ГЛАВА 13. — Он не понимает, — мягко сказала Поппи, пока Джеймс отпирал входную дверь

— Он не понимает, — мягко сказала Поппи, пока Джеймс отпирал входную дверь. — Он не пони­мает, что ты тоже рискуешь жизнью.

Квартира Джеймса казалась голой, потому что про­сторные комнаты с высокими потолками были очень скудно обставлены лишь самой необходимой мебелью. В гостиной стоял низкий квадратный диван, стол с ком­пьютером, на стенах висела пара картин в восточном стиле. В углах стояли ящики с книгами. И повсюду вок­руг были разбросаны книги.

Поппи обернулась к Джеймсу: — Джейми, я понимаю...

Джеймс улыбнулся ей в ответ. Он был весь мокрый, грязный и казался очень усталым. Но выражение его лица свидетельствовало о том, что Поппи не обманула его ожиданий.

— Не вини Фила, — с неодобрением сказал он. — На самом деле он прекрасно справляется с трудностя­ми. Я никогда не откровенничал со смертными, но ду­маю, большинство из них просто испугались бы и убе­жали, чтобы никогда не возвращаться. Он, по крайней мере, пытается справиться с обстоятельствами.

Поппи кивнула и сменила тему. Джеймс устал, и это значило, что им обоим пора отправляться спать. Она взя­ла сумку со своими вещами и направилась в ванную.

Поппи была совершенно потрясена, увидев в зер­кале свое отражение. Так вот как выглядит Поппи-вампир. Она стала гораздо красивее и отметила это не без удовольствия. Веснушки на носу исчезли, кожа приобрела матовый оттенок. Зеленые глаза сверкали, как драгоценные камни. Волосы лежали тяжелыми локонами и отливали металлическим блеском. «Те­перь я уже не похожа на эльфа, сидящего на краю чаш­ки, — подумала Поппи. — Теперь я выгляжу необуз­данной, опасной и оригинальной. Как топ-модель. Как рок-звезда. Как Джеймс».

Поппи наклонилась к зеркалу, чтобы получше рас­смотреть свои зубы, и коснулась клыков, заставляя их увеличиться. Но вдруг она отпрянула от своего отра­жения.

Глаза! Сначала она даже не поняла. Боже, неудиви­тельно, что Фил так перепугался. Как только ее клыки выросли, глаза стали серебристо-зелеными, светящими­ся, как у кошки.

Ее захлестнул ужас. Поппи вынуждена была ухва­титься за раковину, чтобы не упасть.

«Я не хочу этого, не хочу...

Ты должна справиться с этим, дорогая. Теперь ты охотник. Теперь твои глаза становятся серебристыми, когда ты чувствуешь запах крови. Ты должна с этим смириться, другого выхода нет. Так что придется при­выкать».

Постепенно ее дыхание замедлилось: в ней происхо­дила какая-то метаморфоза. Она смирилась. Она при­няла себя такой, какая она есть. Исчез комок в горле. Поппи больше не чувствовала сонливости и слабости, как тогда, на кладбище, она могла здраво судить о сло­жившейся ситуации и принимать свою новую жизнь со всеми ее испытаниями.

«Мне не нужно бежать к Джеймсу за утешением, — внезапно сообразила девушка. — Мне не нужны его уте­шения. Я справлюсь сама. Наверное, так бывает, когда переживешь самое худшее, что может быть на свете». Она потеряла свою семью, свою прежнюю жизнь, свое безза­ботное детство, но обрела себя. И это самое главное. Она сняла белое платье и надела футболку и велосипедные брюки. Поппи вышла к Джеймсу с высоко поднятой го­ловой.

Он лежал на огромной кровати в спальне, прикрыв рукой глаза. На нем по-прежнему была грязная одежда. При появлении Поппи он приподнялся.

— Я лягу на диване, — сказал он.

— Не выдумывай, — спокойно возразила Поппи и опустилась на кровать рядом с ним. — Ты смертельно устал, а я чувствую себя в безопасности рядом с тобой.

Не убирая руки от глаз, Джеймс ухмыльнулся.

— Потому что я смертельно устал?

— Потому что я всегда чувствую себя в безопаснос­ти рядом с тобой.

В этом она была уверена. Даже когда она была смерт­ной и ее кровь, возможно, была для него огромным со­блазном, даже тогда она была с ним в полной безопас­ности.

Поппи смотрела на Джеймса. Он лежал совсем близ­ко, его каштановые волосы спутались, тело было совер­шенно расслаблено, он даже не развязал шнурки крос­совок, на которых красовались налипшие комья земли.

— Я забыла тебе кое-что сказать,— прошептала она. — Я только сейчас вспомнила, что забыла тебе ска­зать, когда... засыпала. Я тебя люблю.

Джеймс сел на кровати.

— Ты просто забыла произнести это вслух.

Поппи почувствовала, как ее губы невольно растя­гиваются в улыбке. Забавно, похоже, это единственная по-настоящему хорошая вещь, которая случилась с ней в результате ее перерождения. Они с Джеймсом стали действительно близки друг другу. Их отношения изме­нились, но в них осталось все то, что она так ценила рань­ше. Чувство товарищества, взаимопонимание. Теперь к этому прибавилась и радость нового узнавания друг друга.

Теперь ей были доступны глубины его души, о кото­рых раньше она не имела никакого представления. Смерт­ным недоступно такое полное взаимопроникновение. Они не способны заглянуть в мысли партнера. Сколько бы они ни говорили, они не способны узнать о нем даже такой мелочи, как одинаково ли с ними он воспринима­ет цвета спектра. А Джеймс и она... Даже если им и не суждено больше слиться друг с другом как двум каплям воды, она все равно может коснуться его сознания.

Опершись на плечо, она робко наклонилась над ним. В прежней жизни они так ни разу и не поцеловались. А теперь ей было достаточно просто сидеть рядом с ним, слышать его дыхание и чувствовать тепло его тела. А радость от прикосновения его руки, обнимавшей ее за плечи, была просто непереносима. В то же время его объятие несло ей ощущение надежности и умиротво­рения.

Это было похоже на песню, одну из тех сладких, бе­рущих за душу песен, от которых мурашки бегут по телу.

Джеймс сжал ее руку, поднес к губам и поцеловал запястье.

Я уже говорил тебе: любят не за внешность или что-то еще. Любовь — это когда другой человек поет песню, которую можешь понять только ты.

Сердце Поппи стучало так, что было больно в гру­ди, и она сказала:

— Мы всегда пели одну песню, даже в детстве.

— В Царстве Ночи существует представление о ду­ховных супругах. Говорят, что у каждого есть лишь один партнер, одна-единственная родственная душа. Это че­ловек, который идеально тебе подходит, и именно он должен стать твоей судьбой. Беда в том, что почти никто не находит духовного супруга просто потому, что людей часто разделяют огромные расстояния. Так что большинство проходит по жизни, так и не обретя свою половинку.

— Думаю, это так и есть. Я всегда знала, что ты — моя половинка.

— Не всегда.

— Ну да. С пяти лет. Я помню.

— И я всегда знал, что ты мне идеально подходишь, хотя все говорило мне, что ситуация безнадежна. — Он кашлянул и добавил: — Поэтому я и встречался с Ми-каэлой и другими девчонками. Они мне были безразлич­ны, но я мог быть близок с ними, не нарушая Закона.

— Я знаю, — сказала Поппи. — То есть я хочу ска­зать, что подбзревала об этом где-то в глубине души... Джеймс, кем я теперь стала?

О многом она догадывалась, она чувствовала, как изменилось все ее естество. Но Поппи хотела знать боль­ше, и Джеймс понимал почему: она вступила в новую жизнь и хотела знать о ней все.

— Ну что ж... — Он облокотился на спинку крова­ти, откинув голову, чтобы лучше видеть Поппи, кото­рая положила голову ему на грудь. — Ты очень похожа на меня. Преобразованные вампиры не старятся, и у них нет семьи, в остальном же они похожи на всех осталь­ных вампиров. Что еще... Ты уже знаешь, что мы видим и слышим лучше смертных, ты собаку съела в те­лепатии.

— Но я могу прочесть мысли далеко не каждого че­ловека.

— Этого не умеет ни один вампир. И со мной сколь­ко раз случалось, что я мог понять лишь в общих чер­тах, о чем думает мой собеседник. Единственная воз­можность узнать наверняка... — Джеймс открыл рот и щелкнул зубами.

— А как часто я должна... — Поппи щелкнула зуба-ми в ответ.

— Кормиться? — Джеймс стал серьезным. — Раз в сутки. В противном случае тебе грозит кислородное го­лодание. Ты можешь есть и человеческую пищу, если хочешь, но от нее нет проку. Для нас важнее всего кровь.

— Чем больше крови, тем больше силы?

— В общем, да.

— А что еще мы умеем? Ну, помимо телепатии, что мы можем делать?

— Наше тело подвластно нам в большей степени, чем . смертным. Мы легко восстанавливаемся после любых ранений, кроме ран, нанесенных деревом. Дерево может ранить нас и даже убить. — Он усмехнулся. — В этом создатели фильмов ужасов правы: удар осиновым колом в сердце разит вампира насмерть. Так же, как и огонь.

— А мы можем превращаться в животных?

— Я не встречал столь могущественных вампиров. Теоретически это возможно, а оборотни проделывают это постоянно.

— А превращаться в туман?

— Думаю, и оборотни этого не умеют. Поппи с досады стукнула пяткой по постели.

— И спать в гробу нам не обязательно, да? А.. .а.. .а... мы можем ходить по воде?

— Конечно. И умеем проникать незваными в дома смертных, а также можем без ущерба для здоровья хоть весь день напролет валяться в чесноке. Мы его не лю­бим просто потому, что он дурно пахнет. Что еще?

— Расскажи мне о Царстве Ночи. Теперь оно стало моим домом.

— Я рассказывал тебе о клубах? В каждом большом городе у нас есть свои клубы, впрочем и в маленьких городках тоже.

— Что это за клубы?

— Некоторые из них похожи на притоны, другие — на кафе, третьи — на ночные клубы. Есть еще ложи, но они, как правило, для взрослых. Я знаю один детский клуб: это обычное большое складское помещение, где можно покататься на роликах. А в «Черном ирисе» каж­дую неделю проходят поэтические вечера.

«Черный ирис», — подумала Поппи. Это название напомнило ей о чем-то. О чем-то неприятном.

— Какое забавное название...

— Все клубы названы в честь какого-либо цветка. Черные цветы — символы Царства Ночи. — Он зака­тал рукав, чтобы показать ей свои наручные часы. В центре циферблата красовался черный ирис. — Ви­дишь?

— Да. Знаешь, я иногда замечала подобные изобра­жения, но никогда не обращала на них внимания. Скорее всего, потому, что принимала их за Микки Мауса.

Он легонько щелкнул ее по носу в знак порицания.

— Это очень серьезно, детка. По этим штучкам люди Царства Ночи легко узнают своих, даже если это самые тупые оборотни.

— Ты не любишь оборотней?

— Если тебе нравятся законченные дебилы, с обо­ротнями тебе будет интересно.

— Но вы допускаете их в свои клубы.

— В некоторые клубы. Обитатели Царства Ночи не могут выходить замуж или жениться на смертных, но они могут вступать в союз с ламиями, преобразован­ными вампирами, оборотнями, обеими категориями ведьм.

Поппи, страшно занятая переплетением их пальцев в тугой узел, вздрогнула и переспросила:

— Обе категории ведьм?

— Ой... ну, да. Есть ведьмы, которые знают о том, какими способностями обладают, и специально обуча­ются, другие не подозревают о своих талантах. Люди называют их экстрасенсами. Некоторые из них облада­ют скрытой силой, иные не настолько проницательны, чтобы обнаружить существование Царства Ночи, поэто­му так никогда в него и не попадают.

Поппи кивнула.

— Ясно. А что будет, если в такой клуб зайдет смерт­ный?

— Его никто не пустит. Туда трудно проникнуть. Кроме того, клубы надежно охраняются.

— Ну а если это все же случится?

Джеймс вздрогнул. Его голос неожиданно стал со­вершенно бесцветным.

— Его убьют, если никто не захочет взять его домой в качестве игрушки или слуги. Он будет жить вместе с вампирами, но ничего не поймет из-за воздействия на его сознание и превратится в своего рода лунатика. У меня была няня... — его голос задрожал, и Поппи по­чувствовала, как мучают его неприятные воспоминания.

— Ты расскажешь мне о ней в другой раз, — сказала она, ей не хотелось причинять Джеймсу боль.

— М-м...

Джеймс засыпал. Поппи поудобнее устроилась на его плече.

Удивительно, как после всего пережитого она могла уснуть. Но так или иначе, она спокойно засыпала. Ведь рядом с нею был ее духовный супруг.

Фил никак не мог заснуть. Стоило ему смежить веки, как перед внутренним взором возникала Поппи: Поппи, лежащая в гробу, Поппи, следящая за ним глазами голодной кошки, Поппи, оторвавшаяся от горла незна-комца и облизывающая красные, будто испачканные ягодным соком губы.

Она больше не человек. Хотя он был подготовлен к такому повороту событий, принять это оказалось очень трудно.

Ему не нравилось, что она бросается на людей и вгры­зается им в горло. Ему не нравилось, когда людей сна­чала очаровывают, затем пьют их кровь, а потом гип­нотизируют, чтобы они ничего не помнили. Все это ужас­но, абсолютно все.

Можетбыть, Джеймс прав, смертным трудно при-мириться с существованием тех, кто совершеннее их в пищевой цепочке. Смертные забыли о своих первобыт-ных предках, те-то хорошо знали, что все живое в этом мире делится на охотника и жертву. Теперь люди дума­ют, что вся эта первобытная чепуха осталась в далеком прошлом. Филиппу было что рассказать этим просто­душным. Но главное — он не мог принять новую Поп-пи, а она, в свою очередь, не могла измениться. Един­ственное, что как-то примиряло Фила со сложившейся ситуацией, — это то, что он по-прежнему любил свою сестру.

Поппи проснулась в сумрачной спальне: портьеры на окнах были плотно задернуты, а другая половина кро­вати пуста. Но она не испугалась, она инстинктивно напрягла свой мозг, сканируя пространство, и вот нако­нец поняла, что Джеймс в кухне.

Поппи чувствовала себя очень бодрой, как щенок, которого выпустили порезвиться на лужайку. Но сто­ило ей очутиться в гостиной, как она почувствовала, что силы ее тают. Глазам стало больно. Она резко отверну­лась от слепящего блеска оконного проема.

— Солнце уменьшает силу вампиров, — сказал Джеймс. — Помнишь, я тебе рассказывал?

Он подошел к окну и опустил тяжелые темные портьеры. Лучи полуденного солнца погасли, в комна­те воцарился полумрак.

— Это должно помочь. Сегодня тебе лучше не выхо­дить на улицу до наступления темноты. Преобразованные вампиры особенно чувствительны к свету.

Поппи уловила в его словах какой-то скрытый смысл.

— Ты уходишь?

— Придется выйти из дому. — Он поморщился. — Я совсем забыл, что на этой неделе собирается приехать мой кузен Эш. Я должен убедить родителей выставить его вон.

— Я не знала, что у тебя есть кузен.

Он снова поморщился.

— У меня довольно много родственников. Все они живут на Востоке, в безопасности, — в городе, который контролируют люди из Царства Ночи.

— С ним что-то не так?

— Он безумен. Хладнокровный и безжалостный, к тому же...

— Примерно в тех же выражениях Фил говорил о тебе.

— Нет, Эш — это нечто особенное. Всем вампирам вампир. Думает только о себе и обожает пакостить ок­ружающим.

Ради Джеймса Поппи готова была нежно любить всех его кузенов, но она вынуждена была согласиться, что Эш действительно опасный тип.

— Я не хочу сейчас никого ставить о тебе в извест­ность, — продолжал Джеймс, — и уж тем более Эша. Я собираюсь сказать родителям, что не могу принять его здесь.

«А что мы будем делать дальше?» — подумала Поп-пи. Не может же она прятаться здесь целую вечность. Теперь она — часть Царства Ночи, но оно не желает ее принимать.

Наверняка существует какое-то решение, нужно толь­ко его найти.

— Возвращайся скорее, — сказала она, и Джеймс поцеловал ее в лоб.

Это оказалось очень приятно. Возможно, это войдет у них в привычку.

Когда Джеймс ушел, Поппи приняла душ и переоде­лась. Молодчина Фил, что положил в сумку ее люби­мые джинсы. Потом она внимательно осмотрела квар­тиру, ей не хотелось сидеть и думать о подступавших со всех сторон проблемах. На следующий день после соб­ственных похорон совсем не хочется задумываться о насущных делах. Телефон красовался рядом с квадрат­ным диваном и словно издевался над ней. Она с трудом удерживалась от того, чтобы поднять трубку. Да и кому бы она могла позвонить? Никому. Даже Филу нельзя. Вдруг он не один или мама подойдет к телефону?

«Не думай о маме, идиотка!»

Но было поздно. Поппи захлестнуло внезапное, от­чаянное желание услышать мамин голос. Просто услы­шать «алло» в трубке, просто убедиться, что мама есть, что она существует. Сама она не могла ей ответить.

Быстро, не давая себе времени подумать, Поппи на­брала телефонный номер. Она считала гудки. Один, два, три...

— Алло?

Поппи услышала мамин голос... Потом голос исчез, но Поппи хотелось слышать его снова и снова. Она су­дорожно хватала ртом воздух, по ее щекам текли слезы. Она замерла, теребя в руках провод и слушая тишину, воцарившуюся на другом конце провода, подобно осуж­денному, ожидающему вынесения приговора.

— Алло. Алло. — Голос миссис Хилгард казался ус­тавшим и безжизненным. Телефонные розыгрыши не могли рассердить женщину, потерявшую дочь.

Потом в трубке раздались короткие гудки.

Поппи прижала трубку к груди, разрыдалась и на­конец положила трубку на рычаг.

Больше она никогда этого не сделает. Это даже хуже, чем сознание, что ей никогда больше не сужде­но услышать мамин голос. Так труднее станет справ­ляться с реальной жизнью, потому что мамин голос говорит ей о том, что мама дома и все дома, а ее, Поп-пи, с ними нет. В ее родном доме жизнь продолжает­ся, но уже без нее.

«Зачем ты себя терзаешь? Почему бы тебе не пере­стать думать об этом? Попробуй отвлечься». Она включила компьютер, и тут дверь в квартиру откры­лась.

Услышав позвякивание ключей, Поппи решила, что это Джеймс вернулся. Но затем, еще до того как оберну­лась, она уже почувствовала, что это кто-то чужой.

Обернувшись, она увидела юношу с пепельными во­лосами. Он был очень хорош собой, сложен, как Джеймс, и, возможно, чуть старше его. У гостя было приятное лицо с правильными чертами и злые блестящие глаза.

Поппи не могла отвести от него взгляда. Юноша ей ослепительно улыбался.

— Привет, меня зовут Эш.

Она по-прежнему смотрела на него не отрываясь.

— Я видела тебя во сне. Ты сказал: «Вершится чер­ная магия».

— Так ты телепат?

— Что?

— Твои сны сбываются?

— Не всегда. — Поппи взяла себя в руки. — Послу­шай, а как ты вошел?

Он показал ей ключи.

— Мне их дала тетя Мэдди. Держу пари, Джеймс ве~ лел тебе выставить меня за дверь.

Поппи решила, что лучшая защита — это нападение, и, сложив руки на груди, осведомилась:

— Это еще почему?

Эш бросил на нее злобный, насмешливый взгляд. В приглушенном освещении комнаты его глаза каза­лись карими, почти золотистыми.

— А я плохой парень, — просто ответил он. Поппи попыталась изобразить на лице выражение сугубого неодобрения, которое она так часто наблюда­ла у брата. Но у нее не получилось.

— Джеймс знает, что ты здесь? Где он?

— Понятия не имею. Тетя Мэдди дала мне за завтра­ком эти ключи и ушла заниматься чьим-то интерьером. А что тебе снилось?

Поппи покачала головой. Она лихорадочно сообра­жала. Очевидно, сейчас Джеймс пытается разыскать свою мать. Как только он с ней поговорит и поймет, что Эш здесь, он немедленно приедет. А это значит... что она должна развлекать Эша, пока Джеймс не вернется.

Но как? Поппи совсем не умела кокетничать и оча­ровывать, быть милой и любезной. А кроме того, она боялась сказать лишнее, опасалась выдать себя.

Зажмурившись для храбрости и заглушая сомнения, она ринулась в атаку.

— Знаешь какие-нибудь новые анекдоты про обо­ротней?

Эш рассмеялся. У него был приятный смех, и глаза оказались при ближайшем рассмотрении не золотисты­ми, а скорее серебряными, как у Джеймса.

— Ты еще не сказала, как тебя зовут, маленькая соня, — ответил он.

— Поппи, — ответила Поппи и тотчас же пожалела об этом. Что, если миссис Расмуссен упомянула в разго­воре подружку Джеймса, маленькую Поппи, которая только что умерла? С трудом скрывая волнение, она пошла закрыть дверь.

— Хорошее имя для ламии, — одобрил Эш. — Тер­петь не могу этих глупостей — брать человеческие име­на, а ты как думаешь? У меня три сестры, и все они но­сят прекрасные старомодные имена: Ровена, Кестрель и Джейд. Отец разбил бы тарелку с кровью, если бы хоть одна из них захотела, чтобы ее называли, например, Сьюзан.

— Или Мэдди? — спросила заинтригованная Поппи.

— Как? Это же укороченное от Мэддер[5].

Поппи не могла вспомнить, что это такое. Вроде что-то из ботаники.

— Конечно, я ничего не имею против имени Джеймс, — сказал Эш, но его тон ясно свидетельствовал об обратном. — У вас, в Калифорнии, все по-другому. Здесь больше смертных, и вы должны быть осторожны. Так что если кому-то легче жить с именем смерт­ного...

Он пожал плечами.

— Да, это так, — наобум брякнула Поппи.

Она напряженно соображала: «Неужели он играет со мной?»

У нее закралось подозрение, что он обо всем дога­дался. Чтобы скрыть охватившее ее волнение, Поппи на­правилась к музыкальному центру.

— Ты любишь музыку смертных? — спросила она. — Техно? Джаз? Хип-хоп? — Она помахала диском у него перед носом. — Здесь есть хорошие диски.

Теперь он вынужден был защищаться. Поппи невоз­можно было остановить, когда она говорила о музыке. С широко распахнутыми глазами она принялась болтать без умолку, не давая ему вставить хоть слово. Эш сидел на квадратном диване, вытянув длинные ноги. Его си­ние глаза мерцали.

— Дорогуша, — прервал он ее наконец, — я не люб­лю перебивать, но нам нужно поговорить.

Поппи была слишком сообразительна, чтобы спра­шивать его, о чем именно.

— Нам действительно надо поговорить, — сказал он, — прежде чем вернется Джеймс.

Теперь она не могла уклониться от беседы. Во рту у нее пересохло. Эш наклонился к ней, теперь его гла­за были бледно-зелеными, как воды тропических мо­рей. «Они действительно меняют цвет», — подумала Поппи.

— Это не твоя вина, — сказал он.

— Что?

Это не твоя вина, что ты пока не умеешь блокиро­вать свой мозг. Потом ты научишься, сказал он, и Поппи вдруг поняла, что он не произнес эту фразу вслух.

О... Она должна была подумать об этом. Она долж­на была защитить свои мысли. Поппи попыталась сде­лать это сейчас.

— Послушай, не надо так стараться, я знаю, что ты не ламия. Ты — преобразованный вампир, и ты вне За­кона. Джеймс повел себя очень скверно.

Поскольку отрицать это было бесполезно, Поппи подняла голову и, прищурившись, посмотрела на Эша.

— Так ты знаешь? И что же ты собираешься де­лать?

— Это зависит...

— От чего?

Он улыбнулся.

— От тебя.