Рыцарская культура средневековья (по Карпову, т.1, с.600).

Яркой и столь часто романтизировавшей­ся впоследствии страницей культурной жизни средневековья была рыцарская культура. Ее создателем и носителем являлось военно-аристократическое сословие, зародившееся еще в раннем средне­вековье и достигшее расцвета в XI—XIV вв. Своими корнями идео­логия рыцарства уходит, с одной стороны, в глубины самосозна­ния варварских народов, а с другой — в развитую христианством концепцию служения, вначале толковавшегося как чисто религи­озное, но в средние века приобретшего намного более широкое значение и распространившегося на область чисто светских отно­шений, вплоть до служения даме сердца.

Верность сеньору составляла ядро рыцарского этоса (норм по­ведения). Предательство и вероломство считались для рыцаря тяг­чайшим грехом, влекли за собой исключение из корпорации. Война была профессией рыцаря, но постепенно рыцарство начало себя считать вообще поборником справедливости. На деле справедли­вость понималась весьма своеобразно и распространялась лишь на весьма узкий круг людей, нося четко выраженный сословно-корпоративный характер. Достаточно вспомнить откровенное высказывание трубадура Бертрана де Борна: «Любо видеть мне народ голодающим, раздетым, страждущим, не обогретым».

Рыцарский кодекс требовал от того, кто должен ему следовать, множества достоинств, ибо рыцарь, по выражению Раймонда Луллия, автора известного наставления, — это тот, кто «благо­родно поступает и ведет благородный образ жизни». С рыцар­ством связано возникновение куртуазной (придворной) куль­туры, особого стиля поведения, быта, выражения чувств. Культ дамы стал важнейшим элементом куртуазности. Избраннице сердца поклонялись как богине, ее воспевали в прекрасных стихах, в ее честь совершали рыцарские подвиги.

В жизни рыцаря многое было сознательно выставлено напоказ. Храбрость, щедрость, благородство, о которых мало кто знал, не имели цены. Рыцарь постоянно стремился к первенству, к славе. О его подвигах и любви должен был знать весь христианский мир. Отсюда внешний блеск рыцарской культуры, ее особое внимание к ритуалу, атрибутике, символике цвета, предметов, к этикету. Рыцарские турниры, имитировавшие настоящие сражения, при­обрели особую пышность в XIII—XIV вв., когда на них собирался цвет рыцарства из разных уголков Европы.

В конце XI в. в Провансе появляются трубадуры — поэты-ры­цари. Они не только слагали стихи, главным образом о любви, но и распевали их нередко в музыкальном сопровождении. Одним из первых трубадуров был герцог Аквитании Гильём IX. В XII в. громкую славу снискал трубадур Бернарт де Вентадорн, в творче­стве которого куртуазная лирика нашла свое наиболее полное вы­ражение как поэзия феодального двора и связанного с ним па­радного света. «Магистром поэтов» называли Гираута де Борней-ля (последняя треть XII — начало XIII в.). В куртуазной поэзии слышны голоса не только трубадуров-мужчин, но и женщин — Беатрис де Диа, Марии Шампанской. Подобно отважным героям рыцарских романов они решительно заявляют свои права на ра­венство с сильным полом.

В XII в. поэзия поистине становится «повелительницей» евро­пейской словесности. Увлечение ею распространяется на севере Франции, где появляются труверы, в Германии, на Пиренейском полуострове. В Германии поэты-рыцари назывались миннезинге­рами, среди них наиболее прославленными были Вольфрам фон Эшенбах, Гартман фон Ауэ, Вальтер фон дер Фогельвейде.

Рыцарская литература была не только средством выражения само­сознания рыцарства, его идеалов, но и активно их формировала. Обратная связь была настолько сильной, что средневековые хро­нисты, описывая сражения или подвиги реальных людей, делали это в соответствии с образцами из рыцарских романов, которые возникнув в середине XII в., за несколько десятилетий стали цент­ральным явлением светской культуры. Они создавались на на­родных языках, действие развивалось как череда приключений-авантюр героев. Одним из главных источников западноевропей­ского рыцарского (куртуазного) романа был кельтский эпос о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Из него родилась пре­краснейшая повесть о любви и смерти — история Тристана и Изольды, навеки оставшаяся в сокровищнице человеческой культуры. Герои этого бретонского цикла Ланселот и Персеваль, Пальмерин и Амидис и другие, по мысли создателей романов, среди которых самым известным был французский поэт XII в. Кретьен де Труа, воплощали высшие человеческие добродетели, принадлежавшие не потустороннему, а земному бытию. Это осо­бенно ярко выразилось в новом понимании любви, бывшей цент­ром и движущей силой любого рыцарского романа. Один из рас­пространенных мотивов рыцарского романа — поиски святого Грааля — чаши, в которую, по преданию, была собрана кровь Христа. Грааль стал символом высшей духовности.

В XIV в. в идеологии рыцарства начинает нарастать болезнен­ный разрыв между мечтой и действительностью. Куртуазный ро­ман постепенно приходит в упадок. По мере того как значение военного сословия уменьшалось, рыцарские романы все более утрачивали связь с реальной жизнью. Их сюжеты становились фантастичнее и неправдоподобнее, стиль вычурнее, усиливались религиозные мотивы. Попытка возродить рыцарский роман с его героическим пафосом принадлежит английскому дворянину То­масу Мэлори. Написанный им на основе старинных сказаний о рыцарях Круглого стола роман «Смерть Артура» является выдаю­щимся памятником английской прозы XV в. Однако, стремясь воспеть рыцарство, автор невольно отразил в своем произведе­нии черты разложения сословного строя и трагическую безысход­ность его поколения.

Кастовая замкнутость проявилась в создании в XIV—XV вв. раз­личных рыцарских орденов, вступление в которые обставлялось пышными церемониями. Игра подменяла реальность. Упадок рыцарства выразился в глубоком пессимизме, неуверенности в будущем, прославлении смерти как избавления.