Личность в коммуникации

2. Проявление социального статуса и роли личности в языке.

3. Языковая социализация.

1. Основоположником структурно-функционального подхода к теории коммуникации является концепция Альтер-Эго Т. Парсонса. Парсонс рассматривает общество в своих поздних работах через проблему социальности. Согласно Парсонсу социальная система сохраняет равновесие лишь в том случае, если Альтер и Эго сохраняют комфортность к ожиданиям друг друга (что такое комфортность?) Иными словами равновесие считается зависимым от взаимной приемлемости членов группы. Пока Эго делает то, что от него ожидает Альтер, Альтер испытывает удовлетворение тех запросов, ради которых он вступил в социальное взаимодействие. Ведя себя комфортно по отношению к другому, человек стимулирует его к продолжению поведения в неизменном виде. Но чем дольше последовательность комфортных действий Эго остается ненарушенными, тем больше Альтер будет принимать его действия как должные. В результате Эго получает меньше вознаграждений за свои комфортные действия. Это может побудить Эго изменять систему социальных отношений. Если Эго уменьшает комфортность, то же может сделать Альтер по отношению к ожиданиям Альтер. Изменения в этом отношении уменьшают взаимную надежность и увеличивают напряженность. В обратном случае, когда Эго пытается увеличить комфортность, в этом случае он попадает спираль, когда последующие его акты комфортности начинают цениться меньше. С этой точки зрения стабильная комфортность может вести к нарушению стабильности системы, а ее восстановление может произойти благодаря ситуации несогласия и напряжения.

Последователем структурно-функциональной традиции Т. Парсонса выступил Н. Луман. Базовым элементом общества ученый считает не ценностно-нормативный комплекс, а коммуникацию. По средствам коммуникации индивид не только связан с обществом, но и оценивается им. То, что не проявляется в коммуникации, не может быть выражено и оценено обществом. Те элементы личности, которые не проявлены в коммуникации, не являются элементами общества.

Луман считает главной проблемой коммуникации - интерпретацию, то, как информация понимается, оценивается, воспринимается участниками коммуникации. Базовым элементом коммуникации является значение как выбор, производимый системой. Значение возникает при существовании альтернатив. Д. Ритцер, анализируя теорию коммуникации Лумана, отмечает, что «значение отдельного действия (или объекта) есть его отличие от других возможных действий (объектов). Значение возникает лишь при противопоставлении альтернативе. Если нет другой возможности, тогда нет значения. Действие имеет значение лишь в той степени, в какой из ряда возможностей производится выбор»[2]. Значение коммуникации, возникшее в ситуации выбора альтернатив, порождает проблему двойной возможности. Интерпретации значения участниками коммуникации зависит от оценки «отправителя коммуникации». Для решения данной проблемы социолог рассматривает роль норм, ценностей, ролевых ожиданий в процессе интерпретации, которые призваны рационализировать процесс коммуникации. Ценности призваны не только рационализировать коммуникативное взаимодействие, но и обеспечить эффект связи данной коммуникации с последующими актами. Развитие коммуникации, таким образом, связано со становлением ценностей и норм как социальных регуляторов, которые придают коммуникации рациональность и обеспечивают процесс ее интерпретации.

Особняком в данной парадигме стоит творчество Ю. Хабермаса, который отказался от классического структурного функционализма в пользу деятельностно-структурного подхода. Как и Луман, Хабермас рассматривает коммуникацию как основу общества. Коммуникация в своем развитии базируется на субстанциональной рациональности, «основанной на следовании конкретным ценностям и этическим нормам». Данному типу рациональности противостоит формальная, техническая (инструментальная) рациональность. Высшей ценностью коммуникации в условиях субстанциональной рациональности является взаимопонимание и дискурс. Под дискурсом понимается «та форма общения, которая не связана с контекстом опыта и деятельности и структура которой уверяет нас: заключенная в скобки обоснованность утверждений, рекомендаций или предупреждений являются особыми предметами дискуссии; участники, темы и степень активности не ограничиваются, за исключением тех моментов, которые имеют непосредственное отношение к обоснованности утверждаемых рассуждений»[3].

Недостатки структурного функционализма привели к поискам новых подходов к теории ценностей, актуализации теории социального действия и обмена. В рамках традиции «теорий обменов» постулат ценностей ввел Д. Хоманс в работе «Социальное поведение: его элементарные формы» (1961,1974). Под ценностью Хомансом понимается выгода, возможность вознаграждения. И чем с этой точки зрения привлекательнее социальное действие, тем оно более ценно в сознании человека, а значит, высока вероятность, что индивид поступит именно так. Поведение человека включает в себя по Хомансу действие, вознаграждение, повторение первоначального действия или аналогичного ему. Вероятность повторения зависит от быстроты вознаграждения и выгоды. Выгода при социальном обмене- превышение вознаграждения над затратами, которые несет актор. В итоге «чем большую выгоду получает человек в результате своего действия, тем более вероятно, что он снова его исполнит»[4]. Мера выгоды определяет позитивную ценность определенного действия и возможность его повторения.

П. Блау в теории обмена уходит от прагматического толкования ценностей и придает им социально-договорной характер. Ценности выступают как результаты договора между людьми, связующими звеньями социального взаимодействия. Блау отмечает: «Общепринятые, ставшие результатом соглашения, ценности и нормы служат посредниками в социальной жизни и связующими звеньями социальных взаимодействий. Благодаря им возможен непрямой социальный обмен, и они управляют процессами социальной интеграции и дифференциации в сложных социальных структурах, а также развитием в них социальной организации и реорганизации»[5]. Акцентируя внимание на консенсусе, П. Блау считал, что ценности «можно понимать как средства социального регулирования, позволяющие расширить диапазон взаимодействия и структуру отношений в рамках социального пространства и времени. Соглашение относительно социальных ценностей служит основой для того, чтобы распространить порядок социального регулирования за пределы непосредственных социальных контактов и продлить существование социальных структур вне пределов жизни отдельного человека. Ценностные стандарты - это средства социальной жизни в двух значениях данного термина. Ценностный контекст- это средство, формирующее социальные отношения; общие ценности в широком плане выступают связующими звеньями социальных ассоциаций и взаимодействий…. Соглашения относительно социальных ценностей служит основой для того, чтобы распространить порядок социального регулирования за пределы непосредственных социальных контактов и продлить существование социальных структур вне пределов жизни отдельного человека»[6]. Личность, усваивая нормы и ценности группы, подчиняясь им, получает одобрение и вознаграждение за эту комфортность. В отличии от Хоманса, Блау рассматривает не столько социальный обмен индивидов, сколько социальным фактам, взаимодействию групп, организаций, коллективов, обращая внимание на интегрирующие механизмы крупных социальных единиц. В этой роли выступают ценности как результат договора между членами группы. Ю.А. Зубок, В.И. Чупров, анализируя концепцию Блау с позиции регулятивных функций социального взаимодействия отмечает, что общество как обмен поведенческими реакциями «предполагает получение вознаграждения в обмен на плату-затраты. Средствами обмена выступают деньги, уважение, уступки, которые имеют ценность как интеллектуальные, материальные, экзистенциальные основания социальных взаимодействий. Необходимость компенсировать приобретенные блага, чтобы возобновить их получение, является «пусковым механизмом социального взаимодействия»[7]. В такой трактовке ценностей П. Блау, несмотря на интерпретационный метод исследования, подходит ближе к традиции структурного функционализма и создает макротеорию социального обмена.

Продолжателем теории социального действия П. Блау стал Д. Коулмен. В работах «Рациональность и общество», «Основания социальной теории» он анализирует социальные действия индивидов в силу того, что в них заложен потенциал «интервенции», нацеленности на социальные изменения. Цель, определяющая характер социального действия, моделируется ценностями и предпочтениями. Определение цели происходит в результате рационального выбора. Постулат Коулмена состоит в том, что «люди стремятся к достижению своей цели, причем цель формируется ценностями и предпочтениями»[8]. Как и у Хоманса, акторы рассматриваются с позиции максимизации выгоды. Придерживаясь системы принятых в обществе ценностей и норм, люди ограничивают свое социальное действие, но при этом получают возможность контролировать социальное поведение других людей. Однако полезность понимается по - другому, нежели у Хоманса для которого ценность действия определяется его выгодой, эффективностью вознаграждения. У Коулмена полезность ценностно-нормативного комплекса определяется его способностью интегрировать группу, обеспечивать взаимное согласие, консенсус. Одним словом, в трактовке проблемы полезности Коулмен ближе к традиции Блау. Благодаря внутригрупповому консенсусу коммуникация приобретает рациональность и организованность. Право на ограничение и контроль фиксируется в негласном договоре между людьми по поводу нормативов взаимодействия. Именно договор, ценностный консенсус и способность общества его поддерживать рассматривается как источник его стабильности. Таким образом, отталкиваясь от теории индивидуального действия, Коулмен доказывает объективность концепции Парсонса, акцентируя внимание на прагматизацию выбора и максимализацию выгоды с позиции консенсуса группы участников процесса социального взаимодействия.

2. Как социологи, Вы уже знаете, что общество социально неоднородно и многообразно. Его социальная структура состоит из социальных классов, групп, страт. Таким образом, индивид входит в огромное количество социальных групп и владеет соответствующим количеством языковых разновидностей. Между диалектом или целым языком и индивидуализированной речью обнаруживаются некоторый тип языковой общности, бытующие среди людей, связанных общими интересами. Такими группами могут быть семья, ученики школы, дружеская компания и тысячи иных групп самого разнообразного характера. Таким образом, речь индивида не монолитна, это комплекс известных индивиду и используемых в подходящих коммуникативных контекстах социальных разновидностей языка.

Всякая социальная характеристика индивида проявляется в использовании им языка. Речевые особенности служат важнейшим признаком определения статуса собеседника. Бывает достаточно одной -двух черточек, чтобы понять, о каком человеке идет речь.

«Мы говорим не «штормы», а «шторма»-

Слова выходят коротки и смачны:

«Ветра» – не «ветры» сводят нас с ума,

Из палуб выкорчевывают мачты» (В. Высоцкий)

Род занятий, несомненно, влияет на характер использования языка. Например, люди интеллектуального труда используют литературный язык, крестьяне пользуются диалектом, а люди физического труда наряду с литературным языком используют просторечия, профессиональные жаргоны. Лица, по своей профессии, связанные со словом, (писатели, журналисты, радио и теледикторы и т.д.) следуют в большей степени традиционной норме.

Подобные различия наблюдаются и в группах людей, отличающихся уровнем и характером образования. С повышением уровня образования возрастает приверженность литературному языку, поскольку в большинстве стран языком всех видов образования является литературный. Кроме того, важен характер образования. Гуманитарии более консервативны в своих языковых привычках и предпочтениях. В речи технической интеллигенции больше черт, не всегда одобряемых нормой (жаргонизация устной речи).

Разному возрасту соответствуют разные модели речевого поведения. (маленькие дети- задание понаблюдать). Противопоставление по величине (маленькая капля- большая капа), изменение звучания слова, особенно сложных (велосипед- лисопед, теплый- тепа). Для стариков свойственна нечеткость в произношении, некоторая бессвязность в синтаксических конструкциях.

Различия можно обнаружить и в речи людей в зависимости от пола. Женщины, чаще, чем мужчины используют эмоционально-оценочную лексику, в их речи больший спектр цветообозначений. Речь мужчин в большей степени подвержена жаргонным словам и ненормативной лексике. В некоторых обществах разница в речи столь заметна, что можно говорить о двух языках. В языке одной из народностей Антильских островов два словаря- один используется мужчинами (и женщинами в разговоре с мужчинами), другой- женщинами, когда они говорят между собой. Это отражение социального разделения по полу в обществе и расхождение в языке- естественное следствие этого социального неравенства. В культурных обществах различия значительно меньшие (не противопоставлены половые статусы), они касаются не набора единиц, а частоты их использования, а также речевое поведение, языковой вкус и предпочтения. Негритянские женщины, живущие в США, более чувствительны к языковым неправильностям, особенно в ситуациях, требующих повышенного внимания к собственной речи. В этих случаях они употребляют меньше непринятых, ненормативных форм, чем мужчины, и более восприимчивы к социально престижным языковым моделям.

В современном российском обществе мужчины и женщины по-разному приветствуют друг друга: мужчины помимо принятых в обществе форм могут употреблять здорово, что меньше свойственно женщинам. Обращения также более разнообразны у мужчин: Браток, брат, друг, друган, папаша, мамаша. В речи женщин такие обращения редки, но свойственные особые: детка (по отношению к ребенку), милочка.

Таким образом, в большинстве случаев различия между мужской и женской речью сводятся скорее к количественным различиям, чем к качественным. Таким образом, разделение носителей языка по полу не подлежит сомнению, такая зависимость существует и проявляется многообразно.

Социальные роли, связанные с кратковременными и постоянными характеристиками, накладывают отпечаток на поведение и даже образ жизни данного человека. Сказываются они и в речи: начальственный окрик, хорошо поставленным актерским голосом, говорит как учитель, кричит, как базарная торговка. (Задание: прочитать рассказ Куприна «С улицы» и проследить, как меняются особенности речи главного героя в зависимости от того, с кем он общается).

Коммуникация представляет собой систему парных ролей. Соотношение ролей в таких парах может быть трояким:

1) роль первого участника (Х) выше роли второго участника (У)

2) роль первого участника ниже роли второго

3) роли обоих участников равны: Р(Х)= Р(У)

Социальная роль Х выше социальной роли У тогда, когда в некоторой группе или ситуации общения У зависит от Х; Социальная роль Х ниже социальной роли У, если Х зависит от У. При отсутствии зависимости говорят о равенстве социальных ролей.

В соответствии с типами ролевых отношений все ситуации общения можно подразделить на симметричные и асимметричные. Симметричные являются ситуации с равенством социальных ролей (отношения одноклассников, друзей, сослуживцев), асимметричные - отношения социального превосходства.

Для асимметричных отношений характерна тенденция, что речь лица, находящегося в зависимом положении эксплицитна, т.е. зависимый говорящий избегает редукции языковых средств.

В симметричных ситуациях степень эксплицитности зависит от отношений между участниками ситуации: чем более официальны отношения, тем выше степень эксплицитности, чем интимнее отношения, тем ярче проявляется тенденция к свертыванию высказываний и их замена жестами, мимикой, телодвижениями.

Для асимметричных ситуаций характерно использование кодифицированных средств языка, симметричные отношения не маркированы: они могут обслуживаться как кодифицированными системами языка, так и некофицированными (диалектами, просторечиями, жаргонами). Понятие социальной роли, таким образом, оказывается чрезвычайно важным для выяснения механизмов использования языка, для изучения речевой коммуникации.

2. Вхождение человека в общество во многом происходит через освоение языка, который выступает, по мнению Эдварда Сепира, «мощным фактором социализации». Ребенок при рождении не вполне человек в социальном смысле слова. Он представитель рода человеческого только биологически. Социальные свойства и функции он приобретает только в процессе воспитания и общения с остальными. Произносить звуки, слова, понимать речь окружающих ребенок учится в человеческом общении. Если в раннем возрасте (до 1-2 лет), его изолировать от людей, то речь не развивается.

В 1920 г. индийский миссионер нашел в джунглях, в волчьем логове двух девочек разного возраста (восемь и полтора года). Хотя оба ребенка обладали физическими свойствами людей, они во многом вели себя как волки: передвигались на четырех конечностях, могли есть только молоко и сырое мясо, прежде, чем принять пищу, обнюхивали ее. Дети хорошо видели в темноте, боялись огня, чувствовали запах свежего мяса на расстоянии до 70 м. Единственный звук, который они могли издавать, был волчий вой в его разнообразных модуляциях. Они не умели смеяться, отсутствовала мимика и жесты. Младшая Амала вскоре умерла, не приспособившись к новым условиям существования. Старшая Камалла, научилась говорить более 30 слов, научилась понимать команды и отвечать да или нет. Совокупность этих навыков настолько элементарна, что не может идти речи об усвоении языка. Этот случай свидетельствует о том, что приобщение человека к другим людям происходит в очень раннем возрасте.

При этом оказывается, что уровень культуры той среды, в которой первоначально воспитывается ребенок, оказывается мало существенным. Индейская девочка, которую нашел французский этнограф Велляр в Парагвае на стоянке, покинутой племенем гуаяка. Он взял ее с собой и поручил воспитывать своей матери. По происшествии 20 лет девочка по своему развитию не отличилась от интеллигентных женщин. Она занималась этнографией, свободно говорила на французском, испанском, португальском.

Таким образом, первые шаги в человеческом обществе ребенок делает достаточно рано. Социализация начинается буквально с момента рождения. Психологи выделяют три основных этапа процесса социализации: 1) первичная социализация, или социализация ребенка; 2) промежуточная социализация подростка; 3) устойчивая социализация, которая знаменует переход от юности к зрелости.

По мере дифференциации и усложнения отношений с окружающим миром умножается количество социальных общностей, к которым принадлежит индивид (до 1-2 лет ребенок дитя своих родителей, затем попадает в детский сад и становится членом коллектива, потом в школу. Со временем возникает круг сверстников во дворе, спортивная секция. После окончания школы такие социальные институты, как институт, трудовой коллектив, армия, семья). Поэтому взрослый имеет представление о самых разнообразных социальных ролях, которым соответствует определенный тип языкового поведения, которое зависит от коммуникативной ситуации и социальной роли. Поэтому социализация требует не только овладения речью, но знания ситуативной грамматики, речь определенной социальной среды, нормы речевого поведения, свойственные ей. Таким образом, язык выступает и как компонент социализации, и как ее инструмент.

Механизм того, как ребенок усваивает язык и начинает его использовать очень сложен и не вполне исследован современной наукой. Ведь мы слышим только речь, а как она возникает, как мысль превращается в слово- это мы исследовать не можем. И сам говорящий не способен проанализировать как происходит образование слов, так как во многом это происходит неосознанно, подчиняясь выработанному в раннем детстве механизму порождения речи. В том, что процесс порождения речи неосознан легко убедиться на примере бреда: человек потерял сознание, но может говорить и часто связно. (говорение во сне, под гипнозом).

Лишенные возможности проникнуть внутрь мозга и инструментально исследовать процесс порождения речи, лингвисты научились моделировать речевое поведение на основе фактов, полученных из наблюдения за речевой деятельностью людей.

Уже в раннем возрасте ребенок познает мир с помощью языка. Но при этом понимание речи ситуативно и связано с восприятием фразы в целом. ( эксперимент Положи мячик на стол- Положи мячик под кровать). Лишь в 2-3 года ситуационный характер понимания отходит на второй план. Формируется собственная речь ребенка.

Таким образом, в овладении языком существенным оказывается возраст. Кроме того, не менее важной оказываются особенности социальной среды, в которой воспитывается ребенок, т.е. усвоение языка социально различно. В разных по культурному уровню семьях неодинакова употребительность некоторых слов, понимание их смысла и эмоциональная оценка. Одна и та же вещь имеет разное наименование в семье токаря, геолога, музыканта и строителя. Когда у пятилетней дочки слесаря, заявившей, что она не любит игру на скрипке спросили, какой инструмент ей больше всего нравится, она, не задумываясь, ответила: Пассатижи. В языковом сознании ребенка, растущего в семье музыканта, техническое значение слова инструмент вряд ли будет на первом месте.

Решающим может оказаться и принадлежность семьи к определенному звену социальной структуры общества. Английский психолог Бернстайн сравнил речь двух групп подростков. В первой были дети из низших социальных слоев, не получивших систематического образования; во второй- ученики лучших частных школ. В обеих группах было одинаковое число подростков одного возраста. Их интеллектуальный уровень был тоже примерно одинаков (тесты на интеллект). Каждый из членов этих двух групп дал короткое интервью на одну и ту же тему- как он относится к возможной отмене пенальти в футболе. Интервью записывалось на магнитофон и лингвистически анализировалось. Анализ результатов подтвердил гипотезу исследователя: представители первой группы используют менее богатый и разнообразный словарь, чем представители второй группы. Синтаксис ребят из бедных семей более ограничен и однообразен. Дальнейшие исследования внесли существенные коррективы в результаты эксперимента. Оказалось, что в использовании словаря, более или менее богатых синтаксических конструкций решающую роль играют условия, в которых происходит общение. Изучая группы подростков-негров, У. Лабов пришел к выводу, что в повседневном бытовом общении (с приятелями) их речь достаточно разнообразна. Если они и кажутся необщительными в ситуации интервью, то это свидетельствует о непривычности для них обстановки. С другой стороны, подростки из культурных семей в бытовом, семейном общении не всегда прибегает к разнообразным речевым средствам. Исследователи установили, что разница между двумя группами подростков не в том, что одни являются более развитыми в плане усвоения языка, другие менее, а в том, что дети из культурных семей успешнее осваивают различные социальные роли, овладевают знаниями, которые необходимы для приспособления своей речи к обстановке. При смене ситуации общения они быстро и легко переключаются с одних средств на другие. Наблюдения показывают, что навыки ролевого поведения формируются уже в возрасте 3-4 лет (маленькие дети хорошо понимают, с кем говорить ласково, небрежно, капризно, грубо, повелительно). Так выбор лексики и весь строй речи в разговоре наедине с членом семьи отличается от бесед с тем же лицом, но в присутствии постороннего.

Овладение социальной ролью происходит в процессе социализации. Это можно назвать сутью этого процесса. Первоначально речь ребенка не всегда ориентирована вовне, на реального собеседника. Швейцарский психолог Жорж Пиаже показал, что многие трудности в общении между детьми младшего возраста возникли как раз по той причине, что говорящий не заботится о том, чтобы сообщить другим нечто, он просто говорит сам с собой ( аналогично в глубокой старости). Такую речь Пиаже назвал эгоцентрической, в отличии от речи социализированной, произносимой для других, ориентированной на собеседника. Под влиянием социального окружения, у человека формируется именно этот тип речи, составляет костяк речевой деятельности. Эгоцентрическая речь постепенно перестает выражаться вовне, превращаясь во внутреннюю речь.

Толчком и необходимым условием овладения социализованной речью является игра. Участвуя в ней, дети легко переходят от одной роли в другую. Именно в игре ребенок начинает усваивать элементы тех ролей, которые разыгрывают на его глазах отец и мать. Взаимодействуя в игре, дети воспринимают и усваивают то, что психологи называют шаблонами поведения, т.е. наиболее типичные и наиболее часто повторяющиеся формы человеческого общения. С точки зрения американского социопсихолога Томаса Шибутани «Игра важна в социализации, поскольку роли участников специфичны; ясно установлено, что каждый играющий может или не может делать, определены цели взаимодействия и ограничена область личного выбора. Следует отметить, что дети научаются дисциплине и ответственности в группе равных значительно больше, чем дома».

Процесс социализации, интенсивный в детстве и юности продолжается у взрослого человека. Разумеется, он становится менее интенсивным, поскольку основные модели поведения уже усвоены. Однако никто не может быть уверен, что овладел в совершенстве ситуативной грамматикой, действующей в данном языковом сообществе. Попадая в новые условия общения, носитель языка не всегда находит в собственной коммуникативной компетенции те модели, которые соответствуют данной ситуации (это может быть незнакомая социальная роль, неясные для него цели других коммуникантов, психологический дискомфорт).

Таким образом, социализация охватывает всю жизнь и заключает в себя усвоение и использование в зависимости от коммуникативной ситуации подходящих социальных ролей, определяющих определенной речевое поведение.

Контрольные вопросы:

1) Как социальные характеристики личности влияют на речевое поведение?

2) Каковы этапы процесса языковой социализации?

3) Как влияет общество и общение с людьми на процесс усвоения языка?

4) В чем состоят особенности детской социализации?

5) В чем различие между эгоцентрическим и социализованным речевым поведением?

6) Как социальная среда влияет на процесс языковой социализации и речевое поведение личности?