Николай Васильевич ГОГОЛЬ. (1809-1852). 1 страница

Н.В. Гоголь наряду с А.С. Пушкиным и М.Ю. Лермонтовым считается создателем нового направления в русской литературе XIX в. – реализма. Изображение социально-бытовых подробностей жизни обыкновенного человека (социально-бытовая детализация), взаимоотношения человека с окружающей его средой и влияния этой среды на характер человека (социальный детерминизм) приводили Гоголя к созданию социальных типов – т.е. персонажей, концентрирующих наиболее характерные черты людей тех или иных социальных слоев. Гоголь рельефно обрисовал типические черты русских помещиков, губернских чиновников ("Ревизор"), высших петербургских сановников (одно значительное лицо в "Шинели"; министр в "Повести о капитане Копейкине"), мелких петербургских чиновников (Акакий Акакиевич в "Шинели"; Поприщин в "Записках сумасшедшего"; Пирогов в "Невском проспекте"). Гоголь первым заметил и изобразил новый нарождающийся в России 1830-х гг. социальный тип "делового человека" – плута-приобретателя (Чичиков в "Мертвых душах").

Романтические и фольклорные элементы цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки». Утопические мотивы. Власть золота, человеческая злоба как силы, угрожающие утопии изнутри.

Первая книга:

· Сорочинская ярмарка

· Вечер накануне Ивана Купала

· Майская ночь, или Утопленница

· Пропавшая грамота

Вторая книга:

· Ночь перед Рождеством

· Страшная месть

· Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка

· Заколдованное место

В письмах к матери Гоголь часто намекает на "обширный труд", над которым он много и упорно работает. Уже после приезда в Петербург он начинает донимать своих родных просьбами: регулярно присылать ему сведения и материалы об обычаях и нравах "малороссиян наших", образцы украинского народного творчества – песни, сказки, а также всякого рода старинные вещи шапки, платья, костюмы. Эти материалы в дополнение к собственным жизненным впечатлениям были использованы Гоголем в большом цикле повестей, вышедших под общим названием "Вечера на хуторе близ Диканьки". По совету Плетнева Гоголь издал обе части этого сборника под интригующим псевдонимом наивного и лукавого рассказчика пасечника Рудого Панька.

Мир, открывавшийся в "Вечерах на хуторе близ Диканьки", мало имел общего с той реальной действительностью, в условиях которой жил Гоголь. Это был веселый, радостный, счастливый мир поэтической сказки, в котором преобладает светлое мажорное начало. В "Вечерах" обильно введены элементы украинской народной фантастики, легенды. Рядом с людьми действуют ведьмы, русалки, колдуньи, черти. Настоящая жизнь и легенда воспринимались читателями "Вечеров" как единое целое.

Вместе с тем "веселость" гоголевской книги обнаруживала различные оттенки — от беззаботного подтрунивания до мрачного комизма, близкого к черному юмору. При всей полноте и искренности чувств гоголевских персонажей мир, в котором они живут, трагически конфликтен: происходит расторжение природных и родственных связей, в естественный порядок вторгаются таинственные реальные силы (фантастическое опирается главным образом на народную демонологию). Уже в "Вечерах ." проявилось необыкновенное искусство Николая Гоголя создавать цельный, законченный и живущий по собственным законам художественный космос.

Рассказы словно бы сотканы из украинских сказок, песен, былей. Здесь, как говорил Белинский, возникает особый мир "поэтической действительности, в которой никак не узнаешь, что в ней быль, что в ней сказка, всё поневоле принимаешь за быль".

Вообще, "Вечера" "следуют двум разнородным традициям: немецкая романтическая демонология (ведьмы, черти, заклинания, колдовство) и украинская сказка с ее исконным дуализмом, борьбой Бога и дьявола". Бес – это существо, в котором сосредоточились отрицание Бога, вечная пошлость.

Гоголь "при свете смеха исследует природу этой мистической сущности", который заставляет людей "делать что-то подобное человеческому, как механик своего безжизненного автомата" или толкает невесту в объятия "страшной черной кошки с железными когтями", то есть в объятия ведьмы.

Ключевые фольклорные образы и мотивы в "Вечерах на хуторе близ Диканьки: образ черта, "русальный мотив" и образ ведьмы-кошки.

Первая повесть сборника "Вечеров на хуторе близь Диканьки" - "Сорочинская ярмарка" - открывается изумительным, полным восторга описанием Украины, родины Н.В.Гоголя. Сюжет повести, однако, очень скоро начинает клониться к нечистой силе, к "странному происшествию", случившемуся на ярмарке: между товаром появилась "красная свитка". Это дьявольская одежда даже и "разрубленная на куски" не даёт людям покоя: "как раз во время ярмарки чёрт со свиною личиной ходит по всей площади, хрюкает и подбирает куски своей свитки".

Завершает "Вечера на хуторе ." повесть "Страшная месть". И здесь в одной из глав - хрестоматийно известное, божественное описание Днепра. Но всё сюжетное наполнено ужасом, гибелью людей и если не торжеством нечистого, колдовского духа, то историями его злых дел.

В сочинениях и письмах Н.В.Гоголя слова чёрт, дьявол, колдун, ведьма, образы нечистой силы встречаются очень часто. В этом смысле его произведения сильно отличаются от произведений других писателей XIX века. В мировом искусстве - изобразительном и словесном - есть своя высокая традиция изображения Демона, Дьявола, Мефистофеля, Черта, Воланда. Николай Васильевич разрушил суеверное значения слова "чёрт", которое "нельзя было и произнести, не сплюнувши и не перекрестивши лба". В молодости Гоголь смеялся над чертями, потому что был уверен: смех проймёт даже того, кого уже ничто не проймёт. Он высекал из страшного чёрта искру смеха, включая рассказ о нечистой силе в иронический контекст и тем, посрамляя её "всемогущество". Постепенно победа смеха переставала быть очевидной.

Чёрт со свиным ликом, конечно, смешон, смешны почти все нечистые духи светлой первой книги Н.В.Гоголя. Обычно если наведут они страх, то ненадолго. Чёртом пугали, он олицетворял наказание за своеволие, за душевную самостоятельность.

Гоголевский черт – это "недоразвитая ипостась нечистого; трясущийся, хилый бесенок; дьявол из породы мелких чертей, которые чудятся нашим пьяницам". Вторжение демонических сил в жизнь человека становится причиной той пустоты в мире, где забыли Бога, которая рождает гибель. В этом ирреальном мире даже красота становится чем-то страшно пронзительным, сопровождаемым не только бесовски - сладким чувством, но и паническим ужасом.

Таким образом, одна из ипостасей гоголевского беса заключается в явлении "бессмертной пошлости людской", которую надо "бить по морде, не смущаясь". Эта пошлость есть "начатое и неоконченное, которое выдает себя за безначальное и бесконечное", она отрицает Бога и отождествляется со всемирным злом.

В "Пропавшей грамоте", к примеру, использована легенда о запроданной душе, за которой отправляются в ад. (Гоголь, сознательно путая фантастическое и комическое, подменяет в повести "душу" - "шапкой".) В основе "Вечера накануне Ивана Купала" - предания об Иване Купала, а "Сорочинской ярмарки" - легенда о черте, выгнанном из пекла, и о поиске чертом своего имущества. Как же Гоголь распоряжался своим фольклорным хозяйством? "На другую ночь и тащится в гости какой-нибудь приятель из болота, с рогами на голове, и давай душить за шею, когда на шее монисто, кусать за палец, когда на нем перстень, или тянуть за косу, когда вплетена в нее лента". Даже по одному этому отрывку из "Вечера накануне Ивана Купала" видно, насколько авторская проза далека от первоисточника. Во-первых, Гоголь пользуется крупным планом (монисто на шее; лента, вплетенная в косу). Во-вторых, придает происходящему конкретно-чувственный характер. В-третьих, вводит элемент пародии ("кусать за палец, когда на нем перстень"). В каждой повести "Вечеров" взаимодействуют сразу несколько фольклорных сюжетов. Концентрация сказочного материала в них громадна.

Гоголь сжимает целые сказки до размеров эпизода. В "Сорочинской ярмарке" сварливая Хивря, услышав стук в дверь, прячет кокетливого поповича на доски под потолком. Этот фрагмент - усеченный сюжет народной сказки "Поп". Кстати говоря, в сказке конкретно-чувственное начало, несмотря на игривость ситуации, полностью отсутствует. У Гоголя же оно играет не меньшую роль, чем сам сюжет: "Вот вам и приношения, Афанасий Иванович! - проговорила она, ставя на стол миски и жеманно застегивая свою как будто ненарочно расстегнувшуюся кофту. - Варенички, галушечки пшеничные, пампушечки, товченички!"

В основу сюжета повести "Вечер накануне Ивана Купалы" положен славянский языческий праздник Ивана Купалы, русской православной церковью приуроченный к Рождеству Ивана Предтечи (24 июня по старому стилю).

В Малороссии существует поверье, что папоротник цветет лишь раз в год, именно в полночь перед Ивановым днем, огненным цветом. Успевший сорвать его – несмотря на все призраки, ему препятствующие в этом, находит клад. Клад в повести становится дьявольским искушением, которого не выдерживает Петрусь, убивший невинного ребенка и добывший золото этой страшной ценой.

Потому неизбежна суровая кара за кровавое преступление, не принесшее счастья молодым. Ведь так призрачно и недолговечно богатство, приобретенное нечестным путем.

В повести "Майская ночь, или утопленница" эпизод, когда мачеха, обратившаяся в страшную черную кошку, пытается задушить панночку – дочку сотника, но лишается лапы с железными когтями, навеян детскими видениями Гоголя.

Злая дьявольская нечисть, олицетворявшая в "Вечерах" темные силы, оказывается в большинстве случаев посрамленной, и все ее попытки одурачить, поиздеваться над человеком оборачиваются против нее самой.

Но великие беды и несчастья приносили адские силы, когда обманным путем и бесовскими посулами им удавалось ослепить людей, заставить их хотя бы на мгновения усомниться в своей правоте.

Как и в прежних произведениях Гоголя, большое место в повести "Страшная месть" занимает фантастический сюжет. Но за фантастическими чертами и событиями в повести раскрывается реальная историческая и нравственная тема преступности и предательства, неизбежности за это самой суровой кары.

Ужасны кровавые злодеяния злого колдуна-предателя из этой повести, но неминуемое возмездие настигнет его в положенный час.

Злая, посторонняя сила, неведомо, со стороны откуда-то взявшаяся, разрушает тихий, безмятежный, стародавний уклад с помощью червонцев и всяких вещей – вот в чем этот смысл. В богатстве, в деньгах, кладах, - что-то бесовское: они манят, завлекают, искушают, толкают на страшные преступления, превращают людей в жирных скотов, в плотоядных обжор, лишают образа и подобия человеческого.

Вещи и деньги порой кажутся живыми, подвижными, а люди делаются похожими на мертвые вещи; подобно Чубу, куму, дьяку они благодаря интригам черта превращаются в кули".

В "Майской ночи" Гоголь, оставаясь верным украинскому обычаю, превращает ведьму в утопленницу, которая живет в пруду. В "Вечере накануне Ивана Купала" девушки бросают бесовские подарки - перстни, монисто - в воду: "Бросишь в воду - плывет чертовский перстень или монисто поверх воды, и к тебе же в руки ." Воспринимал ли Гоголь фольклор как фольклор, т.е. филологически? В известном смысле, да. В письмах он просил мать и близких присылать ему в Петербург фольклорные материалы. Самым внимательным образом штудирует писатель "Грамматику малороссийского наречия" Павловского. Он выписывает оттуда десятки украинских имен и, как отмечает Г.Шапиро, 136 пословиц и поговорок. Некоторые из них Гоголь использует в "Вечерах".

И все же подход писателя к фольклору лишь с большими оговорками можно считать филологическим. В двадцатых годах XIX столетия на Украине легенды, сказки, думы были еще частью живой литературы, а не только традицией. Они не нуждались в первооткрытии и возрождении, в романтизме как школе и программе. В широком культурном смысле Гоголь был не в меньшей степени современником Ф.Рабле, чем современником А.С.Пушкина или нашей с вами современницы, художницы-примитивистки Марии Приймаченко. Лично Гоголь, открытый сразу двум культурам - украинской и русской, выиграл на патриархальности и периферийности Малороссии, которой в империи была отведена роль провинции. То, что петербургские, озерные, иенские, гейдельбергские романтики воспринимали как фантастическое, сверхъестественное, для Гоголя было естественным, не выходящим из ряда вон, житейским. "Романтизм" ранней прозы Гоголя столь же "натурален", как и его зрелая проза, проходящая по разряду "натуральной школы". Субъект - авторское видение - не менялся.

Отзыв А. С. Пушкина: «Сейчас прочёл Вечера близ Диканьки. Они изумили меня. Вот настоящая весёлость, искренняя, непринуждённая, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия!.. Всё это так необыкновенно в нашей нынешней литературе, что я доселе не образумился…»

Настоящий герой книги — народ, его характер, проявляющийся в сказках и легендах. Украинские сказки — страшные и завораживающие одновременно, в них не всегда добро вознаграждается явно, но, в конце концов, приходит воздаяние за все поступки — дурные и хорошие. "Майская ночь, или Утопленница" основывается на многих легендах о "неупокоенных душах", безвинно погибших. Прекрасная добрая панночка терпит издевательства ведьмы-мачехи. Не выдержав, она бросается в пруд и становится русалкой. Вместе с другими русалками она пытается наказать мачеху, утаскивает ее в воду, но та коварна и хитра. Мачеха обернулась русалкой. А бедная панночка "не может плавать вольно, как рыба, она тонет и падает на дно, как ключ". Русалка обращается за помощью к Левку, сыну головы, у которого не складывается счастье. Левко любит красавицу Галю, но хитрый отец парубка сам имеет виды на девушку и "не слышит", когда сын просит позволения жениться. Левко и русалка встречаются во сне. Панночка рассказывает парню о своей мачехе и просит: "Помоги мне, найди ее!" Просьба оказывается легко выполнимой: понаблюдав, как русалки играют "в коршуна", Левко сразу видит одну, которой нравится быть злым и хищным коршуном, которая не так прозрачна и чиста, "внутри у нее что-то чернеется". Благодарная панночка помогает Левку соединить свою жизнь с любимой девушкой. История, рассказанная Гоголем, пронизана лиризмом, украинскими песнями, окутана поэтической грустью. В ней много доброты и нет христианской непримиримости по отношению к самоубийцам. Они не прокляты, они несчастны. Н. В. Гоголь вырос в атмосфере украинской песни и сказки, прекрасно передал ее в своих книгах, сумел увлечь читателей поэзией народных малороссийских преданий.
Особенностью повестей об украинской жизни является мастерское сочетание реального и фантастического. Гоголевская фантастика опирается на фантастику фольклора, поэтому ведьмы, русалки и колдуны, живущие и действующие рядом с людьми, не столько страшные, сколько смешные, и основным мотивом "Вечеров" становится победа земного, человеческого над таинственным, потусторонним.

Вечера открыли романтич.пер.тв-ва Г. Обращение Г.к укр.сюжетам определилось во многом литературной ситуацией эпохи: романтич.историзмом, интересом к нар.поэзии, нар.культуре, нац.характеру, языку, усилившимся в России в 20-30 19в.В частности в связи с распр.идей нем.романтиков (Я.Гримм). само название Вечеров доп.соотносило книгу с традицией, полцчившей широкое развитие у романтикоа: особый способ циклизации рассказов – истории, рассказываемые вечерами разными рассказчиками объединялись общей повествов.рамкой. Сама фигура издателя-повествователя широко была распр.в евр лит.эпохи романтизма.

«Страшная месть» - ист.повесть, действие к-й приурочено к первой пол.17в., времени борьбы украины против речи посполитой и турции за нац.независимость. Вместе с тем повесть носилаи легендарно –фантастич.хар-ро, зак.в себе магические темы казни злодея в потомстве, отделения души от тела, апокалиптического всадника и т.д. Именно романтич.эстетикапреобразовала прагматич.в своей основе мир народной былички, где умение вести себя с нечистой силой уже явл-ся залогом победы над ней, в особый худ.мир, где чел.далеко не всегда способен противостоять космическому злу.

«Иван Федорович Шпонька и его тетушка». Скрытая ирония автора и обрыв текста на том месте, где только и должно было начаться действие. Действие повести перенесено из народной среды, характерной для предыдущ.повестей, в сферу мелкопоместного быта. Для повести характерната же сказовая манер письма, что и для др.повестей цикла. Эта повесть- единственная, в которой обыгрывался сам процесс фиксации устной речи и перевода ее в письменную (как следует из предисловия, повесть записана собственноручно рассказчиком, Степаном Ивановичем Курочкиным: «взял и списал»). В повести о Шпоньке гоголь изображалвсе ту же Диканьку, но переставшую быть собой, лишенную обаяния и чародейства. Вечера на хуторе близ Д.представляют собой романтич.повести, они проникнуты духом романтич.историзма, в них господствует яркая контрастностьписьма, буйство красок, передающих живой, естественный,душевно здоровый, цельный, веселый и в какой-то мере идеальный мир укр.древности. ОРднако этот мир уже коснулась нравственная порча: отдельные персонажи корыстны, их влекут чны, съедает пошлость. Добро и зло вступили в борьбу др.сдр. К концу всего цикла появл.персонажи (Шпонька), в к-х дух.начало увялои съежилось. С особенностями романтич.повествов.связаны и циклизация повестей, и множественность рассказчиков при первенстве одного – Рудого Панька.

Всесте с тем в Вечерах появилась и индивидуальная манера Г. Диканька с ее вечерами и хуторами – особый мир, определяемый не географией, а духовными началами, стало бытьГ.мог писать только тогда, когда он обнимал тот или иной мир целиком,когда этот особый мир представал цельным и когда в нем было одно объединяющее начало.

В Вечерах общей идеей была идея естественного,душевно здорового, духовно насыщенного и веселого жизнерадостного бытия. Тот жепринцип построрения характерен и для «Миргорода», и для «Петербургских повестей»,и для конфликта «Ревизора» и даже для «Мертвых душ».

Тема разрушения человеческой личности, искажения нормы в «Миргороде»; двойственный пафос «бытового» и «героического».

Часть первая
СТАРОСВЕТСКИЕ ПОМЕЩИКИ
Я до сих пор не могу позабыть двух старичков прошедшего века, которых, увы, теперь уже нет.
Афанасий Иванович Товстогуб и жена его, Пульхерия Ивановна Товстогуб. Афанасию Ивановичу было шестьдесят лет, Пульхерии Ивановне пятьдесят пять. Афанасий Иванович был высокого роста, ходил всегда в бараньем тулупчике, сидел согнувшись и всегда почти улыбался. Пульхерия Ивановна была несколько серьезна, почти никогда не смеялась; но на лице и в глазах ее было написано столько доброты, столько готовности угостить вас всем, что было у них лучшего, что вы, верно, нашли бы улыбку уже чересчур приторной для ее доброго лица.
Нельзя было глядеть без участия на их взаимную любовь. Они никогда не говорили друг другу ты, только вы. Они никогда не имели детей, и оттого вся их привязанность сосредотачивалась на них же самих.
Комнаты домика, в котором жили старички, были маленькие, низенькие, какие обычно встречаются у старосветских людей. Но самое замечательное в доме — были поющие двери. Как только наставало утро, пение дверей раздавалось по всему дому. Я не могу сказать, отчего они пели: перержавевшие ли петли были тому виной, или сам механик, делавший их, скрыл в них какой-нибудь механизм, но замечательно то, что каждая дверь имела свой особенный голос.
Афанасий Иванович очень мало занимался хозяйством, все бремя правления лежало на Пульхерии Ивановне. Хозяйство Пульхерии Ивановны состояло в беспрестанном отпирании и запирании кладовой, в солении, сушении, варении бесчисленного множества фруктов и растений. В хлебопашество и прочие хозяйственные статьи вне двора Пульхерия Ивановна мало имела возможности входить. Поэтому приказчик обкрадывал ее немилосердным образом.
Оба старичка, по странному обычаю старосветских помещиков, очень любили покушать. Практически все свободное время они посвящали застолью.
Но интереснее всего казались для меня старички в то время, когда бывали у них гости. Тогда в их доме все принимало другой вид. Эти добрые люди, можно сказать, жили для гостей. Все, что у них было лучшего, все это выносилось. Но более всего приятно мне было то, что во всей их услужливости не было никакой приторности. Это радушие и готовность так кротко выражались на их лицах, так шли к ним.
У Пульхерии Ивановны была серенькая кошечка, которая всегда почти лежала, свернувшись клубком, у ее ног. Нельзя сказать, что Пульхерия Ивановна слишком любила ее, но просто привязалась к ней, привыкши ее всегда видеть.
Однажды кошка пропала, ушла в лес. Пульхерия Ивановна не сразу заметила ее пропажу, поискала немного и забыла о ней. Однажды одичавшая кошка вышла из бурьяна. Пульхерия Ивановна накормила ее и хотела взять в руки, но она не далась. И опять убежала в лес. «Это смерть моя приходила за мной!» — сказала Пульхерия Ивановна самой себе, и ничто не могло ее рассеять. Уверенность ее в близкой своей кончине так была сильна, состояние души ее так было к этому настроено, что действительно через несколько дней она слегла в постель и не могла уже принимать никакой пищи. Через некоторое время она умерла.
По истечении пяти лет после смерти Пульхерии Ивановны я, будучи в тех местах, заехал навестить Афанасия Ивановича. Когда я подъехал ко двору, дом мне показался вдвое старше, крестьянские избы полегли набок — без сомнения, так же, как и владельцы их; частокол и плетень во дворе были совсем разрушены, кухарка выдергивала из него палки для затопки печи, тогда как нужно было сделать два лишних шага, чтобы достать тут же наваленного хвороста.
Я вошел в комнаты; казалось, все здесь было по-прежнему; но я заметил во всем какой-то странный беспорядок, какое-то ощутительное отсутствие чего-то. Во всем было видно отсутствие заботливости Пульхерии Ивановны.
Афанасий Иванович согнулся вдвое против прежнего. Часто поднимал он ложку с кашей и, вместо того, чтобы поднести ко рту, подносил к носу. Часто вспоминал он о Пульхерии Ивановне, и всегда при этом из глаз его ручьем лились слезы.
Афанасий Иванович недолго прожил после моего визита к нему. Странно, что обстоятельства его кончины имели какое-то сходство с кончиной Пульхерии Ивановны. Однажды Афанасий Иванович решился пройтись по саду. Он вдруг услышал позади себя явственный голос: «Афанасий Иванович!» Он обернулся, но никого не было, и решил: «Это Пульхерия Ивановна зовет меня!»
После смерти Афанасия Ивановича объявился какой-то наследник, но он очень редко приезжал в имение, поэтому оно пришло в совершенное запустение.

ТАРАС БУЛЬБА
Сыновья Бульбы — Андрий и Остап — после учебы в семинарии вернулись домой. Тарас рассмеялся над семинарской одеждой сыновей, на что Остап ответил: «Хоть ты мне и батько, а как будешь смеяться, то, ей-богу, поколочу!» И отец с сыном, вместо приветствия после долгой разлуки, начали насаживать друг другу тумаки. «Да он славно бьется! — говорит Бульба. — Добре будет козак!»
Тарас был один из числа коренных, старых полковников: весь был он создан для бранной тревоги и отличался грубой прямотой своего нрава. Любил простую жизнь козаков. Вечно неугомонный, он считал себя законным защитником православия. Самоуправно входил в села, где только жаловались на притеснение арендаторов. Сам со своими козаками производил над ними расправу и положил себе правилом, что в трех случаях всегда следует взяться за саблю, именно: когда комиссары не уважали в чем-то старшин и стояли перед ним в шапках, когда глумились над православием и не почитали законов предков, когда враги были бусурманы и турки, против которых он считал, что позволительно поднять оружие во славу христианства.
Не успели сыновья еще отдохнуть дома, как Бульба приказал им собираться на Сечь. Матери было тяжело расставаться с ними, всю ночь она просидела у изголовья, гладя их головы. Когда увидела, что сыновья уже сели на коней, она кинулась к младшему Андрию, у которого в чертах лица выражалось более какой-то нежности; она схватила его за стремя, прильнула к его седлу и с отчаянием в глазах не выпускала его из рук.
Два дюжих козака бережно подхватили ее под руки и отнесли в хату.
Молодые козаки ехали смутно и удерживали слезы, боясь отца, который, с своей стороны, был тоже несколько смущен, хотя старался этого не показывать.
В двенадцать лет Андрий и Остап были отданы в Киевскую академию. Старший, Остап, начал с того свое поприще, что в первый год еще бежал. Его вернули, страшно высекли и засадили за книгу. Но он не слушался, пока отец не пригрозил ему, что он вовек не увидит Запорожья, если не будет учиться. Вскоре Остап стал одним из лучших учеников. Он всегда считался хорошим товарищем, никогда не выдавал друзей. Был суров к другим побуждениям, кроме войны и разгульной пирушки. Он был прямодушен с равными.
Меньшой брат его, Андрий, имел чувства несколько живее и как-то более развитые. Он учился охотнее и без напряжения, был изобретательнее своего брата, чаще являлся предводителем довольно опасного предприятия и иногда с помощью своего изобретательного ума умел увертываться от наказания, тогда как его брат снимал с себя свитку и ложился на пол, вовсе не думая просить о помиловании. Андрий также кипел жаждой подвига, но вместе с ней душа его была доступна и другим чувствам. Потребность любви вспыхнула в нем живо, когда ему исполнилось восемнадцать лет.
Уже около недели Тарас Бульба жил со своими сыновьями на Сечи. Юношество воспитывалось и образовывалось в ней одним опытом, в самом пылу битв, которые оттого были почти беспрерывны. Свободное время от битв козаки посвящали гульбе. Сейчас было как раз такое время. Но Тарасу была не по душе праздная жизнь, настоящего дела хотел он. Он все придумывал, как бы поднять Сечь на отважное предприятие. Однажды он пришел к кошевому и прямо сказал ему об этом. Кошевой отказался, так как с бусурманами сейчас был заключен мир. Это не понравилось Тарасу. Сговорившись с несколькими козаками, напоил он их вином. Хмельные козаки повалили на площадь, где стояли литавры, в которые били сбор на раду. Начали колотить по ним поле-нами. На площадь стекся народ. Появился кошевой. Стали раздаваться крики, чтобы последний складывал с себя полномочия. Прежнего кошевого сместили, его место занял Кирдяга.
Тарас отправляется к Кирдяге с аналогичным предложением. Тот говорит Бульбе, чтобы он собрал народ на площади. Народ собрался, стали раздаваться отдельные голоса: пропадает козацкая сила, нет войны. Постепенно загудела вся толпа. Появился кошевой, предложил отправить молодых «пусть немного пошарпают берега Натолии». Но захотели идти все. Кошевой испугался, он не хотел поднимать всего Запорожья: разорвать мир ему казалось в этом случае делом неправым. «Вам известно, что султан не оставит безнаказанно то удовольствие, которым потешатся молодцы. А мы тем временем были бы наготове,» — предложил кошевой. Все согласились. Но тут неожиданно пришла весть, что на Украине злобствуют жиды, попирают христианство. Козаки бросились истреблять жидов Запорожской Сечи.
Козаки начали готовиться в поход. Войско решило идти прямо на город Дубно. Жители не открыли им ворота и решили стоять до последнего. Тогда козаки окружили город своими телегами, стали ждать что голод все-таки вынудит жителей сдать город. Делать было нечего, козаки изнывали от скуки. Однажды, когда Андрий дремал, к нему подошла татарка (это была служанка панночки, которую Андрий видел очень давно в городе и которая очень ему понравилась). Оказалось, что панночка была в городе. Она увидела Андрия с городского вала и послала служанку попросить у него кусок хлеба для своей матери. В городе страшный голод, есть абсолютно нечего. Андрий взял мешки с хлебом и отправился вслед за татаркой в город обходными путями.
Когда Андрий увидел панночку, он забыл все на свете. Она не знала, как его благодарить за хлеб.
Видя ужасное положение жителей города, Андрий спрашивает, на что же они надеются? Прилетел ястреб с запиской, им идут на выручку.
Андрий объясняется в любви молодой полячке, отрекается от своей отчизны, отца, переходит на их сторону. В это время раздаются крики: «Спасены! Наши вошли в город!»
Сонные и выпившие козаки не успели сразу отреагировать на приход подкрепления. Отряд прошел в город, захватив пленных козаков.
Тарас никак не может найти своего младшего сына. Жид Янкель, которого Бульба спас от смерти, говорит, что видел Андрия в городе, он перешел на сторону осажденных. Тарас не верит. Янкель говорит, что Андрий передал: «Якель! скажи отцу, скажи брату, скажи козакам, скажи запорожцам, скажи всем, что отец — теперь не отец мне, брат — не брат, товарищ — не товарищ, и что я буду биться с ними со всеми!»
Происходит сражение, козаки сражаются отважно. Убивают куренного атамана, на его место назначают Остапа. Он оправдывает оказанное доверие.
Из Запорожской Сечи приходит плохая весть. Как только козаки ушли в поход, на Сечь напали татары, разграбили и взяли в плен оставшихся там. Возникла дилемма: либо догонять татар пока они не продали награбленное и пленных, либо спасать козаков, остающихся в городе. Запорожцы разделились пополам, и первая половина отправилась в погоню за татарами, а вторая осталась у города.
Сражение продолжилось. Открылись городские ворота и из них выехал отряд, во главе которого Тарас увидел Андрия. Тот летел, круша все на своем пути. Тарас рассвирепел: «Как?.. Своих?.. Своих, чертов сын, своих бьешь?..» но Андрий не различал, кто перед ним был, свои или другие какие; ничего не видел он. Кудри он видел, длинные кудри, и подобно речному лебедю грудь, и снежную шею, и плечи, и все, что создано для безумных поцелуев.
Тарас попросил козаков заманить Андрия в лес. Там он схватил его лошадь под уздцы. Оглянулся Андрий: перед ним Тарас! Затрясся он всем телом и вдруг стал бледен... Покорно, как ребенок, слез он с коня и остановился ни жив ни мертв перед отцом. «Стой и не шевелись! Я тебя породил, я тебя и убью!» — сказал Тарас и, отступивши шаг назад, снял с плеча ружье.
Бледен как полотно был Андрий, видно было, как тихо шевелились губы его и как он произносил чье-то имя, это было имя прекрасной полячки. Тарас выстрелил. Андрий упал. «Чем бы не козак был? — сказал Тарас, — и станом высокий, и чернобровый, и лицо как у дворянина, и рука была крепка в бою! Пропал, пропал бесславно, как подлая собака!»
Остапа захватили в плен. Тараса ранили. Один из козаков привез его на Сечь. Бульба поправился и решил узнать, что стало с Остапом. Он приказывает Янкелю везти его в Варшаву, несмотря на то, что за его голову назначено вознаграждение. Янкель предлагает спрятаться в воз с кирпичами.
В Варшаве Тарасу так и не удалось встретиться с сыном. Остап был приговорен к смертной казни. Его вывели первым, перед казнью долго мучили, но он достойно вынес испытания. Но когда подвели его к последним смертным мукам, казалось, как будто стала подаваться его сила. И повел он глазами вокруг себя: боже, все неведомые, все чужие лица! Хоть бы кто-нибудь из близких присутствовал при его смерти! Он не хотел бы слышать рыданий и сокрушений слабой матери, хотел бы он теперь видеть твердого мужа, который бы разумными словами освежил и утешил его при кончине. И упал он силою и воскликнул в душевной немощи: «Батько! где ты? Слышишь ли ты?» «Слышу!» — раздалось среди всеобщей тишины, и весь миллион народа в одно время вздрогнул.
Часть военных всадников бросилась на поиски Тараса, но его и след простыл.
Через некоторое время Тарас собрал свой полк и двинулся на Польшу, много нанес он урону Польше. Но все-таки его поймали и сожгли на костре.