Глава 2. Права и свободы человека и гражданина 9 страница

Вопрос о том, что следует понимать под жилищем, рассматривался Конституционным Судом в Определении от 12.05.2005 N 166-О "Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Котовой Светланы Евгеньевны на нарушение ее конституционных прав пунктом 10 статьи 5 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации"*(255). По мнению заявительницы, отсутствие в перечне объектов недвижимости, признаваемых жилищем в п. 10 ст. 5 УПК, расположенных на территории индивидуального домовладения нежилых помещений, конструктивно обособленных от жилого дома, но используемых для обеспечения жизнедеятельности проживающих в нем лиц, обусловило допустимость производства в таких помещениях ее домовладения обыска без судебного решения и повлекло нарушение ее прав, гарантированных ст. 25 и ч. 2 ст. 55 Конституции.

Конституционный Суд пришел к выводу, что в УПК определен судебный порядок получения разрешения на производство конкретных следственных действий в жилище - осмотра, обыска, выемки и др. (ст. 165) - и установлено, что к понятию "жилище" относятся индивидуальный жилой дом с входящими в него жилыми и нежилыми помещениями, жилое помещение независимо от формы собственности, входящее в жилищный фонд и используемое для постоянного или временного проживания, а равно иное помещение или строение, не входящее в жилищный фонд, но используемое для временного проживания (п. 10 ст. 5).

По смыслу названной нормы, условием отнесения нежилых помещений и строений, не входящих в жилой фонд, к жилищу является факт их использования для временного проживания. Сама по себе данная норма направлена на обеспечение реализации ст. 25 Конституции в сфере уголовно-процессуального законодательства, не исключает гарантии неприкосновенности в отношении хозяйственных построек, находящихся на территории индивидуального домовладения, а потому не может рассматриваться как нарушающая конституционные права заявительницы. Следует отметить, что УК в примечании к ст. 139 содержит практически аналогичное понятие жилища с той лишь разницей, что в УПК используется словосочетание "используемое для... проживания", а в УК - "предназначенное... для проживания". Жилищный кодекс понятия "жилище" не содержит, в нем есть понятия "жилое помещение" и "жилой фонд", которые не идентичны понятию "жилище".

Комментируемая статья находится в системной связи с положениями ч. 1 ст. 27 и ст. 40 Конституции. При определении места жительства гражданина предполагается, что гражданин находится всегда в определенном месте, имеет юридически зафиксированное жилище, которое является для него основным, куда он, после какого бы то ни было длительного отсутствия, намеревается вернуться и основать свое проживание. В Постановлении КС РФ от 14.04.2008 N 7-П*(256) отмечалось, что изменились и критерии (принципы) отнесения строений к жилищному фонду. Конституционно-правовое понятие "жилищный фонд" (ч. 3 ст. 40 Конституции) конкретизируется в ЖК и в подзаконных нормативных актах (ч. 3 ст. 15 и ст. 19 ЖК). В соответствии с Положением о государственном учете жилищного фонда в Российской Федерации, утвержденным постановлением Правительства РФ от 13.10.1997 N 130, государственному учету подлежат независимо от формы собственности жилые дома, специализированные дома (общежития, гостиницы-приюты, дома маневренного фонда, специальные дома для одиноких престарелых, дома-интернаты для инвалидов, ветеранов и др.), квартиры, служебные жилые помещения, иные жилые помещения в других строениях, пригодные для проживания.

В отличие от прежнего порядка государственного учета жилищного фонда, основанного на критерии функционального назначения строения, действующая в настоящее время система государственного учета жилищного фонда, исходя из нового гражданского и жилищного законодательства РФ, основывается на критерии фактической пригодности жилого строения для постоянного проживания и не исключает возможности включения жилых строений на садовых земельных участках, пригодных для проживания, в состав индивидуального жилищного фонда.

Понятие "жилище" содержится в сохраняющем действие постановлении Пленума ВС СССР от 05.09.1986 N 11 "О судебной практике по делам о преступлениях против личной собственности". В соответствии с ним "жилище - это помещение, предназначенное для постоянного или временного проживания людей (индивидуальный дом, квартира, комната в гостинице, дача, садовый домик и т.п.), а также те его составные части, которые используются для отдыха, хранения имущества либо удовлетворения иных потребностей человека (балконы, застекленные веранды, кладовые и т.п.).

Не могут признаваться жилищем помещения, не предназначенные и не приспособленные для постоянного или временного проживания (например, обособленные от жилых построек погреба, амбары, гаражи и другие хозяйственные помещения)".

В силу ст. 25 Конституции комплекс недвижимости, находящийся на земельном участке, принадлежащем собственнику, в который входят непосредственно жилой дом и отдельно стоящие нежилые помещения (сараи и гараж), как огороженная отдельно частная собственность, охраняется режимом неприкосновенности и называется единым понятием "жилище"; на нарушение его неприкосновенности против воли собственника необходимо решение суда. Такая аргументация имеет под собой юридические основания.

Исходя из смысла ч. 2 ст. 262 ГК ("Земельные участки общего пользования. Доступ на земельный участок"), огороженный земельный участок со всеми находящимися на его территории постройками является неприкосновенным, так как вход на участок без разрешения собственника не допускается. Неприкосновенность жилища в смысле ст. 25 Конституции тем самым означает прежде всего "физическую" неприкосновенность, т.е. недопустимость физического проникновения без законных оснований в пределы территории, охватываемой понятием "жилище". Что же касается неприкосновенности собственности как конституционно-правового принципа (ст. 35) и принципа гражданского права (п. 1 ст. 1 ГК), то они прежде всего обеспечивают устойчивость, ненарушаемость правового титула собственника.

Европейский Суд по правам человека относит в своих решениях к жилищу помимо жилого дома адвокатскую контору, исходя при этом из того, что вести деятельность, которую можно отнести к профессиональной или деловой, можно с таким же успехом и со своего места жительства и, наоборот, можно заниматься делами, которые не относятся к профессиональной сфере, в офисе или коммерческих служебных помещениях. К жилищу Суд относит также помещения по месту работы, принадлежащие гражданам транспортные средства, цыганские фургоны по признаку проживания в них цыган, что связано с их традиционным образом жизни, а применительно к компаниям - также их торговые помещения, помещения штаб-квартир и местных представительств. Однако земельный участок, на котором планировалось построить дом для последующего проживания в нем, Европейским Судом к жилищу не отнесен.

Практика Европейского Суда по правам человека по вопросам определения критериев для отнесения различного рода помещений к жилищу граждан при ее оценке может, таким образом, характеризоваться как неоднозначная, однако так или иначе названный Суд связывает жилище граждан с использованием либо с намерением использовать такие помещения для личной жизни, для проживания. Такой вывод прямо следует из его постановления от 18.01.2001, в п. 99 которого говорится, что ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод не содержит формулировки права на обеспечение жилищем. Прецедентное право Европейского Суда тоже не признает такого права. Хотя, несомненно, желательно, чтобы каждый имел место, где он мог бы проживать с достоинством и которое он мог бы назвать домом. К сожалению, в Договаривающихся Государствах многие не имеют жилища. Вопрос о том, выделяет ли государство фонды для обеспечения каждого жильем, является политическим вопросом.

2. Проникновение в жилище, нарушающее конституционное право ст. 25, возможно и без физического проникновения. Как указывалось в жалобе И.Г. Черновой в Конституционный Суд, п. 6 ч. 1 ст. 6 Закона об ОРД, предусматривающий наблюдение как одно из оперативно-розыскных мероприятий, противоречит ст. 23-25 Конституции. По мнению заявительницы, при современном уровне развития техники наблюдение за тем, что происходит в жилище гражданина, вплоть до его интимной жизни, возможно и без проникновения в помещение; фактически такое наблюдение равнозначно проникновению в жилище, что является незаконным вторжением в частную жизнь и одновременно - нарушением права на неприкосновенность жилища. Суд не согласился с доводами заявительницы.

В Определении КС РФ от 14.07.1998 N 86-О отмечалось, что в ч. 1 ст. 6 лишь перечисляются виды оперативно-розыскных мероприятий, но не определяются порядок и условия их проведения. Осуществление оперативно-розыскных мероприятий, в том числе наблюдения, возможно лишь в целях выполнения задач, предусмотренных ст. 2 названного Закона, и при наличии оснований, указанных в его ст. 7. Следовательно, указанный Закон не допускает сбора, хранения, использования и распространения информации о частной жизни проверяемого лица, если это не связано с выявлением, предупреждением, пресечением и раскрытием преступлений, а также выявлением и установлением лиц, их подготавливающих, совершающих или совершивших, и другими законными задачами и основаниями оперативно-розыскной деятельности. При этом согласно абз. 4 ч. 7 ст. 5 органам (должностным лицам), осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, запрещается разглашать сведения, которые затрагивают неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, честь и доброе имя граждан и которые стали известными в процессе проведения оперативно-розыскных мероприятий, без согласия граждан, за исключением случаев, предусмотренных федеральными законами (в данном случае, если они относятся к преступному деянию).

Кроме того, оспариваемое положение ч. 1 ст. 6 следует рассматривать в единстве с предписанием ч. 2 ст. 8 о том, что проведение оперативно-розыскных мероприятий, которые ограничивают конституционное право граждан на неприкосновенность жилища, допускается на основании судебного решения и при наличии информации: о признаках подготавливаемого, совершаемого или совершенного противоправного деяния, по которому производство предварительного следствия обязательно; о лицах, подготавливающих, совершающих или совершивших противоправное деяние, по которому производство предварительного следствия обязательно; о событиях или действиях, создающих угрозу государственной, военной, экономической или экологической безопасности РФ. Как следует из ч. 2 ст. 8, при проведении любых оперативно-розыскных мероприятий, в том числе наблюдения, конституционное право гражданина на неприкосновенность жилища не может быть ограничено без судебного решения.

Проникновение в жилище помимо воли проживающих в нем лиц возможно только в случаях, установленных федеральным законом. Поскольку подзаконные акты принимаются на основании и во исполнение федеральных законов, они не могут устанавливать случаи подобного рода.

Конституция, провозглашая в комментируемой статье неприкосновенность жилища, вместе с тем допускает возможность ограничения права граждан на неприкосновенность жилища, но не иначе как в случаях, установленных федеральным законом, или на основании судебного решения. Именно такой случай и предусмотрен ст. 75 Закона об исполнительном производстве, которая направлена на судебную защиту прав взыскателей в стадии исполнения судебного решения и не может расцениваться как нарушающая конституционные права заявителя (Определение КС РФ от 21.12.2004 N 425-О, касающееся положений ст. 9.1 Закона РФ "О приватизации жилищного фонда в Российской Федерации" и п. 2 ст. 75 Закона об исполнительном производстве*(257)).

В целях выполнения возложенных на милицию обязанностей п. 18 ст. 11 Закона о милиции ее сотрудникам предоставляется право беспрепятственно входить в жилые и иные помещения граждан и осматривать их, но только в строго ограниченных случаях: при преследовании лиц, подозреваемых в совершении преступлений; при наличии достаточных данных полагать, что в помещении совершено или совершается преступление, произошел несчастный случай; для обеспечения личной безопасности граждан и общественной безопасности при стихийных бедствиях, катастрофах, авариях, эпидемиях, эпизоотиях и массовых беспорядках.

Таким образом, законодатель, в соответствии со ст. 25 Конституции устанавливая федеральным законом условия, при которых допускается проникновение работников милиции в жилище против воли проживающих в нем лиц, исходит из того, что подобные действия вызываются необходимостью принятия именно оперативных, не терпящих отлагательства мер по защите жизни, здоровья, достоинства, личной неприкосновенности (ст. 20-22 Конституции), иных прав и свобод граждан. Это согласуется с положениями ч. 3 ст. 55 Конституции и не нарушает справедливый баланс между правами граждан и правомерными интересами общества и государства, основанный на конституционно значимых целях и ценностях, защищаемых Конституцией (Определение КС РФ от 06.03.2001 N 61-О, касающееся п. 18 ст. 11 Закона о милиции)*(258).

Проникновение в жилище помимо воли проживающих там лиц допускается в случаях, установленных федеральным законом, или на основании судебного решения. По буквальному смыслу нормы становится возможной выдача судебного решения на основе прямого действия комментируемой статьи в случаях, не установленных законом. Существует и иное представление о данной норме. И.Л. Петрухин считает, что на самом деле смысл этой нормы состоит в том, что закон должен предусматривать все случаи правомерного проникновения в жилище, но в некоторых из них требуется еще, чтобы было выдано судебное решение*(259). Полагаем, что с учетом признания "горизонтального эффекта" действие комментируемой нормы в отношениях между частными лицами, когда федеральный закон не в состоянии охватить все возможные ситуации, в условиях пробельности, конституционная гарантия в виде необходимости получения судебного решения в случаях, не установленных законом, не лишена смысла. Судебное решение представляет собой форму судебного контроля за законностью (правомерностью) проникновения в жилище помимо воли проживающих там лиц.

В упомянутом выше Определении от 14.07.1998 N 86-О "По делу о проверке конституционности отдельных положений Федерального закона "Об оперативно-розыскной деятельности" по жалобе гражданки И.Г. Черновой" Конституционный Суд обратил внимание на особый характер полномочий суда по осуществлению процедуры независимого одобрения оперативно-розыскных мероприятий, связанных с ограничениями конституционных прав граждан, указав при этом на то, что предусмотренные его ст. 9 правила судебного рассмотрения и соответствующая процессуальная мера (санкция судьи) связаны с решением задач уголовно-правового характера, хотя сама по себе данная процедура не является ни судебным разбирательством, ни даже подготовительными действиями к судебному заседанию. Открытости, гласности и состязательности сторон в этом процессе быть не может, ибо в противном случае негласные по своему характеру оперативно-розыскные мероприятия стали бы просто невозможны, а сама оперативно-розыскная деятельность утратила бы смысл. Именно поэтому судебное решение выдается органу - инициатору проведения оперативно-розыскных мероприятий и не выдается проверяемому лицу.

Вместе с тем поскольку в этой процедуре суд общей юрисдикции действует непосредственно в силу требований ч. 2 ст. 23 и ст. 25 Конституции и в рамках, определяемых ее ст. 46, 118 и 126, его решения, их содержание и форма должны отвечать общим требованиям, предъявляемым к любым процессуальным решениям, которые должны быть законными, обоснованными и мотивированными. Часть 4 ст. 9 Закона об ОРД прямо предусматривает, что по результатам рассмотрения материалов об ограничении конституционных прав граждан на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, передаваемых по сетям электрической и почтовой связи, на неприкосновенность жилища при проведении оперативно-розыскных мероприятий судья выносит мотивированное постановление, заверенное печатью, которое выдается инициатору проведения оперативно-розыскного мероприятия. Каких-либо предписаний, освобождающих суд от выполнения требования о мотивированности вынесенного решения, оспариваемая норма не содержит.

Статья 26

1. Нормативное содержание основного права, зафиксированного в ч. 1 комментируемой статьи (первое предложение), может быть выявлено только в связи со значением понятия национальная принадлежность. Субъектом такой принадлежности является каждый, кто находится под юрисдикцией РФ. Нормативное значение комментируемого положения проявляется в системном единстве с содержащимися в абз. 1 преамбулы и ч. 1 ст. 3 Конституции положениями о многонациональном народе РФ как субъекте высшего уровня социально-политической, национально-этнической, социокультурной самоидентификации. Соответственно, каждый из составляющих многонациональный народ РФ индивидуумов имеет свою национальность (принадлежит к национальности) и может - в соответствии с конституционно признанными возможностями - ее определять и указывать.

Фактическая национальная идентичность, т.е. принадлежность человека к определенной нации как исторически сложившейся устойчивой общности людей, возникшей на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры, не тождественна значению понятия "национальная принадлежность" в его конституционно-правовом смысле. Сама конструкция соответствующей нормы, закрепляющей право, т.е. субъективные возможности человека, связанные с определением и указанием своей национальной принадлежности, свидетельствует о вариантах такого выбора; это означает, что национальная принадлежность не может быть жестко детерминирована исключительно генетическими и этническими факторами происхождения человека, так как в противном случае ни о каком выборе (конституционном праве) говорить не пришлось бы. В то же время следует учитывать, что такой выбор не может основываться исключительно на субъективных, индивидуально-оценочных представлениях человека; в конституционно-правовом аспекте национальная принадлежность принципиально идентифицируется в том числе по объективным критериям (антропоморфные признаки, язык, психический склад, культурный архетип, образ жизни и т.п.). Но эти признаки могут основываться не на национально-этническом происхождении, а быть приобретенными в силу длительного пребывания человека в соответствующей (новой по сравнению с генетическими корнями) социокультурной среде. В случае же, например, судебного спора по поводу возможности реализации человеком своего права на определение национальной принадлежности данные факторы национальной самоидентификации личности могут и должны иметь такое значение, которое возможно оценить в судебном порядке.

Так, Чкаловским районным судом Екатеринбурга было рассмотрено дело по заявлению Л. об установлении того факта, что она является по рождению немкой. Суд исходил из того, что действующим законодательством порядок определения национальной принадлежности гражданина не установлен. Наличие в свидетельстве о рождении гражданина указания на национальную принадлежность его родителей само по себе не есть определение национальной принадлежности данного гражданина. Действовавший ранее порядок определения гражданином своей национальной принадлежности по национальной принадлежности отца или матери, указанной в свидетельстве о рождении, с внесением соответствующих данных в паспорт, более не действует, и гражданин лишен возможности определить свою национальную принадлежность в установленном законом порядке. Вместе с тем Суд указал, что поскольку Конституция, включая ее нормы ч. 1 ст. 26, имеет высшую юридическую силу и прямое действие, установление национальной принадлежности в судебном порядке посредством установления соответствующего юридического факта представляется допустимым*(260).

Нормативный смысл права публичной национальной самоидентификации может заключаться также в самой по себе правовой возможности как таковой - определять или не определять, указывать или не указывать свою национальную принадлежность для юридически значимых целей внешнего, публичного характера. Право определять и указывать свою национальную принадлежность означает, что каждый может как воспользоваться названной возможностью, так и отказаться от нее. При этом акты "определение" и "указание" нельзя содержательно разделять: их необходимо полагать двумя неразрывными моментами национальной самоидентификации личности, поскольку определенное, но не выраженное вовне решение не сможет порождать правовые последствия совершенного выбора. В советский период российской государственности документирование национальности полагалось принципиально значимым и обязательным. Современные стандарты прав и свобод человека исключают возможность такого публичного вменения, а равно и отождествления понятий "гражданство" и "национальная принадлежность". Согласно Положению о паспорте гражданина РФ, утвержденному постановлением Правительства РФ от 08.07.1997 N 828 (в ред. от 28.03.2008) не только не предусматривается фиксация в паспорте сведений о национальной принадлежности гражданина, но и запрещается вносить в паспорт не предусмотренные прямо сведения, отметки и записи.

Конституционный Суд РФ принял несколько определений, в которых, отказывая в рассмотрении обращений граждан по существу, как не соответствующих критерию их допустимости, фактически констатировал отсутствие на практике ситуаций, позволяющих связать угрозу нарушения конституционных прав и свобод с отсутствием графы "национальность" в паспорте гражданина РФ (см., например, Определение КС РФ от 18.07.2006 N 346-О*(261)). Нет оснований утверждать также, что исключение из паспорта графы о национальности не соответствует иным положениям Конституции.

Комментируемое право является личным, в этом плане его важные нормативные характеристики дополняются вторым предложением ч. 1 ст. 26, которое закрепляет принципиальную недопустимость принуждения к национальному самоопределению, не предполагает с необходимостью официальное фиксирование, документирование соответствующей информации. Свою национальность можно при желании указать, сделав соответствующее заявление (ссылку) в автобиографии, резюме, Интернете, СМИ, любом публичном выступлении или при социологическом опросе. При таком подходе нельзя утверждать и того, что до достижения возраста 16 лет национальность ребенка может быть определена и указана, если в этом есть необходимость, только по воле родителей. Возможность внешнего (несемейного) характера для такой идентификации конституционно исключена, поскольку она ничем не будет отличаться от принуждения. Если же родители самостоятельно принимают решение о необходимости национальной идентификации ребенка, то они должны, во всяком случае, учитывать, что, во-первых, соответствующее конституционное право ребенка законодательно не ограничено, а во-вторых, в соответствии со ст. 57 СК ребенок вправе выражать свое мнение при решении в семье любого вопроса, затрагивающего его интересы, учет же мнения ребенка, достигшего возраста 10 лет, обязателен, за исключением случаев, когда это противоречит его интересам.

С юридической точки зрения определение национальной принадлежности не влечет каких-либо правовых последствий, ибо Конституция (ст. 19) гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от расы и национальности. Императивность принципа недискриминации по данному признаку обеспечивает, в частности, УК, который предусматривает уголовную ответственность за нарушение равенства прав и свобод в зависимости от расы и национальности граждан (ст. 136). Вместе с тем реальность комментируемого конституционного права подтверждается специальными гарантиями его обеспечения, установленными, в частности, ст. 10 Федерального закона от 27.06.2006 N 152-ФЗ "О персональных данных", ст. 51 Закона РФ от 27.12.1991 N 2124-1 "О средствах массовой информации" (в ред. от 25.12.2008 с изм. 09.02.2009), ст. 8 Федерального закона от 25.01.2001 N 8-ФЗ "О Всероссийской переписи населения".

2. В ч. 2 комментируемой статьи в структуре одного предложения закреплены два взаимосвязанных, но различных конституционных права человека и гражданина: 1) право на пользование родным языком; 2) право на свободный выбор языка общения, воспитания, образования и творчества.

2.1. Говоря о праве пользования родным языком, следует учитывать, что в русской этимологии понятие "родной язык" имеет два значения*(262). Первое выражает кровнородственную связь лиц, владеющих одним языком, и предполагает, что родным языком ребенка является язык его родителей, определяемый их национальной принадлежностью. Однако придать этому предположению значение юридического факта нельзя уже потому, что у родителей, например, могут быть различные родные языки, причем не всегда совпадающие с их национальностью. Из этого следует необходимость других критериев определения родного языка, поскольку никто не может быть лишен права пользования таковым. Второе значение понятия "родной язык" связано с местом рождения носителя. Это язык своей родины - родной страны, язык, на котором говорят и думают с детства. Данный критерий выглядит более приемлемым для разрешения юридически значимых вопросов, хотя и его нельзя признать универсальным. Словосочетания "родная страна" и "страна рождения" могут обозначать разные государства.

Таким образом, конституционное право на пользование родным языком следует, подобно праву национальной самоидентификации, признать полномочием, "объект" которого выбирается самим правообладателем на основе внутренней оценки и убежденности. Сущностью этого права каждого человека выступает конституционно гарантированная возможность самоопределения и самовыражения в плане вербальной, духовно-культурной идентичности. Поэтому главным публичным конституционно-правовым следствием этого права выступает недопустимость не предусмотренного законом воспрепятствования лицу пользоваться в любых ситуациях и отношениях тем языком, который он указывает в качестве родного.

Категория "родной язык" используется законодателем и для обозначения одного из национально-культурных прав коренных малочисленных народов РФ. Это отличное по значению от прав и свобод человека право тем не менее подкрепляется специальными гарантиями. Федеральным законом от 30.04.1999 N 82-ФЗ "О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации" (в ред. от 03.12.2008) гарантируется право лиц, относящихся к малочисленным народам, получать и распространять информацию на родных языках, создавать СМИ.

Пользование родным (как и всяким иным языком) может быть сопряжено с негативными социальными (неконституционными) эффектами. Поэтому оно может быть ограничено в соответствии с общим порядком и условиями ограничения конституционных прав и свобод или связано с нормативно регулирующими требованиями. Например, такое специфическое, противоречащее нормам нравственности пользование родным языком, как нецензурная брань в общественных местах, признается правонарушением, сопряженным с административной ответственностью (ст. 20.1 КоАП). В соответствии с положением ч. 3 ст. 11 Федерального закона от 02.05.2006 N 59-ФЗ "О порядке рассмотрения обращений граждан Российской Федерации" государственный орган, орган местного самоуправления или должностное лицо при получении письменного обращения, в котором содержатся нецензурные выражения, вправе оставить обращение без ответа по существу поставленных в нем вопросов, поскольку законодатель отнес такое правопользование к разновидностям злоупотребления правом.

Образование в целом является той областью социальной практики, где в силу конституционного закрепления права на образование актуальны публичные требования обеспечения возможности пользования родным языком. К числу связанных с этим содержательных конкретизаций права каждого на пользование родным языком следует отнести, в частности, закрепленное в п. 2 ст. 6 Закона об образовании право граждан РФ на получение на этом языке основного общего образования. Одновременно, согласно п. 4 ст. 6 данного Закона, государство в соответствии с международными договорами РФ оказывает содействие представителям народов РФ, проживающим вне ее территории, в получении ими основного общего образования на родном языке.

Язык, однако, не только идеально оформляет и выражает вовне сознание (личность), но и является универсальным средством социальных коммуникаций, включая правовую. Язык - необходимая предпосылка вступления в правовые отношения и участия в них, заявления правовых требований, защиты своих законных интересов. Только в ситуации достоверного (собственно языкового) взаимопонимания, встречного пользования одним и тем же языком, хотя бы и посредством синхронизации (перевода), можно достигать итоговых целей коммуникации; в противном случае они часто оказываются объективно недостижимыми либо деформированными. В этом аспекте и актуально право каждого свободно выбирать язык общения, воспитания, обучения и творчества.

2.2. Конституционное положение о свободе выбора языка общения подкрепляется признанием в преамбуле Закона о языках народов РФ всех языков народов РФ ее национальным достоянием, находящимся под защитой государства. Помимо подтверждения недопустимости пропаганды вражды и пренебрежения к любому языку, указанный Закон конкретизирует государственные гарантии равноправия языков народов РФ, включая права личности на свободу выбора и использования языка общения, которые распространяются на граждан РФ, а также на иностранных граждан и лиц без гражданства, находящихся на территории РФ.