КАТЕГОРИИ:
АстрономияБиологияГеографияДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
Инновации и преемственность в развитии науки («тематический анализ науки» Дж. Холтон, «личностное знание» М. Поляни, С. Тулмин - эволюционная модель развития научного знания). 3 страницаКак нами уже было отмечено, Аристотель приписывал шарообразную форму и небесному своду. Тем самым создалось противоречие между представлением о шарообразности Земли и неба, к которому привели астрономические наблюдения, и физическими понятиями «верх» и «низ», возникшими при наблюдении окружающих явлений. Это противоречие Аристотель разрешал учением о разделении вселенной на две существенно отличные друг от друга части. И в связи с этим Аристотель развил чрезвычайно последовательную, строго геоцентрическую точку зрения, проведя резкую грань между подлунным и надлунным миром, между «земным» и «небесным». Вот основные положения астрономического учения Аристотеля в его собственном изложении: «Солнце и планеты обращаются около Земли, находящейся неподвижно в центре мира. Наш огонь, относительно цвета своего, не имеет никакого сходства со светом солнечным, ослепительной белизны. Солнце не состоит из огня; оно есть огромное скопление эфира; теплота Солнца причиняется действием его (Солнца — Г. Г.) на эфир во время обращения вокруг Земли. Кометы суть скоропреходящие явления, которые быстро рождаются в атмосфере и столь же быстро исчезают. Млечный Путь есть не что иное, как испарения, воспламененные быстрым вращением звезд около Земли... Движения небесных тел вообще говоря, происходят гораздо правильнее, чем движения замечаемые на Земле; ибо, так как тела небесные совершеннее всех других тел, то им приличествует самое правильное движение, и вместе с тем самое простое а такое движение может быть только круговым, потому что в этом случае движение бывает вместе с тем и равномерным. Небесные светила движутся свободно подобно богам к которым они ближе, чем к жителям Земли; поэтому светила при движении своем не нуждаются в отдыхе и причину своего движения заключают в самих себе. Высшие области неба более совершенные, содержащие в себе неподвижные звезды, имеют поэтому наиболее совершенное движение-всегда вправо. Что же касается до части неба, ближайшей к Земле а поэтому и менее совершенной, то эта часть служит место пребыванием гораздо менее совершенных светил, каковы планеты. Эти последние движутся не только вправо но и влево, и притом по орбитам, наклоненным к орбитам неподвижных звезд. Все тяжелые тела стремятся к центру Земли, а так как всякое тело стремится к центру вселенной, то поэтому и Земля должна находиться неподвижно в этом центре». Чтобы яснее представить себе идеи, положение Аристотелем в основу его геоцентрической системы мира, необходимо учесть, что в то время в греческой науке прочно утвердилось учение философа Эмпедокла (492 — 432 гг. до хр. эры) о четырех «элементах» или «стихиях». Эмпедокл допускал существование четырех «стихий», а именно: земли, воды, воздуха и огня, и считал, что от их смешения произошло «всё, вся Вселенная», — все тела, встречающиеся на Земле и небе. Аристотель принял это представление, но к упомянутым четырем элементам присоединил пятый, резко от них отличный. По мнению Аристотеля, кроме четырех элементов или основных веществ, из которых составлены все земные предметы, имеется еще особый пятый элемент — «пятая сущность» (по латыни — quinta essentia, откуда и выражение «квинтэссенция»), эфир, из которого состоят небесные светила. При этом Аристотель учил, что Земля, где царят четыре элемента, является миром тленным, т. е. миром постоянных превращений, вечного круговорота, рождения и смерти, произрастания и увядания; наоборот, небо, состоящее, по его мнению, лишь из одного эфира, есть мир нетленный, ибо оно служит местонахождением всего совершенного. Словом, небесные тела объявлялись принципиально отличными от земных, «элементарных» тел. Все тяжелое по Аристотелю стремится к центру вселенной и скопляется вокруг него, образуя шарообразную массу. Поэтому-то Земля, как наиболее тяжелый из всех элементов, и находится в центре вселенной; стало быть, доказывал Аристотель, в астрономии возможна только геоцентрическая точка зрения. Защищая это воззрение, Аристотель, между прочим, привел следующий (весьма характерный для его способа мышления) аргумент: «Всё божественное одарено вечным движением; небу присуще это качество, ибо оно — тело божественное, и вот почему оно имеет сферическую форму, которая по самой своей природе вечно круговращается. Но как же объяснить, что не всё тело неба находится в движении? Это потому, что всегда одна часть круговращающегося тела неизбежно должна оставаться на одном месте и в покое; и это именно та часть, которая находится в центре. Невозможно, чтобы в небе какая-нибудь часть оставалась неподвижной, ибо тогда она будет направляться к центру; а так как естественное движение неба есть круговое, то движение к центру не будет вечным. Всё, что против природы, не может продолжаться вечно и есть только уклонение от того, что естественно. Следовательно, Земля необходимо должна быть в центре и оставаться там в покое». Более легкие элементы, принадлежащие к земному шару, с этой точки зрения, наслоены один на другой в таком порядке: вода окружает земной шар, над водой находится воздух, а над воздухом — огонь, который является самым легким из четырех «земных» элементов и занимает всё пространство от Земли до Луны. А уже над огненной оболочкой расположены звезды. Звезды состоят из еще более легкого вещества — чистого эфира и являются наиболее совершенными мировыми телами; они очень удалены от Земли и нисколько не подвержены тлетворному влиянию элементарных земных тел. Солнце, Луна и планеты тоже состоят из эфира, но так как они ближе к Земле, эфир их менее «чист», менее совершенен, и это определяет несовершенство их движений и форм их путей. Материя по этой гипотезе расположена шарообразно, причем все тела стремятся к центру Земли, так что вообще слово «вниз» означает движение к центру вселенной, слово же «вверх» — к окружающей небесной сфере. А эта сфера, как мы уже видели, является пространственно ограниченной: за ее пределами нет ничего — ни места, ни пустоты, ни движения. Подобно делению всей вселенной на две строго отличные друг от друга части, движения также разделяются Аристотелем на две группы: несовершенные и совершенные. Все движения земных элементов он относит к группе несовершенного движения, причем характеризует их как прямолинейные движения. Они совершаются в направлении «естественных мест» четырех элементов, прямолинейно вниз или вверх, в зависимости от того, является ли тело тяжелым или легким; тело движется до тех пор, пока не найдет места, где может оставаться в покое. Все тяжелые «элементарные» тела имеют стремление книзу; от этого стремления их можно удержать лишь временно, применяя какие-то силы. Земля, как самый тяжелый элемент, не только находится в центре вселенной, но и покоится в нем, т. е. совершенно не обладает собственным движением (последнее могло бы поддерживаться лишь временно, чтобы затем прекратиться). Что же касается эфира, то он обладает совершенным движением, отличным от движения четырех элементов. Эфир, по учению Аристотеля, не имеет своего «естественного места» и может двигаться только по самому совершенному пути — по кругу и с абсолютной правильностью. Аристотель был учеником Платона (429—347 гг. до хр. эры), который пользовался в древнем мире большим авторитетом. Стараясь создать простую геометрическую схему движения небесных тел, Платон поставил перед астрономами задачу — объяснить все движения небесных тел как движения круговые и притом равномерные, т. е. происходящие с постоянной скоростью. Эта мысль послужила началом развития так называемой теории эпициклов. Она оказала отрицательное влияние на развитие науки о небе своей предвзятостью, глубоко проникшей в умы греческих ученых, в особенности астрономов. Никому в голову не приходила мысль отступиться от положения о равномерно-круговом движении небесных светил. Представление это вытекало не из наблюдений, ибо наблюдения Солнца, Луны и планет этому противоречат, а из чисто умозрительных соображений. Оно возникло из идей пифагорейцев (влияние пифагореизма на Платона было весьма значительно!) о строгой гармонии в космосе. Считалось, что движения, происходящие в небесном пространстве, целесообразны, следовательно, должны быть совершенны и неизменны, а таковыми якобы могут быть лишь круговые и равномерные движения. Для древнегреческих натурфилософов было аксиомой, что только равномерно круговое движение, не знающее ни приближения к центру, ни удаления от него, ни ускорения, ни замедления, может «приличествовать» безостановочному бегу светил. Как мы в дальнейшем убедимся, отказаться от этого древнего астрономического догмата было трудно далее тем ученым, которые решительно отвергали представление о Земле, как неподвижном средоточии мира. Идеи Аристотеля о движении небесных тел находятся в неразрывной связи с этим догматом. Аристотель, вслед за Платоном, считал, что круг есть совершенная геометрическая фигура и поэтому круговое движение отличается равномерностью. Движения звезд, состоящих из чистого эфира, вечны и неизменны. Они могут совершаться только кругообразно и равномерно вокруг неподвижного мирового центра — земного шара. Что же касается Солнца, Луны и планет, расположенных в тех областях неба, где эфир (вследствие близости к огню и другим элементам) менее чист, то эти небесные тела движутся хотя и по кругам, но неравномерно и не всегда в одном и том же направлении. Таким образом, Аристотель учил, что все части неба находятся в вечном движении. Одна только Земля «очевидно находится в покое», пребывая в центре небесной сферы. Он говорил, что «великим аргументом неподвижности земного шара служит то, что Земле свойственна состояние покоя и что она естественно находится в равновесии», т. е. она не имеет причины покидать своего «естественного места». Что же касается причины движения светил вокруг Земли, то, по Аристотелю, здесь все дело лишь в том, что это движение весьма «естественно», ибо окружность есть наиболее совершенная линия, светила же сами по себе совершенны, так что они должны описывать окружность. Вместе с тем Аристотель утверждал, что может существовать только один мир, и вот почему: если элементы всюду одинаковы, то все они стремятся к одному центру (занять свое «естественное место»), и если существует только один мировой центр, то и существовать может только один мир. Далее Аристотель подчеркивал, что движение мира только тогда возможно, когда существует какая-то точка покоя, на которую это движение некоторым образом опирается, и что именно такой точкой является земной шар. Наконец, в подтверждение нетленности небесных тел, одаренных круговым движением, Аристотель приводил следующее соображение: «В длинном ряде времен, согласно передаваемому из рода в род преданию, малейшей перемены на небе, наблюдаемом на последних пределах, не замечено ни в целом, ни в какой-либо его части». Аристотель заключал, что небо—вечно и совершенно и что по этой именно причине «все люди, и греки и варвары, если только они имели какое-нибудь понятие о божестве, помещали сюда обиталища богов, которым поклонялись». Таким образом, Аристотель построил геоцентрическое учение о вселенной, которое имело весьма законченный вид и выражало общее мнение большинства ученых древности, так как заключало в себе наиболее распространенные научные представления того времени. В этом учении Аристотель уничтожил противоположность «верха» и «низа», но вместе с тем все же ввел противоположность «земного» и «небесного», несовершенной и совершенной формы, вечности и возникновения, подвижности и неподвижности, тяжести и легкости и т. д. Все эти противоположности вытекали из того, что всю вселенную Аристотель резко разграничил на две части: на «элементарную» (земную, несовершенную) и «эфирную» (небесную, совершенную). В основу своей физики Аристотель также положил противоположность «естественных» и «насильственных» движений. Естественным движением он считал движение, соответствующее природе вещей (например, движение камня вниз), насильственным — движение противоположное (движение камня вверх). При этом он учил, что насильственные движения не сохраняются и, в конце концов, «исчезают» сами собой, уступая место естественным движениям. В связи с этим положение Аристотеля о покое Земли в центре вселенной казалось хорошо увязанным с наблюдаемыми фактами. Влияние Аристотеля на научно-философскую мысль длилось около двух тысяч лет. В течение значительной части средних веков этот философ считался непререкаемым авторитетом. Так, Данте называл его «учителем тех, кто занимается наукой». Его взгляды настолько глубоко проникали в умы ученых, что даже Коперник, решительно отбросивший аристотелевский геоцентризм, не в состоянии был освободиться от некоторых идей его физики. Аристотель был энциклопедическим умом, давшим весьма широкое, почти всеобъемлющее обобщение греческой науки. Но он был непоследовательным мыслителем, колебался между материалистическим и идеалистическим мировоззрением, хотя немало сделал и для подрыва основ идеализма. Средневековые мистики и богословы заимствовали у Аристотеля идеалистические взгляды и приспособили их к защите религии и интересов имущих классов вообще. Эти идеи стали знаменем реакции, и поэтому даже в настоящее время делаются попытки возродить их в том или ином виде. По меткой характеристике Ленина «Поповщина убила в Аристотеле живое и увековечила мертвое»1. Поэтому, когда под влиянием Бруно, Галилея и других крупных мыслителей разразилась целая буря возражений против учения Аристотеля, то борьба именно против Аристотеля стала необходимым условием для развития науки, становившейся на путь материалистического понимания природы. Однако все эти бесчисленные возражения относились не столько к самому Аристотелю, сколько к его средневековым последователям и комментаторам (схоластам), которые его авторитетом старались прикрыть свои «душеспасительные» антинаучные и реакционные фантазии. В первую половину средневековья, длившегося более тысячелетия, в Европе господствовала библейская картина мира, сменившаяся затем догматизированным аристотелизмом и геоцентрической системой Птолемея. Постепенно накапливавшиеся астрономические наблюдения подтачивали основы этой картины. Несовершенство, сложность и запутанность птолемеевской системы становились очевидными. Все многочисленные попытки увеличения ее точности достигались за счет ее все прогрессирующего усложнения. Уже в средневековье сосуществовало несколько моделей планетных движений, но все они опирались на геоцентризм и в конце концов сводились к системе Птолемея, лишь усложняя ее. Птолемеевская система не только не позволяла давать точные предсказания; она еще страдала явной несистематичностью, отсутствием внутреннего единства и целостности; каждая планета рассматривалась сама по себе, имела отдельную от остальных эпициклическую систему, свои собственные законы движения. В геоцентрических системах движение планет представлялось с помощью нескольких равноправных независимых математических моделей. Строго говоря, геоцентрическая теория не была геоцентрической системой, так как объектом этой теории система планет (или планетная система) и не являлась; в ней речь шла об отдельных движениях, не связанных в некоторое системное целое. Геоцентрические теории позволяли предвычислять лишь направления на небесные светила, без попыток раскрыть истинную удаленность и расположение их в пространстве. Птолемей считал последние две задачи вообще неразрешимыми. Установка на поиск внутреннего единства и системности и была той стержневой основой, вокруг которой концентрировались непосредственные предпосылки геоцентрической системы. Среди предпосылок создания гелиоцентрической теории особое место принадлежит возникшей необходимости реформы юлианского календаря, в котором два основные счисления - равноденствие и полнолуние - потеряли связь с реальными астрономическими событиями. Календарная дата весеннего равноденствия, приходившаяся в IV в. новой эры на 21 марта и закрепленная за этим числом Никейским собором в 325 г. как важная отправная дата при расчете основного христианского праздника пасхи, к XVI в. отставала от действительной даты равноденствия на 10 дней! Еще с VIII в. юлианский календарь пытались совершенствовать, но безуспешно. Проходивший в 1512 - 1517 гг. в Риме Латеранский собор отметил чрезвычайную остроту проблемы календаря и предложил ее решить крупнейшим астрономам. Среди них был и Н. Коперник, который ответил тогда отказом, так как считал недостаточно развитой и точной теорию движения Солнца и Луны, которые и лежат в основе календаря. Вместе с тем, это предложение стало для Н. Коперника одним из мотивов совершенствования геоцентрической теории. Другая общественная потребность, стимулировавшая поиски новой теории планет, лежала в сфере мореходной практики. Новые, более точные таблицы движения небесных тел, прежде всего Луны и Солнца, нужны были для вычисления положений Луны для данного места и момента времени. Определяя разницу во времени одного и того же положения Луны на небе - по таблицам и по часам, установленным по Солнцу во время плавания, находили долготу места на море. Долгое время это был единственным способом нахождения долготы во время длительных морских плаваний в эпоху Великих географических открытий. Совершенствование теории планетной системы стимулировалось также и нуждами все еще популярной тогда астрологии. Величайшим мыслителем, которому суждено было начать великую революцию в астрономии, повлекшую за собой революцию во всем естествознании, был гениальный польский астроном Николай Коперник (1473 - 1543). Еще в конце XV в., после знакомства и глубокого изучения "Альмагеста", восхищение математическим гением Птолемея сменилось у Коперника сначала сомнениями в истинности этой теории, а затем и убеждением в существовании глубоких противоречий в геоцентризме. Он начал поиск других фундаментальных астрономических идей, изучал в подлинниках сохранившиеся сочинения или изложения учений древнегреческих математиков и философов, в том числе и первого гелиоцентриста Аристарха Самосского, и мыслителей, утверждавших подвижность Земли. (В древности кроме Аристарха Самосского гелиоцентрические идеи высказывались пифагорейцами Филолаем и Экфантом, учеником Аристотеля Гикетом Сиракузским и др. Кроме того, в античности и средневековье в различных мистических, эзотерических учениях духовный центр мира (Единое, Благо, Логос, Абсолют и др.) олицетворялся с Солнцем как источником "духовного" света. Такое олицетворение получило название "духовного гелиоцентризма".) Обладая широким складом мышления, Коперник первым взглянул на весь накопившийся за тысячелетия опыт астрономии глазами человека эпохи Возрождения: смелого, уверенного, творческого, новатора. Предшественники Коперника не имели смелости отказаться от самого геоцентрического принципа и пытались либо совершенствовать мелкие детали птолемеевой системы либо обращаться к еще более древней схеме гомоцентрических сфер. Коперник сумел разорвать с этой тысячелетней консервативной астрономической традицией, преодолеть преклонение перед древними авторитетами. Н. Коперник был движим идеей внутреннего единства и системности астрономического знания; он искал простоту и гармонию в природе, ключ к объяснению единой сущности многих; кажущихся различными явлений. Результатом этих поисков и явилась гелиоцентрическая система мира. Где-то между 1505-1507 г.г. Коперник в "Малом комментарии" излагает принципиальные основы гелиоцентрической астрономии. Теоретическая обработка астрономических данных завершается к 1530 г. Но только в 1543 г. полностью увидело свет одно из величайших творений в истории человеческой мысли - " О вращениях небесных сфер". В нем изложена математическая теория сложных видимых движений Солнца, Луны, пяти планет и сферы звезд с соответствующими математическими таблицами и приложением каталога звезд. В центре мира Коперник поместил Солнце, вокруг которого движутся планеты,- и среди них впервые зачисленная в ранг "подвижных звезд" Земля со своим спутником Луной. На огромном расстоянии от планетной системы находилась сфера звезд. Его вывод о чудовищной удаленности этой сферы теперь диктовался самим гелиоцентрическим принципом: только так мог Коперник согласовать его с видимым отсутствием у звезд смещений за счет движения самого наблюдателя вместе с Землей, отсутствием у них параллаксов. Система Коперника была проще и точнее системы Птолемея. Этой простотой и точностью сразу же воспользовались в практических целях. На ее основе составили "Прусские таблицы" (Э. Рейнгольд, 1551 г.). Она позволила уточнить длину тропического года и провести в 1582 г. давно назревшую реформу календаря. В результате был введен новый, или григорианский, стиль. 16. Основные исследовательские программы античной философии и науки: геометризация механики и механизация геометрии у Архимеда как прецедент «научной техники» и «технизированной науки» и образцовый пример для построения Галилеем «геометро-кинематической схемы» для описания природных процессов. (А-144, Г-149) Впервые соотносит физические представления и экспериментально-технический опыт Вильям Гильберт, который переносит знания, полученные в эксперименте с искусственно обработанным магнитом (тереллой), на природный, физический объект - Землю. Аналогично рассуждает и Галилей, воображая, что Земля - это большое колесо. Он замещает Землю колесом, а колесо-Землю, подобно Орезму, - геометрической фигурой и проводит геометрическое доказательство выдвигаемого им утверждения в соответствии с постулатами и нормами евклидовой геометрии. Получив решение задачи математическим путем, он снова переходит к физической проблеме, используя физические понятия, а затем опять прибегает к помощи чертежа, который должен облегчить решение задачи. Таким образом, Галилей выбрал необычную для средневековой ремесленной техники и схоластической науки позицию: техника стала опираться на математические знания и методы, а наука на специально технически подготовленный эксперимент. Галилей осуществил транспортировку первоначальной теоретической модели - геометро-кинематической схемы - из астрономии, где рассматривались движения небесных тел по идеальным кривым в соответствии с постулатами и теоремами евклидовой геометрии, что стало возможным благодаря допущению идентичности земных и небесных явлений. На конкретном примере доказательства шероховатости Луны в „Диалоге о двух системах мира“, видно, как Галилей осуществляет этот переход от физической проблемы к решению математической задачи на геометрическом чертеже и далее к подтверждению полученного теоретически результата на структурной схеме эксперимента. Здесь Галилей сконструировал новый абстрактный объект - поверхность, образованную из бесконечного количества очень маленьких поверхностей, расположенных с бесконечным разнообразием наклонов, схожий с идеализированным объектом значительно позже построенной радиолокационной теории, так называемой „релеевской целью“, которую можно представить как бы состоящей из большого количества отражающих элементов сравнимых размеров. "Релеевская цель", с одной стороны, - объект математической статистики (вероятностное распределение Релея), а с другой - имеет четкий коррелят в электродинамике, т.е. является абстрактным объектом соответствующей физической теории. Еще ближе к этому представлению - описание в трактате Галилея „Пробирных дел мастер“: если поверхность не ровная, а волнистая и изобилует возвышениями и впадинами, то она как бы составлена из великого множества маленьких зеркал, расположенных под различными наклонами и видимых в тысячах различных ракурсах. Также и Луна, имея шероховатую и негладкую поверхность, отражает солнечный свет во все стороны и остается для любого наблюдателя всегда светлой. Здесь Галилей апеллирует не просто к наблюдению, а к ремесленной практике, говоря, что также и бриллианты выделываются со многими гранями, а отшлифованная сталь под некоторыми углами зрения кажется блестящей, а под другими, наоборот, - темной. Далее Галилей движется в плоскости математических теоретических схем, решая сформулированную им геометрическую задачу, а затем возвращается снова к реальному физическому телу - Луне. Наконец, Галилей приводит решающий для него аргумент - искусственная невоспроизводимость наблюдаемых на естественном объекте (Луне) природных явлений с помощью специально изготовленного гладкого шара и их воспроизводимость с помощью шара с шероховатой поверхностью, имитирующего горы на Луне (как у Гильберта «терелла» для экспериментального исследования магнитного поля Земли). Для него математический объект (например, точка) всегда соотносится не только с физическим объектом (физическое тело, скажем, камень), но и с искусственно созданным техническим объектом (например, пушечное ядро). Необходимое условие экспериментирования для Галилея - использование языка математики. Итак, Галилеем осуществляется „подгонка“ техническим путем природных объектов под математическую схему. Таким образом, получаются идеально-реальные, природно-математические синкретические объекты, т.е. природные объекты, „внутри“ которых скрыта математическая (геометрическая) схема. Техническим способам приблизить несовершенные („выпирающие“ из совершенной геометрической формы) природные объекты к идеальным, математическим, совершенным являются, например, шлифовка, выбор неподдающегося деформации материала и т.п., позволяющие искусственно усовершенствовать естественные объекты, для которых можно пренебречь незначительным отклонением от идеальной формы. Подводя итог рассмотрению феномена Галилея следует отметить не только его важный вклад в становление экспериментального и математизированного естествознания, но и в развитии той программы сциентификации техники и технизации науки, которая поэтапно реализовывалась в течение трех последующих столетий. Экспериментальное естествознание, так же как и инженерная деятельность, предполагали оперирование с идеализированными объектами и схемами, что создавало основу для их математизации. Средневековая наука (западная и восточная): «истины веры» и «истины разума» - метафизическая и геометрическая оптика, роль христианской теологии в изменении созерцательной позиции ученого («опытная наука» по Роджеру Бэкону), университеты и развитие логических форм научного мышления («бритва Оккама»), алхимия, астрология, магия — манипуляция с природными объектами. Для эпохи средневековья (II в. н. э. — XIV—XV вв.) характерны религиозная картина мира и «стиль социокультурного поведения», опирающийся на теологические ценности. Западноевропейское средневековье в качестве официальной доктрины избрало христианство, независимые от него представления жестоко карались. Изречение «Верую, ибо абсурдно» свидетельствовало об абсолютной несовместимости веры (религии) и разума (философии). В рамках средневековья философия, как и наука, выступают «служанками» богословия. Положения, расходящиеся с христианскими догматами, осуждаются. С точки зрения средневековых представлений весь мир наполнен таинственными символическими знаками, которые нужно уметь интерпретировать, согласовывая с религиозными догмами. Молитвенное созерцание истины достигается лишь на основе смирения и любви. Поэтому наука в средние века часто оценивается как своеобразное интеллектуальное устремление, лишенное свободы поиска и скованное предрассудками и заблуждениями. Задачи научного исследования также направляются на достижение благодати и спасения. В науке господствовал схоластический метод с его необходимым компонентом — цитированием авторитетов, что лишало значимости задачу по исследованию природных закономерностей. Средневековье знало семь свободных искусств: грамматика, диалектика, риторика (триумвиум); арифметика, геометрия, астрономия, музыка, пение церковных гимнов (квадриум). Каждый ученый был обязан владеть всеми этими науками-искусствами. Первый этап развития средневековой философии связан с патристикой (от лат. патер — отец) — учение отцов церкви. Со II по VI в. проблематику философии в рамках патристики представляли Василий Великий, Августин Блаженный, Григорий Нисский, Тертуллиан, Ориген и др. Они обсуждали проблемы сущности Бога, движение истории к определенной конечной цели («град божий»), соотношение свободы воли и спасения души. Образ мира воплощался в особую образно-знаковую систему символов. Большое значение имело то, что разум мыслился как стремящийся к расширению своих границ, а умопостигаемая природа возлагала свои надежды на возможности человеческого разума. Средневековье в лице отцов церкви Оригена, Дионисия Арео-пагита затрагивало вопрос о соотношении веры и разума, авторитета и разума. Богословие вынуждено было пользоваться правилами логического мышления, что наталкивало религиозную мысль на противоречия, парадоксы и несуразности. Философская мысль не укладывалась в прокрустово ложе теологических догматов. Классик средневековой патристики — Тертуллиан (160— 220 н. э.), известен своей тягой к интеллектуальной провокации. Тертуллиан обнажал пропасть между реальностью веры и истинами умозрения, каждый раз показывая несоразмерность веры и разума. Вера не нуждается в рационально-теоретической аргументации, истины веры открываются в акте откровения. Его кредо «Верую, ибо абсурдно» показывает, что когнитивно-рациональные структуры не имеют силы в сфере притяжения веры — вера их превосходит. Тертуллиан вопрошал: «Что общего у Академии и Церкви?» — и показывал их принципиальную противоположность. Средневековый мыслитель стремился заглянуть в глубины человеческого духа и требовал доверия не только к мистическому опыту, но и к спонтанным проявлениям души (необдуманным выкрикам, не доходящим до сознания стереотипным формулам речи). Примечательно, что к его наследию обращаются современные психоаналитики. Представитель ранней патристики Ориген (около 185—253/ 254) — теолог, философ и ученый, автор около 2000 книг — обращал внимание на то, что природа превосходит самый ясный и чистый человеческий ум. Мироздание является совечным Богу, до нашего мира и после него были и будут другие миры. Процесс изменения мира в его христологическом учении связывался с глубиной падения духов, их возвращением (спасением) в первоначальное благостное состояние, что не являлось окончательным, поскольку духи и в силу свободной воли могли испытать новое падение.
|