Глава 10. Костя пришел на работу и узнал, что прием первого пациента в девять тридцать у него отменен распоряжением директора центра

Костя пришел на работу и узнал, что прием первого пациента в девять тридцать у него отменен распоряжением директора центра. Что она себе позволяет? Отменить прием может только он сам. Человек ехал с другого конца города, ждал встречи с врачом, надеялся, готовился, а ему от ворот поворот. А вот и сама Анна Сергеевна, не замедлила явиться.

— Константин Владимирович, — ого, даже руки заломила, — доброе утро! Я хочу обратиться к вам с личной просьбой. Примите, пожалуйста, пациента в остром состоянии.

— Попытка суицида? — мгновенно насторожился Костя.

— Почти. Это моя очень близкая подруга. Она собралась в монастырь. Я не могу рассказать подробностей, только она сама, если сочтет нужным, но…

— Но, Анна Сергеевна? Смею заметить, что многие люди, в том числе и медики, рассматривают психоаналитика как первую помощь в банальных житейских проблемах. Ведут к нам инфантильных недорослей, у которых по математике “три”, а хотелось бы “пять”, девушек с комплексом девственности, который разрешится самым естественным образом. Между тем человек, который ехал сюда для встречи со мной, не только заплатил деньги, но и реально нуждается в помощи.

— Я его сама приму. То есть не так, как вы, а просто чаем напою и скажу, что вы заняты делом государственной важности.

— Ваши личные проблемы и проблемы ваших личных друзей вовсе не являются проблемами государственной важности.

Анна разозлилась. Она просит Колесова о любезности, а он ей, директору, откровенно хамит. Подобного не было еще ни с одним врачом. Зазнался, докторскую недавно защитил! Не понимает, что ее просьба — завуалированное распоряжение? Врезать ему как следует? Приказ издать? Нет, последняя попытка.

— Константин Владимирович, если я вас правильно поняла, вы мне, в моей личной, — это слово Анна подчеркнула, — просьбе отказываете? Я, конечно, завалила вас просьбами. Уже второй случай.

Простое правило: не зли начальство по пустякам. Почему он завелся? Разберись в себе, голубчик, откуда рефлексия в отношении руководителей? Пусть ведет свою монашенку. В Самойловой, зашоренной бизнес‑леди из тех, у кого верхняя пуговица на блузке всегда застегнута, пробилось что‑то человеческое. Зачем это давить? Самому же будет хуже.

— Анна Сергеевна, в ветеринарии существует правило: лекарство не должно быть выше стоимости пациента. — Костя не удержался от ехидного сравнения. — Я не могу вам дать гарантий, что ваша личная, — он тоже подчеркнул это слово, — подруга после беседы со мной запишется в кружок научного атеизма.

— Я от вас этого и не требую. Обеспечьте падение на спуске. Если можете, конечно.

— К вашим услугам. — Он шутливо поклонился.

Надо же, Самойлова знает про падение на спуске. Никогда бы не подумал.

Если лыжник, который катится с горы, упадет, он уже никогда не наберет прежней скорости. И к финишу придет с опозданием. Под лыжником можно понимать разбег эмоций, которые приводят к ошибочным поступкам.

Анна ввела Веру в кабинет Колесова. Открыла рот, чтобы их представить, но не успела: они заговорили хором.

— Вера! Вера Николаевна! — он.

— Костя! Константин Владимирович! — она.

— Вы знакомы? — удивилась Анна.

Ее не замечали. Они смотрели друг на друга, как два бойца, пропавшие без вести и неожиданно встретившиеся на партизанской тропе. Анна тихо вышла из кабинета.

Костя никогда не совершал необдуманных, импульсивных поступков. Он двадцать раз думал, прежде чем произнести слово или сделать шаг. Впервые в жизни он не думал. Он шагнул, крепко обнял Веру и сказал:

— Верочка!

Вдруг она попала в свое место. В мире было ее место! Будто она выпала из гнезда, а потом снова оказалась под материнским крылом. Тепло. Надежно. Уютно.

— Костя!

Он тихо, едва дотрагиваясь, целовал ее волосы. Потом взял в ладони ее лицо, снял очки.

— Как замечательно, — проговорил он ласково.

— Что замечательно? — Вера хотела уткнуться ему в грудь, но Костя легко удержал ее и продолжал разглядывать.

— В самом деле замечательно. С синяком ты такая человечная и доступная. Раньше я не мог смотреть на тебя. Ты меня ослепляла, как солнце. Теперь я тебя вижу, ты очень красивая.

— Ты смеешься надо мной, — растерялась Вера, — или советуешь подобным образом украшать себя постоянно?

— Нет, постоянно не нужно. У тебя здесь, — он дотронулся до ее брови, — останется шрам, и я буду по нему узнавать тебя.

— А как я буду узнавать тебя?

— Не придется. Я не разожму руки никогда. И никогда тебя не отпущу, Верочка! — Он крепко прижал ее к себе. — Верочка! Я так истосковался без тебя!

— Я еще больше! Боялась думать о тебе, разговаривать мысленно с тобой. Я сходила с ума, потому что тебя не было, а думала — совсем от другого. Почему ты меня бросил?

— Потому что полный идиот. Ты смирись с тем, что тебе достался полный идиот.

— Смирюсь.

— Нет, ну не совсем идиот.

— Наполовину?

— Я исправлюсь.

— Я тоже.

С пациентом Колесова Анна расправилась просто — предложила ему бесплатное посещение стоматолога. В мире нет людей, у которых бы не было проблем в полости рта, и тех, кто не согласился бы решить эти проблемы бесплатно.

Что они там делают? Прошло десять, двадцать, тридцать минут, как она оставила Веру у Колесова. Откуда они знают друг друга? В школе вместе учились, в одном дворе жили? Нет, так друзья детства не встречаются. Вера никогда не говорила, что знакома с Колесовым. Похоже на романтическую историю. Ай да Вера‑тихоня! У всех есть романтические истории, только у нее нет. Школьная любовь с Борей Прокопенко, Юра и неудавшийся и ославленный любовник Распутин. Негусто. Анна читала бумаги и не могла на них сосредоточиться.

Наконец появились. Колесов фамильярно держал Веру за руку. Она в очках, из‑за них не поймешь, что у нее на лице.

— Анна Сергеевна, позвольте взять Верино пальто?

Ага, Вера, а не Вера Николаевна.

— Конечно, вот там, в шкафу.

Он не выпускал Верину руку, словно боялся, что она убежит, и потянул ее за собой к шкафу. Помог одеться.

— Вера, с тобой все в порядке? — спросила Анна.

— Со мной все замечательно. Я тебе потом объясню.

— Анна Сергеевна, — сказал Костя, — сегодня у меня приема не будет… и завтра, и послезавтра. Считайте, что я…

— В отпуске, — быстро подхватила Анна. — С сегодняшнего дня вы в отпуске.

— Да, верно, в отпуске. Позвольте откланяться.

— Нет, подождите. Вера, точно ты в порядке? Сними эти дурацкие очки!

Анна облегченно вздохнула. Единственный здоровый Верин глаз излучал счастливый восторг. Монастырь новой послушницы не дождется. Аминь! Господи, помилуй!

— Я вызову вам свою машину, — сказала Анна. — Вера, позвони мне, если останешься жива.

— Обязательно.

Колесов и Вера чему‑то рассмеялись и ушли. У Анны начался рабочий день. Конференция врачей, совещание с заместителями, документы в налоговую инспекцию, посетители, звонки, проект организации собственной неотложной помощи, Ирина сообщила, что они на пару с Юрой, кажется, подхватили грипп, у Луизы Ивановны не падает давление, бригада маляров второй день не выходит на работу и пропала часть материалов для ремонта, авария в котельной, у заведующего педиатрическим отделением юбилей, прачечная подняла цены, крупнейшая немецкая фармацевтическая фирма предлагает ряд препаратов на клиническое испытание и коммерческое продвижение. Вежливо отказать по трем приглашениям на светские мероприятия, два принять, в туалете с утра были грязные раковины, а на журнальных столиках в холлах не лежала свежая пресса. Продиктовать Насте свои замечания к проекту горздрава о снабжении льготных категорий москвичей бесплатными лекарствами. Ужин с Игорем Самойловым и Павлом Евгеньевичем. Подвигнуть их на аренду у мэрии прилегающей к зданию центра территории. Хорошо бы обнести ее оградой, разбить газоны и клумбы.