Периодизация лит.процесса 19 века. Особенности литературного движения 1800-1825гг. 10 страница

1.снять напряжение с происшествий и приключений,т.е. с внешних событий, и переключить внимание на внутр.жизнь героя. (н-а, дуэль П.с Грушницким хронологически происходит раньше, чем читатель получает известие о смерти Печорина. Так, внимание читателя было бы направлено на дуэль, убъет его Грушницкий или нет. Но Лермонтов снимает этот вопрос тем, что до дуэли уже сообщает (в «предисловии к журналу П.») о смерти Печорина, возвращающегося из Персии. Т.о., читатель заранее знает, что на дуэли П.не погибнет, соответственно, внимание с дуэли как с события снижается, зато повышается к внутренним переживаниям, чего и хотел добиться автор).

В «Предисловии к «журналу П.» автор раскрыл эту цель: «История души человеческой, хотя и самой мелкой души, едва ли любопытнее и полезнее истории целого народа, особенно когда она – следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удовлетворение».

2.Сюжет и композиция служат выявлению, раскрытию души Печорина. Сначала читатель узнает о последствиях случившегося, а затем о причинах, причем, каждое событие подвергается героем анализу, в к-м важнейшее место занимает самоанализ, размышление о себе и мотивах своего поведения. Читатель в продолжение пр-ия движется от одного происшествия к другому, и каждый раз вскрывается новая грань души героя. Такое построение сюжета восходит к сюжету романтической поэмы (отсутствие связанного и последовательного повествования от начала и до конца, выделялись отдельные яркие эпизоды, промежутки – без внимания). Еще одно сходство с романтич.поэмой в том что Печорин – статичная фигура. Характер и душевный строй уже сложились раз и навсегда, они не меняются от эпизода к эпизоду. Внутренний мир Печорина един и неизменен до последнего слова. Не развиваясь, хар-р, однако, обладает глубиной, и эта глубина беспредельна. Он всегда устремлен вглубь своей души. Того же автор ждет и от читателя: взамен отсутствующего развития характера героя и его обусловленности внешними обстоятельствами («средой»), автор предлагает читателю погрузиться в глубины его внутреннего мира. Это проникновение в духовную жизнь П.может быть бесконечным и очень глубоким, но никогда не завершенным, п.ч.душа П.неисчерпаема. Другое качество героя- склонность к поискам истины, настроенность на философский лад – также восходит к романтич.поэме (самопознание связывается не с индивидуальной историей души, ас бытийнымипроблемами, с устройством мироздания и местом человека в мире).

В чем отличие от романтич.поэмы – в ней характер односторонний, герой всегда одно и то же лицо, один и тот же характер, дается в одном освещении – авторском. Здесь же о П.рассказывают разные персонажи. Лермонтову необходимо подключить для изображения героя исторический, социальный, культурный и житейско-бытовой опыт всех вовлеченных в сюжет лиц. Смена углов зрения нужна для того, чтобы хар-р просматривался со многих сторон.

Кольцевая композиция – тоже признак романтич.поэмы. но здесь немного другая цель. Действие романа начинается и заканчивается в крепости. П.пребывает в замкнутом кругу, из к–го нет выхода Каждое приключение (и вся жизнь) начинается и кончается одинаково: за очарованием следует горькое разочарование. Кольцевая комп.получает символическое зн-ие: она закрепляет бесполезность исканий героя и создает впечатление полной безысходности. Онако вопреки эому кольц.комп.выполняет и противоположную ф-цию: поиски счастья кончаются неудачами, но роман завершается не мертью героя, сообщение о к-й отнесено к середине романа. Кольц.комп. позволяет Печорину «перешагнуть» через смерть, «ожить», «воскреснуть» вхудожественном смысле. Кольц.комп.обнаруживает, что душа П.не может быть исчерпана до конца – она беспредельна.

Система образов.

Грушницкий.Сюжет повести «Княжна Мери» развертывается через противостояние Грушницкого и Печорина в их притязаниях на внимание княжны Мери. В любовном треугольнике Грушницкий сначала играет роль первого любовника, но затем оттесняется на 2й план и перестает быть соперником П.в любви. Его незначительность как человека, известная П.с самого начала повествования, становится очевидной и княжне. Из приятеля и соперника, Грушницкий превращается во врага П. и скучного, надоедливого собеседника Мери. Познание хар-ра Грушницкого не проходит бесследно ни для П.,ни для княжны и кончается трагедией: убит Грушницкий, погружена в духовную драму Мери. П.нах-ся на руспутье и вовсе не торжествует победу. Если хар-р П.остается неизменным, То Грушницкий претерпевает эволюцию: в недалеком и неумелом лже-романтике обнажается мелкая, подлая и злобная натура. Грушницкий не самостоятелен в своих мыслях, чувствах и в поведении. Он легко попадает под влияние внешних обстоятельств – то моды, то людей, становясь игрушкой в руках драгунского капитана или П.,осуществившего план дескредитации мнимого романтика.

Так в романе возникает еще одна оппозиция: романтизм ложный – романтизм истинный.

Грушницкий – не только тип антигероя и антипода П., но и его «кривое зеркало». Он занят только собой и не знает людей; он предельно самолюбив и самоуверен, п.ч.не может посмотреть на себя критически и лишен рефлексии. Он «вписан» в стереотипное поведение «света». Все это вместе образует устойчивую совокупность черт. Грушницкий напускает на себя трагическую таинственность, будто принадлежит к избранным существам, не понят и не м.б.понят обыкновенными смертными. Симуляция страданий закл и в том, что юнкерство (короткий доофицерский срок службы) Грушницкий маскирует под разжалование, незаконно вызывая к себе жалость и сочувствие. Приезд на Кавказ, как догадывается П., стал следствием фанатизма. Персонаж всюду хочет казаться не тем, кто он есть, и пытается стать выше в своих и чужих глазах. Грушницкий – обыкновенный недалекий малый. Его позерство легко разгадывается и он становится скучным и терпящим крушение. Смириться с поражением Грушницкий не может, но сознание ущербности толкает его к сближению с сомнительной компанией, с помощью которой он намеревается отомстить обидчикам, тем самым он падает жертвой не только интриг П., но и собственного хар-ра. В посл.эпизодах в Грушницком многое меняется: он оставляет романтич.позерство, освобождается от зависимости перед драгунским капитаном и его шайкой, однако не может преодолеть слабость своего хар-ра и условности светского этикета. Гибель Грушницкого бросает тень на П.: стоило ли употр.столько усилий, чтобы доказать фанатичного романтика, маска к-го скрывала лицо слабого, заурядного и тщеславного человека.

Макси Максимыч. Штабс-капитан кавказской службы, он выполняет в романе ф-цию рассказчика и самостоятельного персонажа, протиивопост.Печорину. М.М., в отл.от др.героев, выведен в нескольких повестях («Бэла», «Максим Максимы», «Фаталист»). Он настоящий «кавказец», не в пример Печорину, Грушницкому и др.офицерам, лишь волею случая занесенных на Кавказ. Он служит здесь постоянно и хорошо знает местные обычаи, нравы, психологию горцев. Он отдает должное коренным жителям, хотя многие их черты ему не по душе, словом, он лишен романтич.отн-ия к чуждому ему краю и трезво воспринимает природу и был кавказских племен. Его восхищает то, что достойно восхищения. Он принадлежит к рус.патриархальному быту, горцы ему более понятны, чем рефлектирующие соотечественники типа П., п.ч. М.М. – цельная и «простая» натура, у него золотое сердце и добрая душа. Он склонен прощать людские слабости и пороки. Смиряться перед судьбой, более всего ценить душевное спокойствие и избегать приключений. В делах службы он исповедует ясные и безыскусственные убеждения. На первом месте для него стоит долг, но с подчиненными он не чинится и ведет себя по-приятельски. Командир и начальник в нем берут верх только тогда, когда подчиненные по его разумению совершают дурные поступки. Сам М.М.свято верит в дружбу и готов оказать оказать уважение любому человеку. Роль М.М.как персонажа и рассказчика состоит в том, чт.снять ореол романтич.экзотики с изобр.Кавказа и взглянуть на него глазами «простого», не наделенного особым интеллектом наблюдателя, не искушенного в словесном искусстве. Простодушная позиция присуща М.М. и в описании приключений Печорина. Интеллектуальный герой оценивается человеком обыкновенным, не привыкшим рассуждать, а принимающим судьбу как должное. Он действует по закону здравого смысла, четко различая порядочность и непорядочность, не понимая сложностей современных ему людей и мотивы их поведения. Ему неясно, почему П.скучает, но твердо знает, что с Белой тот поступил нехорошо и неблагородно. По понятиям старого штабс-капитана, люди, прослужившие вместе, становятся чуть ли не родными. Печорин не хотел обидеть М.М., тем более, что обижать было не за что, просто он ничего не мог сказать своему сослуживцу и никогда не считал его своим другом.Благодаря М.М.обнаружились слабые и сильные стороны П.: разрыв с патриархально-народным сознанием, одиночество, потерянность молодого поколения интеллектуалов. М.М.тоже одинок и обречен, мир его ограничен, а целостность его достигнуть за счет неразвитости чувства личности. М.М.как тип очень понравился Белинскому, к-й увидел в нем народное начало.

Из женских характеров значительны Вера, Бэла, «ундина», но наибольшее внимание Лермонтов уделил княжне Мери, назвав ее именем большую повесть.

Мери. Характер ее в романе обрисован подробно и выписан тщательно. Мери в романе – страдательное лицо. Она подвергается суровым жизненным испытаниям, и именно на ней П.ставит свой жестокий эксперимент разоблачения Грушницкого. Не ради Мери осуществляется опыт, но девушка вовлечена в него силою игры П., поскольку имела несчастье обратить внимание на лже-романтика и лже-героя.

Решается проблема подлинной и мнимой любви.

Избавляясь от волокитства Грушницкого, к-й, однако, искренне убежден, что любит княжну, Мери влюбляется в П., но и это чувство оказывается иллюзорным: есил Грушницкий – не жених, то влюбленность в П мнимая с самого начала. Притворная любовь П.уничтожает притворную любовь Грушницкого. Любовь Мери к Печорину остается без взаимности. Оскорбленная и униженная, она перерастает в ненависть. Мери, т.о., ошибается дважды. Она живет в искусственном, условном мире, где господствуют приличия, прикрывающие, маскирующие подлинные мотивы поведения и подлинные страсти. Чистая наивная душа княжны помещена в несвойственное ей окружение, где эгоистические интересы и страсти прикрыты различными масками. Мери угрожает не только П., но и «водяное общество». Так, некая толстая дама чувствует себя задетой Мери («Уж ее надо проучить…»), и эту угрозу берется исполнить ее кавалер, драгунский капитан. Печорин узнает об этом, разрушает его замысел и спасает Мери от клеветы драгунского капитана и его шайки. Мелкий эпизод на танцах (приглашение со стороны пьяного господина во фраке) также выдает хрупкость положения княжны в свете и вообще в мире. Несмотря на богатство, на связи, на принадлежность к титулованной фамилии. Мери постоянно подстерегают опасности.

Беда Мери в том, что она не отличает маску от лица, хотя и чувствует разницу между непосредственным душевным порывом и светским этикетом. Наблюдая за княжной, Печорин угадывает в неискушенном жизнью существе противоборство двух побуждений – естественности, чистоты, нравственной свежести и соблюдения светских приличий. Поведение Мери кажется П.столь же искусственным, как и знакомое ему поведение всех московских девиц. Поэтому в его взгляде на Мери преобладает ирония. Герой решается доказать Мери, как ошибается она, принимая волокитство за любовь, как неглубоко она судит о людях, примеряя к ним обманчивые светские маски. Видя в Грушницком разжалованного офицера, страдающего и несчастного, княжна проникается к нему сочувствием.Пустая банальность его речей вызывает в ней интерес.

Печорин, глазами к-го читатель изучает княжну, не отличает Мери от др.светских девушек. Однако Мери не вмещается в те рамки, в к-е заключил ее П. Он ошибся. Она выказывает и отзывчивость, и благородство, понимает, что ошибласьв Грушницком. Мери с доверием отн-ся к людям и не предполагает интриги и коварства со стороны П. Герой помог мери разглядеть фальшивость и позерство юнкера, но и сам влюбил в себя княжну, не чувствуя к ней влечения. Мери снова обманута, и на сей раз человеком действительно «страшным» и незаурядным, знающим тонкости жен.психологии, но не подозревающим, что имеет дело не с ветреной светской кокеткой, а с действительно достойным любви человеком. Следовательно, обманута не только княжна, но и Печорин сам обманулся: он принял Мери за обычную светскую девушку, а ему открылась глубокая натура. Жеманство, кокетство, притворство – все ушло прочь, и Печорин отдает себе отчет в том, что поступил с Мери жестоко.

Автор оставляет Мери на распутье, и читатель не знает, сломлена ли она или найдет силы преодолеть «урок» Печорина.

Вернер. Своего рода обособившаяся от Печорина его мыслящая часть, ставшая самостоятельной. Вернер-доктор, приятель Печорина, своеобразная разновидность «печоринского» типа, существенная для понимания всего романа и его героя. Подобно П., он эгоист и «поэт», изучивший «все живые струны сердца человеческого». Он не высокого мнения о человечестве и людях своего времени, но идеальное начало в нем не заглохло, он не охладел к страданиям людей («плакал над умирающим солдатом»), живо чувствует их порядочность и добрые наклонности. В нем есть внутренняя, душевная красота, он ценит ее в других. Вернер «мал ростом, худ и слаб как ребенок, одна нога у него короче другой, как у Байрона…» В этом отн-ии Вернер – антипод Печорина. В нем все дисгармончно: развитый ум, чувство красоты и – телесное безобразие, уродливость. Добрый по натуре, он заслужил прозвище «Мефистофель», п.ч.наделен острым критическим зрением и злым языком. Дар предвидения помог ему понять, каку игру задумал Печорин, почувствовать, что Грушницкий падет его жертвой. Философско-метафизические разговоры Печорина и Вернера приобретают хар-р словесной дуэли, где оба приятеля достойны др.др. Вернер – созерцатель,лишен внутренней активности. Холодная порядочность- вот принцип его поведения. Далее нравственные нормы на него не распр. Он избегает и боитс личной ответственности, после гибели Грушницкого он отходит в сторону, как будто не имел к дуэльной истории косвенного отн-ия. В тот момент, когда П.особенно в нем нуждался, Вернер демонстративно отказал в поддержке. Однако, внутренне чувствовал себя не на высоте положения и желал, чтобы при встрече П.первым протянул руку, доктор был готов ответить душевным порывом, но П.понял, что тот хотел уйти от личной ответственности и расценил это как измену и нравственную трусость.

Вулич. Не имеет с Печориным точек соприкосновения, кроме любви к опытам и презрения к собственной жизни.Один из героев «Фаталиста», замкнут, отчаянно храбр. Предстает в повести страстным игроком не только в карты, но и в более широком смысле, расценивая жизнь как роковую игру человека со смертью. Когда среди офицеров заходит спор о том, есть или нет предопределения, Вулич вызывается на себе проверить суть спора. Печорин отрицает предопределение, Вулич признает его. Пистолет, приставленный Вуличем ко лбу, должен решить спор. Выстрела не последовало. Доказательство в пользу предопределения будто бы получено, но П.не покидают сомнения. Вулич все же погибает в этот день, но иначе. Следовательно, результат спора опять неясен. Мысль двидется не к истине, а от сомнения к сомнению.Вулич чужд сомнению. Его свободная воля служит подтверждением фатализма. На жизнь, в т.ч.и на собственную, он смотрит как на роковую игру, лишенню смысла и цели. Его гибель случайна и нелепа. Вучил – антипод Печорина, к-й препереводит отвлеченный метафизический спор и историю Вулича в конкретный философский и социально-психологич.план. Храбрость Вулича лежит по ту сторону добора и зла, она не разрешает к-л нравственной задачи, стоящей перед душой. Фатализм Печорина проще, он держится на реальном знании, исключающем «обман чувств или промах рассудка». Печорину дано лишь сомнение, не мешающее его решительности характера и позволяющее сделать сознательный выбор в ползу добра или зла.

Фатализм Вулича- противоположен и наивному «народному» фатализму М.М. («Впрочем, видно, уж на роду у него было написано….»), означающему смиренное принятие судьбы.

Виссарион Белинский. Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова. К числу таких сильных художественных талантов, неожиданно являющихся среди окружающей их пустоты, принадлежит талант г. Лермонтова. "Бэла", заключая в себе интерес отдельной и оконченной повести, в то же время была только отрывком из большого сочинения, равно как и "Фаталист" и "Тамань", впоследствии напечатанные в "Отечественных же записках". В "Бэле" он является каким-то таинственным лицом. Героиня этой повести вся перед вами, но герой -- как будто бы, показывается под вымышленным именем, чтобы его не узнали. Из-за отношений его по "Бэле" вы невольно догадываетесь о какой-то другой повести, заманчивой, таинственной и мрачной. И вот автор тотчас показывает вам его при свидании с Максимом Максимычем, который рассказал ему повесть о Бэле. Но ваше любопытство не удовлетворено, а только еще более раздражено, и повесть о Бэле все еще остается для вас загадочною. Наконец, в руках автора журнал Печорина, в предисловии к которому автор делает намек на идею романа, но намек, который только более возбуждает ваше нетерпение познакомиться с героем романа. В высшей степени поэтическом рассказе "Тамань" герой романа является автобиографом, но загадка от этого становится только заманчивее, и отгадка еще не тут. Наконец, вы переходите к "Княжне Мери", и туман рассеивается, загадка разгадывается, основная идея романа, как горькое чувство, мгновенно овладевшее всем существом вашим, пристает к вам и преследует вас. Вы читаете наконец "Фаталиста", и хотя в этом рассказе Печорин является не героем, а только рассказчиком случая, которого он был свидетелем, хотя в нем вы не находите ни одной новой черты, которая дополнила бы вам портрет "героя нашего времени", но странное дело! вы еще более понимаете его, более думаете о нем, и ваше чувство еще грустнее и горестнее...

Эта полнота впечатления, в котором все разнообразные чувства, волновавшие вас при чтении романа, сливаются в единое общее чувство, в котором все лица, -- каждое столько интересное само по себе, так полно образованное, -- становятся вокруг одного лица, составляют с ним группу, которой средоточие есть это одно лицо, вместе с вами смотрят на него, кто с любовию, кто с ненавистию. -- какая причина этой полноты впечатления? Она заключается в единстве мысли, которая выразилась в романе и от которой произошла эта гармоническая соответственность частей с целым, это строго соразмерное распределение ролей для всех лиц, наконец, эта оконченность, полнота изамкнутость целого. у автора знакомство с одним из интереснейших лиц его романа -- с Максимом Максимычем, с этим типом старого кавказского служаки, закаленного в опасностях, трудах и битвах, которого лицо так же загорело и сурово, как манеры простоваты и грубы, но у которого чудесная душа, золотое сердце. Умственный кругозор Максима Максимыча очень ограничен; но причина этой ограниченности не в его натуре, а в его развитии. Для него "жить" значит "служить" и служить на Кавказе; "азиаты" его природные враги: он знает по опыту, что все они большие плуты и что самая их храбрость есть отчаянная удаль разбойничья, подстрекаемая надеждою грабежа; он не дается им в обман, и ему смертельно досадно, если они обманут новичка и еще выманят у него на водку. И это совсем не потому, чтобы он был скуп, -- о нет! он только беден, а не скуп, и сверх того, кажется, и не подозревает цены деньгам, но он не может видеть равнодушно, как плуты "азиаты" обманывают честных людей. Вот чуть ли не все, что он видит в жизни или, по крайней мере, о чем чаще всего говорит. Но не спешите вашим заключением о его характере; познакомьтесь с ним получше. -- и вы увидите, какое теплое, благородное, даже нежное сердце бьется в железной груди этого, по-видимому, очерствевшего человека; вы увидите, как он каким-то инстинктом понимает все человеческое и принимает в нем горячее участие; как, вопреки собственному сознанию, душа его жаждет любви и сочувствия, -- и вы от души полюбите простого, доброго, грубого в своих манерах, лаконического в словах Максима Максимыча. истории "Бэлы". Максим Максимыч рассказал ее по-своему, своим языком; но от этого она не только ничего не потеряла, но бесконечно много выиграла. Добрый Максим Максимыч, сам того не зная, сделался поэтом, так что в каждом его слове, в каждом выражении заключается бесконечный мир поэзии. Не знаем, чему здесь более удивляться: тому ли, что поэт, заставив Максима Максимыча быть только свидетелем рассказываемого им события, так тесно слил его личность с этим событием, как будто бы сам Максим Максимыч был его героем, или тому, что он сумел так поэтически, так глубоко взглянуть на событие глазами Максима Максимыча и рассказать это событие языком простым, грубым, но всегда живописным, всегда трогательным и потрясающим даже в самом комизме своем?..

Когда Максим Максимыч стоял в крепости за Тереком, к нему вдруг явился офицер, прикомандированный к его крепости.

-- Его звали... Григорьем Александровичем Печориным, славный был малый, смею вас уверить; только немножко странен. Ведь, например, в дождик, в холод, целый день на охоте; все иззябнут, устанут, а ему ничего. А другой раз сидит у себя в комнате: ветер пахнет -- уверяет, что простудился; ставнем стукнет, он вздрагивает и побледнеет, а при мне ходил на кабана один на один; бывало, по целым часам слова не добьешься, зато уж иногда как начнет рассказывать, так животики надорвешь со смеха. Да-с, с большими странностями и, должно быть, богатый человек: сколько у него было разных дорогих вещиц!..

-- А долго ли он с вами жил? -- спросил я опять.

-- Да с год. Ну да уж зато памятен мне этот год; наделал он много хлопот, не тем будь помянут! Ведь есть, право, этакие люди, у которых на роду написано, что с ними должны случаться разные необыкновенные вещи!

Бэла. "И точно (говорил Максим Максимыч), она была хороша: высокая, тоненькая, глаза черные, как у горной серны, так и заглядывали вам в душу". Печорин в задумчивости не сводил с нее глаз, но не один он смотрел на нее. -- А нынче мне уж кажется, что он меня не любит.

-- Право, милая, ты хуже ничего не могла придумать! -- Она заплакала, потом с гордостью подняла голову, отерла слезы и продолжала:

-- Если он меня не любит, то кто ему мешает отослать меня домой? Я его не принуждаю. А если это так будет продолжаться, то я сама уйду: я не раба его, а княжеская дочь!..

Утешая ее, Максим Максимыч заметил ей, что если она будет грустить, то скорее наскучит Печорину.

-- Правда, правда, -- отвечала она, -- я буду весела! -- И с хохотом схватила свой бубен, начала петь, плясать и прыгать около меня: только и это не было продолжительно, она упала на постель и закрыла лицо руками.

Что было мне с нею делать? Я, знаете, никогда с женщинами не обращался: думал, думал, чем ее утеплить, и ничего не придумал; несколько времени мы оба молчали... Пренеприятное положение-с!..

Вышедши с нею прогуляться за крепость, Максим Максимыч увидел черкеса, который вдруг выехал из леса и, саженях во сто от них, начал как бешеный кружиться: Бэла узнала в нем Казбича...

Наконец Максим Максимыч объяснился с Печориным насчет его охлаждения к Бэле, и вот какой получил от него ответ:

"Послушайте, Максим Максимыч, у меня несчастный характер: воспитание ли меня сделало таким, бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив. Разумеется, это им плохое утешение, только дело в том, что это так. В первой моей молодости, с той минуты, когда я вышел из опеки родных, я стал наслаждаться бешено всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги, и, разумеется, удовольствия эти мне опротивели. Потом пустился я в большой свет, и скоро общество мне также надоело; влюблялся в светских красавиц, и был любим, но их любовь только раздражала мое воображение и самолюбие, а сердце осталось пусто... Я стал читать; учиться -- науки также надоели; я видел, что ни слава, ни счастье от них не зависят нисколько, потому что самые счастливые люди -- невежды, а слава -- удача, и чтоб добиться ее, надо только быть ловким. Тогда мне стало скучно... Вскоре перевели меня на Кавказ: это самое счастливое время моей жизни. Я надеялся, что скука не живет под чеченскими пулями -- напрасно: чрез месяц я так привык к их жужжанию и к близости смерти, что, право, обращал больше внимания на комаров, и мне стало скучнее прежнего, потому что я потерял почти последнюю надежду. Когда я увидел Бэлу в своем доме, когда в первый раз, держа ее на коленях, целовал ее черные локоны, я, глупец, подумал, что она ангел, посланный мне сострадательною судьбою... Я опять ошибся: любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как кокетство другой. Если вы хотите, я ее еще люблю, я ей благодарен за несколько минут довольно сладких, я за нее отдам жизнь, только мне с нею скучно... Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть, больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало: к печали я так же легко привыкаю, как к наслаждению, и жизнь моя становится пустее день от дня; мне осталось одно средство: путешествовать.

Замечания по системе образов:

Максим Максимыч: «Тип старого кавказского служаки…умственный кругозор очень ограничен…Какое теплое, благородное, даже нежное сердце бьется в железной груди!»

Азамат: «Дикарь, разбойник по рождению, для к-го нет в мире ничего дороже оружия и лошади и для к-го желание – медленная пытка на малом огне».

Бэла: «Одна из тех глубоких женских натур, к-е любят мужчину тотчас,как увидят его, но признаются ему в любви не тотчас, отдадутся не скоро, а отдавшись, уже не могут больше принадлежать ни кому другому, ни самим себе».

Грушницкий: «Идеальный молодой чел «производить эффект – его страсть». В их душе часто много добрых свойств, но ни на грош поэзии».

Мери: «Эта девушка неглупая, не пустая. Ее направление несколько идеально, ей мало любить человека, к которому влекло бы ее чувство, непременно надо, чтобы он был несчастен и ходит в толстой серой солдатской шинели».

Вера: «Лицо Веры особенно неуловимо и неопределенно. Это скорее сатира на женщину, чем женщина».

Печорин: «Его страсти – бурные, очищающие сферу духа, его заблуждения – острые болезни в молодом теле, укрепляющие его на долгую и здоровую жизнь. Так силен у него инстинкт истины! …Нет, это не эгоизм! Эгоизм не страдает, не обвиняет себя, он доволен собой,рад себе. Страдание есть удел одной любви».

Об Онегине и Печорине: «Печорин Лермонтова…это Онегин нашего времени. .. как выше Онегин Печорина в художественном отношении, так Печорин выше Онегина по идее. Впрочем, это преимущество принадлежит нашему времени,а не Лермонтову».