крестьяне были вынуждены снимать у рабовладельца-помещика небольшие клочки земли (parcellae) для обработки. С другой стороны, в городах было много бедняков, не имевших собственных домов и нанимавших себе у богатых домовладельцев жилище. Экономическое соотношение наймодателей и нанимателей приводило к соот­ветствующему умалению прав нанимателя: его экономическая зависимость от наймодателя сказалась, между прочим, в том, что наниматель вещи, в частности, земельного участка, не признавался в Риме владельцем и не пользовался самостоятельной защитой против всякого рода самовольных посягательств на его землю и хозяйство. Отразить такие самовольные нарушения обладания снятым земельным участком наниматель мог только через посредство сдатчика, на имя которого считался обладающим данным участком наниматель. Легко понять, как возрастала в силу этого зависимость нанимателя от сдатчика, и без того дававшая себя знать.

Предмет договора. Предметом locatio-conductio rei могли быть вещи и движимые и недвижимые; но из движимых вещей — только такие, которые не принадлежат к числу потребляемых, так как иначе была бы не исполнима обязанность нанимателя возвратить по окончании найма ту самую вещь, какая была получена по договору. Не обязательно было, чтобы наймодатель, был собственником сдаваемой вещи: можно было отдать внаймы и чужую вещь.

В Дигестах Павел рассказывает такой казус. Одно лицо сдало другому не принадлежащее первому здание за 50; наниматель пересдал его третьему лицу за 60; (о поднайме); собственник здания не соглашается на проживание в нем этого третьего лица и требует его выселения. По поводу этого казуса римский юрист говорит, что поскольку выселение третьего лица приведет к ответственности перед ним нанимателя, последнему придется потерять сумму 60, за которую был сдан дом; в этой сумме наниматель предъя­вит иск к первому лицу, сдавшему внаймы чужую вещь (D. 19. 2. 7).

Из этого решения Павла видно, что принципиальный вопрос о действи­тельности договора сдачи в наем не принадлежащей наймодателю вещи со­мнений не вызывает; все рассуждения юриста ведется в такой плоскости, что, поскольку сдающий чужую вещь не может обеспечить нанимателю беспрепятственное пользование вещью, он должен возместить ущерб, понесенный нанимателем от нарушения договора.

Помимо вещей в подлинном смысле, или вещей телесных, в качестве предмета договора найма в источниках упоминаются и некоторые права, на­пример, узуфрукт (D. 7. 1.12. 2), так называемые нетелесные вещи, res incor-porales.

Вознаграждение за пользование (наемная плата) нормально должно оп­ределяться в денежном выражении; только в договорах сельскохозяйствен­ной аренды допускается определять арендную плату в натуре (известное ко­личество продуктов, в частности — известная доля урожая), откуда такие арендаторы получили и наименование — coloni partiarii, арендаторы из доли, арендаторы-дольщики (D. 19. 2. 25.6). Если в других случаях лицо, получающее вещь в пользование, принимало на себя обязательство дать за это в пользование другую вещь и т.п., то такой договор не считался за locatio-conductio, а рассматривался в качестве своеобразного договора (D. 19. 5. 5. 2).

Срок не является необходимым элементом договора locatio-conductio rei: возможно предоставление вещи в пользование на неопределенный срок, и тогда договор в любое время может быть прекращ