Студопедия

КАТЕГОРИИ:

АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника


КОРОЛЕВА ТРАГЕДИИ




 

«Семейная драма с элементами боевика и комедии, но с подлинно трагической развязкой» – вот так, выражаясь языком кинокритиков, я описал бы время, проведенное в доме Неелимы Кумари. Она была актрисой. И я служил у этой женщины три года в доме номер двадцать четыре‑А на улице Джуху Виле Парде.

Все началось той ночью, когда Салим и я чудом вырвались из рук Мамана и его банды. Пригородный поезд привез нас в Джуху. Мы добрались до нужного дома, нажали на кнопку звонка и стали ждать.

Прошло много времени, прежде чем дверь отворилась.

– Да? – На пороге возникла высокая красивая леди. Одноногий Радхей оказался прав: она и впрямь похожа на героиню, только возрастом постарше, чем нужно.

– Arrey, – произносит Салим, припадая к ее ногам. Неелима поспешно отступает.

– Кто вы? Зачем явились ко мне в такую позднюю пору?

– Мы друзья Радхея, – говорю я, умоляюще сложив ладони. – Он сказал, вы ищете прислугу. Вот мы и пришли предложить свою помощь. Нам известно, что вы очень добрая леди. Понимаете, мы остались без крова и без еды, страшно нуждаемся и готовы делать все, что прикажете.

– Ну да, я искала… Впрочем, вы еще так молоды…

– Мадам, это только с виду. На самом деле мы можем работать за четверых. А еще я говорю по‑английски. Испытайте наши силы!

– Но мне нужен только один слуга. Двоим не хватит места.

Мы с другом переглядываемся. – Возьмите хотя бы одного, – не сдаюсь я.

– Как тебя зовут? – обращается женщина к моему товарищу.

– Салим.

– О, так ты мусульманин, верно?

Мальчик молча кивает.

– Тогда извини. Дело в том, что я живу с престарелой матерью, и она никогда не станет есть пищу, которой коснулась рука иноверца. Лично я не верю в эту чепуху насчет оскверняющих контактов, однако что поделаешь… – Она пожимает плечами.

Салим совершенно падает духом.

– Ну а как твое имя? – спрашивает Неелима. И я отвечаю:

– Рама.

 

Итак, работу я получил. И вдруг оказалось, что жить со звездой вовсе не так чудесно, как представляется людям со стороны. Стоит артисту смыть грим, и вы понимаете: он такой же, как все, да еще и терзается теми же страхами. Разница только в одном: нас в основном заботят деньги, вернее, их отсутствие, а их интересует главным образом слава. Или ее недостаток.

Актеры живут в прозрачном аквариуме. Поначалу их это бесит, затем к обожанию привыкают. И когда прекращается ливень из неуемных похвал, несчастные сохнут и покидают наш мир.

Просторная квартира Неелимы со вкусом обставлена современной мебелью, на стенах висят широкие дорогие ковры и живописные полотна. Самая крупная из пяти комнат, примыкающая к ванной, принадлежит хозяйке; та, что немного поменьше, – ее матери. Насколько я знаю, другой родии у звезды не осталось.

Спальня актрисы, безусловно, самая красивая в доме. Посередине стоит огромная кровать под бархатным покрывалом. Стены отделаны стеклянными плитками, так что всегда можно видеть вокруг тысячи собственных крохотных отражений. Зеркальный комод полон разных бутылочек и флаконов. Рядом – «Сони» с экраном на двадцать девять дюймов, видеомагнитофон и проигрыватель видеодисков последней модели. Потолок украшает очень ценная люстра. Бесшумный кондиционер навевает восхитительную прохладу. Длинные прозрачные полки сплошь уставлены всевозможными призами и наградами. Есть еще шкаф со стеклянными дверцами, полный старых журналов о кино. С каждой обложки смотрит Неелима Кумари. Глядя на все это великолепие, я испытываю некоторую гордость из‑за того, что работаю в ее доме. Наверное, в свое время эта женщина действительно была величайшей актрисой Индии.

А вот мать у звезды – невыносимая брюзга. Ей уже под восемьдесят, но сил у почтенной дамы – как у сорокалетней, и к тому же она вечно следит за мной. Я ведь единственный слуга на полный рабочий день. По вечерам у нас появляется леди‑брамин из Махараштры, готовит еду и моет посуду. Приходящая горничная занимается стиркой. А на меня взвалили все остальное. Я вытираю пыль, мою полы, глажу белье и завариваю чай, бегаю с мелкими поручениями, покупаю молоко и оплачиваю хозяйские счета. Однако мамаше ничем не угодишь. Вечно недовольна, хоть я и обращаюсь к ней уважительно Маа‑джи. «Рама, – зудит она, – ты забыл принести мне молока… Рама, ты почему не погладил мои простыни?.. Рама, ты плохо вытер пыль… Рама, ты опять ворон считаешь?.. Рама, ты что, не видишь? Мой чай остыл…» Порой так и хочется заткнуть ей рот кляпом.

Неелима, пусть у нее и свои причуды, все же не столь придирчива. Она желает, чтобы я переселился в дом. И здесь бы хватило свободного места, но пуританка‑мать ни за что не пустит «мужскую особу» под собственную крышу, и меня изгоняют в Гхаткопар. Там бывшая актриса снимает мне комнату в чоуле. В каком‑то смысле это неплохо. Конечно, приходится каждый день мотаться на работу и обратно. Зато Салим живет вместе со мной и не должен хотя бы платить за кров.

 

Сегодня мы едем за покупками. У хозяйки нет своей машины, поэтому берем такси. Не люблю я эти походы по магазинам. Неелима приобретает одну лишь косметику да новые тряпки, а мне таскать за ней тяжеленные сумки. «Звезде» не приходит на ум завернуть в «Макдоналдс» или в пиццерию. К тому же она еще никогда, ни разу ничего не взяла для меня.

На очереди «Каф парэйд», ужасно дорогой магазин, где продают сари. Два с лишним часа хозяйка разглядывает образцы, затем выбирает себе три штуки по пятьдесят тысяч рупий. Мне за такие деньги почти два года работать. На выходе из кондиционируемого зала нас неожиданно окружает группа девочек, одетых в школьную форму. Вид у них довольно взволнованный.

– Простите, вы известная актриса Неелима Кумари? – спрашивает одна.

– Да, – отвечает польщенная хозяйка.

– Видите? – вскрикивает школьница, обращаясь к подружкам. – Я же говорила!.. Неелима‑джи, мы большие поклонницы вашего творчества. Встреча с вами – это как сон наяву! Простите, мы не взяли с собой блокноты для автографов, но, может, вы распишетесь в учебных тетрадках?

– Разумеется, с удовольствием. – Актриса достает из сумочки авторучку.

Одна за другой девчонки, трепеща от восхищения, протягивают свои тетради. Звезда спрашивает имена школьниц и размашисто пишет на чистых страницах: «Риту с любовью, Неелима», «Инду с любовью, Неелима», «Мальти с любовью, Неелима», «Рошни с любовью, Неелима»… Поклонницы читают написанное и визжат от восторга.

Актриса прямо‑таки расцветает. На моей памяти это первый случай, когда ее узнали на улице, и я ошеломлен произошедшей переменой. Внезапно хозяйка замечает меня, потного от жары, согнувшегося под тяжестью сумки.

– Рама, ты, наверное, голоден, – произносит Неелима. – Давай‑ка возьмем по мороженому.

Теперь уже я визжу от восторга.

 

Время от времени актриса рассказывает мне об искусстве создания кино. О всевозможных технических работниках, вовлеченных в создание каждой ленты.

– Зрители уверены, что фильм творят актеры и режиссер. Никому нет дела до тысяч людей, занятых за кулисами, без чьих усилий не появилось бы ни одного фильма. А ведь только после того, как они честно сделают свое дело, режиссер может, щелкнув пальцами, громко сказать: «Свет, камера, мотор!»

Хозяйка говорит о декорациях и реквизите, о костюмах и гриме, о каскадерах и осветителях. Однажды речь заходит о жанрах.

– Терпеть не могу сегодняшние картины, куда пытаются напихать все сразу: трагедию, комедию, мелодраму и боевик. Нет, хорошая лента – дань уважения жанру. Я всегда с большой осторожностью выбирала роли и соглашалась, только поняв до конца, что именно заложено в сюжете и что это значит лично для меня. Неелима Кумари не смогла бы петь и танцевать на экране – и скончаться двумя катушками позже. Нет, Рама. Характер должен оставаться незыблемым. И если великого художника узнают по его неповторимой манере мазка, то знак артиста – его уникальная личная ниша. Хороший актер не просто вписывается в рамки своего жанра, но сам определяет его. Читал последнюю статью о новом фильме «Сердечная привязанность»? Журналист из «Таймс оф Индия» написал, что Пуджа, сыгравшая главную героиню, буквально скомкала сцену смерти. «Как бы я хотел увидеть в этой роли Неелиму Кумари, которая оправдала бы каждое слово и жест. Молодым современным актрисам не мешало бы учиться у подлинных легенд вроде нее». Сколько радости доставили мне эти строки! Сделаться эталоном, определением жанра – высшая похвала, которой может удостоиться артист. Я заказала рамку для статьи.

– И в чем же ваш неповторимый стиль?

Хозяйка улыбается.

– Ты еще слишком юн, чтобы знать: меня считают королевой трагедии в индийском кино. Пойдем, я кое‑что тебе покажу.

Она ведет меня в свою спальню и открывает металлический алмирах. Вот это да! Он весь оказывается набит кассетами.

– Только подумай, на каждой из них записана картина, где я играла.

– Правда? Сколько же их тут?

– Сто четырнадцать. Ровно столько ролей мне выпало за двадцать лет работы в кино. – Она указывает на первый ряд кассет: – Здесь мои первые ленты. По большей части грубые, дешевые комедии. Тебе ведь известно, что это?

Я энергично киваю:

– Ну да. Говинда всегда в таких играет.

Неелима обводит рукой еще два ряда:

– Вот картины второго периода. В основном семейные драмы, но был еще знаменитый триллер «Назови убийцу» и даже классический фильм ужасов «Тридцать лет спустя». А это, – она указывает на оставшиеся четыре ряда, – мои трагедии. Взгляни на сотни призов и наград. Чуть ли не все они получены за ленты, записанные на последних кассетах.

Одну из них она ласково гладит пальцем.

– Моя любимая.

Читаю надпись на яркой наклейке: «Мумтаз‑Махал».

– Так звали жену императора Шах‑Джахана, которую я сыграла. Подобная роль достается раз в жизни. Именно за нее мне вручили Национальную премию. Видишь вон ту награду посередине? Я получила ее из рук самого президента Индии.

– Значит, мадам, это и есть ваша лучшая работа?

Неелима вздыхает.

– Хорошая, не спорю, и с огромным зарядом глубокого чувства, но сердце подсказывает, что мне еще предстоит исполнить нечто по‑настоящему прекрасное.

 

Матери хозяйки вдруг стало плохо. Она все время кашляет и стонет. А уж ворчит и придирается, так что сил нет. От бесконечных жалоб не спасается даже Неелима: она постоянно слышит о собственном долге перед женщиной, которая произвела ее на свет, и, по‑моему, сама начинает понемногу раздражаться. Кроме прочих поручений, теперь я должен полдня покупать лекарства для Маа‑джи, а после внимательно следить, чтобы она вовремя принимала свои таблетки, капли и порошки.

Сегодня все в доме взволнованы. Вечером по национальному каналу должны показать одну из прославленных трагедий Неелимы, «Последняя жена». Хозяйка желает смотреть картину вместе с нами в гостиной. И вот на часах восемь. Собираемся у телевизора: повариха, горничная и я сидим на ковре, бывшая актриса – на диванчике, мать полулежит рядом с ней. Фильм начинается. Речь идет о бедной семье представителей среднего класса, на которых свалилась целая уйма всяческих бедствий. На экране проливается много слез, на заднем плане стонет почтенная Маа‑джи. Нет, это не в моем вкусе. Слишком реалистично. Не понимаю, зачем вообще смотреть подобные ленты, если то же самое можно увидеть и в доме напротив? Впрочем, хозяйка выглядит очень юной и очень красивой. Странно сидеть в одной комнате с героиней фильма, который как раз идет по телевизору. Интересно, о чем она думает в эти минуты? Возможно, припоминает бесчисленных осветителей, гримеров и звукооператоров, оставшихся за кадром? Неелима умирает, успев произнести прочувствованную речь. На этом картина заканчивается. Мы встаем, разминаем уставшие ноги. Глаза хозяйки полны сверкающих слез.

– Мадам, – тревожусь я, – что с вами? Почему вы расстроены?

– Ничего, Рама. Просто на миг ощутила родство со своей героиней. Видишь, я уже улыбаюсь.

– Скажите, все артисты умеют смеяться и плакать почти одновременно?

– В этом и есть отличие подлинного актера. Знаешь, за что мне присвоили титул Королевы трагедии?

– За что, мадам?

– Неелима Кумари ни разу не нуждалась в глицерине, чтобы разрыдаться. Слезы выступают просто так, по моему желанию.

Когда она уходит, мы с горничной переглядываемся, и я пожимаю плечами.

– Подумаешь, я тоже плачу без всякого глицерина.

 

Чем дольше общаюсь с этой актрисой, тем глубже проникаюсь пониманием, почему же все‑таки ее прозвали Королевой трагедии. Она излучает вокруг себя некую ауру меланхолии. Даже в улыбке таится привкус печали. Я часто пытаюсь вообразить ее прошлое. Почему эта женщина так и не вышла замуж? И настоящих друзей у нее, кажется, нет. Правда, порой Неелима таинственно исчезает и возвращается только к вечеру. Но вряд ли хозяйка навещает любовника или приятеля: тогда ее лицо хотя бы изредка светилось бы от радости. А бывшая актриса приходит домой подавленная, измученная и сразу ложится в постель. Хотелось бы однажды разгадать эту удивительную загадку.

Еще меня поражает, как сильно хозяйка одержима красотой. В смысле телесной, физической. Неелима Кумари выглядит очень даже привлекательно, однако часами прихорашивается перед зеркалом, поправляя макияж и прическу. На туалетном столике целая куча тюбиков. Как‑то раз я решил почитать названия на этикетках. Чего там только не оказалось; кремы от морщин, от целлюлита, лосьоны против старения, усилители глубокого сияния, увлажняющие средства от увядания кожи, ночные тоники, укрепляющие гели. В ванной целое море разных сортов мыла с необычными запахами, скрабов и масок для омоложения. Кстати, в аптечке хозяйки медикаментов ничуть не меньше, чем на столике Маа‑джи. Здесь и гормоны – регуляторы роста и развития, и мази для укрепления груди, мелатонин и антиоксиданты.

В конце концов я не удерживаюсь от вопроса:

– Мадам, не сердитесь, но для чего весь этот макияж? Ведь вы уже не снимаетесь.

Неелима смотрит мне в глаза.

– Люди нашей профессии очень тщеславны. Мы привыкаем видеть себя красивыми, так что уже не решаемся видеть в зеркале свои настоящие лица. Запомни, подлинный актер – актер и в жизни. Даже если фильм кончается, шоу должно продолжаться.

Любопытно: это она сказала от сердца или же вспомнила одну из ролей?

 

Нынче ночью случилось нечто невероятное. Маа‑джи умерла во сне. В возрасте восьмидесяти одного года.

Немного поплакав, хозяйка предается земным хлопотам: нужно устраивать похороны. Похоже, чуть ли не все собратья по ремеслу являются выразить ей соболезнования. Неелима с печальным видом сидит на диванчике в переполненной гостиной: белоснежное сари, легкий макияж. Многие из посетителей мне знакомы по знаменитым фильмам и фото в журнале «Старбест». Это актеры, актрисы, продюсеры, режиссеры, певцы и авторы песен. Я изумленно кручу головой по сторонам, жалея, что рядом нет Салима. Впрочем, он был бы разочарован. Гости вовсе не смахивают на звезд большого экрана: ни тебе грима, ни блестящих нарядов. Все, как один, в безупречно белых одеждах, у всех серьезные постные лица. Даже у тех, кого я знаю исключительно по комедиям.

Трудно сказать, как Неелима восприняла смерть матери. Зато для меня это было то же самое, что выйти на свежий воздух после гнетущего фильма.

Примерно через месяц хозяйка предлагает мне все‑таки переселиться в дом, и я соглашаюсь. Главное, она не против и дальше вносить плату за жилье Салима. В огромной квартире, где пустуют четыре спальни, мне отводится крохотная подсобка.

Вскоре я начинаю замечать: после кончины Маа‑джи Неелима все чаше пропадает из дома, порой не возвращаясь и по ночам. Теперь уже можно не сомневаться: у нее кто‑то есть. И вероятно, нас ожидает свадьба.

 

В гостиной раздается какой‑то шорох. Негромкий, но я просыпаюсь. Яростно тру глаза, смотрю на будильник: половина третьего. С чего это хозяйке среди ночи бродить по комнатам? И вдруг меня осеняет: может, ее решил навестить загадочный приятель? Вот было бы интересно! Бесшумно встав с постели, крадусь на цыпочках.

В гостиной темно, и все же там находится какой‑то мужчина. Не похож на любовника. На голове у него черная маска с узкими прорезями для глаз. В левой руке темный мешок, а в правой – фонарик, луч которого направлен на видеомагнитофон. Мужчина торопливо отсоединяет провода и опускает дорогой аппарат в мешок. Теперь я точно знаю: это не возлюбленный хозяйки, а самый настоящий вор. И принимаюсь визжать. Истошный вопль разрывает ночную тишину, словно выстрел. Неелима Кумари пробуждается и бежит в гостиную. Непрошеный гость, окончательно растерявшись, роняет мешок и фонарик, а сам зажимает ладонями уши. Стеклянная статуэтка, бережно установленная на телевизоре, падает и разбивается вдребезги.

– Что происходит? – испуганно выдыхает актриса, включая свет.

Потом замечает грабителя и тоже кричит. Мужчина уже почти оглох. Рухнув перед нами на колени, он умоляюще складывает руки:

– Пожалуйста, прошу вас, я не вор. Мадам, я всего лишь хотел посмотреть на ваше жилище.

– Рама, принеси телефон, – произносит хозяйка. – Надо срочно вызвать полицию.

Я пулей мчусь в коридор за беспроводной трубкой. Тем временем грабитель срывает маску. Под ней молодое лицо с козлиной бородкой.

– Умоляю, мадам, пожалуйста, не звоните в полицию. Я правда не собирался никого грабить. Перед вами студент последнего курса. И ваш огромный поклонник. Честное слово, я просто мечтал увидеть, как вы живете.

При слове «поклонник» актриса явно смягчается.

– Не слушайте его, мадам, – предупреждаю я. – Этот парень – вор. Если он ваш фанат, зачем было красть магнитофон?

– Я объясню, Неелима‑джи. Знаете, я раздобыл кассеты с вашими фильмами – все сто четырнадцать – и каждый день смотрел хотя бы одну из них. От сильного износа магнитофон сломался, пришлось отдать его в починку. Но я не прожил бы даже пары дней без ваших картин. Потому и решился пойти на этот взлом. Одно лишь сознание того, что кассета крутится на вашем магнитофоне, сделало бы просмотр незабываемым эпизодом всей моей жизни. Поверьте, мадам, клянусь покойным отцом, я собирался вернуть аппарат, как только мой собственный вернулся бы из починки.

– Он лжет! – надрываюсь я. – Давайте вызовем полицию.

– Погоди, Рама, – отвечает актриса. – Сперва я должна проверить: а вдруг он сказал правду. Если наш незваный гость, как он утверждает, на самом деле видел все сто четырнадцать фильмов, он без труда ответит на несколько вопросов. Хорошо, мистер, скажите, в какой киноленте я играла деревенскую девушку по имени Чандни?

– О, разве можно забыть подобное, Неелима‑джи? Это же одна из любимых моих картин. «Обратно в деревню», правильно?

– Правильно. Впрочем, такие подробности многим известны. Ответьте‑ка лучше, что за фильм принес мне в тысяча девятьсот восемьдесят втором году премию кинокритиков?

– Это еще проще. «Темная ночь», разумеется.

– Боже, и здесь вы не ошиблись. Ну а когда я снималась вместе с Маноджем Кумаром?

– В патриотическом фильме «Нация зовет».

– О, так вы и его посмотрели?

– Говорю вам, Неелима‑джи, я самый преданный из ваших поклонников. Только скажите, зачем вы согласились на ту пошлую роль в «Вечной любви»? По‑моему, режиссер не оценил и не использовал ваше дарование по достоинству.

– Забавно, что вы завели речь об этой картине. Я тоже считаю, что мне не следовало в ней играть. В конце концов лавры пожал Шармила, а меня грубо надули.

– Зато вы блистали в киноленте «Дождь над Бомбеем»! Речь, которую ваша героиня произносит в храме после смерти отца, просто незабываема. На мой взгляд, премия кинокритиков полагалась бы скорее за нее, чем за роль в «Женщине».

– Пожалуй, согласна. Если бы мне пришлось выбирать между ними, я бы, наверное, выбрала «Дождь над Бомбеем». Надо сказать, вы хорошо разбираетесь в моем творчестве. Как ваше имя?

– Ранджит Мистри. Мне двадцать четыре года, и я давно мечтал спросить вас о величайшем фильме, когда‑либо снятом в нашей стране, «Мумтаз‑Махал». Помните сцену родов, когда вы умираете, а Дилип Сахиб, исполнивший роль императора, сидит у изголовья кровати? Вы берете с него знаменитое обещание, а после снимаете золотую подвеску, однако так и не отдаете супругу. Почему? Что это значит?

– Поразительно, вы помните картину до мелочей! И я непременно отвечу. Только зачем же вы сидите на полу? Давайте устроимся на диване. Рама, ну что ты стоишь разинув рот с телефоном в руках? Не видишь, у нас гость! Завари‑ка нам по чашке чая и принеси печенье. Так вот, как я уже говорила, концепция «Мумтаз‑Махал»…

Вернувшись из кухни, я застаю актрису и грабителя мирно болтающими в гостиной; они смеются и шутят, словно закадычные друзья. Остается лишь недоверчиво покачать головой. Надо же, этот парень хотел обокрасть Неелиму – и только за то, что он посмотрел ее картины, бывшая звезда готова поить его чаем с печеньем.

То, что начиналось как триллер, окончилось мелодрамой.

 

Однажды вечером хозяйка зовет меня, – Рама, я хочу, чтобы завтра ты перебрался в чоул. Всего лишь на день. Мне нужно побыть в уединении.

– Но почему, мадам?

– Не задавай вопросов, – сердится она. – Просто делай, как тебе говорят.

Подобная сцена повторяется трижды в течение трех месяцев. Нетрудно догадаться: Неелима Кумари водит к себе приятеля и не хочет, чтобы об этом узнали. В общем, на следующий раз, когда мне велят ночевать в Гхаткопаре, я возвращаюсь не в семь, как обычно, а в пять часов и незаметно поглядываю за дверью. Разумеется, в шесть утра из квартиры выходит мужчина в белой рубашке и синих джинсах. Высокий, подтянутый, лицо приличное, однако покрасневшие глаза и растрепанная прическа несколько портят вид. В левой руке – зажженная сигарета и пачка купюр; пальцы правой рассеянно крутят ключи от машины. Никак не припомню, где я мог его видеть. Таинственный гость, не обернувшись в мою сторону, спускается по лестнице. А я захожу домой не раньше семи.

Первое потрясение: во что превратилась гостиная? Повсюду окурки, неряшливые следы пепла. На столике валяется опрокинутый стакан и пустая бутылка из‑под виски. По дорогому ковру рассыпан арахис. Воздух пропитался винным перегаром.

Второй удар: что стало с Неелимой Кумари? Лицо в кровоподтеках, глаз подбит.

– Боже, мадам, как это случилось? – кричу я.

– Ничего страшного, Рама. Упала с кровати, немного ушиблась. Не беспокойся.

Неправда. Во всем виноват мужчина, который ушел поутру. Взамен актриса дала ему вино, сигареты, пачку денег… Меня пронзают боль и бессильный гнев. Как ее защитить?

 

С того памятного дня хозяйку будто подменили. Она стала замкнутой и молчаливой. И кажется, начала украдкой пить. По крайней мере от Неелимы все чаще пахнет виски.

Однажды утром я снова замечаю на ее лице синяк, а на руке – ожог от окурка и не выдерживаю:

– Невыносимо видеть вас в таком состоянии, мадам. Скажите, кто это сделал?

Она могла бы отмахнуться: дескать, не твоя забота, но, видимо, хозяйку сегодня тянет на философские рассуждения.

– Понимаешь, Рама, кто‑то сказал, что лучше любить и потерять, чем не любить вовсе. Так вот, иногда я сомневаюсь в этом. Любовь мне тоже знакома. Возможно, я еще ничего не утратила, хотя страданий натерпелась достаточно. Знаешь, в моей жизни появился мужчина. Порою я думаю: он меня любит, а порой – ненавидит. Мой милый мало‑помалу изводит меня.

– Тогда почему вы его не бросите?

– Все не так просто. Даже в боли есть некое наслаждение. Некое сладкое забытье. Временами я размышляю: если уж легкие муки таят в себе удовольствие, то сколько же утонченного блаженства должна принести сама кончина! Когда он терзает меня сигаретой, кричать совсем не хочется. Вместо этого на ум приходит незабвенный финальный монолог из «Женщины»: «О жизнь, как ты коварна! Погибель – вот мой истинный любовник, мой преданный товарищ. Приди же, смерть, и заключи меня в объятия, шепни на ухо нежные звуки безмолвия, на крыльях перенеси меня в страну вечной любви».

– Но это же кино, мадам! – чуть не плачу я.

– Тише! Помнишь мои слова: «Настоящий актер – актер и в жизни»? Не забывай, что я навеки останусь Королевой трагедии. Подобные титулы не достаются тем, кто всего лишь читает по памяти строки, написанные сценаристом. Я жила, как мои героини. Галиб[90]не сделался великим трагическим поэтом, просто написав на бумаге несколько строчек. О нет, горечь нужно прочувствовать, испытать, ежедневно узнавать ее заново, только тогда ты становишься истинной королевой.

И я, наивный двенадцатилетка, широко распахиваю глаза:

– Если это все, значит, мне светит стать королем трагедии?

Актриса не отвечает.

 

Хозяйка собирается дать интервью «Старбест». Я приношу в гостиную на подносе гулаб джамун и самосы.

– О'кей, Неелима‑джи, мы обсудили ваше славное прошлое, давайте перейдем к настоящему. Почему вы перестали сниматься?

Занятно наблюдать за тем, как журналистка возится с диктофоном. Она довольно юная и с виду очень даже ничего. У девушки гладкая кожа и волосы цвета ночи, остриженные до плеч, модные черные брюки с набивным рисунком и угольные туфли‑лодочки с высоким каблуком.

– Потому что картины уже не те, что были прежде. Исчезла подлинная страсть, посвящение. Нынешние актеры будто сошли с конвейера: все на одно лицо и тараторят свои слова не вдумываясь, как попугаи. Нет больше глубины. Раньше мы от начала до конца работали над одним фильмом. Теперь же можно увидеть, как многие разрываются между тремя постановками в день. Что за глупость! – Мадам презрительно машет рукой.

– Простите, но говорят, будто вы оставили экран еще и по той причине, что вам уже не дают ролей.

Глаза актрисы пылают гневом.

– Кто это сказал? Бесстыдная ложь! Да я сама отвергла несколько предложений, и все из‑за недостаточной силы чувства. К тому же они не были ориентированы на мой персонаж.

– Другими словами, вас приглашали сыграть не главную героиню, а ее старшую сестру или тетку?

– Да как вы смеете унижать меня и мою работу?! Приходится отметить, что в наши дни и журналисты утратили прежние манеры. Взгляните на эти призы и награды! Полагаете, их вручили бы той, что не ударила пальцем о палец? По‑вашему, я получила статус Королевы трагедии, распевая песенки возле деревьев, подобно сегодняшним никудышным статисткам, раздутым до героинь?

– Прошу прощения… но речь не о вашей прошлой карье…

– Я прекрасно поняла, о чем речь. Рама, покажи этой леди, где у нас выход, и никогда больше не пускай ее в дом.

Хозяйка встает и стремительно выходит из комнаты. А я провожаю изумленную девушку до дверей.

Даже не знаю, как именовать этот случай – комедией, драмой или трагедией.

 

В комнате актрисы много фотографий в рамках, и на всех она, собственной персоной. Неелима получает очередную награду, Неелима разрезает ленточку, Неелима смотрит представление, Неелима вручает какой‑то приз. В доме нет чужих снимков. И только над самой кроватью висят портреты двух молодых красавиц. Одна из них белая, вторая – индианка.

– Что это за женщины? – однажды любопытствую я.

– Та, что слева – Мэрилин Монро, а справа – Мадхубала.[91]

– Кто они?

– Великие актрисы, которые рано ушли из жизни.

– Тогда зачем вам их фотографии?

– Потому что и я хочу умереть, как они. Не желаю дряхлеть и покрываться морщинами. Ты видел портрет Шакеелы в недельном обзоре фильмов? В пятидесятых она блистала, ну а сейчас ей уже девяносто. Смотри, как иссушили ее годы! И ведь после кончины люди будут представлять себе эту звезду изможденной, осунувшейся старухой. Какой ты лежала на смертном одре, такой и запомнишься зрителю. Зато Мэрилин Монро и Мадхубала сохранили вечную юность. Подобно им, я мечтаю оставить после себя образ нетленной молодости, прелести, изящества и непреходящего очарования. Покинуть сей мир в девяносто – нет, только не это! Иногда мне хочется остановить все часы на земле, разбить каждое зеркало и навсегда заморозить собственную красоту.

Странная печаль окутывает сердце при этих ее словах. Если подумать, Неелима такая же сирота, как и я. Правда, у нее все же есть родня – поклонники, продюсеры, режиссеры. И вот ради них актриса желает пойти на последнюю жертву. Лишь бы навеки запомниться молодой и прекрасной.

Впервые в жизни я рад, что не сделался кинозвездой.

 

В гости ожидается известный продюсер. Неелима очень волнуется. Она уверена, что получит роль и снова предстанет перед камерой. Целый день хозяйка занимается макияжем и примеряет наряды.

Продюсер приходит вечером. Это маленький лысый мужчина с выпирающим брюшком. Актриса велит мне принести гулаб джамун, самосы и шербет.

– … эта роль вам отлично подходит, Неелима‑джи, – толкует гость. – Я всегда был огромным поклонником вашего творчества. Пятнадцать раз посмотрел одну только «Женщину». Какая там сцена ухода из жизни! Боже, я сам готов умереть, когда гляжу ее. Вот почему я твердо решился вытащить вас из тихого уединения. Для работы над картиной мы заманили одного из лучших режиссеров. К тому же фильм посвящен женской душе и женским заботам. Так что не сомневайтесь, предложение просто сказочное.

– И кто этот лучший режиссер?

– Чимпу Дхаван.

– Я думала, он снимает комедии.

– Ну и что? В конце концов лента у нас тоже чуть‑чуть комедийная. На главные роли уже согласились Табу[92]и Шахрукх Кхан…

– Постойте, разве в вашем фильме будут сразу две героини?

– Нет, конечно.

– Тогда объясните, кого играет Табу?

– Героиню.

– Ну а мне вы что предлагаете?

– А, так вы не поняли? Мать Шахрукха Кхана.

Хозяйка тут же выставляет продюсера за дверь. Удаляясь, тот брызжет слюной от злости:

– Избалованная сучка! Надо же – до сих пор воображать себя героиней! В зеркало посмотрела бы! Скажи спасибо, что я не взял тебя на роль прабабушки! Тьфу, пропасть!

По‑моему, это была хорошая комедийная сцена.

 

В доме опять побывал загадочный любовник. На этот раз дела обстоят гораздо серьезнее. Над левой бровью Неелимы появился глубокий порез, а щека распухла. Хозяйка с трудом разговаривает.

– Мадам, пора вызывать полицию, – настаиваю я, осторожно прикладывая к ране антисептическую мазь. – Мерзавца нужно арестовать.

– Нет, Рама. Со мной все будет в порядке.

– Хотя бы скажите, как его зовут?

Актриса хрипло смеется.

– И что это даст? Не волнуйся, негодяй уже не вернется, Я порвала нашу связь, вот он и покуражился. Если этот мужчина когда‑нибудь ступит на мой порог – плюну ему в глаза.

– И вы собираетесь молча страдать? Посмотрите, что он сделал с вашим лицом!

– Безмолвные муки – удел всякой женщины. И потом, лицо – это мелочи. Видел бы ты, что творится ниже! Хочешь, покажу?

Она расстегивает пуговицы на блузке и щелкает кнопкой лифчика. Я в первый раз вижу нагую грудь. Огромную, качающуюся, словно коровье вымя. И вдруг отшатываюсь в ужасе: гладкую белую плоть изрыли сплошные черные кратеры сигаретных ожогов. Меня душат слезы.

Неелима тоже плачет.

– Довольно уже носить маску звезды! Хватит с меня косметических подтяжек и омолаживающих медикаментов! Сейчас я желаю быть обыкновенной женщиной. Иди сюда, дитя мое!

С этими словами она притягивает меня к себе.

Не знаю, о чем она думала в ту минуту, кого представляла на месте слуги – любовника или сына, хотелось ли ей забыть о своих страданиях или набраться острых ощущений. Но стоило мне зарыться лицом между ее грудей, как мир вокруг перестал существовать и даже горечь сиротства отступила куда‑то на время, Я чувствовал, что не одинок, что у меня есть мать, черты которой можно ясно увидеть, к которой можно прикоснуться. Все перемешалось: соль моих слез, пот ее тела и ароматные духи. Это был самый волнующий миг за долгих тринадцать лет. Всякая боль и мука, обида и унижение, копившиеся на сердце годами, растаяли без следа, Как же мне хотелось остановить стрелки часов на земле и навек заморозить чудесную минуту! Пусть и безумно короткая, она дала мне столько подлинных переживаний, сколько не подарит и самая искусная игра лучших на свете актеров.

Вот почему я не стану определять описанный эпизод как драму, триллер или трагедию. Произошедшее было выше любого жанра.

 

Утро откровений проходит и никогда больше не повторяется. Мы ни разу не заговариваем об этом, только понимаем, что жизни наши бесповоротно переменились.

Неелима страстно мечтает избавиться от маски, но ей не хватает душевной стойкости. А принять мою помощь хозяйка никак не хочет. Неумолимая судьба Королевы трагедии влечет ее с новой силой. Бедняжка все больше впадает в уныние. Все чаще напивается до беспамятства. Вдобавок она увольняет горничную и повара. Я единственный, кто еще остается в доме. Вскоре мадам начинает готовиться к величайшей роли в своей жизни.

Неелима Кумари велит мне сложить журналы с ее фотографиями в аккуратную стопку. Собственными руками любовно расставляет на полках призы: впереди – платина, затем – золото и серебро. Облачается в самое дорогое сари, выбирает самые изысканные украшения. Три часа кряду сидит перед зеркалом, пытаясь придать своему лицу невиданную доселе красоту. После чего спускает в унитаз все до единого тюбики. Выбрасывает аптечку со снадобьями. Затем открывает банку с обезболивающими таблетками, прописанными для покойной матери. Глотает сразу, наверное, целую горсть.

Наконец она заходит в спальню, вставляет в магнитофон кассету, садится на кровать и нажимает кнопку «Воспроизведение». На экране появляется название фильма: «Мумтаз‑Махал». Хозяйка велит купить овощей, и я отправляюсь на рынок.

К моему возвращению мадам безмятежно лежит на постели подобно прекрасной и юной невесте, что задремала перед свадьбой. Но даже не прикасаясь к холодной коже, я точно знаю: она мертва. В руке у хозяйки награда с надписью: «Национальная премия лучшей актрисе тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, присуждается Неелиме Кумари за роль в картине „Мумтаз‑Махал“».

В жизни не видел ничего более похожего на подлинную драму.

 

Да, но что же делать? Передо мной – мертвое тело. Ясно одно: в полицию лучше не обращаться. С этих констеблей, пожалуй, станется обвинить меня во всем и посадить за убийство. Остается единственный разумный выход. И я сбегаю к Салиму в Гхаткопар.

– Ты почему приехал? – удивляется друг.

– Мадам прогнала меня, как и повара с горничной.

– И как же мы теперь? Ведь нужно платить за комнату!

– Не волнуйся, хозяйка внесла деньги на два месяца вперед. За это время я подыщу какую‑нибудь работу.

 

Каждый день я со страхом ожидаю джипа с красной мигалкой, однако ничего не происходит. В газетах даже не сообщают о смерти звезды. А тут подворачивается место в литейном…

Актрису находят спустя целый месяц, и то лишь потому, что соседка жалуется на подозрительный запах. Взломав замок, люди заходят в жилище. В гостиной и первых четырех комнатах ничего такого не обнаруживается. Зато в хозяйской спальне лежит разложившийся труп. Сари выглядит совсем как новое, украшения блестят на солнце, а вот лицо и плоть обезображены до полной неузнаваемости. Для того чтобы вынести полусгнившее тело, мужчинам приходится надевать плотные марлевые повязки. Награду «Лучшей актрисе», не глядя, выкидывают в мусорный бак. Полиция опознает останки только благодаря зубным коронкам. На следующий день фотография мертвой, изуродованной тлением женщины появляется крупным планом во всех газетах. Первые полосы пестрят огромными заголовками: «Неелима Кумари, в недавнем прошлом известная Королева трагического жанра, в возрасте сорока четырех лет наложила на себя руки. Испортившийся труп обнаружен в квартире спустя четыре недели». Вот это я понимаю: подлинная трагедия!

 

Смита испускает глубокий вздох.

– Неудивительно, что эти звезды такие нервные! А ведь я смотрела «Мумтаз‑Махал» и тоже не понимала сцену с подвеской. Интересно все‑таки, что же сказала твоя хозяйка тому ночному грабителю.

– Боюсь, это так и останется тайной. Но мы же не собираемся до утра говорить о Неелиме? Может, пора смотреть дальше?

Девушка неохотно умолкает и включает запись.

 

В студии царит суета. Сейчас как раз середина долгого перерыва. Продюсер викторины, высокий мужчина с длинными, словно у женщины или рок‑звезды, волосами толкует в углу с ведущим. Потом отходит, и Прем Кумар подзывает меня.

– Слушай, Томас, ты потрясающе играл сегодня. И вот пожалуйста, прикарманил миллиончик. Недурно, да? Скажи‑ка, что ты намерен делать дальше?

– В смысле?

– Ну, то есть уйдешь с деньгами прямо сейчас или нацелишься на миллиард? Не забывай, начинается «Рисковый раунд».

– Тогда я лучше уйду. До сих пор‑то мне везло, но ведь удача может и отвернуться.

– О, было бы очень жаль, Томас. По нашему общему мнению, если бы ты продолжал играть, то послужил бы отличным примером для индийской молодежи. Так что команда КХМ решила выручить любимца зрителей. Помнишь, как я подсказал ответ на втором задании? А ты еще тогда мог вылететь без единой рупии в кармане. Давай и теперь поступим так же. Соглашайся, мы поможем. Нам тоже выгодно, чтобы кто‑нибудь победил. И тебе хорошо, и для шоу лишняя реклама.

– Так что за вопросы вы мне приготовили?

– Не важно. Ты все равно заранее будешь знать верный вариант. Если я в тот раз не обманул, то и сейчас не подведу. Ну как, по рукам?

– Что ж, если вы гарантируете победу, почему бы и нет. Ладно, говорите, каким будет следующее задание.

– Замечательно. – Ведущий хлопает в ладоши. – Билли! – обращается он к продюсеру. – Мистер Томас согласен продолжать игру. – И, снова повернувшись ко мне, шепчет: – Значит, так. Я спрашиваю: «Назовите точную длину Полкского пролива между Индией и Шри‑Ланкой. Варианты: a) шестьдесят четыре километра, b) девяносто четыре километра, c) сто тридцать семь километров и d) двести девять километров». Правильный ответ: С. Сто тридцать семь. Понятно?

– Да. Но откуда мне знать, что это правильный ответ?

– Значит, не доверяешь? Хорошо, я тебя не виню. В конце концов, на кон поставлен целый миллиард рупий. Требуешь доказательств? Пожалуйста, загляни в эту книжицу. Думаю, цифры ты различать умеешь.

Тут он вытаскивает густо исписанный блокнот и тычет пальцем в нужную строчку. Да, это тот же самый вопрос. И действительно, вариант С обведен кружочком как верный.

– Все еще думаешь, будто я пытаюсь тебя наколоть?

– Ладно, верю, – киваю я.

– Вот и отлично Возвращайся на место. Я подойду через пару секунд.

 

Раздается музыкальная заставка, и в студии загорается надпись: «Аплодисменты».

– Дамы и господа! – восклицает ведущий. – Мы с вами находимся на историческом перепутье. Участник шоу достиг магической отметки в миллион рупий. Настала пора решать, будет ли он сражаться за высшую награду или покинет нашу телевикторину. Да, пришел момент истины, мистер Томас, Что же вы все‑таки выбрали? Только не забывайте: с этих пор все заработанные деньги могут в любое мгновение испариться как дым. Что скажете?

Прем Кумар ободряюще улыбается.

– Продолжаю играть, – сипло произношу я.

– Простите? – переспрашивает ведущий. – Не могли бы вы говорить погромче?

Уверенно повторяю в полный голос:

– Продолжаю играть.

Зрители потрясенно ахают. «Боже мой!» – вырывается у одних. Другие возмущаются: «Вот придурок!»

– Это ваше окончательное, бесповоротное решение?

Прем Кумар опять улыбается.

– Да, – отвечаю я.

– Стало быть, мы вошли в историю, дамы и господа! – ликует он. – Перед нами отважный участник, готовый рискнуть всем ради большего. Однажды мы уже видели нечто подобное, но тот игрок так и не сумел победить. Посмотрим, удастся ли мистеру Томасу совершить невозможное и сорвать величайший джек‑пот в истории. Прекрасно, переходим к последним трем заданиям. Поприветствуйте нашего героя бурными аплодисментами!

Звучит нарастающий бой барабанов. «Рисковый раунд» – загорается на табло. Зрители поднимаются с мест и возбужденно хлопают.

Мелодия затихает, и Прем Кумар поворачивается в мою сторону.

– Итак, мистер Томас, вы заработали круглый миллион, после чего согласились пойти на «Рисковый раунд», как мы его называем. Теперь вы либо дойдете до миллиарда, либо все потеряете. Отлично! И вот он, десятый вопрос, цена которому десять, да‑да, именно десять миллионов рупий. В каком году знаменитая Королева трагедии Неелима Кумари получила…

– Но это же другой воп…

– Прошу вас, не перебивайте, я не закончил, – обрывает меня ведущий. – Так вот, как я уже говорил, задание заключается в следующем. Требуется назвать год, когда Неелима Кумари, Королева трагедии, получила Национальную премию. Варианты: a) тысяча девятьсот восемьдесят четвертый, b) тысяча девятьсот восемьдесят восьмой, c) тысяча девятьсот восемьдесят шестой и d) тысяча девятьсот восемьдесят пятый.

Я испепеляю предателя взглядом, а тот самодовольно ухмыляется. Все ясно. Меня специально заманили на этот раунд. Только вот не учли одной малости. Удача все еще со мной.

– Я знаю ответ. Д. Тысяча девятьсот восемьдесят пятый.

– Что?!

Ведущего точно громом поразило. От удивления он даже забывает поинтересоваться, уверен ли я в себе на сто процентов. Ничего не понимая, давит на кнопку, и на экране вспыхивает правильный вариант. Последний, разумеется.

Можно подумать, Прем Кумар наткнулся на привидение.

– Мистер… мистер Томас… только что выиграл де‑де‑сять миллионов, – нервно запинается он.

Зрители беснуются от восторга. Все встают и громко ликуют. Слышится свист и одобрительное улюлюканье. Некоторые принимаются танцевать в проходах.

Ведущий утирает неожиданно вспотевший лоб и делает жадный глоток лимонада.

Вот так эпизод, который задумывался как трагический, завершился фарсом.

 

СТО МИЛЛИОНОВ РУПИЙ:


Поделиться:

Дата добавления: 2015-01-19; просмотров: 74; Мы поможем в написании вашей работы!; Нарушение авторских прав





lektsii.com - Лекции.Ком - 2014-2024 год. (0.006 сек.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав
Главная страница Случайная страница Контакты