Противоречия глобализации

Глобальные закономерности и тенденции утверждающегося информацион­ного общества, характер которых определяется главным образом интересами и возможностями небольшого количества ведущих держав и наднациональных корпораций, все более мощно воздействуют на жизнь отдельных стран. А боль­шинство стран второго и третьего эшелона, скорее, подстраиваются, приспо­сабливаются к их требованиям, чем самостоятельно и активно действуют в направлении реализации собственных национальных интересов.

Во всемирном масштабе на сегодняшний день сложилась жесткая иерархи­ческая система, которая основывается на гегемонии Запада, прежде всего, в информационной, валютно-финансовой и военно-политической сферах. Инфор­мационная гегемония в наше время начинает играть решающую роль в мировом развитии, все более выразительно доминируя над производственной сферой и определяя характер и возможности последней так же, как производственная в земледельческо-промышленных обществах определяла характер присвоения людьми природных богатств. Глобализация и становление информационного общества выступают двумя сторонами, гранями, аспектами единого процесса, под знаком которого проходит современный этап истории человечества.

При рассмотрении процессов глобализации, прежде всего бросается в глаза все увеличивающаяся пропасть между мировыми лидерами и большинством прочих стран. Общее социально-экономическое состояние, в частности качество жизни большинства населения незападных государств, в течение последнего десятилетия не улучшается, а, скорее, деградирует. Это особенно заметно в таких регионах, как Тропическая Африка и постсоветская Евразия. Данная тенденция, как о том уже говорилось, не нова. Такого рода процесс происходит все усиливающимися темпа­ми в течение двух последних столетий, со времени промышленного переворота в Англии в конце XVIII в. и дальнейшего колониального раздела мира между ведущи­ми государствами Европы. Последние, а также США, употребляя свое экономичес­кое и военно-техническое преимущество, смогли организовать вокруг себя (и в собственных интересах) все остальное человечество, мобилизовать ресурсы плане­ты в интересах собственного ускоренного развития и обогащения.Глобализация как феномен цивилизационного развития 659

В последние годы при оценке состояния и перспектив отдельных государств эксперты всё более ориентируются на уровень развития человеческого потен­циала. Учет последнего особенно важен в силу его решающей роли в возмож­ности развития любой страны. Так, по данным ООН, основанном на исследова­нии 192 стран, экономический рост на современном этапе обусловлен накопле­нием капитала и природными ресурсами только, соответственно, на 16% и 20%, тогда как человеческим и социальным потенциалом — на 64%.

В современном мире в условиях глобализации имеем дело с взаимосвязан­ными, но разнонаправленными тенденциями исторического движения. Разви­тые страны Запада во главе с США уверенно и со все большим ускорением опережают подавляющее большинство прочих государств по росту объемов потребления и качества жизни. Параллельно быстрыми темпами, значительно опережая в этом отношении Запад, развиваются многие страны Дальнего Вос­тока. На первых порах это наблюдалось в Японии, потом — в Южной Корее, на Тайване, в Гонконге и Сингапуре, а в течение последней четверти XX в. — прежде всего, в континентальном Китае. В последние годы ускорение развития наблюдаем также в Индии и некоторых других южноазиатских государствах.

При этом в большинстве стран Латинской Америки существенных положи­тельных сдвигов в отмеченном направлении не наблюдается, а Тропическая Африка просто деградирует. Стагнация, а затем и явственная деградация многих сфер производства и социальных показателей в течение 80—90-х гг. имели мес­то также в "перестроечном" СССР и тем более в постсоветских государствах (за исключением Прибалтики). В Советском Союзе в послевоенные десятилетия уровень нищеты значительно снизился, но к началу 80-х гг. этот процесс приос­тановился и вскоре пошел в обратную сторону. Соответственно, возникает воп­рос о шансах Украины, как и прочих постсоветских государств и иных незапад­ных народов, хоть когда-нибудь подняться на уровень постиндустриального, ин­формационного общества современных стран Северной Америки, Западной Ев­ропы и частично Дальнего Востока, которые "правят бал" в современном мире и определяют, направляют и контролируют процессы в глобальном измерении.

Утверждение глобального общества осуществлялось и осуществляется в со­ответствии с меняющим свои формы, но неизменным по сути принципом неэк­вивалентного обмена. Его следствием является истощение ресурсов большин­ства регионов планеты и ухудшение качества жизни их обитателей, вынужден­но включенных в осуществляемый Западом в его собственных интересах про­цесс глобализации. Эти регионы в качестве периферии стран информационно­го уровня развития стали основными ареалами нищеты на планете.

В силу вышеизложенного основной контраверзой глобализации представ­ляется все усиливающееся противоречие между группой наиболее развитых стран Запада и прочим человечеством, эксплуатируемым мировыми лидера­ми и все более в своем большинстве отстающим от них. Это отставание во многих случаях, если не почти повсеместно, приобретает необратимый харак­тер. В такой ситуации декларирование равных возможностей и свободного соревнования заведомо неравных по всем основным показателям стран выгля­дит ханжеством и лицемерием.

Основное противоречие глобализации раскрывается множеством аспек­тов. Среди них можно выделять: информационно-технологический, экономи­ческий, социальный, политический, демографический, экологический и куль-660__________Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество

турный или культурно-языковой аспекты. Основное внимание ниже будет уделено последнему, однако для полноты картины современности следует вкратце остановиться и на других.

Информационно-технологический аспект. Как лидер в разработке новей­ших электронных и прочих технологий, Запад обеспечил за собой монопольное право контроля над информационными потоками со всеми вытекающими из этого преимуществами ежесекундного обзора состояния всей планеты. Проду­цируя новейшие производственные технологии, он реализует на мировом рынке новейшие товары лучшего качества и успевает обновить свою технологическую базу и наладить выпуск следующего поколения товаров до того, как где-либо в мире успеют достичь и реализовать эти его стандарты. Прочие страны обречены или тиражировать его уже морально устаревшие производственные возможнос­ти, получая от этого минимальную прибыль, или довольствоваться сферами, не требующими высоких технологий, в частности сельским хозяйством и добываю­щей промышленностью, цены на продукцию которых в целом не высоки.

Монополизировав контроль над информацией и производством передовых технологий, Запад обеспечил информационно-технологическое господство и поставил этим в зависимость от себя все прочие страны. В результате на плане­те возникло непреодолимое противоречие между ним и остальным миром в информационно-технологическом отношении, которое в принципе не может быть преодолено со стороны большинства отстающих государств.

Экономический аспект. Все возрастающее экономическое неравенство между группой передовых в информационно-технологическом отношении и отстающих, зависимых от нее государств ныне реализуется ускоренными тем­пами. За счет неэквивалентного обмена последних столетий сперва между Ев­ропой и Новым Светом, а затем между Западноевропейско-Североамериканс-ким центром опережающего развития и всем прочим человечеством Запад ак­кумулировал в своих руках огромный капитал. В настоящее время он приобре­тает характер капитала транснациональных компаний, базирующихся в силу ряда причин в странах Запада, прежде всего в США.

Страны базирования и получают выгоду от его функционирования, тогда как большинство прочих государств оказывается в зависимости от неконтро­лируемых никакими международными организациями потоков этого капитала, угождает ему, как правило, за счет интересов собственных народов. Капитал транснациональных компаний в угоду себе, не считаясь с интересами отдель­ных регионов и человечества в целом, определяет темпы и направленность развития отдельных государств. Он закрепляет с выгодой для Запада характер международного разделения труда, тем самым обеспечивая искусственно за­вышенные жизненные стандарты странам своего базирования, обрекает про­чее человечество на существование в экстремальных условиях.

Включенные в глобальную экономическую систему незанадные страны и народы получают лишь средства для воспроизводства своей рабочей силы (включая и необходимый минимум образования). Там же (как, например, в Тропической Африке), где по отношению к потребностям Запада наблюдает­ся избыточный прирост населения, речь не идет даже об обеспечении его физического выживания.

Социальный аспект. В результате возрастающего информационно-техно­логического и экономического неравенства образуется все более расширяю-Глобализация как феномен цивилизационного развития 661

щаяся и углубляющаяся социальная пропасть между богатой и бедной частями человечества. Можно говорить об утверждении глобальной, надстрановой со­циальной структуры. Ее образуют сверхкласс богатых и сверхкласс бедных.

Представители первого, господствующего сверхкласса являются владельца­ми и совладельцами мирового капитала, функционирующего через нацио­нальные, а более через транснациональные финансовые структуры, базирую­щиеся в наиболее развитых странах Запада. Они представлены большинством населения западных стран, а также теми слоями и прослойками населения незападных государств, которые работают в интересах этих структур (компра­дорская буржуазия, обеспечивающие интересы западных корпораций в своих государствах коррумпированные правительства и интеллектуалы, создающие для этого идеологическое обеспечение и т. д.).

Представители второго, эксплуатируемого сверхкласса образуют основную массу трудящегося населения планеты и имеются во всех странах мира. Одна­ко в чистом виде они представлены подавляющим большинством населения незападных государств, поскольку в странах Запада, благодаря перераспреде­лению его структурами мирового богатства, на высокий уровень поднята сис­тема социальной поддержки малоимущих, и трудящимся в целом обеспечены высокие стандарты жизни, не эквивалентные реальному их участию в мировом производстве товаров и услуг.

Поэтому, огрубляя и схематизируя реальность, можно сказать, что в совре­менном мире основное социальное противоречие разворачивается уже не столько на внутристрановом, сколько на глобальном уровне. В пределах разви­тых стран эффективно работает система социального обеспечения, благодаря которой социально-классовые противоречия утрачивают остроту. Но с тем боль­шей силой эти противоречия проявляются в планетарном масштабе, определяя избыточное благополучие на одном полюсе и крайнюю нищету на другом.

Политический аспект. Все возрастающий информационно-технологичес­кий разрыв, неэквивалентный межстрановой обмен и социально-имуществен­ное неравенство в мировом масштабе требуют обеспечения необходимых для продолжения такого развития событий политических средств. Запад и гос­подствующие в его системе транснациональные корпорации подкрепляют свое информационно-технологическое, экономическое и социальное господство по­литическими и военными методами. Они, будучи в^уменьшинстве численно, обеспечивают в международных организациях (ООН, МВФ и пр.) большин­ство голосов разнообразными средствами шантажа и давления на более сла­бых и зависимых партнеров в лице их в высокой степени коррумпированных и своекорыстных правителей.

Этим создается видимость единодушного мнения "мирового сообщества" по тому или иному вопросу, при остракизме тех, кто выказывает непокор­ность. По отношению к "строптивым" применяются разнообразные санкции, вплоть до нарушающих все принципы международного права военных опера­ций (по отношению к Югославии даже без санкции Совета Безопасности ООН и пр.). В большинстве случаев страны, вставшие наперекор Западу, дей­ствительно запятнали себя нарушениями прав человека, управляются тотали­тарными или по крайней мере авторитарными режимами и пр. Ярчайший тому пример — разгромленный к концу 2001 г. режим талибов в Афганиста­не. Однако преступных режимов достаточно и среди тех государств, которыеІ

І

662__________Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество

идут на поводу у Запада, а потому и не подвергаются с его стороны сколько-нибудь существенному порицанию.

Вместе с тем на международной арене и после краха СССР остаются госу­дарства, достаточно мощные для того, чтобы проводить самостоятельную по­литику. Среди них не только Япония, занимающая в современном мире весь­ма двойственное положение, но и Китай, Индия и Иран, а в некоторых ситу­ациях даже Россия, периодически демонстрирующая амбиции "великой дер­жавы". Эти страны, в особенности быстро развивающийся Китай, создают некоторый политический противовес планетарной гегемонии Запада. В перс­пективе они (главным образом Китай) могут оказаться способными поддер­живать антизападные силы и в некоторых из тех государств, где ныне у вла­сти находятся сообщества, обслуживающие интересы транснациональных компаний. Запад, естественно, всеми средствами стремится не допустить уси­ления антизападных сил.

Демографический аспект. Выведенные колониальным и неоколониальным вмешательством Запада из состояния социоприродного равновесия различ­ные регионы планеты, а значит, и Земля в целом, оказались перед лицом неконтролируемых демографических изменений. Стремительный рост наро­донаселения характерен для бедных и беднейших народов, сохранивших на бытовом уровне традиционные для их культур-цивилизационных систем смыс-ложизненные ценности, как правило, стимулирующие увеличение рождаемо­сти. Быстрое возрастание численности людей при невысоких темпах эконо­мического развития, а то и вовсе его отрицательных показателях определяет умножающуюся нищету в государствах Тропической Африки, многих регио­нах Азии и Латинской Америки. При развитии глобальных информационных систем и средств сообщения естественным образом наиболее активные инди­виды массово стремятся в страны с высоким уровнем благополучия, преодо­левая противодействие со стороны последних разнообразнейшими, зачастую криминальными методами.

Благополучный Запад снизу пропитывается нелегальными эмигрантами, что порождает дополнительные антагонизмы в его собственной системе. Однако вместе с тем он сам все более нуждается в притоке дешевой, готовой на любую работу, бесправной массе эмигрантов, среди которых определенный процент составляют самые натуральные рабы, в большинстве — рабыни, находящиеся вне закона. Они используются в сферах, где механизация и компьютеризация невозможны или малоэффективны. Этим, в то же время, слаборазвитые перена­селенные страны лишаются наиболее энергичных, трудоспособных и во мно­гом образованных лиц — того человеческого материала, который мог бы содей­ствовать своими знаниями и трудом подъему отсталых регионов планеты.

Еще более тяжелые и далеко идущие последствия происходящие в со­временном мире процессы имеют для стран, где традиционные ценностные мотивации на бытовом уровне оказались разрушенными и при резком ухуд­шении качества жизни основной массы населения рождаемость снизилась настолько, что смертность ее превысила. В условиях экономического паде­ния и начавшегося вымирания (прежде всего, речь идет о славянских наро­дах постсоветского пространства) значительная часть наиболее активных, деятельных, трудоспособных, талантливых представителей этих наций, осо­бенно среди молодежи, стремится всеми законными и противозаконнымиГлобализация как феномен цивилизационного развития 663

средствами перебраться на Запад. Во многих случаях это удается. Тем са­мым в условиях массового оттока мозгов и рук собственные страны оказы­ваются в еще более бесперспективном положении, что определяет их даль­нейшую деградацию. Запад же подпитывается дополнительными порциями жизненной энергии и интеллекта, развившимися за счет потенциала стагни-рующих или вовсе деградирующих наций.

Экологический аспект. Вполне закономерно то обстоятельство, что эколо­гическая проблема в широком масштабе встала перед человечеством лишь вслед­ствие утверждения индустриального, порожденного капитализмом общества. Традиционные цивилизации ориентировались на простое, а не расширенное воспроизводство и применительно к природно-хозяиственным условиям отдель­ных регионов планеты уже в древности выработали оптимальные формы соци­ально-экологического баланса. Но поддерживать этот баланс можно было толь­ко при условии простого, а не расширенного воспроизводства. Последнее же, как известно, является сущностью капиталистической экономики в любой ее исторической разновидности, включая современную.

Основываясь на индустриальной экономической системе расширенного вос­производства, Запад развернул глобальное использование ресурсов планеты в собственных интересах, тем самым необратимым образом истощая их и нано­ся непоправимый ущерб среде обитания. Со временем, заботясь о качестве собственной жизни, он начал заботиться и об охране окружающей среды в своем Западноевропейско-Североамериканском ареале, вынося вредные про­изводства и размещая их отходы в других частях планеты. В результате стали складываться два качественно разных типа искусственных ландшафтов (есте­ственных на планете уже почти не осталось). Первый создается и поддержива­ется с учетом требований к среде обитания со стороны богатой части челове­чества. Он отвечает научным требованиям и определяет экологическую ситуа­цию в развитых и богатых странах. Второй образуется стихийно в бедных регионах планеты, специализирующихся на грязных производствах при несоб­людении экологических требований.

Понятно, что все возрастающее фактическое неравенство между богаты­ми, динамически развивающимися и бедными, зависимыми от них стагниру-ющими или вовсе деградирующими странами, как и усугубляющийся миро­вой экологический кризис, угрожают благополучию'и самого Запада. Однако сегодня эти угрозы еще не настолько сильны, чтобы реально отражаться на качестве жизни основной массы его представителей, тем более его господ­ствующей прослойки.

Утверждающийся новый мировой порядок вполне устраивает западное общество, взятое в целом. Более того, оно находит в нем реализацию идейно-ценностных, общекультурных установок Западной цивилизации Нового вре­мени, наиболее четко выраженных в протестантизме, в особенности в каль­винизме, с его верой в богоизбранность удачливых предпринимателей, ис­пользующих остальное человечество и природную среду в качестве средства для достижения своих (осмысливаемых в качестве "богоугодных") целей. Однако в сложившихся условиях глобализации мы наблюдаем и глубокие куль­турные противоречия как между западными формами массовой культуры и традиционными ценностями незападных народов, так и в самой социокуль­турной системе Запада.664 Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество

Культурно-ценностные аспекты глобализации

Можно различать два основных уровня культурных контраверз эпохи гло­бализации: в самой западной культуре и в масштабах культурного развития всего человечества.

Основное социокультурное противоречие современного западного общества хорошо раскрыто американским социологом культуры Д. Беллом. Оно состоит в несовместимости протестантских в своей основе духовных ценностей, обеспечив­ших саму возможность утверждения капитализма в европейском и планетарном масштабе, и навязываемыми рекламными средствами установками массовой куль­туры потребительского общества. Потребительски-гедонистическое отношение к жизни прямо противоречит аскетически-трудовому духу раннего и классического капитализма, блокирует самовоспроизводство его идейно-ценностно-мотивацион-ных оснований, а значит, и всего базирующегося на них в своей смысложизнен-ной программе западного социокультурного типа. Поэтому вполне естественным представляется внедрение в западную массовую культуру африканских или лати­ноамериканских ритмов, наркотиков и медитативных практик.

Однако для западного социокультурного типа данное противоречие мо­жет представлять лишь потенциальную угрозу, которая вовсе не обязательно будет иметь для него фатальные последствия. Все великие цивилизации име­ли в своей социокультурной сердцевине некий баланс рационально-мобили­зационного и эмоционально-экстатического начал. Достаточно вспомнить выявленные Ф. Ницше в основании античной культуры аполлоновское и дио-нисийское начала, динамическое равновесие конфуцианского и даосского начал в традиционной культуре Китая и пр.

Вполне вероятно, что Запад, максимально использовав в интересах обогаще­ния и утверждения мирового господства рационалистически-аскетически-субли-мационный принцип стадии восходящего капитализма, в течение XX в. обретает социокультурное равновесие, дополняя классический этос буржуазности, про­анализированный М. Вебером, потребительски-гедонистическим отношением к жизни широких слоев населения Северной Америки и Западной Европы. И воп­рос состоит лишь в том, удастся ли достичь динамической сбалансированности этих принципов или же противоречие между ними будет иметь деструктивный, подтачивающий сами основания Западной цивилизации характер.

Вполне вероятно, что это противоречие будет иметь различные последствия для США и Западной Европы. Последняя, при всем наплыве эмигрантов, все-таки достаточно гомогенна и имеет глубокие культурные традиции, далеко не исчерпы­вающиеся связанными с буржуазным этосом. В нынешнем состоянии она более самодостаточна, чем США, не способные к существованию без использования планетарных ресурсов и изначально содержащие в своей социокультурной осно­ве взаимно не конвертируемые ценности совершенно различных этно-расовых групп. По мере того как "плавильный тигель" США начинает давать сбои, англо­саксонский буржуазно-протестантский социокультурный тип перестает выступать абсолютной самодовлеющей доминантой, сталкиваясь с ограничениями со сторо­ны афро-американских, латиноамериканских и дальневосточных стереотипов.

Высокоформализованная, наделенная всем арсеналом новейших электрон­ных и административных средств англосаксонско-протестантская система под­тачивается в самой своей основе коммерческой выгодностью тиражированияГлобализация как феномен цивилизационного развития________________________________665

пользующихся высоким спросом экзотических для США культурных форм. И в конечном счете Северная Америка может оказаться бессильной перед ними так же, как и Западно-Римская империя перед наплывом восточных культов и инфильтрацией варваров во все ее поры.

В этом отношении более органичная Западная Европа в перспективе в со­циокультурном отношении выглядит более устойчивой. Она имеет достаточно мощное культурное основание для того, чтобы оставаться самой собой даже при наплыве эмигрантов и в случае утраты Западом мировой гегемонии. В этом она может быть сравнима с восточными провинциями Римской империей, на­селение которой весьма плавно перешло от эллинства к византийству.

Более острым, нежели в рамках самого Запада, культурное противоречие раскрывается ныне в планетарном масштабе. На этом уровне мы видим непрео­долимое противоречие между специфическими идейно-ценностно-мотивацион-ными основаниями великих традиционных цивилизаций, прежде всего Мусуль-манско-Афразийской, Индийско-Южноазиатской и Китайско-Дальневосточной, и псевдоценностями коммерционализированной квазикультуры одномерного общества массового потребления. Речь идет о противоречии ценностей высоких традиционных культур и мировой квазикультуры — квазикультуры именно по­тому, что ее американизированная продукция производится не во имя собствен­но культурных целей, ориентированных на ценности истины, добра и красоты, а во имя получения прибыли в системе расширенного воспроизводства.

Поэтому следует говорить именно о квазикультуре и квазиценностях того, что обычно называют современной массовой культурой. Ее смысл является в своей сущности не культурным, а экономическим, и потому для нее не имеет основополагающего значения, с каким образно-идейно-ценностным материалом работать, лишь бы в конечном счете была получена максимальная прибыль.

Однако на практике получается, ч го именно в силу своей коммерционализи-рованности массовая квазикультура выступает по преимуществу (хотя, разуме­ется, не в каждом конкретном случае) в качестве антигуманного (и в этом отно­шении антикультурного) начала. Наибольшим спросом пользуется демонстрация асоциального именно в силу того, что в организованной общественной жизни его проявления табуированы. Нервы щекочет то, что осуждается обществом, но интенционально скрыто в каждом: запретный плод сладок. На эксплуатации этих потаенных асоциальных первичных позывов и делается прибыль.

Но осуществляющаяся в коммерческих целях демонстрация асоциального (при всех различиях в идентификации в качестве такового в различных куль­турных традициях) прямо противоречит базовым ценностным установкам всех цивилизаций. Она противоречит и ценностям Западной цивилизации, однако в то же самое время вестернизированная продукция имманентно содержит и общепринятгле на Западе, особенно в США, ценности индивидуализма, акти­визма, прагматизма, рационализма, благодаря чему она вписывается в запад­ный социокультурный контекст, адаптируется к собственно культурным осно­ваниям Западной цивилизации.

Совершенно иная ситуация складывается в отношении квазикультуры обще­ства массового потребления с идейно-ценностно-мотивационными основаниями высоких традиционных цивилизаций, расшатанных в большей или меньшей сте­пени, но в корне не сокрушенных ни навязыванием западных стереотипов (Япо­ния, Индия, частично Мусульманский мир), ни даже страшным коммунистичес-

666__________Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество

ким экспериментом (как в Китае). Здесь мы видим антагонистическое, деструк­тивное противоречие, работающее на подрыв социокультурных оснований вели­ких цивилизаций Востока и потому порождающее реакцию со стороны после­дних против внедрения форм коммерционализированной квазикультуры.

Кроме того, в противоположность многообразию идейно-ценностных осно­ваний традиционных цивилизаций Старого Света, вступивших между собой в продуктивный диалог с рубежа эр, всемирная вестернизация, точнее (как и в случае с квазикультурой) квазивестернизация, ведет к культур-цивилизацион-ному нивелированию человечества. Используя терминологию К. Леонтьева, можно сказать, что на смену цветущему разнообразию приходит вторичное упрощение, источником которого он уже более столетия назад полагал Запад.

Речь идет не о вестернизации человечества, а именно о его квазивестерни-зации. Происходит не утверждение во всемирном масштабе западных ценнос­тей (свободы, равенства, представительной демократии, достоинства личности, прогресса и пр.) в их собственном смысле. Имеет место совершенно иной про­цесс. Распространение установок меркантильно-гедонистического сознания разрушает механизм естественного воспроизводства традиционных смысло-жизненных ценностей, не давая взамен чего-то равноценного.

Разрушая традиционные социокультурные основания, квазивестернизация насаждает фрагментарные, поверхностные стереотипы. Последние, противо­реча местным традициям, переносятся без того дополнительного культурного сопровождения, которым уравновешиваются на Западе. Поэтому на культур­ные основания незападных регионов планеты глобализация оказывает не ме­нее разрушительное воздействие, чем на их экономику или экологию.

Следует подчеркнуть, что наиболее разрушительное воздействие квазивес­тернизация оказывает на культуры наиболее близких в цивилизационном от­ношении к Западу регионов: Латинскую Америку и постсоветскую Евразию. Их собственные цивилизационные основания в силу множества причин не настолько отработаны и сильны, чтобы эффективно противостоять квазивес-тернизационному потоку. Последнее усугубляется и тем обстоятельством, что значительная часть их образованных представителей считают себя "почти-за­падными", не желая видеть тех принципиальных и непреодолимых барьеров, которые никогда не позволят Бразилии с Колумбией и Эквадором или России с Украиной и Белоруссией стать полноправными членами Западного мира.

В контексте рассматриваемого вопроса особое значение имеет языково-культурный аспект глобализации. В условиях глобализации наметился переход от языка понятий, предполагающих многомерность смыслов каждого из них относительно многообразия допустимых дискурсов, к языку наглядных обра­зов, предполагающих одномерность их значений относительно многообразия используемых контекстов. Реклама и пропаганда в одинаковой степени пользу­ются наглядно-уплощенным, предельно упрощенным языком смыслообеднен-ных стереотипов. В этом отношении они противоположны смыслообогащен-ным идейно-образным системам знаковых кодов традиционных цивилизаций или западной культуре в ее некоммерциализированных, доминировавших где-то до времен Первой мировой войны формах.

И дело не в том, что в современной массовой культуре наглядно представ­ленные образы (эйдосы) господствуют над словесно выраженными понятиями (логосами). Те или другие относительно преобладают в каждой высокой циви-Глобализация как феномен цивилизационного развития________________________________667

лизации: к примеру, первые в Китайской или Древнеегипетской, а вторые — в Западной или Мусульманской, обнаруживая, как кажется, наибольшую сте­пень сбалансированности в Античной и Византийско-Восточнохристианской социокультурных системах. В каждом таком случае понятие-логос или образ-эйдос имеют трансцендентное, "софийное" измерение, несут некую высшую нагрузку, выражая что-то определенное, свидетельствуют и о чем-то большем, не вполне выразимом, что глубоко осмысливалось или, по крайней мере, осоз­навалось представителями высоких традиционных культур в широкой вариа­тивности от японского синтоизма до христианского платонизма. И в этом смысле ветка сакуры или платоновское понятие блага оказываются соизмеримыми как выразители глубинных смыслоорганизующих основ бытия.

Но в ходе культурных трансформаций эпохи глобализации понятия-логосы и образы-эйдосы в одинаковой степени претерпевают огрубление и примити­визацию через выхолащивание их прежде богатого содержания, становятся элементами массовой квазикультуры, предметами кича. Это в равной степени относится и к базовым идеям-ценностям западного общества, таким как свобо­да, демократия, права человека, которые дискредитируются и девальвируются на наших глазах средствами повседневной политической практики, и к его образам-ценностям, инфляция которых определяется их коммерционализиро-ванным рекламным использованием. Их собственный общественный, нравствен­ный, эстетический смысл подменяется совершенно чуждым им по сущности меркантильным значением, и они начинают становиться элементами языка ква­зикультуры массового потребления и массовой пропаганды.

Многомерная смыслосодержательная потенциальность заменяется одномер­ной прагматической актуальностью, идейно-ценностная сущность элиминиру­ется, и оставшийся в результате этого пустой наглядный образ или расхожее понятие становятся средствами коммерческих или политических манипуляций, утрачивая при этом свой самостоятельный и самодостаточный смысл.

Квазикультура порождает квазиязык, утрачивающий важнейшее свойство лю­бого языка — свойство аккумуляции и трансляции смыслов, не важно средствами ли понятий-логосов или образов-эйдосов. Таким образом, глобализация в ее квази-вестернизаторской форме содержит грозный вызов для естественных языков тра­диционных цивилизаций, но в наиболее уязвимом положении оказывается язык самой Западной цивилизации. В настоящее время именно он преимущественно и оказывается жертвой редукции глубинных смыслов к банальным, расхожим клише.

Можно различать, таким образом, два аспекта культурных контраверз эпо­хи глобализации: в самой западной культуре, в своей суррогатной форме ныне доминирующей в мире, и в масштабах всего человечества. Основное социо­культурное противоречие современного западного общества состоит в несов­местимости протестантских в своей основе духовных ценностей, обеспечив­ших саму возможность утверждения капитализма в европейском и планетар­ном масштабе, и навязываемых рекламными средствами установками массо­вой культуры потребительского общества. В планетарном же масштабе мы ви­дим непреодолимое противоречие между специфическими идейно-ценностно-мотивационными основаниями великих традиционных цивилизаций, прежде всего Мусульманско-Афразийской, Индийско-Южноазиатской и Китайско-Даль­невосточной, и псевдоценностями коммерционализированной квазикультуры одномерного общества массового потребления.668__________Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество

Распространение установок меркантильно-гедонистического сознания раз­рушает механизм естественного воспроизводства традиционных смысложиз-ненных ценностей, не давая взамен чего-то равноценного. И этот процесс раз­рушает культурно-ценностные основы Западной цивилизации не менее, чем других цивилизационных миров.

Когда речь идет о глобализации, часто создается видимость, будто опреде­ляющие ее характер процессы знаменуют сложение действительно общечело­веческой культур-цивилизационной системы. Но если бы это было так, то пра­вомерно было бы предполагать сколько-нибудь равное участие идейно-ценност­ных компонентов хотя бы основных цивилизационных миров. Однако о "ра­венстве" в этом деле речи идти не может. Конечно, на Западе пользуются популярностью различные восточные учения (точнее, их суррогаты) и художе­ственные штампы. Но то, что основой мирового культурного синтеза должны выступать ценности Западной цивилизации не только на Западе, но и у нас или в Латинской Америке, воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Иными словами, когда речь идет о глобализации, то подразумевается и сложе­ние некоей системы мировой культуры, базирующейся на западных ценностях и идеалах. Однако при этом не учитывается, как минимум, два обстоятельства:

во-первых, в какой мере западные ценности и идеалы могут быть совмести­мы с базовыми культурными основаниями прочих цивилизаций;

во-вторых, в какой мере культурная продукция, предлагаемая Западом ос­тальному человечеству в качестве эталонной, репрезентирует собственно базо­вые ценности самой Западной цивилизации, позволившие ей во второй поло­вине истекшего тысячелетия занять ведущие позиции в мире.

Ценностные основания Западной цивилизации неразрывно связаны с ду­хом индивидуализма и рационализма, тогда как все прочие цивилизационные миры так или иначе основывались на ценностях коллективизма и традицио­нализма. Наивно было бы полагать, что сам факт грандиозных успехов Запа­да в течение нескольких последних столетий является достаточной причиной того, чтобы китайцы, арабы или индусы отказались от своих вековых куль­турно-мировоззренческих (выступающих фундаментом всего их жизненного строя) основ. Попытки проведения такой политики вызывают лишь отторже­ние и обратную реакцию, что в XX в. ярко продемонстрировали Россия, Ки­тай, Иран и многие другие страны.

Следует признать, что ценности индивидуализма и рационализма, определя­ющие весь идейно-мировоззренческий строй народов Запада, ни в коей степени не являются общечеловеческими. Они не присущи даже народам ближайшего к Западу православно-постсоветского пространства, не говоря уже о Мусульман-ско-Афразийском, Индийско-Южноазиатском и Китайско-Дальневосточном ми­рах. Будучи порожденными Западнохристианским миром в эпоху его глубочай­шего кризиса позднего Средневековья, во времена Возрождения и Реформации, они стали духовным стержнем Новоевропейско-Североатлантической цивили­зации. Однако эти ценности не имеют оснований в системе прочих цивилизаци­онных миров, не прошедших через трансформации Возрождения и Реформации и, соответственно, не выработавших внутри себя атомарной индивидуальности западного типа. Перенесение же на прочий мир западных социально-экономи­ческих, политических и юридических норм порождает уродливых квазивестер-низированных монстров и взрывы протеста, примерами чего могут служить мно-Глобализация как феномен цивилизационного развития________________________________669

гочисленные революции XX в., почти всегда приводившие к установлению авто­ритарных или даже тоталитарных режимов. В том же ряду стоят и преступле­ния, совершенные экстремистами И сентября 2001 г.

Между тем в наше время Запад однозначно уже и не предлагает остальному человечеству свои, достаточно жесткие идейно-ценностные основания Нового вре­мени. Всплеск неолиберализма, апеллировавшего к мифам о свободном рынке и самодостаточности частного предпринимательства, на рубеже 80—90-х годов по­родил, особенно у нас, иллюзии относительно возможности быстрой вестерниза-ции по рецептам МВФ. Однако следование монетаристским предписаниям привело взявшие их на вооружение страны лишь к экономическому краху со всеми вытека­ющими из этого факта последствиями для жизни людей и культурной сферы.

То, что неолиберализм в экономике во времена Р. Рейгана и М. Тетчер означал для развитых стран Запада, и то, что под этим названием предлагалось слаборазвитым странам, имело между собой мало что общего, кроме фразеоло­гии. На Западе это означало лишь меры по активизации рыночных регуляторов в хорошо налаженной экономической системе, стабильность которой опреде­лялась всеми возможными, в том числе и государственными, к свободному рынку никакого отношения не имеющими механизмами. Для нас же монетар-но-рыночная система должна была стать чем-то самодостаточным, при том что внутренней почвы для такой роли она не имела. Это и привело к общеизвест­ным плачевным результатам.

Менее навязчивым, но более импонирующим мироощущению интеллиген­ции разлагающихся незападных цивилизационных миров оказался постмодер­низм, утверждающий самодостаточность релятивизма и мультикультурализма. Опять-таки, как и в предыдущем случае, для Запада и остального мира, прежде всего для нас, он имеет совершенно различное содержание при общности ос­новных декларируемых положений.

Для Запада, прежде всего для покоящихся на многовековой западнохристи-анско-новоевропейской культурной традиции стран Приатлантической Европы, постмодернизм стал естественной фазой культур-цивилизационного развития, типологически близкой "второй софистике" поздней Античности. Такого рода процессы типичны для всех мировых цивилизаций, причем не только Запада, но и Востока, на той стадии их исторического пути, когда изначально заложенные в них культуротворческие потенции начинают иссякать^но само культуротворче-ство по инерции, как норма жизни, продолжается. Тогда распространяется убеж­дение, что все главное уже сказано, создать что-то высокое невозможно, а зна­чит, остается раскладывать карточные пасьянсы из имеющихся в наличии дости­жений — заниматься гессевской "игрой в бисер". При этом такого рода умона­строения в значительной мере утверждаются и как форма протеста против авто­ритаризма (не только политического, но и культурного) прежних времен.

Для решения смысложизненных проблем постмодернизм ничего дать не может, осознает это и потому не пытается ответить на вечные вопросы, а толь­ко иронизирует над ними или вовсе их высмеивает и отрицает. Но если на Западе постмодернизм может выступать в качестве избыточной интеллекту­ально-культурной роскоши, своего рода плющей и лиан на еще весьма проч­ном цивилизационном здании, то у нас он обвивает лишь руины и крайне обветшалые постройки, прикрывая их дыры и провалы, но никак не способ­ствуя их восполнению.670 Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество

Для нас постмодернизм — избыточная роскошь, перенятая у богатых сосе­дей и не имеющая отношения к задачам преодоления вставших на нашем пути трудностей. Его антитоталитарный пафос в наших условиях, без наличия само­достаточной личности новоевропейского типа, провоцирует одну лишь ценно­стно-мировоззренческую сумятицу, естественной реакцией на которую явля­ется авторитаризм и фундаментализм.

Для нас, не имеющих индивидуалистически-рационалистических духовных оснований культуры, он выступает не стимулятором культуротворчества, а рас­слабляющим, препятствующим поиску позитивного выхода из кризиса нарко­тическим средством. Полагаю, что подобное значение постмодернизм имеет и для всех остальных незападных культур. На сознание их вестернизаторски настроенных культурных элит он действует так же наркотически, как неомо­нетаристская демагогия на экономически полуобразованные круги, определя­ющие направление политической и хозяйственной жизни деградирующих стран Третьего и Четвертого (постсоветского) миров.

Третьим аспектом современной культурной жизни, на котором я останов­люсь лишь вкратце, является засилие в мире массовой квазикультуры, прежде всего в виде кинопродукции голливудского образца. И здесь мы вновь сталки­ваемся с двойными стандартами. В Америке существует целая киноиндустрия, ориентированная на слаборазвитые страны Латинской Америки, Африки, а теперь, все более, постсоветского пространства. В большинстве своем эти филь­мы вообще не попадают на экраны стран Северной Америки и Западной Евро­пы, тем более что во многих, к примеру, штатах США, они попросту запреще­ны к трансляции по общедоступным каналам. Однако весь прочий мир потреб­ляет кинопродукцию, потакающую самым примитивным и низменным инстин­ктам, составляя по ней представление о Западе и его ценностях.

Рекламно-массовая квазикультура стремительно разрушает ценностные ос­нования культур, не имеющих против нее врожденного иммунитета. И если народы Востока, опирающиеся на вековые традиции Мусульманско-Афра-зийской, Индийско-Южноазиатской и Китайско-Дальневосточной цивилиза­ций, еще могут противостоять этому, то ситуация в Латинской Америке, Тро­пической Африке и на постсоветском пространстве становится катастрофи­ческой. Вместо действительных ценностей Запада, связанных с идеями прав и свобод человека, экранная квазикультура пропагандирует полное презре­ние к личности, ее жизни и духовным запросам. Это обстоятельство, опреде­ляемое, похоже, не одними лишь коммерческими соображениями, еще более усугубляет негативные моменты процесса глобализации, одной из существен­нейших сторон которого западные идеологи пытаются представить якобы имеющую место в современном мире тенденцию демократизации политичес­кой жизни в планетарном масштабе.

Демократия и квазидемократия в глобализирующемся мире

Мало какой политический режим в XX в. не называл себя демократическим или, по крайней мере, создающим демократическое общество. Но подвести под это понятие в одинаковой мере политические системы Швейцарии и Се­верной Кореи, США и СССР невозможно. Поэтому возникает проблема, где мы имеем дело с демократическими, а где с квазидемократическими система­ми. Ее рассмотрение предполагает наличие ответов на несколько предвари-Глобализация как феномен цивилизационного развития 671

тельных вопросов. Среди них: что такое "демократия" и какие формы ее из­вращений мы имеем в истории XX в. и в современном мире?

Сегодня слово "демократия" используется преимущественно не в научном, логическом, а в оценочном, эмоциональном смысле. Политические системы, к которым высказывающийся относится положительно, получают название де­мократических, в противном случае — недемократических (тоталитарных, оли­гархических и тому подобное). Это обстоятельство отражает тот факт, что в современном мире понятие "демократия" скорее указывает на некий идеал общественно-политического устройства (не очень четко определенный, как и любое иное идеальное понятие), чем об общественно-политической реальнос­ти, пусть даже и наиболее зажиточных стран.

Так было не всегда. Авторитетнейшие социальные мыслители античности (Платон, Аристотель, Полибий) относились к демократии как к форме обще­ственно-политического строя отрицательно, а политическая мысль эпохи Про­свещения в большинстве своем признавала ее (а чаще даже не ее, а просто республиканский строй) допустимой лишь в небольших социумах, считая бо­лее целесообразным в крупных государствах просвещенный абсолютизм или парламентскую монархию английского образца.

Широкое увлечение демократическими идеалами начинается лишь со вре­мен Американской революции. Но там демократия изначально являлась формой политического строя отдельных штатов, и уже потом (как надстройка над ими) на уровне всего Североамериканского союза. Ей к тому же предшествовала прак­тика функционирования самоуправляющихся протестантских, в большинстве своих пуританских, общин на Восточном побережье Северной Америки. Но уже Великая французская революция продемонстрировала недостатки механическо­го, декретного введения демократических принципов и институций в относи­тельно большой стране при отсутствии традиций самоуправления.

XIX—XX вв. засвидетельствовали, что широкое вовлечение масс избирате­лей в политический процесс дает положительные следствия лишь там, где инсти­туты народного представительства вызревали долгим эволюционным путем — через самоуправление на местном уровне при формировании общегосударствен­ных органов на этой основе, в большинстве своей под эгидой старых монархи­ческих институтов (Нидерланды, Англия, Швеция). В исключительных условиях это наблюдалось и без монархии (Швейцария). /

Но в случае революционного упразднения монархии общество, как прави­ло, не было застраховано от форм авторитаризма или откровенного тоталита­ризма (Франция Наполеона I, Луи Филиппа или Наполеона III, Испания Ф. Фран­ко, Германия А. Гитлера). Очень часто соответствующие режимы провозглаша­ли себя политическими системами с настоящим "народоправством", как то было в большевистской Россие-СРСР, фашистской Италии, национал-социалисти­ческой Германии или коммунистическом Китае.

Как же определить содержание понятия демократия? Оно, как представ­ляется, включает в себя непреодолимое внутреннее противоречие и, похоже на то, вообще не может претендовать на статус научной категории. Аутентич­ное значение этого слова — "власть народа". Но само слово "народ" крайне многозначительно.

Кто составляет народ: все обитатели определенной страны или так называ­емая ее "титульная нация"? люди, безотносительно к их половым и возраст-672 Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество

ным отличиям? совершеннолетние женщины и мужчины в одинаковой степе­ни или лишь совершеннолетние мужчины (а только они имели право голоса в демократиях XIX в. и более ранних времен) ? та или иная из указанных катего­рий безотносительно к социальному и имущественному статусу или лишь те, кто принадлежит к определенному классу (те, кто соответствует определенно­му имущественному цензу, или, наоборот, — неимущие) ?

Античность и варварские (в том числе и славянские) общества древней Евро­пы в большинстве своем предусматривали участие в политической жизни всех мужчин-хозяев, которые имели гражданское полноправие в границах соответ­ствующего самоуправляющегося социума. Это же наблюдаем и в вечевом строе древнерусских волостей, и в казачьей среде. Но и при таких условиях власть осуществлялась почти всегда меньшинством над большинством (в которое вхо­дили неполноправные категории населения, все женщины и тому подобное).

Следовательно, даже при условиях непосредственной демократии, демок­ратия ("власть народа") как такая — лишь метафора, а не политическая реаль­ность. Еще в большей мере это касается обществ, политические институты которых базируются на принципе представительской демократии.

Представительская демократия в своем классическом виде формально при­знает равные политические права (прежде всего, избирать и быть избранным) практично за всеми совершеннолетними гражданами. Но такое формальное равенство никаким образом не отвечает фактическому неравенству субъектов политического процесса.

В любом обществе, в том числе и в таком, которое называет себя демокра­тическим, всегда существует группы людей, которые имеют реальную власть. Как справедливо писал по этому поводу С.Л. Франк:

"Во всяком обществе и при всех формах правления, хотят того люди или нет, в силу неизменного и ненарушимого вечного закона общественной жизни, подлинная власть и влиятельность принадлежит всегда не большинству. А именно меньшинству; и разница между различными порядками и идеалами лишь в том, признают ли они открыто и покорно это начало и стараются ли сознательно его осуществить, или они его отрицают и потому вынуждены использовать его лицемерно, исподтишка и в изве­стной степени случайно и непланомерно"¹.

Это правящее меньшинство, или властвующее сообщество, в известной мере соотносимо с теми лидирующими общественными группами, представителей которых А.Дж. Тойнби называл "творческим меньшинством", а Л.Н. Гумилев "пассионариями" (понятия далеко не тождественные). Однако их ("творческого меньшинства" и реальных носителей власти) определенное совпадение, как от­мечают оба названных мыслителя, имеет место лишь в некоторые периоды исто­рии тех или иных народов и государств, когда те движутся по восходящей ли­нии. Чаще же имеет место только некоторое их пересечение, а то и вовсе отчуж­денность между носителями власти и "творчески-энергичным" меньшинством.

Мировая история, в частности XX в., знает множество форм властвующих сообществ, равно как и видов борьбы между их группировками и социальными группами. Соответствующие вопросы обсуждали такие мыслители, как К. Маркс, М. Вебер, В. Парето. Можно сказать, что общественная жизнь в большинстве

¹ Франк С. Л. Религиозные основы общественности // Путь Орган русской религиозной мысли. Книга 1 (I-VI). — М„ 1992. — С. 24.Глобализация как феномен цивилизационного развития_______________________________673

своем определяется двумя феноменами: властью и собственностью, которые или органично единые (феномен "власти-собственности", проанализированный Л.С. Васильевым²), или институционально разграничены.

В первом случае те, кто имеет власть, фактически выступает сообществом корпоративных собственников общественного богатства. В XX в. наиболее выразительно это проявилось в коммунистических странах. Такому положе­нию дел соответствует господство государственной формы собственности и однопартийная система.

Идеология государств с однопартийной системой и господством государ­ственной формы собственности как экономического базиса класса номенкла­туры провозглашает соответствующий политический порядок демократией ("на­родной демократией", "социалистической демократией"). В таких странах фор­мально функционировали все основные демократические институции и атри­буты: выборы, парламенты, конституции с задекларированными правами и сво­бодами граждан и тому подобное.

Но реально все это было лишь прикрытием, декорацией диктатуры партий­но-административного класса власть имущих. В его рамках происходила своя борьба за власть и контроль над ресурсами по горизонтали (между отдельными группировками номенклатурных лидеров) и вертикали (между высшими и стар­шими и низшими и младшими до возрасту, при определенных различиях их ментально-ценностных параметров сознания).

В соответствии с совокупным вектором интересов и воли господствующей в партии в данный момент группы через механизм выборов в руководящие органы в партии и государстве продвигались определенные наверху кандида­ты. Разногласия в самом классе номенклатуры от рядовых граждан скрыва­лись. Такой тип политического строя М. Джилас определил как партократию. На стадии своего утверждения она предусматривает жестокую личную тира­нию (И. Сталина, Мао Цзедуна), но при дальнейшей эволюции приобретает больше олигархических черт (при Л. Брежневе, Ден Сяопине). То, что такая политическая система является квазидемократической (в сущности — тотали­тарной с переходом в авторитаризм) вполне очевидно.

Рассмотрим другую политическую форму, которая преобладает в странах Запада и заявляет о себе на весь мир как о настоящей демократии. Она предус­матривает такое общество, где власть и собственность институционально разве­дены, то есть преобладает частная или, все чаще, корпоративная собственность.

В этих условиях, при наличии демократических институций и механизмов (парламентаризм, местное самоуправление, выборная система), реальный шанс прийти к власти имеют лишь те, кто представляет интересы крупного капитала и получает от его представителей финансовую поддержку (на агитацию через средства массовой информации, прямой подкуп или давление на избирателей или членов счетных комиссий и тому подобное).

Когда непосредственная опасность угрожает представителям большого биз­неса как класса, последние объединяются и, пренебрегая демократическими формами, ставят при власти откровенного диктатора (типа А. Пиночета). Когда же такая угроза отсутствует, между их конкурирующими группами идет борь-

² Васильев Л. С. Феномен власти-собственности //Типы общественнных отношений на Восто­ке в Средние века. — М., 1982.674 Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество

ба, последствия которой в определенной мере зависят от голосования на двух-или многопартийных выборах. Классический пример — США, где республи­канцев традиционно поддерживают нефтяные компании и ВПК, а демократов — большинство банков и производители информационных технологий.

Собственно говоря, это и есть максимумом политической демократии в ус­ловиях XX в. и на сегодняшний день. Случаи, подобные тому, что имели место в России с конца февраля до конца октября 1917 г., являются историческими нонсенсами, частично подпадают под понятие охлократии (власти толпы) и непременно заканчиваются утверждением диктатуры.

Рассмотренную политическую систему (тем более в таких ее адаптирован­ных к потребностям рядового гражданина формах, как то видим в современ­ной Западной Европе) можно называть реальной демократией индустриально-информационного общества массового потребления, но совсем не в том смыс­ле, которое семантически содержит понятие "демократия".

В таком случае понятие "демократия" оказывается словом для обозначе­ния определенной общественно-политической системы, которая вследствие многовековой эволюции сложилась в наиболее развитых странах Запада. По отношению же к понятию "народовластие" эта форма также по своей сути является квазидемократией.

Особо стоит вопрос о функционировании политических форм и технологий, которые принято называть демократическими (западного образца), в незападных странах. Здесь имеем большую вариабельность форм: от Японии до Турции, от России до Индиии или от Украины до Колумбии. В своем большинстве они подхо­дят под определенное А.А. Зиновьевым понятие "колониальная демократия", но иногда (Япония, Южная Корея) демонстрируют непривычный синтез национальных политических традиций с внешне воспринятыми формами западных институций.

Сущность "колониальной демократии" состоит в том, что незападная страна внешне воспринимает политические формы западных стран, прежде всего парла­ментаризм и многопартийность, но фактически остается страной, где принципиаль­ные вопросы власти и перераспределения собственности решаются на уровне отно­шений олигархических группировок (плутократий) при решающей, по крайней мере весьма весомой, роли давления со стороны транснациональных компаний, прави­тельств преимущественно западных стран и международных (контролирующихся Западом) организаций, прежде всего финансовых (как МВФ, МБРР и пр.).

Соответственно, в политической жизни таких стран выразительное преиму­щество приобретают те олигархические, властно-собственнические силы, кото­рые непосредственно связаны с транснациональными компаниями, фондами и западными правительствами — в той мере, в которой они выполняют указания последних и работают на их интересы. Примеров тому в Африке и Латинской Америке, а в последние 10 лет и на постсоветском пространстве предостаточно.

В современном мире такого рода "колониально-демократические" страны и являются наиболее выразительными примерами квазидемократий, поскольку реликты традиционного тоталитаризма (образца Северной Кореи) или непос­редственные личные диктатуры (Хуссейна в Ираке, Каддафи в Ливии) на ста­тус демократий в глазах мирового сообщества фактически и не претендуют.

Несколько отличные от классических квазидемократий африканско-латино-американского образца политические формы наблюдаем в тех странах Востока, где в той или иной форме осуществляется сознательное объединение местныхГлобализация как феномен цивилизационного развития________________________________675

многовековых принципов общественной жизни с заимствованными с Запада формами политических институтов, без решающей роли давления на этот про­цесс со стороны Запада. Этот процесс приобретает различные формы в Японии и Южной Корее (где, впрочем, институты западной политической системы по окончанию Второй мировой войны в значительной степени были внедрены в "приказном порядке"), а также в Индии (которой англичане оставили формы парламентской демократии), Китае, Вьетнаме, Иране, Саудовской Аравии.

В таком диапазоне, от Японии до Аравиии, видим как почти полное перене­сение западных политических декораций, так и крайне осторожное, выбороч­ное восприятие их отдельных элементов. Но вполне понятно, что реальной вестернизации политической жизни не происходит ни в одном таком случае. Восточные общества принимают парламентско-многопартийную внешность так же, как китайцы или негры одеваются в европейские костюмы — и не больше. Ни цвет кожи, ни разрез глаз, ни сущность механизмов выработки и принятия политических решений от этого не изменяются.

Таким образом, можем сделать вывод, что в течение XX в. в мире имело место утверждение и преимущественное распространение трех типов квазидемократий: западного (так сказать, базового, матричного), колониального и традиционно-вос­точного (с его вариациями на почве мусульманско-афразийских, индуистско-юж-ноазиатских и конфуцианско-(коммунистически)-дальневосточных традиций).

Ни один из этих типов не отвечает собственному смыслу понятия "демок­ратия" как "народовластие". Но если не наделять этот термин оценочной на­грузкой и опираться на формальные признаки (парламентаризм, многопартий­ность, задекларированные конституцией права и свободы граждан), то он мо­жет применяться к большинству современных государств в формах "западная демократия", "колониальная демократия" и "восточная (японская, китайская, иранская и тому подобная) демократия".

Посмотрим под таким углом зрения на политические процессы, которые происходят в Украине после провозглашения ею независимости. Формально видим развитие демократических институций: президентская власть, парламент, Конституционный суд, многопартийная система и тому подобное. Но при усло­виях нарастающего социально-имущественного расслоения, пропасти в каче­стве жизни и фактических правах между горсткой олигархов и нищим боль­шинством говорить о демократизации нашего общества неправомерно.

Со времен Аристотеля известно, что политический строй, соответствовав­ший в его терминологии нашему представлению о настоящей демократии — полития — возможен лишь при условии наличия мощного, способного к само­организации и борьбе за свои интересы общими усилиями среднего класса: мелких и средних собственников. А у нас все эти годы происходило и продол­жает происходить не укрепление, а наоборот, размывание этого класса, поля­ризация общества на олигархов (плутократов) с их окружением и обслуживаю-дцим персоналом, с одной стороны, и огромного числа обнищавших и демора­лизованных людей. Последние в большинстве своем теряют интерес к полити­ческой жизни, а незначительное меньшинство, как в Галиции, радикализирует­ся, создавая партии типа "социал-националистической".

Уже одно это заставляет скептически относиться к разговорам о развитии демократии в Украине в последние годы. Люди в своем большинстве расходу­ют все силы на добывание средств повседневного существования и не верят676 Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество

никаким политическим декларациям. При таком состоянии общества мы мо­жем иметь дело лишь с откровенно деспотическими или квазидемократически­ми, олигархическими (плутократическими) в своей сущности политическими формами. Первого у нас сейчас нет. Поэтому речь может идти о втором.

Среди трех отмеченных выше форм квазидемократий современного мира наиболее человечной, удобной для жизни большинства граждан соответству­ющих стран является ее западная модель. То, что у нас ее нет, не требует доказательств. Лучше поставить вопрос: велика ли возможность того, что она у нас в принципе возможна и когда-нибудь утвердится. Ответ на него потре­бовал бы специальной разработки, однако и беглый взгляд на суть проблемы повода для оптимизма не дает.

Во-первых, нет никаких оснований надеяться на то, что в обозримом бу­дущем качество жизни большинства населения существенным образом улуч­шится. Наоборот, все свидетельствует о том, что у нас и дальше будет закреп­ляться социальная структура латиноамериканского типа (даже не современ­ного, а образца 20-*-40-летней давности). Впечатляющих масштабов достиг процесс сращения финансово-промышленных олигархов с властными струк­турами. Если посмотреть на это исторически, то следует отметить, что это отражает лишь новую форму трансформации типичных советских властно-собственнических структур, которые в течение последнего десятилетия при­обрели несколько западнообразные формы.

Во-вторых, в отличие от стран Запада, которые органически (хотя и не без кровавых эксцессов) двигались к их современным политическим формам сто­летиями, опираясь на собственные западные ценности неприкосновенности частной собственности, трудовой этики, личного достоинства, утилитарно-праг­матического отношения к окружающему миру, рационализма и тому подобно­го, Украина, как и все прочие (кроме прибалтийских) постсоветские страны, прошла принципиально иной исторический путь — от элементарных форм местного самоуправления княжеских и казачьих времен через бюрократичес­кий авторитаризм Российской империи к тоталитаризму советских времен. В течение трех последних столетий мы не приближались, а отходили от западной модели развития и западных институций (при крайне противоречивых формах этого процесса в западноукраинских землях).

Социальные сдвиги последних 15 лет, при всей их демократической вне­шности, в своей сущности не сломали, а в чем-то и усилили эту тенденцию. В России перелом произошел между августом 1991 г. (когда "гекачеписты" не отважились применить оружие) и октябрем 1993 (когда "демократы" безжало­стно открыли огонь по толпам протестующих против политики ограбления на­рода и танковыми снарядами разгромили парламент). В Украине зачатки пар­ламентаризма были раздавлены менее варварски, но не менее основательно.

И речь здесь не о том, что хуже в наших условиях — бездарный авторита­ризм или беспомощный парламентаризм, а о том, что в таких условиях разго­воры о построении демократического общества стоят не более, чем еще памят­ная многим болтовня о построении коммунизма. На смену одной политической демагогии пришла другая — и не более. А социально-политическая система развивается сама собой: через произошедшую приватизацию государственной собственности вышедшими из недр старой номенклатуры плутократическими группировками, прикрывающими свои реальные действия разговорами о сози-Глобализация как феномен цивилизационного развития 677

даний национального государства. В России набор пропагандистских штампов несколько иной, но суть дела от этого не меняется.

Поэтому складывается впечатление, что в обозримом будущем мы можем рас­считывать в лучшем случае лишь на более или менее приличную демократическую внешность (да и то вряд ли), и не больше. По сравнению с последними годами (достаточно вспомн