Шарлотта Корде и смерть Марата

13 июля 1793 года в половине восьмого вечера, когда крыши Парижа еще горели расплавленным золотом угасающего дня, а узкие улички наполнялись густеющими сумерками, возле дома № 30 на улице Кор­дельеров остановился фиакр. Из него вышла красивая, стройная девушка и мед­ленно направилась к дверям. Скромное белое платье подчеркивало совершенство ее фигуры. Из-под круглой шляпы с зе­леными лентами выбивались густые тем­но-русые волосы, отливавшие цветом ржа­ных колосьев, а розовая косынка на плечах оттеняла белизну благородного лица. Большие голубые глаза смотрели задумчи­во и печально. Весь ее облик говорил о полной отрешенности от мирской суеты, как будто юное создание, еще ступая по земле, душой своей уже навсегда оставило земные заботы.

И это впечатление не было обманчи­вым. Девушка шла, чтобы убить и умереть. Она уже простилась с жизнью и больше не принадлежала себе. Прекрасным анге­лом смерти входила она в историю, и рок уже наделил ее губительной силой. С этого момента неминуемая погибель ожидает каждого, чье имя назовут ее уста. Вот она приблизилась к дверям и громко, отчет­ливо произнося каждое слово, будто зачи­тала приговор, обратилась к привратнице: «Я хочу видеть гражданина Марата!»

Да, в этом доме жил сам Жан Поль Марат, вождь и кумир парижской черни, одно из главных действующих лиц в ве­ликой драме Французской революции Впрочем, правильнее, сказать не жил, а доживал последние дни, медленно и мучительно сгорая от недуга, вызванного нервным перенапряжением. Целыми днями лежал он в ванне с теплой водой, работая над статьями для газеты или предаваясь размышлениям. В свои 50 лет Марат уже получил от судьбы то, что желал сильнее всего на свете, что считал высшим смыслом существования. Любовь к ней, как признавался он сам, была его глав­ной страстью.

В поисках славы 16-летний Жан Поль покинул отчий дом и отправился странст­вовать по Европе. Его воодушевляло то, как много безвестных прежде людей низ­кого происхождения стали в век Разума знаменитыми, благодаря успехам в фило­софии, науке и литературе. Чем только не занимался Марат в предреволюционные годы, но, увы, золотая птица удачи никак не давалась ему в руки. Попробовал он было написать сентиментальный роман в духе Руссо, однако сочинение, получилось настолько слабым, что сам автор не ре­шился его опубликовать. Во время движе­ния за парламентскую реформу в Англии Марат попытался приобрести популяр­ность, издав антиправительственный пам­флет, однако благоразумные англичане пренебрегли советом эксцентричного ино­странца свергнуть монарха и назначить «добродетельного» диктатора. Тогда Марат решил испробовать свои силы на поприще философии и опять потерпел крах. Хотя «гранды» Просвещения Вольтер и Дидро обратили внимание на его опус, однако сочли сей труд философским курьезом и обидно высмеяли неофита, обозван «чудаком» и «арлекином».

Но главные надежды на осуществление заветной мечты о славе Марат связывал с естественными науками. Не жалея времени, стремился он постичь премудрости медицины, биологии и физики. Став придворным врачом брата французского ко­роля, он дни и ночи напролет проводил в лаборатории, перебирая окровавленны­ми руками пульсирующие внутренности заживо разрезанных животных или до боли в глазах вглядываясь в темноту, чтобы увидеть «электрическую жидкость». Увы, ре­зультат оказался непропорционален затраченным усилиям. Теоретическое объясне­ние Маратом его опытов не выдерживало никакой критики, а потому претензии самоуверенного выскочки на развенчание научных авторитетов («мои открытия о свете ниспровергают все труды за целое столетие!») вежливо, но твердо отклонялись академической средой. На что только не шел он, добиваясь признания — анонимно публиковал хвалебные отзывы о собственных "открытиях», клеветал па оппонентов и даже прибегал к откровенному жульничеству. Однажды, когда он публич­но доказывал, что резина якобы проводит электричество, его уличили в том, что он спрятал в ней металлическую иголку. Ущемленное самолюбие, болезненная реакция даже на самую мягкую критику, крепнущая год от года убежденность в том, что он окружен «тайными врагами», мешающими его таланту, и вместе с тем непоколебимая вера в собственную гениальность, в свое высочайшее историческое призвание — всего этого было слишком много для простого смертного. Раздирае­мый неистовыми страстями, Марат чуть не сошел в могилу от тяжелейшего нервного недуга, и только начавшаяся революция вернула ему надежду и жизнь.

С бешеной энергией бросился он разрушать старый порядок, при котором не сбылись его честолюбивые мечты. Уже с 1789 года издававшаяся им газета «Друг народа» не имела себе равных в призывах к самым крутым мерам против «врагов свободы». Причем в число последних Марат постепенно включил не только окружение короля, но и большинство крупнейших деятелей революции. «Долой осторожные реформы, да здравствует бунт жестокий, кровавый, беспощадный!» — лейтмотив его брошюр и статей. В конце 1790 года Марат писал: «Шесть месяцев назад пятьсот, шестьсот голов было бы ни достаточно. Теперь, возможно, потребуется отрубить пять-шесть тысяч голов, но, если бы даже пришлось отрубить двадцать пять тысяч, нельзя колебаться ни одной минуты!» Два года спустя этого ему уже мало: «Слобода не восторжествует, пока не отрубят преступные головы двухсот тысяч этих злодеев».

И слова его не оставались пустым зву­ком. Люмпенизированная толпа, низменные инстинкты и устремления которой он изо дня в день будил своими произведе­ниями с готовностью откликалась на его призывы.

НенавидимыЙ и презираемый даже по­литическими союзниками, у кого еще со­хранялись представления о чести и поря­дочности, но боготворимый чернью, Ма­рат наконец-то был счастлив: он поймал-таки заветную птицу славы. Правда, она имела страшное обличье гарпии, с ног до головы забрызганной человечьей кровью, но всё же это была настоящая, громкая слава, ибо имя Марата гремело теперь на всю Европу.

А еще этот преждевременно постаревший, неизлечимо больной человек хотел власти. И он ее получил, когда взбунто­вавшийся парижский плебс изгнал 2 июня 1793 года из Конвента правящую партию. Блестящие ораторы и горя­чие республиканцы, избранные большин­ством голосов в своих департаментах, эти представители просвещенной элиты не смогли найти общий язык с чернью сто­лицы, властителем дум которой был Марат. Угроза расправы побудила их бе­жать в провинцию, чтобы там организо­вать отпор произволу парижан.

И как будто само Провидение привело их в нормандский городок Кан, где уединенно и скромно жила девушка по имени Мария Анна Шарлотта де Корде д'Армон. Праправнучка великого поэта и драматурга Корнеля, она принадлежала к обедневшему дворянскому роду и в свои неполные 25 лет успела познать и нужду, и нелегкий сельский труд. Воспитанная на республиканских традициях, античности и идеалах Просвещении, она, искрение со­чувствовала революции и с живым учас­тием следила за происходившим в столице. События 2 июня болью отозвались в ее благородном сердце. Рушилась, не успев утвердиться, просвещенная республика, а ей на смену шло кровавое господство раз­нузданной толпы под предводительством честолюбивых демагогов и одним из глав­ных среди них был Марат. С отчаянием взирала Шарлотта на опасности, угрожав­шие Родине и свободе, а в душе ее росла решимость во что бы то ни стало спасти Отчизну, пусть даже ценой собственной жизни.

Прибытие в Кан вождей революции: бывшего мэра Парижа, избран­ника марсельцев, других извест­ных всей Франции депутатов и выступле­ние молодых волонтеров из Нормандии в поход против парижских узурпаторов еще больше укрепили Шарлотту в ее на­мерении сберечь жизни этих доблестных людей, убив того, кого она считала ви­новником разгоравшейся гражданской войны. И тогда, не сказав никому ни слова о своих планах, она отправилась в столицу. Так она оказалась в ломе на ули­це Кордельеров.

Когда Шарлопа вошла в сумрачную и полупустую комнату, Mapaт сидел в ванне, покрытой грязной простыней. Перед ним на доске белел лист бумаги. «Вы прибыли из Кана? Кто из бежавших депутатов нашел там прибежище?» Шарлотта, медленно приближаясь, назвала имена, Марат за­писал. (Если бы только она знала, что эти строки приведут их на эшафот!) Марат зло усмехнулся: «Прекрасно, скоро все они окажутся на гильотине!» Больше он ничего не успел сказать. Девушка выхватила спря­танный под косынкой нож и изо всех сил вонзила его в грудь Марата. Тот страшно закричал, но когда в комнату вбежали люди, «друг народа» был уже мертв.

Шарлотта Корде пережила его на че­тыре дня. Ее еще ожидали гнев разъярен­ной толпы, жестокие побои, врезавшиеся в кожу веревки, от которых руки покро­ются черными кровоподтеками. Она му­жественно перенесет многочасовые допро­сы и судебный процесс, спокойно и с до­стоинством отвечая следователям и про­курору. "Почему вы совершили это убий­ство?» — «Я видела, что гражданская война готова вспыхнуть по всей Франции и счи­тала Марата главным виновником этой ка­тастрофы...» «Столь жестокий поступок не мог быть совершен женщиной вашего возраста без чьего-либо подстрекательст­ва». «Я никому не говорила о своем замысле, я считала, что убиваю не чело­века, а хищного зверя, пожирающего всех французов». «Неужели вы думаете, что убили всех Маратов^?» — «Этот мертв, а другие, быть может, устрашатся».

При обыске у девушки нашли напи­санное ею «Обращение к французам, дру­зьям законов и мира», где были и такие строки: «О, моя родина! Твои несчастья разрывают мне сердце. Я могу отдать тебе только свою жизнь и благодарю Небо за то, что свободна располагать ею».

Жарким душным вечером 17 июля 1793 года Шарлотта Корде, облаченная в алое платье «отцеубийцы», взошла на эшафот. До самого конца она, как свидетельствуют современники, сохраняла полное самооб­ладание и лишь на мгновение побледнела при виде гильотины.

Когда казнь свершилась, помощник палача показал зрителям отрубленную голову и, желая им угодить, нанес ей поще­чину. Но толпа ответила глухим ропотом возмущения...

Трагическая судьба девушки из Нормандии навсегда осталась в памяти людей как образец гражданского мужества и беззаветной любви к родине. Однако последствия ее самоотверженного поступка оказались совершенно иными, чем те, на которые она рассчитывала. Революционеры, которых она хотела спасти, были обвинены в сообщничестве с нею и казнены, а смерть «друга народа» стала для иных маратов предлогом сделать террор государственной политикой. Адское пламя гражданской войны поглотило принесенную ему в жертву жизнь, но не погасло, а взметнулось еще выше.

V –B

Роман В. Гюго «93 год»

Вопросы:

1) На каких антитезах построен роман?

2) Почему первая книга романа «Содрейский лес» (о матери и детях), а вторая «Корверт «Клеймор» выводит на первый план Лантенака?

3) Описание Конвента: исторические лица и их описание Гюго.

4) Лантенка и Говен;

Говен и Симурдэн;

Лантенак, Говен, Симурдэн.

5) Народ и герой.

6) Значения и смысл финала романа в общей композиции, идеологии и разрешении конфликтов.

Литература

1. Моруа А. Литературные портреты. М., 1967.

VI.