Институциональная структура

Не углубляясь в детали институционализации отношений между Евросоюзом и Североатлантическим альянсом, отметим лишь, что роль Вашингтона в решении вопросов евроатлантической безопасности изначально являлась значительной, если не превалирующей. До конца 1990-х гг. НАТО доминировала как основной институт обеспечения безопасности в регионе и замыкала на себе развитие потенциала европейских союзников и все основные коллективные механизмы принятия решений в политике безопасности и обороны. Данный период определяли, в частности, первые соглашения между НАТО и ЗЕС — так называемые Берлино-брюссельские договоренности 1994—1996 гг.

Выдвинутая в декабре 1998 г. франко-британская инициатива (Декларация Сен-Мало) о наделении ЕС собственным оперативным потенциалом в сфере безопасности и обороны открыла новый этап в развитии как ЕС, так и его отношений с НАТО [10, с. 103]. Для Брюсселя главным вопросом повестки дня, к которому оказалось приковано пристальное внимание со стороны и США, и НАТО, стала выработка модели автономного от Вашингтона потенциала в области кризисного реагирования, а также конкретные практические усилия в этом направлении.

Долгое время США преодолевали двойственное отношение к проведению независимой Европейской политики безопасности и обороны (ЕПБО). Поддерживая на словах европейскую интеграцию и зачастую играя немаловажную роль в ее развитии, Вашингтон с подозрением относился к растущей роли ЕС в сфере безопасности, предполагая, что это ослабит роль Североатлантического блока как главного института безопасности в регионе и таким образом подорвет американское влияние в Европе.

В распространенной в декабре 2002 г. совместной декларации о ЕПБО организации приветствовали стратегическое партнерство, установленное между ЕС и НАТО в области кризисного регулирования и основанное на разделяемых ценностях, неделимости безопасности и решимости отвечать на вызовы нового столетия [18, p. 70]. Присущая ЕПБО двойственность, которая заключается в сочетании европейского и атлантистского направлений, сохранилась, однако на данном этапе баланс сместился в сторону усиления европейских структур, главным образом, на уровне принятия решений. Если раньше исключительно НАТО представляла собой основной механизм многостороннего сотрудничества, позволяющий европейским союзникам совместно работать в области обороны, то теперь появился выбор. При этом следует учесть тот факт, что равнозначно активное участие стран ЕС в программах НАТО и в ЕПБО представляется трудноосуществимым, в первую очередь, вследствие ограниченности ресурсов, выделяемых в рамках государственных бюджетов на подобные статьи. В данных реалиях принятие государством решений о распределении расходов между участием в программах НАТО и реализации ЕПБО может наглядно свидетельствовать о практическом воплощении атлантистского или европеистского настроя правительства [4, с. 13].

В марте 2003 г. между руководством ЕС и НАТО были подписаны соглашения «Берлин Плюс», которые зафиксировали независимость организаций. С формулировкой «стратегическое партнерство» декларируется принцип политической автономности европейских союзников в процессе принятия решений. Тем не менее, фактически заложенная ранее «натоцентричная» (т. е. ориентированная на НАТО) модель отношений сохранилась. Отсутствие единого прочтения соглашений «Берлин Плюс», которые, к слову, не носят юридически обязательного характера, привело к появлению трудностей как между союзниками, так и в отношениях с третьими сторонами. При этом неопределенность соглашений лишь подчеркивает неустойчивость модели будущего развития отношений ЕС и НАТО [15, р. 290].

Новой ступенью в развитии ЕПБО стал Лиссабонский договор, вступивший в силу 1 декабря 2009 г. Институциональные изменения, касающиеся сферы безопасности и обороны, основываются на реформе центральных органов ЕС с целью повышения их эффективности и предотвращения конкуренции с НАТО в этой области. Созданы два новых поста — президента Европейского совета, который является представителем Евросоюза на международном уровне по вопросам ОВПБ [17, p. 18], и высокого представителя ЕС по вопросам внешней политики и политики безопасности, несущего ответственность за координацию военных и гражданских аспектов операций по урегулированию конфликтов [17, p. 36]. Официально расширен объем «Петерсбергских задач» (гуманитарные и спасательные операции, операции по поддержанию мира, миротворчество, а также военное вмешательство для урегулирования конфликтов), которые отныне связываются с борьбой против международного терроризма [17, p. 35]. К проблемным положениям Лиссабонского договора можно отнести то, что в нем по-прежнему фиксируется прерогатива интересов государств — членов ЕС в области внешней политики и обороны, очевидно сокращение роли центральных органов ЕС в вопросах безопасности и обороны (Еврокомиссии и Европарламента), а также отсутствует детальное регулирование деятельности двух новых постов, что грозит возникновением трений и противоречий в пересекающихся областях ответственности.

Таким образом, за годы институционализации отношений ЕС и НАТО выработали модель сотрудничества, которая на сегодняшний день, несмотря на определенные ограничения и отступления, официально характеризуется термином «стратегическое партнерство». Представляется целесообразным детально рассмотреть тенденции межорганизационного сотрудничества и практические усилия ЕС и НАТО по реализации декларативно заявленного партнерства.