ГЛАВА 1. Царство ночи еще никогда любовь

Царство ночи… еще никогда любовь

Не была такой пугающей.

Царства Ночи нет на географической карте, но оно существует, существует в нашем мире. Оно окружает нас со всех сторон. Это тайное общество вампиров, оборотней, колдунов, ведьм и прочих порождений тьмы, которые живут среди нас. Они красивы и опасны, их неудержимо тянет к людям, и никто из смертных не в силах устоять перед ними. Твой школьный учитель, твоя задушевная подруга или друг могут ока­заться одним из них.

Законы Царства Ночи позволяют охоту на людей. Они позволяют играть их сердцами и даже убивать их. Для обитателей Царства Ночи есть только два строжайших запрета:

Не позволяй людям узнать о существовании Царства Ночи.

Никогда не влюбляйся в смертного.

Эта книга рассказывает о том, что проис­ходит, когда эти законы нарушаются.

ГЛАВА 1

В первый день летних каникул Поппи[1] узнала, что ей суждено умереть. Все случилось в понедельник, в первый настоящий каникулярный день, ведь выходные не в счет. Поппи проснулась радостная с чувством уди­вительной легкости: в школу не надо. В окно лился сол­нечный свет, ветер трепал полог ее золотой, как в гол­ливудских фильмах, кровати. Поппи раздвинула легкую ткань, спрыгнула с постели, и тут невыносимая боль за­ставила ее согнуться пополам.

Ой, как больно! Снова желудок. Боль пронзила ее насквозь до самой спины, будто какой-то гадкий зверь грыз ее внутренности. Но если согнуться, то боль не­много отступает.

«Нет, — подумала Поппи, — я не согласна болеть летом. Не согласна, и все тут! Нужно думать только о хорошем. Вот дура! Согнулась в три погибели и собира­ется думать о чем-то хорошем».

Скрючившись, в мрачном расположении духа Поппи направилась вниз, в ванную комнату. Ей казалось, что она вот-вот рухнет с лестницы, но боль отступила так же внезапно, как и появилась. Поппи выпрямилась, заговорщицки подмигнула своему отражению в зеркале и торжествующе прошептала: «Держись за меня, крош­ка, и все будет хорошо». Вдруг девушка наклонилась ближе к зеркалу, и ее зеленые глаза подозрительно со­щурились: у нее на носу красовались четыре веснушки, вернее, четыре и еще одна совсем маленькая, если уж быть честной, а Поппи была очень честной. Как это тро­гательно, как мило! Поппи показала язык своему двой­нику в зеркале, затем отвернулась от него с чувством полного удовлетворения и не спеша принялась за нелег­кий труд расчесывания гривы своих ярко-рыжих кудря­вых волос.

Все с тем же царственным видом она прошествовала на кухню, где невозмутимо поедал кукурузные хлопья ее брат Филипп. Поппи снова прищурилась, теперь уже глядя на него. С тем, что ты маленькая, худенькая, куд­рявая и напоминаешь эльфа, каких в детских книжках изображают сидящими на краю чашки, еще можно сми­риться, но когда твой брат-близнец высокий блондин и красив, как античный бог,— это уж слишком. Это очень похоже на злую шутку природы, на гримасу мирозда­ния. Разве не так?

— Привет, Филипп.

Голос Поппи предвещал бурю, но Филипп уже при­вык к резкой смене настроений сестры и оставался со­вершенно невозмутимым. На мгновение он поднял голову от странички комиксов, и Поппи пришлось признать, что его зеленые глаза с густыми черными рес­ницами совсем недурны.

— Привет, — ответил Филипп и снова уткнулся в комиксы.

Поппи знала не так уж много ребят, которые читали бы газеты, но это же Фил! Как и Поппи, он учился в школе Эль Камино, но в отличие от сестры не только успевал по всем предметам, но и составлял гордость хоккейной, футбольной и бейсбольной команд, а еще был бессменным президентом класса. Больше всего на свете Поппи любила дразнить Фила, которого считала слиш­ком уж правильным.

Но на этот раз она передумала, лишь пожала плеча­ми и, хихикнув, поинтересовалась:

— А где мама и Клифф?

Клифф Хилгард, их отчим, уже три года был женат на матери Поппи и Фила и был еще более правильным, чем Фил. .

Клифф на работе, мама одевается, а тебе лучше поесть, не то она рассердится.

Ага-ага.

Стоя на цыпочках, Поппи нашарила в буфете короб­ку хлопьев, заглянула внутрь и, аккуратно выловив одну штучку, положила ее в рот. Она любила есть сухие хлопья.

Как же плохо быть маленькой, похожей на эльфа. Пританцовывая, она направилась к холодильнику, потряхивая в такт своим движениям коробкой с хлопьями.

— Я милый маленький эльф! Я чертовски сексуальна, — напевала Поппи, отбивая ритм ногой.

— И вовсе нет, — с неизменным спокойствием отозвался Фил. — Кстати, почему бы тебе не набросить на себя что-нибудь из одежды?

Держа дверцу холодильника открытой, Поппи огля­дела себя: на ней была большая, не по размеру, футбол­ка, служившая ей ночной рубашкой. По длине она была несомненно мини.

— Я одета, — невозмутимо откликнулась Поппи, доставая из морозилки диетическую колу.

В кухонную дверь постучали, и даже сквозь матовое стекло Поппи мигом узнала гостя.

— Привет, Джеймс, входи.

Снимая на ходу солнцезащитные очки, в дом вошел Джеймс Расмуссен. Глядя на него, Поппи, как всегда, почувствовала, как сильно забилось ее сердце. И то, что она видела его почти каждый день в течение последних десяти лет, ничего не меняло. Встречая его по утрам, она по-прежнему ощущала ком в горле, нечто среднее меж­ду болью и радостью.

Самый красивый парень в школе Эль Камино, Джеймс выделялся особенной красотой, ничего общего не имеющей с внешностью героев голливудских боеви­ков. Шелковистые каштановые волосы обрамляли мужественное лицо с правильными тонкими чертами, умные серые глаза глядели холодно и внимательно. Но не только его бесподобная внешность притягивала и за­вораживала Поппи, а что-то в глубине его души, нечто таинственное и недоступное пониманию. При встрече с Джеймсом у нее каждый раз бешено билось сердце и горели щеки.

Фил по-своему отреагировал на гостя. Как только Джеймс вошел в кухню, он напрягся, его взгляд стал хо­лодным и жестким. Между юношами пробежала искра недоброжелательства.

Джеймс улыбнулся: неприязнь Фила его забавляла.

— Привет.

— Привет, — бросил Фил в ответ, даже не пытаясь казаться приветливым.

Поппи чувствовала, что его обуревало сильное желание дать ей пинка и выгнать из кухни. Стоило Джеймсу очутиться где-то поблизости, как Фил с по­разительным рвением начинал играть роль брата-защитника.

— Как поживают Жаклин и Микаэла? — недобро осведомился он.

— Вообще-то я не в курсе. — Джеймс на мгновение задумался.

— Ты не в курсе... Ну да, конечно, в конце учебного года ты всегда не в курсе — самое время бросить своих девчонок. Тебе же нужна свобода маневра на каникулах, верно?

— Конечно,— просто ответил Джеймс и улыбнулся.

Филипп уставился на гостя с нескрываемой ненавистью.

Что касается Поппи, то ее охватила радость. Про­щай, Жаклин, пока, Микаэла, оревуар длинные ноги Жаклин и огромная, словно надувная, грудь Микаэлы. Лето сулит ей необыкновенное счастье.

Многие думали, что отношения Джеймса и Поппи носят дружеский характер, но все обстояло иначе. Уже много лет Поппи точно знала, что рано или поздно вый­дет замуж за Джеймса. Это была вторая мечта ее жизни; первая состояла в том, чтобы посмотреть мир. Просто она еще не удосужилась сообщить Джеймсу о своих пла­нах, поэтому пока он пребывал в заблуждении, что ему нравятся длинноногие девушки с накладными ногтями и крепкими ягодицами.

— Ну, как новый диск? — спросила она, чтобы отвлечь его от яростного обмена взглядами с будущим шурином.

Джеймс понял ее:

— Вот, это новый альбом. Этно-техно.

Поппи обрадовалась:

— Ой! Снова тувинское горловое пение, пойдем ско­рее слушать.

В эту минуту в кухню вошла мама Поппи. Миссис Хилгард, холодная, во всем безупречная блондинка, очень походила на хичкоковских героинь[2]. Ее лицо вы­ражало безусловную уверенность в себе и способность справиться с любыми препятствиями. Вылетая из кух­ни, Поппи чуть не сшибла ее с ног!

— Извини, ма, доброе утро.

— Подожди-ка, ну-ка задержись на минуту, — сказала «ма», ловко поймав Поппи за край футболки. — Доброе утро, Филт доброе утро, Джеймс, — добавила она.

Фил поздоровался, Джеймс кивнул в ответ вежливо и иронично.

— Здесь кто-нибудь завтракал? — спросила миссис Хилгард, и когда мальчики ответили утвердительно, повернулась к дочери. — А ты? — осведомилась она, пристально глядя ей в лицо.

Поппи тряхнула коробкой хлопьев, миссис Хилгард вздохнула.

Почему ты не нальешь в хлопья молока?

— Так гораздо вкуснее, — твердо ответила Поппи, но когда мама развернула ее за плечи и подтолкнула к холодильнику, девушке пришлось открыть его и взять пакет молока.

— Ну, что вы собираетесь делать в первый день каникул? — спросила миссис Хилгард, переводя взгляд с Джеймса на Поппи.

— Ой, я не знаю, — Поппи посмотрела на Джеймса, — немного послушаем музыку, может быть, прогуляемся по холмам. Или поедем на пляж?

— Все, что захочешь, у нас впереди целое лето, — ответил Джеймс.

Мысленному взору Поппи представилось лето, жар­кое, золотое, восхитительное лето. Оно пахло хлориро­ванной водой бассейна и морской солью. Поппи уже предвкушала, как ее кожи коснется теплый бархат мор­ской воды. «Три месяца, — подумала она, — это же це­лая вечность».

Странно, что она думала о вечности, когда случи­лось ЭТО.

— Мы можем пробежаться по новым магазинам... —
начала она, как вдруг внезапная боль скрутила ее и дыхание остановилось в горле.

«Как плохо!» Пронзительная боль заставила ее со­гнуться пополам. Пакет с молоком выпал из разжавших­ся пальцев, глаза застлала серая пелена.