Глава 5. Пять лет назад, вскоре после расставания с Верой, Костя присутствовал на одном из консилиумов, где больной сказал:

Пять лет назад, вскоре после расставания с Верой, Костя присутствовал на одном из консилиумов, где больной сказал:

— У меня острая тупая боль.

— Либо острая, либо тупая, — поправили его. — Одно исключает другое. Так как у вас болит?

Костина боль была именно острой тупой. Есть такой литературный термин — оксюморон, сочетание несочетаемых слов. Живой труп, зияющие вершины, скользкий наждак. Костя сам превратился в сплошной оксюморон. Он ходил по улицам, улыбался, здороваясь со знакомыми, задавал вопросы больным и прописывал лекарства, ел, спал, беседовал со множеством людей, потом снова ел, спал, разговаривал — и все было тупо и бессмысленно. Смысл заключался только в острой потребности видеть Веру, касаться ее, разговаривать с ней. Впервые в жизни он испытал жгучую, почти животную потребность в другом человеке. Этого человека никто не мог заменить, никто не мог сравниться с ним, никто не мог подарить минуты даже отдаленно похожие на те, что он пережил с Верой. Иногда он испытывал приступы тошноты, скрипел зубами. Острая тупая боль.

Костя загружал себя работой, принялся наконец за докторскую диссертацию, за подготовку к печати монографии. Прежде собственный научный труд казался ему почти выдающимся, теперь — всего лишь удачной систематизацией опытов и мыслей близких к банальным. Но, как известно, в науке нельзя останавливаться на достигнутом — надо делать из него диссертацию. Он защитил ее блестяще, а его книга была переведена в Германии и Англии. Его пригласили читать лекции в медицинский университет.

Галина Пчелкина одержала полную победу над Мымрой, которую выпихнули на пенсию, и стала заместителем главного врача. Костя уволился из больницы, потому что светового дня не хватало на работу в трех местах и потому что у него случился скоротечный, надрывный, пошловатый роман с Галиной.

Через полгода, когда Костин оксюморон перешел из острой стадии в хроническую, Галина однажды приехала к нему с бутылкой шампанского, просидела до позднего вечера, а потом просто заявила: “Я остаюсь у тебя на ночь”!

То, что получалось у недалекой продавщицы Натальи органично и естественно — жить, руководствуясь половыми инстинктами, у Галины выходило цинично и болезненно. Ее ироничность и любовное бормотание, неожиданная резкость замечаний и игра в маленькую девочку могли навести на мысли, что, возможно, она давно влюблена в Костю. Он не хотел об этом задумываться — свою неразделенную любовь пережить бы.

Галина, принимающая его чувство к Вере, остро ненавидела Наталью. Со времен Костиных прогулок с Верой оснований для этой ненависти не было — Костя избегал встреч с Натальей. Но в один из вечеров его любовницы сошлись. Галка запекала пиццу в духовке, а Наталья явилась с авоськами еды — налаживать отношения. Женщины почему‑то самым верным путем к Костиному сердцу считали желудочно‑кишечный тракт.

Невысокая худенькая Галина выглядела подростком рядом с ширококостной Натальей, но ехидства Галке было не занимать.

— Константин Владимирович перешел на диету, — заявила она. — В ваших услугах здесь больше не нуждаются.

“Пошлая сцена из жизни пошлого человека”, — промелькнуло в голове у Кости.

— Наташа! — сказал он растерявшейся, застывшей от оскорбления Наталье. — Извини меня, пожалуйста!

Опять пошло. Как в анекдоте. Только не смешно.

Галина и Костя ожидали, что Наталья развернется и молча уйдет. Но она вдруг стала копаться в своих сумках, достала сверток.

— Я принесла твою любимую ветчину с красным перцем и оливками. Вы покушайте, она свежая.

Наталья положила сверток на стол.

— Фраза, достойная пера Достоевского, — ухмыльнулась Галина, когда за соперницей закрылась дверь. — Сонечка Мармеладова из тяжелой весовой категории.

Костя вдруг разозлился. Заяц — опасное животное, если к нему неправильно подойти. Сильным ударом задних лап он когтями распарывает волку брюхо.

— Ты сказала Наталье, что в ее услугах здесь больше не нуждаются. В равной степени я не нуждаюсь и в твоих услугах.

Он не видел ее лица, Галина стояла спиной, он видел, как вздрогнула ее спина. Галина молча сняла фартук, вышла из кухни, взяла пальто и ушла.

Он был свободен. Он ел пиццу и ветчину с оливками. Никаких обременительных связей — всех разогнал. Где‑то рыдали две женщины. Он не умеет расставаться — женщины уходят от него в обидах.

Поторопился с выводами. Утром Галина позвонила и обычным голосом, с насмешечкой сказала:

— Колесов, наши отношения остаются прежними. Не пугайся, дорогой. Я имею в виду дружеские и служебные.

Через месяц Костя уволился из больницы.

Через пять лет он вспоминал Веру как тяжелый недуг, с которым можно жить, но избавиться от него нельзя. Живут же люди с осколками в мышцах, с доброкачественными опухолями и язвами.

Каждый день имел смысл, потому что на каждый следующий были планы и обязательства. Лекции, спецкурсы, занятия с аспирантами в университете, прием больных в медицинском центре, где дело было поставлено, не в пример первому кооперативу, четко и рационально. Утро, день — Новый год, утро, день — Новый год.

Умер отец, и Костя переехал к матери, которая, тяжело переживала утрату и нуждалась в помощи. Они прожили вместе три года, пока она не умерла от инфаркта. Костя не смог заменить маме отца, а она ему жену, но вместе им было хорошо. Во всяком случае, лучше, чем с кем‑то чужим.