Поэзия Н.М.Карамзина как образец русского сентиментализма.

Сентиментальное воспроизведение душевных переживаний «сердца наблюдателем по профессии» (так Карамзин назвал писателя) окажется более последовательным в его поэзии, хотя и в ней прослеживаются выходы в другие формирующиеся системы.

Он начал писать стихи в конце 80-х годов и сразу же занял самостоятельную литературную позицию. В программном стихотворении «Поэзия» (1787) Карамзин выступает как противник классицизма и сторонник романтической эстетики. Перечисляя величайших поэтов древнего мира и современности, он совершенно умалчивает о французской литературе и демонстративно заявляет, что «Британия есть мать поэтов величайших». На первый план выдвинуты Оссиан, Шексипр, Мильтон, Юнг, Томсон, Никто не назван в стихотворении и из русских поэтов - не только Ломоносов, но и Сумароков, Державин, Херасков, высоко чтимые новиковским кружком, под влиянием которого в это время находился Н, М. Карамзин. Поэт стремится в своих стихотворениях изобразить внутренний мир человека, передать его чувства и настроения.

• В «Послании к Дмитриеву» он заявляет:
• Любовь и дружба вот чем можно
• Себя под солнцем утешать!
• Искать блаженства нам не должно,
• Но должно - менее страдать;
• И кто любил и был любимым,
• Был другом нежным, другом чтимым,
• Тот в мире сем недаром жил.
• Недаром землю бременил.

Карамзин пишет о любви, соединив традиционные мотивы анакреонтики с сентиментальной тематикой. Такова песня «Прости» (1792), в которой изображается безнадежная любовь бедняка к девушке из светского общества:

• Не знатен я, не славен,
• Могу ль кого прельстить?
• Не весел, не забавен,
• За что меня любить?

Предромантические мотивы звучат в стихотворениях «Кладбище», «К соловью», «Осень». Для них характерны настроения грусти, тоски, одиночества. Соловьиное пение «во мраке тихой ночи» исторгает слезы из очей поэта. Картина увядания природы («Осень») вызывает у него мысли о бренности бытия: если в природе все снова оживет, то человек на это надеяться не может. Непривычна для русской литературы XVIII века тема стихотворения «Кладбище» (1793), построенного в виде диалога между голосами: один из них говорит об ужасе, который внушает человеку вид смерти, другой - о радости полного успокоения в загробной жизни:

• Страшно в могиле, хладной и темной!
• Ветры здесь воют, гробы трясутся,
• Белые кости стучат…
• Тихо в могиле, мягкой, покойной.
• Ветры здесь веют; спящим прохладно;
• Травки, цветочки растут.

Прямой предшественник В. А. Жуковского, Карамзин знакомит русского читателя с первыми образцами жанра баллады. Таковы «Граф Гваринос», «Алина» и «Раиса». В балладе «Раиса» (1791), по словам Ю. М. Лотмана, «изображаются колоссальные страсти на фоне бурного, ночного пейзажа. Описание чувств героини имеет характер нарочитого преувеличения». Трагическая ситуация в «Раисе» совпадает во многом с сюжетом «Бедной Лизы». Однако если в повести Карамзина лишь встречаются «романтические вкрапления» (описание Симонова монастыря; грома, бури, дождя «из черных облаков», последовавших за потерей «Лизиной невинности»), то его балладу отличает общая «романтическая» тональность: «бурному» чувству героини, которую во время ее сна коварно покинул «жестокий» Кронид, сбежавший с Людмилой, полностью соответствует и «бурный» пейзаж.

• Во тьме ночной ярилась буря;
• Сверкал на небе грозный луч;
• Гремели громы и черных тучах,
• И СИЛЬНЫЙ дождь в лесу шумел.
• Нигде не видно было жизни;
• Сокрылось все под верный кров.
• Раиса, бедная Раиса,
• Скиталась в темноте одна.
• Душевное состояние героини передает и ее внешний вид:
• Нося отчаяние в сердце,
• Она не чувствует грозы,
• И бури страшный вой не может
• Ее стенаний заглушить.
• Она бледна, как лист увядший,
• Как мертвый цвет уста ее;
• Глаза покрыты томным мраком,
• Но сильно бьется сердце в ней,
• С ее открытой белой груди,
• Язвимой ветвями дерев,
• Текут ручьи кипящей крови
• На зелень влажная земли.

Пейзаж в этой балладе не просто подготавливает, настраивает к восприятию произведения. Он включается в структуру стихотворения как раз в самые напряженные и трагические моменты в судьбе Раисы. Вот она «между стремнин, по камням острым… всходит» на «хребет гранитныя горы», решившись на самоубийство, и перед читателем вновь возникает устрашающая картина:

• Тут бездна яростно кипела
• При блеске огненных лучей;
• Громады волн неслися с ревом,
• Грозя всю землю потопить.

Когда же Раиса «низверглась в море», то «грянул гром: Сим небо возвестило гибель Тому, кто погубил ее». Не останавливаясь подробно на анализе микроструктуры этой баллады, отметим прежде всего богатую эпитетику, использование элементов звукописи. С их помощью Карамзин создает мрачный колорит и яркую зарисовку разбушевавшейся стихии («грозный луч», «страшный вой», «ужасная тьма», «черные тучи», «ужасная минута»; аллитерирование звуков «р» и «гр»). При повышении напряженности состояния героини эпитеты градируются (от «бедной» к «несчастной», к «злосчастной»). Впечатляюща в ряде случаев цветовая гамма (с открытой «белой груди» Раисы текут ручьи кипящей крови на зелень влажные земли»). Иной ряд эпитетов мы встречаем в воспоминаниях Раисы о поре ее безмятежной жизни в родительском доме и днях счастливой любви («невинные радости», «нежный вздох»). В то же время подчеркнута страстность натуры героини: она «с трепетом сердечным и с пламенной слезой любви» упала в объятия Кронида.

Этим произведением Карамзин (не без помощи европейских предромантиков) наметил тот «стереотип» баллады и близкого к ней «жестокого романса», который еще продолжительное время будет удерживаться в русской литературе (нередко «во вкусе Оссиана» Державин) и у писателей «второго эшелона», и у поэтов-дилетантов. Вот один тому пример:

• Ветер свищет, завывая,
• Бьется о берег волна,
• Распростерлась ночь густая,
• Я скитаюсь одна!

Карамзин был также поэтом, сумевшим и в этой области сказать свое новое слово. В стихотворных произведениях он остается сентименталистом, но в них отразились и другие стороны русского предромантизма. В самом начале поэтической деятельности Карамзин написал программное стихотворение «Поэзия» (1787), напоминающее «Эпистолу к Аполлину» Тредиаковского. Однако, в отличие от писателей-классицистов, Карамзин утверждает не государственное, а сугубо интимное назначение поэзии, которая, по его словам, «...всегда отрадою была невинных, чистых душ» (Т. 2. С. 8). Оглядываясь на историю мировой литературы, Карамзин по-новому оценивает ее многовековое наследство. Так, в античном мире рядом с Гомером, Софоклом и Эврипидом им поставлены авторы буколических, пасторальных произведений — Бион, Феокрит и Мосх. Карамзин восторженно прославляет Шекспира. В нем он видит глубочайшего психолога, непревзойденного сердцеведа.Затем идут Мильтон, автор поэмы «Потерянный и возвращенный рай», и Йонг, т. е. Юнг, с его «Ночными думами», в которых он выступает как «несчастных утешитель» (Т. 1. С. И). В круг «великих» введен швейцарский поэт Геснер, автор идиллий — «альпийский Теокрит, сладчайший песнопевец» (Т. 2. С. 11). Завершает плеяду избранных автор «Мессиады», немецкий поэт Клопшток, которого Карамзин называет «несравненным».

В хор европейских муз должны включиться, по словам Карамзина, и русские авторы. При этом предшествующая классицистическая поэзия для Карамзина как бы не существует.

Карамзин стремится расширить жанровый состав русской поэзии. Ему принадлежат первые русские баллады, которые впоследствии станут ведущим жанром в творчестве романтика Жуковского. Баллада «Граф Гваринос» — перевод старинного испанского романса о побеге отважного рыцаря из мавританского плена. Она была переведена с немецкого языка четырехстопным хореем. Этот размер выберет позже Жуковский в «романсах» о Сиде и Пушкин в балладах «Жил на свете рыцарь бедный» и «Родриг». Вторая баллада Карамзина — «Раиса» — близка по содержанию к повести «Бедная Лиза». Ее героиня — девушка, обманутая любовником, кончает жизнь в морской пучине. В описаниях природы чувствуется влияние популярной в то время мрачной поэзии Оссиана: «Во тьме ночной ярилась буря; // Сверкал на небе грозный луч» (Т. 2. С. 25). Трагическая развязка баллады и аффектация любовного чувства предвосхищает манеру «жестоких» романсов XIX в.

Поэзию Карамзина отличает от поэзии классицистов культ природы. Обращение к ней глубоко интимно и в ряде случаев отмечено биографическими чертами. В стихотворении «Волга» Карамзин первый из русских поэтов воспел великую русскую реку. Это произведение создано по непосредственным впечатлениям детства. В круг произведений, посвященных природе, входят «Моление о дожде», созданное в одно из страшных засушливых лет, а также стихотворения «К соловью» и «Осень». В произведении «Осень» — лирический пейзаж связан с грустными размышлениями автора не только об увядании природы, но и о бренности человеческой жизни. Лейтмотив стихотворения создается с помощью однотипных эпитетов: «мрачная», «унылый», «томный», «бледный», связывающих пейзаж с переживаниями поэта и его героя.

Поэзия настроений утверждается Карамзиным в стихотворении «Меланхолия». Поэт обращается в нем не к четко выраженному состоянию человеческого духа — радость, грусть, а к его оттенкам, «переливам», к переходам от одного чувства к другому.

За Карамзиным прочно закрепилась репутация меланхолика. Между тем печальные мотивы — только одна из граней его поэзии. В его лирике нашлось место и для жизнерадостных эпикурейских мотивов, вследствие чего Карамзина можно считать одним из родоначальников «легкой поэзии». Основой этих настроений было просветительство, провозгласившее право человека на наслажденье, данное ему самой природой. К анакреонтический стихотворениям поэта, прославляющим пиры и любовные радости, можно отнести такие его произведения, как «Веселый час», «Отставка», «К Лиле», «Непостоянство». В них уже появляются беззаботные Лилы и Хлои, в сообществе с сатирами и нимфами, которые позже уверенно войдут в лицейскую лирику молодого Пушкина.

Отталкивание Карамзина от классицистической поэзии отразилось и в художественном своеобразии его произведений. Он стремился освободить их от стеснительных классицистических форм и приблизить к непринужденной разговорной речи. Карамзин не писал ни од, ни сатир. Излюбленными его жанрами стали послание, баллада, песня, лирическая медитация. Подавляющее число его стихотворений не имеет строф или же написаны четырехстишиями. Рифмовка, как правило, не упорядочена, что придает авторской речи непринужденный характер. Особенно это характерно для дружеских посланий И. И. Дмитриеву, А. А. Плещееву. Во многих случаях Карамзин обращается к безрифменному стиху, за который ратовал в «Путешествии» и Радищев. Так написаны обе его баллады, стихотворения «Осень», «Кладбище», «Песня» в повести «Остров Борнгольм», многие анакреонтические стихотворения. Не отказавшись от четырехстопного ямба, Карамзин наряду с ним часто пользуется четырехстопным хореем, который поэт считал более национальной формой, чем ямб.

БИЛЕТ 9
1.Проблематика сатир Антиоха Кантемира.

Сатира Кантемира как жанр восходит непосредственно к проповеди и светскому ораторскому Слову Феофана Прокоповича. Всего Кантемир написал восемь сатир.

Ранние сатиры Кантемира создавались в эпоху, наступившую после смерти Петра I, в обстановке борьбы между защитниками и противниками его реформ. Одним из пунктов разногласий было отношение к наукам и светскому образованию. В этой обстановке, по словам одного из исследователей Кантемира, первая сатира «явилась произведением огромного политического звучания, так как она была направлена против невежества как определенной социальной и политической силы, а не абстрактного порока... невежества воинствующего и торжествующего, облеченного авторитетом государственной и церковной власти».

Объектом сатиры стали гонители, или, по выражению самого автора, «хулители», наук и просвещения. Обращение писателя к своему уму, т. е. к самому себе, указывало читателю на то одиночество, в котором оказался молодой поэт среди осмелевших после смерти Петра I мракобесов. В сатире выведены два типа невежд. К первому из них относятся святоши Критон и помещик Силван. Их абсолютно не затронули нововведения петровского времени, и они предпочитают во всем придерживаться «праотческих» порядков. Критон убежден в том, что науки губят людей, приводят к ересям и безбожию. Он возмущается непослушанием молодежи, не соблюдающей постов, стремящейся до всего дойти своим умом, не признающей авторитета церкви.

Скопидом Силван подходит к наукам с другой, грубо практической точки зрения. Он смеется над медициной, называет врачей обманщиками, наживающимися на доверии пациентов. С самодовольством невежды он отрицает необходимость знания иностранных языков, алгебры и геометрии, не нужных ему в хозяйственных делах: «Землю в четверти делить без Евклида смыслим, / /Сколько копеек в рубле — без алгебры счислим» (С. 59). Второй тип невежд представлен людьми нового поколения.

Молодых хулителей наук Луку и Медора новые веяния затронули чисто внешне. Весельчак и эпикуреец Лука уже познал прелести светской жизни, он против уединения, аскетизма, но, осуждая аскетизм, он вместе с ним отвергает и науки, мешающие веселому времяпрепровождению. Новомодный щеголь Медор сетует на то, что слишком много «бумаги исходит на письмо, на печать книг», и ему «не в чем уже завертеть завитые кудри» (С. 59). Хороший сапожник, в его глазах, предпочтительнее Виргилия, модный портной — нужнее Цицерона.

Выразительны портреты епископа и судьи, прикрывающих глубокое невежество внешними знаками своего сана.

Современникам хорошо было известно, что в образе епископа Кантемир изобразил реальное лицо — архиепископа Ростовского Георгия Дашкова, намеревавшегося в царствование Петра II возродить патриаршество и занять патриарший престол.

Вторая сатира — «На зависть и гордость дворян злонравных. Филарет и Евгений» (1730) — также связана с борьбой вокруг мероприятий петровского времени. Согласно изданной Петром I «Табели о рангах», продвижение дворян по службе ставилось в прямую зависимость от их усердия и образования. Тем самым был нанесен удар по боярским привилегиям, по местничеству. Древности рода были противопоставлены личные заслуги дворянина. Это вызвало недовольство потомственной аристократии, которая после смерти Петра стремилась вернуть себе былые права.

Сатира построена в форме диалога между сторонником петровской «Табели о рангах» Филаретом (в переводе с греческого «добродетельным») и защитником боярских привилегий Евгением («благородным»). Евгений глубоко оскорблен тем, что его обошли и повышением в чине, и наградами. Особенно возмущает его выдвижение на командные посты людей незнатного происхождения. Свое право на чины и награды Евгений пробует утвердить на заслугах предков и на древности рода, к которому он принадлежит.

Но времена изменились, и в иных условиях притязания Евгения выглядят смешно и архаично. С резкой отповедью Евгению выступает Филарет, выразитель идей самого автора. Он воздает должное славным предкам своего приятеля, но считает, что заслуги отцов и дедов не должны прокладывать дорогу к высоким чинам и наградам их ленивому и бездарному потомку. Филарет перечисляет ряд должностей, которые мог бы занять Евгений — полководец, судья, казначей, — но которыми тот пренебрег по причине своей лености и невежества. По-новому ставится и вопрос о благородстве. «Разнится, — заявляет Филарет, — потомком быть предков благородных, или благородным быть» (С 71).

Из просветительской литературы пришла к Кантемиру и тема воспитания (см. сатиру VII «О воспитании. Князю Никите Юрьевичу Трубецкому»), которой много внимания уделяли английские просветители Локк и Шефтсбери. Выдвинув правильную мысль о решающем значении в формировании нравственного облика человека не словесных наставлений, а живых примеров, Кантемир главное место в своей сатире отводит показу порочных нравов и уродливых порядков, в окружении которых с ранних лет находится большинство дворян. «Эта сатира, — писал Белинский, — исполнена таких здравых, гуманных понятий о воспитании, что стоила бы и теперь быть напечатанной золотыми буквами» [3] .

2.Художественное своеобразие комедии Я.Б.Княжнина «Несчастье от кареты»
Есть у Княжнина и комическая опера «Несчастье от кареты» (1779). В ней критика помещичьего произвола соединилась с сатирой на галломанию. Помещик Фирюлин решил продать в рекруты крестьянина Лукьяна и на вырученные деньги купить французскую карету. Лукьян и его невеста Анюта умоляют барина отменить приказ и употребляют несколько французских слов. Французская речь произвела чудо. Помещик прослезился и приказал освободить Лукьяна от оков. «Боже мой, — восклицает Лукьян, — как мы несчастливы! Нам должно пить, есть и жениться по воле тех, которые нашим мучением веселятся и которые без нас бы с голоду померли».

Несчастие от кареты» Я.Б. Княжнина – это пьеса о помещиках и крестьянах, весёлая и в общем довольно безобидная, но ставящая всё же вопрос о рабстве, осуждающая социальную практику русских помещиков. При этом опера Княжнина вводит новую существенную тему по сравнению со своими предшественницами в русской драматургии (Попов, Николев) – тему национальной культуры и, пожалуй, национальной гордости. Помещики Княжнина, господин и госпожа Фирюлины, - галломаны из породы тех, которых высмеивали Сумароков, Фонвизин, Николев. Но их помешательство на всём французском и презрение ко всему русскому сочетается с жестокостью и варварством по отношению к крепостным; это сочетание более глубоко освещает тему галломании. Для Княжнина антинациональные увлечения Фирюлиных – одна из отрицательных сторон именно помещичьей культуры или, вернее, бескультурья, выражение антинародного характера власти помещиков (№2, с. 121).

В основе «Несчастия от кареты» лежит сюжет, много раз использованный и французской, и русской комической оперой: соперничество в любви злодея-приказчика и добродетельного молодого крестьянина. Но суть оперы составляет не сюжет, непременно, по закону жанра, законченный счастливой развязкой, свадьбой угнетаемых влюблённых, - а картины крепостничества: грабитель-приказчик, тиран деревни, помещик, которому нужна новая карета и который поэтому велит приказчику «нахватать» крестьян и продать их в рекруты; бесправие крестьян. Местами у драматурга смехотворность заменяется горькой иронией: Лукьяна, молодого парня, влюблённого в Анюту, хватают, чтобы продать в рекруты; он негодует. Барский шут говорит ему: «Сам виноват. Ты вырос так, что можно на тебя купить около трети кареты; не вырастать было так дорого». Сам Лукьян говорит: «Боже мой, как мы несчастливы: нам должно пить, есть и жениться по воле тех, которые нашим мученьем веселятся и которые без нас бы с голоду померли».

«Несчастие» крепостных, хочет сказать автор, «от кареты», то есть от вздорных прихотей галломанствующих помещиков и приказчиков, в корыстных целях поддерживающих своих господ, а не от крепостного рабства в целом. Благополучным концом конфликт в комедии не снимается: карета не куплена и , значит, для её приобретения будет продан вместо Лукьяна другой крестьянин.

Вся опера выдержана в тонах карикатуры; на реалистическое воспроизведение действительности она не претендует.

БИЛЕТ 10
1.Поиски Антиоха Кантемира в области художественной формы.
В творчестве Кантемира отразились многие конкретные черты социально-исторической действительности 30-х гг. XVIII в. Большой заслугой сатирика явилось то, что в литературной форме его произведений отразился разговорный язык широких слоев населения. Кантемир широко вводит русские пословицы и поговорки, обильно насыщает речь героев выразительными бытовыми фразеологизмами.
Литературная форма сатир Кантемира предопределена готовыми образцами. Он использует опыт античной традиции (Ювенал, Персей) и французской классицистической традиции, наиболее ярким представителем которой был Буало – автор прославленных сатир и теоретик литературы. Но очевидно также, что Кантемир испытал влияние творчества Мольера и французского писателя-моралиста Ж. Лабрюйера – автора политического памфлета «Характеры или нравы этого века». Свои сатиры Кантемир строит с опорой на опыт мировой литературы, сознательно стремясь к тому, чтобы русской литературой были усвоены лучшие достижения европейской художественной мысли.
Кантемиру принадлежит теоретическая работа в области русского стихосложения, являющаяся откликом на публикацию в 1735 г. «Нового и краткого способа к сложению российских стихов» В. К. Тредиаковского – «Письмо Харитона Макентина к приятелю о сложении стихов русских». Очевидно, известны были Кантемиру и первые оды Ломоносова, написанные четырехстопным ямбом. Но Кантемир не принял реформы русского стиха, оставаясь верным принципам силлабического стихотворства. Возможно, причиной этого является, как полагал Г. А. Гуковский, итальянское и французское окружение, в котором Кантемир жил в Лондоне и Париже: пример итальянского и французского стиха склонял его к верности силлабической системе.[845] Но известная уступка новым принципам стихотворства была им сделана посредством введения в свой тринадцатисложный стих обязательной постоянной цезуры с ударением на пятом и седьмом слоге стиха.
В том же теоретическом трактате «Письмо Харитона Макентина» Кантемир обосновал принципы построения нового литературного языка и создал образцы его применения в разных жанрах литературы.

Кроме того, говоря о литературной форме сатир Кантемира, следует отметить сложность синтаксиса, отличающегося обилием переносов и инверсий, правомерность которых, вопреки поэтике Буало, отстаивал Кантемир, считавший перенос средством «украшения» стиха. Однако заимствованный у латинских сатириков перенос, как и частые инверсии, затруднял понимание смысла и требовал дополнительных разъяснений. Архаичным оставался и упомянутый выше силлабический стих сатир Кантемира, который не соответствовал новому содержанию.