Упражнение 276.

1. Выступая в защиту культуры устной речи, Чехов писал: «В сущности, для интеллигентного человека дурно говорить должно бы считаться таким же неприличием, как не уметь читать и писать».

2. «От сокращения изложение всегда выигрывает», - говорил Л.Н. Толстой.

3. Н.М. Карамзин, много сделавший для развития и обогащения русского литературного языка, писал: «В 6 лет можно выучиться всем главным языкам, но всю жизнь надобно учиться своему природному. Нам, русским, еще более труда, чем другим».

4. В начале Великой Отечественной войны А.А. Ахматова писала в одном из своих стихотворений:

И мы сохраним тебя, русская речь,

Великое русское слово.

5. Все мы с детства помним замечательные слова И. С. Тургенева о «великом, могучем, правдивом и свободном русском языке».

6. «В речи, - считал Цицерон, - надо всегда иметь в виду то, что уместно».

7. Н.В. Гоголь называл русских поэтов «бесчисленными клавишами одного великого органа, разнесшего благозвучие по русской земле».

8. Аристотель указывал что «речь должна отвечать законам логики».

9. Люблю отчизну я, но странною любовью!

Не победит ее рассудок мой, -

признавался М.Ю. Лермонтов в стихотворении "Родина".

10. «Когда суть дела обдумана заранее, слова приходят сами собой», - утверждал древнеримский поэт Гораций.

11. М. Горький считал книгу «наиболее сложным и великим чудом из всех чудес, сотворенных человечеством».

12. Зима в стихах Пушкина, по словам В.Г. Белинского, «облита блеском роскошной поэзии».

13. В стихотворении "Дума" Лермонтов писал:

Печально я гляжу на наше поколенье,

Его грядущее — иль пусто иль темно.

14. «Раз речь не ясна, - говорил Аристотель, - она не достигает цели».

15. Знаменитый римский оратор Квинтиллиан советовал говорить так, «чтобы тебя нельзя было не понять».

Упражнение 277.

Рудольфи между тем глотал страницу за страницей, и я тщетно пытался узнать, какое впечатление роман производит на него. Лицо Рудольфи ровно ничего не выражало. Когда он сделал антракт, чтобы протереть стекла очков, я к сказанным уже глупостям прибавил еще одну:

- А что говорил Ликоспастов о моем романе?

- Он говорил, что этот роман никуда не годится, - холодно ответил Рудольфи и перевернул страницу.

В час ночи мы выпили чаю, а в два Рудольфи дочитал последнюю страницу. Я заерзал на диване.

- Так, - сказал Рудольфи. - Толстому подражаете.

Я рассердился.

- Кому именно из Толстых? - спросил я. - Их было много. Алексею ли Константиновичу, известному писателю, Петру ли Алексеевичу, поймавшему за границей царевича Алексея, нумизмату ли Ивану Ивановичу или Льву Николаевичу?

- Вы где учились? - спросил Рудольфи.

Тут приходится открыть маленькую тайну. Дело в том, что я окончил в университете два факультета и скрывал это.

- Я окончил церковноприходскую школу, - сказал я, кашлянув.

- Вон как, - сказал Рудольфи, и улыбка тронула слегка его губы. Затем он резко изменил голос и заговорил сурово:

- Ваш роман Главлит не пропустит, и никто его не напечатает. Его не примут ни в «Зорях», ни в «Рассвете».

- Я это знаю, - сказал я твердо.

- И тем не менее я этот роман у вас беру, - сказал строго Рудольфи, - и завтра он будет перепечатан на машинке.

- В нем четыреста страниц! - воскликнул я хрипло.

- Я разниму его на части, - железным голосом говорил Рудольфи, - и двенадцать машинисток в бюро перепечатают его завтра к вечеру.