Глава 17. — Безобразие! Юрка, не потерпим

— Безобразие! Юрка, не потерпим! Налейте мужику выпить!

Игорь Самойлов если и поразился виду своего друга, то хорошо это скрывал. Он пришел в гости поздно вечером, принес деньги, собранные бывшими Юриными сослуживцами, и балагурил за столом, наспех накрытом на кухне.

— Что значит — врачи не разрешают? К стенке таких врачей! Если мужику нельзя выпить — значит, ему нельзя жить. Юрка, ты живой? Выкинь ты эту корочку. Держи рюмку. Женщины, молчать!

Игорь отбивался от хохочущих Тани и Анны. Вложил Юре в руку рюмку с коньяком и поднес ко рту. Юра сделал глоток и тут же выплюнул, как ребенок выплевывает горькое лекарство.

— Не пошло? — Игорь на секунду замешкался, но тут же вернулся к прежнему тону. — Так, старик, начинаем все сначала, с детских лет. Прописываю: сначала по стакану пива ежедневно, потом переходите на дешевый портвейн. Подчеркиваю — самый дешевый. И этим макаром подвигаетесь до благородных напитков. Женское внимание и ласка тебе обеспечены. Старик, мы на правильном пути! Я бы тоже хотел повторить.

Юра смотрел на него и не узнавал. Впрочем, он никого не узнавал, слегка оживлялся, только когда его кормили. За две недели дома его научили слегка приподнимать руки и ноги, помогать при переодевании и пересаживании с кровати на кресло и обратно — весь прогресс.

Анна думала, что после того, как Юра уснул в кресле, и она заявила, что мужа пора укладывать спать, Игорь уйдет, но он не спешил.

— Укладывай, а потом давай поговорим.

— Сама справлюсь, — Татьяна выкатила кресло с кухни.

Игорь закурил, подошел к окну и молча смотрел на улицу.

— Не смущайся, — сказала Анна, — со мной уже все, кто мог, провели беседу: как и на какие средства мы будем жить, что нам делать: переехать к маме, продать квартиру и купить меньшую, и даже — представляешь? — отдать Юру в инвалидный дом.

— И что ты выбрала?

— Прежде, когда у нас возникали трудности, Юра всегда говорил: без суеты разведем проблемы по их важности и срочности и начнем решать. Сейчас самое важное — поставить его на ноги. Все остальное подождет. Считаешь, я не права?

— Права, — Игорь вернулся за стол, — с точки зрения женской, гуманной, общечеловеческой — права. Можно добиться того, чтобы он стал таким, как прежде?

Анне задавали этот вопрос десятки раз, она сама пытала каждого из врачей, которых приглашала на консультацию.

— Что значит “таким, как прежде”? — спросила она раздраженно. — Ты можешь стать таким, каким был три года назад или три месяца?

— Он будет соображать? Сможет рассчитать нагрузку на крыло самолета? Вкалывать по десять часов в сутки? Пробежать тридцать километров на лыжах? Выпить литр водки, а утром отправиться на работу?

Анна отрицательно покачала головой. Никто не понимает, какую ценность для нее представляет Юра. Для всех он должен быть добытчиком, рабочей лошадью, а если лошадь захромает или ослепнет, то место ей на живодерне. Конечно, друзья и родные любят ее, любят Юру, желают им добра, но мыслят до пошлости приземленно. Как будто не существует других, высших человеческих отношений и чувств. Анне было обидно, что ее самопожертвование все воспринимали, с одной стороны, как норму, а с другой — как ошибку. Она в их глазах походила на истовую богомолку, которая силой веры поражала и одновременно наводила на мысль об ограниченности.

— Как у тебя дела? — спросила Анна. — Ты о себе ничего не рассказываешь.

— Мои дела, — задумчиво проговорил Игорь, — мои дела интересны и необыкновенны. Долго рассказывать. А коротко — то ли буду большой пан, то ли сильно пропал. Нюра, на что вы будете жить?

— Послушай, мне уже надоело, что все смотрят на нас с сочувствием и жалостью. Мы будем жить нормально. Я все продумала. Из тех денег, что ты принес, частью рассчитаюсь с долгами. У нас есть резерв — счет в банке и машина. Сергей Крафт поможет снять деньги, Вера звонила, у него, кажется, получилось. Отдам взнос, за квартиру, чтобы голова не болела по этому поводу. Продадим машину — деньги на Юрино лечение: лекарства, массаж, лечебная физкультура, занятия с дефектологом — это специалисты, которые учат взрослых, после инсультов и травм, разговаривать, читать и так далее. А жить будем на пенсию, пособие детям, плюс хочу устроиться мыть подъезды в нашем доме. Будем работать на пару с Луизой Ивановной. Она переедет к нам, а ее квартиру можно сдать. Вот такие наши планы.

— Разумно, — кивнул Игорь. — Все правильно спланировала.

У него был вид человека, владеющего каким‑то секретом и мучительно раздумывающим — делиться этим секретом или нет. Ситуация, когда нельзя одновременно оказать помощь ближнему и застраховать собственные интересы.

— Выжить вы, конечно, выживете, — произнес он, — но не более того. Не обижайся, но у тебя, Аня, женский подход к решению проблемы. Было бы на что хлеб купить завтра, а дальше — как Бог пошлет. Что в перспективе? В перспективе карьера уборщицы подъездов. Между тем сейчас тот момент в жизни нашего славного государства, когда делаются большие деньги и закладываются фундаменты огромных состояний. Через несколько лет нашу страну ты не узнаешь. Из бывших однокашников одни будут улицы подметать, а другие в барских поместьях посвистывать.

— И какое все это имеет отношение, ко мне?

— Я хочу тебя взять в дело. — Игорь решился. — Никогда бы на это не пошел, будь Юрка в добром здравии. Я очень рискую. Если ты станешь молоть языком, я тебя придушу, если успею, конечно, сам в живых остаться.

— Игорек, ты связался с бандитами? — испугалась Анна.

— Ни в коей мере. Я веду дела только с государственными людьми самого высокого ранга. Риск страшно велик, но поэтому и выигрыш может оказаться фантастичным. Если ты вложишь свои деньги — за машину и те, что в банке, то прибыль будет не сто, триста, а больше тысячи процентов. Дальше ею нужно будет правильней распорядиться, но это потом. Твои копейки, как ты понимаешь, нам не нужны, и в благотворительность никто играть не будет. Я могу привлечь тебя вместе с твоими “капиталами”, обосновав это тем, что нам нужен проверенный человек для технической, но конфиденциальной работы. Отвезти какие‑то бумаги, перепечатать документы, заверить копии у нотариуса — словом, обязанности секретарши, курьера, возможно, официантки на деловых обедах на даче у моего шефа. Подумай, Анна.

— Все это очень неожиданно, — растерялась Анна. Ей было страшно выпустить из рук последние деньги. — Сколько у меня времени на раздумья?

— Нисколько. Такие предложения дважды не делаются. — Игорь обрадовался ее отказу, неизвестно, какой она человек и работник. Но, тяжело вздохнув, все‑таки продолжил уговоры: — Это шанс, Нюра, другого может и не представиться. И советоваться ни с кем, как ты понимаешь, нельзя. Ты должна либо поверить мне, либо следовать своему плану и забыть об этом разговоре. Я рискую больше, чем ты. Когда мы учились на втором курсе, сгорел дом моей семьи в Кировске. Сестра погибла, а мать со страшными ожогами лежала в больнице. Не осталось ничего — ни копейки денег, ни документов, ни одежды, ни угла, где приткнуться. Юрка тогда организовал ребят, и мы месяц разгружали вагоны с цементом, чтобы заработать деньги для моей матери. Я перед ним в долгу. И, честно тебе скажу, не знаю, стал бы тебе предлагать что‑то, если бы Юрка тогда не помог моей семье.

Анна не знала об этой истории, Юра никогда не рассказывал. Но она хорошо представила, как Юра сколачивает команду, как бригадирствует в ней, как, покрытый пылью, грузит цемент, а потом выбивает все до последнего заработанного рубля из подрядчика, который наверняка попытается обмануть студентов.

— Аня! Иди, там Даша с Юрой! — услышали они крик Татьяны.

Бросились в спальню. Дарья сидела у Юры на животе, подпрыгивала, дергала отца за руки и со слезами просила:

— Папочка, ну папочка! Давай поиграем! Юра с ужасом смотрел на дочь и сипел:

— Уйди! Уйди, уйди! Мама! — Он повернул умоляющее лицо к Анне.

Она забрала дочь, уложила ее в постель, пообещала прийти через несколько минут почитать книжку. Вернулась на кухню и ответила Игорю согласием. Она пойдет на авантюру. Не потому, что она умная женщина и умеет принимать ответственные решения. Просто сейчас Юра не может принять решение, и она временно делает это за него. Как будто расписывается за него у почтальона, который принес заказное письмо.

Татьяна удивилась — Анна сразу согласилась отправить Дашу с ней в Донецк. Более того — торопила их с отъездом. Но раздумывать, что движет сестрой, Татьяна не стала. За три месяца в Москве, свой учительский отпуск, она вымоталась так, как не уставала за учебный год. Хотелось поскорее оказаться дома среди здоровых и родных людей.

Луиза Ивановна, на которую свалилась почти вся домашняя работа, уход за сыном и внуком, тоже не понимала, что случилось с Анной и что вообще происходит. Невестка без стеснения занимала деньги у всех подряд, но однажды Луиза Ивановна увидела в ее сумке огромные пачки денег. Анна куда‑то мчалась утром, но не в магазин, хотя у ребенка не было молока. Анна сходила в парикмахерскую, сделала новую прическу и внимательно следила за своими туалетами. Продала соседям вещи Юры и купила себе модное демисезонное пальто. “Я должна хорошо выглядеть, — заявляла невестка. — Мне намекнули, что это служебное требование”. Чье требование? Где она служит? Анна уходила от ответа. Она заметила, что свекровь выбивается из сил, только когда та свалилась в обморок с гипертоническим кризом. Но Анна все равно не умерила свою деятельность. Выпросила у подруги Ирины тонометр и лекарства, каждое утро измеряла свекрови давление, делала укол и мчалась по своим делам. А Луизе Ивановне нужно было готовить еду и четыре раза накормить Кирюшу и Юру, десять раз поменять штаны одному и другому, принять Юриных врачей, постирать гору белья и поддерживать в квартире хотя бы видимость порядка. Изредка приезжала Вера и гуляла с Кирюшей, предлагала Луизе Ивановне выйти с малышом на улицу, но та боялась покинуть дом — казалось, что если она вырвется из колеса ежедневного труда на грани физических возможностей и расслабится, то тут же умрет.