ГЛАВА 9. Поппи металась в постели.

Поппи металась в постели.

Она чувствовала себя совершенно несчастной. Ка­залось, горячее, неутомимое несчастье пылает у нее под кожей. Оно проникло в ее мозг и заполнило все тело. Если бы не эта ужасная слабость, она поднялась бы с постели и постаралась избавиться от гнетущего чувства. Но мускулы словно превратились в лапшу, и она не мог­ла даже пальцем пошевелить.

В голове царил туман. Поппи больше не пыталась ду­мать. Лучше всего она чувствовала себя во сне. Но сегод­ня сон к ней не шел. Она все еще чувствовала на губах вкус дикой вишни. Конечно, можно было бы ополоснуть губы, но даже одна мысль о воде вызывала у нее тошноту.

«Вода — это не то. Не то, что мне нужно».

Поппи повернулась на бок и прижала лицо к подуш­ке. Она не понимала, что ей нужно, но знала, что у нее этого нет.

В холле раздался мягкий звук приближающихся ша­гов. Шли двое. На маму и Клиффа не похоже, к тому же они наверняка уже спят.

Послышался тихий стук в дверь. Дверь слегка при­открылась, и в спальню скользнул луч света. Затем по­слышался шепот Фила:

— Поппи, ты спишь? Можно к тебе?

К большому неудовольствию Поппи, он вошел, не дожидаясь ответа. Вместе с ним вошел кто-то еще.

Это был он. Предатель. Тот, кто жестоко обидел ее, так, как никто-никто не обижал.

Ярость придала Поппи сил.

— Убирайся, или я тебя ударю!

— Поппи, пожалуйста, позволь мне поговорить с тобой, — попросил Джеймс.

И тут случилось нечто удивительное. Даже Поппи, в ее полубессознательном состоянии, поняла, что проис­ходит что-то странное, потому что Фил вдруг попросил:

— Поппи, пожалуйста, дай ему сказать. Просто вы­слушай его, я тебя прошу.

«Фил на стороне Джеймса?» Поппи пришла в столь сильное замешательство, что не успела им помешать. Джеймс подошел ближе и опустился на колени в изго­ловье ее кровати.

— Поппи, я знаю, ты обижена. Это моя вина. Я со­вершил ошибку. Я не хотел, чтобы Фил знал, что проис­ходит на самом деле, и сказал ему, что притворяюсь влюбленным. Но это неправда.

Поппи нахмурилась.

— Если ты прислушаешься к своему внутреннему го­лосу, то поймешь, что это неправда. Ты превращаешься в телепата, и я думаю, ты уже способна прочитать мои мысли.

Фил, стоявший позади Джеймса, поежился при упо­минании о телепатии.

— Ямогу подтвердить, что это была ложь, — ска­зал он.

Поппи и Джеймс повернулись к нему в изумлении.

— Из разговора с тобой я понял одно, — добавил Фил, обращаясь к Джеймсу, но не глядя ему в глаза. — Возможно, ты действительно чудовище, но тебе не без­различно, что станет с моей сестрой. Ты не хочешь при­чинить ей зла.

— Понял наконец? После того, как устроил все это... — Джеймс кивнул в сторону Поппи. — Поппи,

сосредоточься, почувствуй то, что чувствую я. Пойми, что я говорю правду.

«Не буду, и ты меня не заставишь», — подумала Поппи. Но какая-то часть ее существа, та, что хотела знать правду, оказалась сильнее злой, иррациональной. Она робко коснулась Джеймса. Не рукой, а движением мыс­ли. Она не могла бы объяснить, как она это сделала, но у нее тем не менее получилось.

Поппи увидела мозг Джеймса, светящийся как брил­лиант, когда на него падает яркий свет. Это было не похоже на то, что она чувствовала прежде, когда они об­менивались кровью. Теперь она смотрела на Джеймса как бы снаружи, на расстоянии ощущая его чувства. Но ей и этого было достаточно. Она чувствовала теплоту и обуревавшее Джеймса стремление защитить ее. Она ощущала и его боль при мысли о том, что она его нена­видит.

Глаза Поппи наполнились слезами.

— Ты действительно меня любишь, — прошептала она.

Серые глаза Джеймса встретились с ее взглядом, и Поппи увидела в них совершенно незнакомое выра­жение. Прежде Джеймс никогда так на нее не смотрел.

— В Царстве Ночи есть два главных закона, — спо­койно сказал он. — Первый гласит, что смертные не должны знать о его существовании, второй запрещает любить смертных. Я нарушил оба.

Поппи не заметила, как Филипп тихо вышел из ком­наты. Только тонкая полоска света скользнула по полу комнаты.

— Я не мог сказать, как я к тебе отношусь,— сказал Джеймс. — Я даже себе самому не мог в этом признать­ся, потому что этим подвергал тебя огромной опаснос­ти. Ты даже не можешь себе представить, какой опасно­сти.

— И себя тоже, — добавила Поппи.

Только сейчас ей впервые пришла в голову эта мысль. Теперь эта догадка всплыла на поверхность ее сознания, как пузырь в кипящем чайнике.

— Если Законы запрещают рассказывать смертным о Царстве Ночи и любить смертных, — медленно про­должала она, постепенно приходя к ужасному выводу, — получается, что ты нарушил эти Законы и тебя ждет на­казание...

Как только она произнесла эти слова, она уже знала, каким будет это наказание. На лицо Джеймса набежала тень.

— Не волнуйся об этом, — сказал он своим обыч­ным тоном записного красавца.

Но Поппи никогда и ни от кого не принимала сове­тов, даже от Джеймса. Ее захлестнула волна раздраже­ния и ярости, животное чувство, подобное лихорадоч­ному беспокойству. Ее глаза сузились, а пальцы судо­рожно сжались на манер кошачьих когтей.

— Не диктуй мне, о чем я должна волноваться, а о чем нет.

Джеймс нахмурился.

— Нет, это ты не диктуй мне... — начал было он и не закончил фразу. — Что я делаю! Ты по-прежнему нездо­рова, тебе нужна моя кровь, а я попусту трачу время.

Джеймс закатал рукав своей ветровки и провел ног­тем по запястью. На месте пореза выступила кровь. Он мрачно смотрел в темноту, а Поппи не могла оторвать глаз от тонкой струйки, бегущей по руке Джеймса. Ее губы раскрылись, дыхание участилось.

— Давай, — сказал Джеймс и поднес руку к ее лицу. Поппи наклонилась и приникла губами к ранке на его запястье, как будто пыталась спасти его от укуса змеи.

Это так естественно, так просто. Так вот что ей было нужно все это время, когда она посылала Фила за дикой вишней и клюквенным соком. Эта сладкая, тяжелая

субстанция была единственной в своем роде, и ничто не могло ее заменить. Поппи жадно пила кровь.

Все было так хорошо: близость, насыщенный темно-красный вкус; жизненная сила и энергия, вливавшиеся в нее и наполнявшие ее тело до кончиков ногтей. Но луч­ше всего было чувствовать мысли Джеймса. Поппи была совершенно счастлива.

Как могла она не доверять ему! Как она могла плохо о нем подумать. Ведь она никого не знала так хорошо, как Джеймса.

Мне так жаль, подумала Поппи, обращаясь к нему, и почувствовала, что он ее простил и он ее любит. Пол-пи изо всех сил старалась удержать связь с его созна­нием.

Это не твоя вина, ответил он.

Сознание Поппи прояснялось с каждым мгновени­ем. Это было похоже на пробуждение от тяжелого сна. Не хочу, чтобы это кончилось, подумала она, обраща­ясь не столько к Джеймсу, сколько просто размышляя про себя. Но она уловила его реакцию и ощутила, как он старается быстро скрыть свою мысль. И все же Поппи успела разобрать:

Вампиры не делают этого друг с другом.

Поппи была потрясена. Неужели после того, как она изменится, они не испытают больше этой радости? Она не могла, не хотела в это поверить. Должен же быть ка­кой-то выход...

Она снова почувствовала, как в мозгу Джеймса рож­дается новая мысль, но когда попыталась последовать за ней, он мягко отнял запястье от ее губ.

— На сегодня хватит, — сказал Джеймс, и его на­стоящий, обычный голос показался Поппи таким стран­ным. Он не был похож на внутренний голос Джеймса, и теперь она уже не чувствовала его так же хорошо, как несколько минут назад. Они стали двумя отдельны­ми существами. Эта разделенность пугала ее.

Как она будет жить, если не сможет больше коснуть­ся его сознания, если ей придется пользоваться словами, которые представлялись ей теперь таким же неудобным средством общения, как дымовые сигналы? Как она бу­дет жить, если никогда больше не сможет почувствовать его так полно, как сегодня, почувствовать, как все его существо открывается ей навстречу?

Это нечестно и жестоко, и все вампиры просто дура­ки, что не пользуются этой возможностью.

Едва она открыла рот, чтобы словами, такими не­удобными и несовершенными, объяснить Джеймсу свои ощущения, как дверь открылась и в комнату заглянул Филипп.

— Заходи, — позвал его Джеймс. — Нам надо о многом поговорить.

Фил молча смотрел на Поппи.

— Ты... — начал было он, но остановился и сглот­нул. Затем, после невольной паузы, закончил хриплым шепотом: — Тебе... лучше?

Не нужно было быть телепатом, чтобы почувство­вать его отвращение. Он бросил взгляд на губы Поппи и отвел глаза. Поппи поняла, что он увидел: красные разводы, как если бы она ела ягоды. Поппи быстро вы­терла губы тыльной стороной ладони. Ей хотелось ска­зать Филу, что к этому не нужно испытывать отвраще­ния. Это всего лишь часть природы. Это как рождение новой жизни, чистой жизни. Это правильно. Но она лишь произнесла: — Ничего не отрицай, пока не попробовал сам.

Лицо Фила исказила судорога. И странно: Джеймс явно был с ним согласен. Он тоже считал обмен кровью страшным и черным делом и испытывал чувство вины. Поппи тяжело вздохнула и только и смогла вымолвить:

— Ну, мальчики...

— Тебе лучше, — со слабой улыбкой признал Фил.

— Кажется, я вела себя несколько странно, — сказа­ла Поппи, — извини.

— Несколько — не то слово.

— Это не ее вина, — оборвал Фила Джеймс. — Она умирала, и у нее было что-то вроде галлюцинаций... из-занедостаточного притока крови к мозгу.

Поппи покачала головой.

— Я не понимаю. Ты взял у меня не так уж много крови в последний раз. Как могло случиться, что моему мозгу ее не хватало?

— Не в этом дело. Два вида крови вступили друг с другом в реакцию, они боролись. Если тебе нужно на­учное объяснение, то, пожалуй, это можно описать так: кровь вампиров разрушает гемоглобин, красные кро­вяные тельца в крови человека. В результате возникает кислородное голодание, и человек не может, нормально мыслить.

— То есть кровь вампира действует, как яд, — закончил Фил тоном хорошо осведомленного чело­века.

Джеймс вздрогнул, но не поднял глаза ни на Фила, ни на Поппи.

— Некоторым образом. Но если взглянуть с другой стороны, кровь вампира — это еще и универсальное лекарство. Благодаря ей быстрее заживают раны, вос­станавливается плоть. Вампирам нужно очень неболь­шое количество кислорода, потому что они обладают большим запасом жизненных сил. Кровь вампиров мо­жет все. Единственное, чего она не может, — переносить кислород.

Поппи все поняла. Вот она, разгадка тайны графа Дракулы!

— Подожди. Так вот зачем вам нужна человеческая кровь! — воскликнула она.

— Это одна из причин, — согласился Джеймс, — но есть и... более важные, мистические причины. Челове­ческая кровь дает нам жизнь, и это главное. Мы пьем ее немного, и она обогащает наш организм кислородом до тех пор, пока наша кровь его не разрушит. Тогда мы пьем еще немного.

Поппи успокоилась.

— Понятно. Это так естественно...

— Это противоестественно, — с отвращением воз­разил Фил.

— Нет, естественно! Это похоже на... как ты это на­зываешь... в биологии... на симбиоз!

— Сейчас не имеет значения, на что это похоже, — прервал ее Джеймс. — У нас нет времени на болтовню. Надо решить, что делать дальше, и все хорошенько про­думать.

В комнате воцарилось молчание. Поппи поняла, о каком будущем они говорят. Она почувствовала, что и Фил задумался об этом.

— Ты все еще в опасности, — мягко сказал Джеймс, глядя на Поппи. — Нам нужно будет еще раз обменять­ся кровью, и сделать это надо как можно скорее. В про­тивном случае у тебя Снова наступит ухудшение. Мы должны составить план действии на следующий раз и продумать все до мельчайших деталей.

— Почему?— настороженно и брезгливо осведомил­ся Фил.

— Потому что тогда я умру, — просто ответила Поппи, прежде чем Джеймс успел открыть рот.

Фил вздрогнул, а она безжалостно продолжила:

— Поэтому мы и делаем все это, Фил. Мы с Джейм­сом не в детские игры играем. Мы вынуждены считать­ся с обстоятельствами, а обстоятельства таковы» что ско­ро я умру. И лучше уж я умру и проснусь вампиром, чем не проснусь совсем.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Джеймс на­крыл ладонью руку Поппи. Только тогда она поняла, что ее трясет как в лихорадке.

Фил устремил на них пристальный взгляд. Его лицо осунулось, под глазами легли темные круги.

— Мы же с тобой близнецы. Когда ты успела стать старше меня? — спросил Фил глухим от волнения голосом.

Джеймс вывел их из замешательства, обратившись к Филу:

— Думаю, следующая ночь подходит идеально. Ты сумеешь убедить родителей уйти из дому вечером?

Фил задумался.

— Если Поппи почувствует себя лучше и я пообещаю остаться с ней, думаю, они согласятся уйти ненадолго.

— Скажи, что им необходимо немного развеяться. Лучше, чтобы их не было поблизости.

— А ты не можешь сделать так, чтобы они ничего не заметили, как тогда медсестра в больнице? — спросила Поппи.

— Нет, я буду занят тобой, — вздохнул Джеймс, — и кроме того, существуют люди, не поддающиеся вну­шению. Твой брат, например. Вдруг твоя мама тоже об­ладает исключительно крепкой аурой?

— Я почти уверен, что смогу убедить их сходить в ресторан, — сказал Филипп. Он слегка задыхался и пытался это скрыть. — А когда они уйдут... что будет?

Джеймс посмотрел на него непроницаемым взглядом.

— Мы с Поппи сделаем то, что должны сделать. А потом мы с тобой будем смотреть телевизор.

— Смотреть телевизор, — бессмысленно повторил Фил.

— Я должен быть здесь, когда придут врачи и слу­жащие похоронного бюро.

Услышав о похоронном бюро, Фил онемел от ужа­са. Поппи тоже стало не по себе. Если бы не эта стран­ная, сильная кровь, пульсировавшая в ней, успокаивав­шая ее...

— Зачем?

Филипп требовал объяснений. Джеймс лишь пока­чал головой. По его лицу невозможно было прочесть ничего.

— Так надо, — ответил он,— позже ты поймешь. А теперь просто доверься мне.

Поппи решила положить конец этой дискуссии.

— Похоже, ребята, завтра вам придется помирить­ся, — заключила она, — перед мамой и Клиффом. Ина­че ваш тет-а-тет здесь будет выглядеть очень странно.

— Все будет выглядеть довольно странно, — сказал Фил, с трудом переводя дух. — Ладно. Приходи завтра после обеда, и мы помиримся. Я уговорю их уйти и ос­тавить нас с Поппи.

Джеймс кивнул.

— А теперь мне лучше уйти.

Он встал. Фил отступил, пропуская его к двери, но Джеймс задержался около Поппи.

— Как думаешь, с тобой все будет в порядке? Поппи кивнула.

— Тогда до завтра. — Он коснулся кончиками паль­цев ее щеки.

От этого легкого прикосновения сердце Поппи за­трепетало, и она почувствовала уверенность, что с ней действительно все будет в порядке.

Мгновение они смотрели друг на друга, затем Джеймс отвернулся от нее и вышел.

«Завтра, — подумала Поппи. — Завтра я умру».

«В этом что-то есть», — размышляла Поппи. Не многим дана привилегия знать свой смертный час. Не многим удается проститься с близкими так, как сможет проститься она. И неважно, что она умирает не по-на­стоящему. Когда гусеница превращается в бабочку, как гусеница она тоже умирает — и больше никакого блес­ка, и никаких листочков на завтрак. Поппи перестанет существовать, она не будет больше ходить в школу Эль Камино и в этой кровати спать больше не будет.

Все останется в прошлом: ее семья, родной город, ее реальная жизнь смертного человека. Она вступает в новую, странную жизнь, о которой не имеет ни малей­шего представления. У нее остается лишь вера в любовь Джеймса и в свою способность приспособиться к лю­бой ситуации.

Это было странное чувство, будто смотришь на ухо­дящую вдаль извилистую дорогу, конец которой скрыт в туманной мгле. Не будет больше катания на роликах, никогда больше не ощутит ее нога холодный бетон ме­стного бассейна. Она не будет больше ездить за покуп­ками в ближайший супермаркет.

Ей хотелось заглянуть в каждый уголок своей ком­наты и попрощаться со всем, что ее окружает. Прощай белый платяной шкаф, прощай письменный стол, за которым написаны сотни писем. Прощайте белые зана­вески, прощай полог над кроватью, благодаря ему она чувствовала себя принцессой из волшебной арабской сказки. Прощай музыкальный центр.

Мой музыкальный центр! Мои диски! Я не могу их оставить, не могу, не могу!..

Нет, конечно, она могла. У нее просто не было вы­бора. Хорошо, что, перед тем как выйти из комнаты, она подумала о музыкальном центре. Это подготовило ее к прощанию с людьми.

— Привет, мам, — дрожащим голосом произнесла она, заходя на кухню.

— Поппи, я не знала, что ты встала.

Она крепко обняла маму и вдруг ощутила, скольких вещей ей будет недоставать там, в ее новой жизни: хо­лодка плитки на полу в кухне, запаха кокосового масла, которым пахнет мамин шампунь, маминых рук и тепла ее тела.

— Хочешь есть, дорогая? Ты сегодня хорошо вы­глядишь.

Поппи не могла вынести взволнованного, пытливо­го маминого взгляда, а мысль о еде вызывала у нее тош­ноту. Она уткнулась в мамино плечо.

— Просто обними меня.

Поппи вдруг поняла, что не сможет проститься со всеми своими близкими. Она не сможет за один день разрубить эти тесные связи, удерживающие ее в этом мире. Ей выпала редкая удача — знать, что сегодня ее последний день, но прожить его ей придется совершен­но обычно, как любому «неподготовленному» смерт­ному.

— Просто помни, что я тебя люблю, — прошепта­ла она в мамино плечо, моргая и стараясь сдержать слезы.

Потом она позволила маме отвести себя в постель. Все оставшееся время она проговорила по телефону. Она старалась узнать хотя бы еще немного о той жизни, которую ей суждено покинуть, и о людях, которых счи­тала друзьями. Она училась все это ценить.

— Привет, Элани, я по тебе соскучилась, — говори­ла она в телефонную трубку, глядя на солнечные лучи, бьющие в окно спальни.

— Привет, Брейди, как дела?

— Привет, Лаура, спасибо за цветы.

— Поппи, как ты? — спрашивали все ее друзья. — К тебе можно? Когда мы увидимся?

Поппи не знала, что ответить. Она очень хотела по­звонить папе, но никто не знал, где он.

А еще она очень хотела прочитать пьесу «Наш горо­док», которую задавали еще в прошлом году, а она так и не прочитала. В ней шла речь об умершей девочке, которой довелось оглянуться на один-единственный день в своей жизни и по-настоящему оценить его. Возможно, это помогло бы ей разобраться в собственных чувствах, но было уже слишком поздно.

«В школе я все пропустила мимо ушей», — поняла вдруг Поппи. «Я использовала свои мозги, чтобы пере­хитрить учителей, а это совсем уж глупо». Она поняла, что по-новому стала относиться к Филу, она уважала

его. Он искренне старался научиться чему-нибудь полез­ному. Очевидно, ее брат был совсем не тем достойным сожаления занудой, каким она себе его представляла. Может быть, он действительно был прав, ругая ее в свое время за лень.

«Я так изменилась», — подумала Поппи и вздрог­нула.

Что было тому причиной — то ли бегущая по ее со­судам чужая кровь, то ли болезнь, разрушавшая ее плоть, то ли она просто сильно повзрослела, — но она измени­лась.

Раздался звонок в дверь. Даже не покидая комнаты, Поппи знала, кто пришел. Она чувствовала приближе­ние Джеймса. Он пришел, чтобы завершить начатое. Поппи посмотрела на часы. Невероятно! Уже четыре часа. Время неудержимо неслось вперед.

«Не волнуйся. У тебя есть еще несколько часов», — напомнила она себе и снова взялась за телефон. Но вот в дверь ее спальни постучала мама.

— Дорогая, Фил думает, что мы с Клиффом можем оставить тебя ненадолго. Пришел Джеймс, но я сказала, что ты не хочешь его видеть. И я действительно не хочу уходить от тебя сегодня вечером, — миссис Хилгард ка­залась необычно возбужденной и растерянной.

— Нет, мам, я буду рада повидать Джеймса. Прав­да. И я думаю, тебе надо отдохнуть. В самом деле.

— Что ж, я рада, что вы с Джеймсом помирились. Но я все же не уверена...

Некоторое время ушло на то, чтобы убедить мис­сис Хилгард, что Поппи чувствует себя гораздо луч­ше, что впереди у нее недели и даже месяцы жизни, что нет никакой необходимости сегодня вечером си­деть дома.

Наконец мама поцеловала Поппи и согласилась. Оставалось только попрощаться с Клиффом. Он об­нял Поппи, и она простила ему, что он занял место ее родного отца. «Ты очень старался, — подумала она, отрываясь от его черного костюма и глядя на его квад­ратный мальчишеский подбородок. — И ты должен будешь позаботиться о маме, после того как все за­кончится. Так что я прощаю тебя. Ты в самом деле ничего парень».

Вот мама и Клифф выходят из комнаты. Настало время окончательно с ними проститься. Поппи оклик­нула их, они оба остановились и, улыбнувшись, пома­хали ей.

Когда они уехали, в спальню вошли Джеймс и Филипп. Поппи посмотрела на Джеймса. Взгляд его се­рых глаз был непроницаем, ничего нельзя было прочесть в их бездонной глубине.

— Пора? — спросила она дрожащим голосом.

— Пора, — ответил Джеймс.